Изучая окрестности городка, он вскоре открыл, в одном из его предместий - Хакке, объект для своих любительских изысканий. Здесь проводились довольно внушительные, по масштабам того времени, земляные работы. Шла прокладка канала до портовых причалов, и поэтому древние речные наносы вскрывались на большую глубину.
В процессе земляных работ начали попадаться кости огромных животных: слонов, носорогов и даже бегемотов. Их древний возраст не вызывал у Перье сомнений. В тех же горизонтах, где залегали кости этих животных, он обнаружил странные камни, поражающие правильностью форм. Перье был знаком с образцами, найденных ранее, каменных орудий, а эти, только что извлеченные из земли, были намного грубее и примитивнее. По архаичности, они не шли ни в какие сравнения с находками Турниля и Кристоля. Значит, в Хакке жили люди и не просто ископаемые, а воистину «допотопные», современники обитавших в этих местах теплолюбивых слонов и бегемотов, сделал, вывод Перье. Целых пять лет, он вел наблюдение на тех участках, где велись земляные работы. Накопленный материал испарил остатки сомнений - он открыл стоянку необычайно древних людей, продолжительное время живших в районе Аббевиля.
Продолжительность их жизни хорошо просматривалась анализом каменных орудий. Одни из них отличались почти изяществом форм и тщательностью обработки, другие сохраняли очертания исходной гальки или желвака кремня. Казимир Перье со своими идеями решил обратиться к Буше де Перту, который возглавлял таможенное бюро Аббевиля, личности выдающейся и для провинциального городка необыкновенной. Поэт и писатель пухлых сантиментальных романов, острых политических и социальных трактатов и даже автор волшебных сказок.
Поначалу он воспринял доводы Перье скептически, хотя молодой человек и ознакомил его с наиболее очевидными местами находок. Но с 1836 года, после того, как на его глазах, работниками были извлечены из земли древние кости животных и камни со следами обработки, Буше де Перт, уверовал в то, что горячо ему доказывал Казимир Перье. С тех пор, пятидесятилетний, уважаемый в городе человек стал лазить по речным обрывам, выискивая кости древних животных и обитые камни. Археология стала делом всей его жизни. Вскоре коллекция камней, собранная им вместе с Перье достигла огромного количества и качества. Она могла бы составить предмет гордости любого музея.
В 1839 году Буше де Перт, отправился в Париж, чтобы продемонстрировать находки академикам и предложить их вниманию свои выводы. Его встретил секретарь Академии геолог и математик Эли де Бомон, ярый сторонник Кювье и его разработанной популярной в то время теории катастроф, ранее нами упомянутой, в которой причины смены и обновления органического мира планеты полагались более вескими, чем у эволюционистов. Де Бомон препроводил де Перта к специалистам. Беседы были, конечно, не утешительны и бесперспективны. Сторонников не нашлось ни одного. Все были против его выводов. Идеи не новы и не имеют под собой почвы. Вот так! - При этом применялись доводы, мягко говоря, крайне скептические. Де Бомон не постеснялся заметить, что найденные Буше де Пертом камни действительно обиты, но их могли обить римские воины, которые строили военные лагеря на этой земле. Соискатель истины горячо убеждал, что он не посягает на святая святых этого «конклава» - теорию катастроф, даже высказывает мысль, что слоны, кости которых найдены, погибли в какой-то случившейся катастрофе, и, что люди обколовшие камни не являются прямыми нашими предками, а погибли вместе со слонами. Но даже это «дипломатическое коленце» не помогло. Академики погрозили смутьяну и еретику пальчиком и ограничились назидательно-нравоучительными и шутливо-ироническими замечаниями и требованиями серьезного, а не построенного на эмоциях обоснования.
Они полагали, что этот странный визитер больше никогда не появится в стенах Академии. Но они просчитались! Дилетант из Аббевиля старался найти серьезные доказательства. В течение трех лет с 1839 по 1841 год, один за другим появились пять томов Буше де Перта, названых « О сотворении. Сочинение о происхождении и развитии живых существ», где он упрямо доказывал древность человека, основываясь на открытии костей древних животных и каменных орудий. Ничего кроме скептицизма и насмешек сии труды автору не принесли. Его даже обвиняли в нечистоплотности, поскольку можно было предположить, что эти камни подделал он сам, или кто-то из нанятых им каменотесов. А церковь вообще предлагала запретить издание, так как оно, по их словам, противоречит духу Библии.
Буше де Перт, не сдавался, а когда в 1841 году неожиданно умер его самый преданный друг и соратник Казимир Перье, он продолжил борьбу в одиночестве. В 1844 году в присутствии свидетелей, членов аббевильского общества естествоиспытателей он вынул из земли топоровидный камень со следами обработки, а рядом зуб слона. Он тут же сообщил о находке в Париж. В ответ оскорбительное молчание, за которым подразумевалось призрение к «любителю науки» осмелившегося ниспровергнуть устоявшееся представление о древности человека. А неугомонный де Перт, в 1845 году, опубликовал самую, пожалуй, скандальную книгу « О кельтских допотопных древностях», в которой подвел итоги своим археологическим изысканиям. После публикации книги он вновь обратился в Академию наук и просил назначить ученую комиссию для проверки его выводов о древности человека изложенных в посылаемом сочинении. Ну конечно комиссия была создана. А как же, - все, должно было быть пристойно и согласно традиции Академии, но никто из членов ее не прибыл в Аббевиль. Ситуация безысходная, но мужественный Буше де Перт все равно продолжал борьбу. Он предложил свою богатейшую коллекцию передать безвозмездно одному из музеев Парижа. Даже не удостоили отрицательным ответом этого чудака, неуемного писаку и еретика. С тем же предложением он обратился в Академию. Эли де Бомон в письме изложил вежливый, но категорический отказ. Почти двадцать лет длилась перепалка между Академией и Буше де Пертом. В конце концов, при молчаливом равнодушии и попустительстве Академии, рукописи одного из самых великих археологов Франции, после его смерти, были уничтожены невежественными родственниками.
К негодованию и неудовольствию ученых мужей Парижской Академии, у де Перта, постепенно, начали появляться сторонники, такие же фанатичные и последовательные, как и он сам. Однажды в Аббевиль прибыл представитель « сверх ортодоксальных взглядов» на проблему происхождения человека, физик и врач из Амьена, Риголло, с целью посрамить теорию Буше де Перта. Однако после беседы с ним гость стал ярым сторонником теории «возмутителя спокойствия» и даже впоследствии с гордостью называл себя его учеником. Ученик оказался достойным своего учителя. Вернувшись, домой, в Амьен, с твердым намерением отыскать у себя на родине что-либо подобное, благо Сомма протекала и там, он в местечке Ашель открыл в речных гравиях во вскрытых карьерах, такие же орудия и кости вымерших животных. В 1854 году в Амьене вышла книга, в которой описывались новые находки обитых камней. Выводы в этой ситуации были таковы, - появился новый сторонник Буше де Перта, которых становилось все больше и больше.
Вообще середина 19 века была очень бурной. Это был переход от средневекового мракобесия, к новому буржуазному обществу и как во всякий переходный период в нем бурлили страсти, ломки старых понятий, традиций, многих фундаментальных знаний прошедшего времени. И чтобы оторваться от старого и воспринять новое, необходимо было определенное мужество и усилия. Количество накопленных, за прошедшие века, знаний, под действием работы выдающихся умов того времени превращались в качество новых идей гипотез и теорий. А новое всегда рождается в муках. Так, что вот Вам еще один образец данной главы – Драмы не признанных идей.
В 1868 году, случайно, одним охотником, в Испании, близ поместья некого дона Марселино Сантьяго Томазо де Саутуола, была открыта пещера. Только через 7 лет он от своих друзей узнал о существовании этой пещеры и даже немного покопался в ней. Обстоятельства сложились так, что только через 4 года он принялся за раскопки. Это произошло, после того как он в 1878 году, на 2-ой всемирной выставке в Париже увидел древние орудия труда человека и кости животных, расщепленных, так же как и кости, которые он нашел в первый раз в пещере. В 1879 году он принялся за работу. Сколько бы времени он там копался одному Богу известно, но однажды утром с ним пошла его двенадцатилетняя дочь. Ей наскучило наблюдать за работой отца, и она пустилась в путешествие по ответвлениям пещеры. Там она, неожиданно увидела на потолке великолепные рисунки и с восторгом сообщила об этом отцу. По крайней мере, 17 бизонов резвились, паслись, неслись во весь опор. Здесь же были изображения дикой лошади, вепря и дикой свиньи. Увидев все это великолепие, Саутуола помчался к своему приятелю Хуану Вилланова - профессору геологии и большому знатоку древних животных. Друзья спустились в пещеру и при дальнейшем исследовании, обнаружили целую картинную галерею. Годом позже Саутуола и художник, срисовавший по его просьбе найденные росписи, выпустили книгу под названием: «Краткие заметки о некоторых доисторических объектах в провинции Сантандер». Вот тут-то и грянул скандал! Да еще какой!!
« Росписи на стенах пещеры были сделаны по заказу Саутуолы тем самым художником, которым были выполнены и иллюстрации книги». Таков был слух, пущенный злопыхателями. Абсурд!? Конечно! Но этому как не странно верили. Обвинением послужил тот факт, что между первым и вторым посещением пещеры Альтамира, прошло 4 года. « Вот за эти 4 года и были выполнены рисунки на стенах пещеры», вещали враги Саутуолы.
В юриспруденции есть такое понятие - презумпция невиновности. То есть юрист, в своей деятельности, направленной на расследование произошедшего деяния, должен доказать, что данный человек не виновен. Было бы прекрасно, если в науке так же существовала презумпция состоятельности научной идеи. То есть необходимо было бы доказывать в первую очередь, что данная научная идея верна. Как бы это ускорило научный прогресс во многих сферах.
Такое понимание привело бы многие научные вопросы в тупик, но и вывело бы их на правильную дорогу так же на много быстрее. Так, что вся наука от этого только бы выиграла. Ведь любая научная идея, в противоположность ненаучной, отличается тем, что при ее защите можно апеллировать к определенным трудам, гипотезам, теориям, фактам представленным ранее, а не научную и защищать-то незачем потому, что из-за своей не научности она не требует никаких доказательств. Поэтому научный метод защиты или критики какой-либо идеи предполагает не только наличие системы доказательств, но и наличие принципиальных возможностей, как защиты, так и опровержений.
В 1880 году в Лиссабоне состоялся конгресс. Приехали самые знаменитые археологи того времени. Конгресс выразил недоверие Саутуоле и Вилланове. Хотя геолог яростно и убедительно доказывал, что ни один современный художник не может так детально изобразить животных, обитавших в глубокой древности. С такими доскональными знаниями их анатомии. Его и слушать не хотели. И только в 1902 году торжественно отрекшись от своих прежних взглядов, один из главных противников, уже к тому времени покойных Саутуола и Вилланова, французский профессор Картальяк, объявил о принадлежности многочисленных пещерных росписей руке первобытного человека. Надо отдать профессору должное,- он сделал все, чтобы восстановить доброе имя первооткрывателя и публично попросил извинения и дочери Саутуолы - Марии, за то, что поставил под сомнение доброе имя ее отца.
То была драматическая ситуация основанная на багаже научных знаний того времени, когда существовало мнение, что первобытные люди, в своем поведении и образе жизни, почти ни чем не отличались от горилл. Временные характеристики каменного века были определены смутно и ученые даже приблизительно не представляли себе длительность эпох, в которых протекало развитие человечества. Тем более, умственное развитие древних было за семью печатями. Да, что о них говорить! Ведь даже современные ученые представляют умственные способности предлюдей - австралопитеков на уровне обезьян. Ну, может, не намного повыше интеллектом. Не задумываясь о том, что в тех природных условиях, которые придумала для них большая наука - саванное редколесье полное опасностей, тихоходному прямоходящему существу, к тому же обремененному довольно неуклюжими самками, со слабой реакцией на опасность и беспомощными детенышами, без высоких умственных способностей выжить было просто невозможно.
Мы отождествляем умственные способности с возможностью творить, и не думаем, что они могли отождествляться с возможностью сберегаться в те опасные времена. В настоящее время нам известны две модели миропонимания. Это древнее образно - интуитивное и торжествующее сейчас логико-аналитическое, где проявляется торжество сознания над подсознанием. А может, на заре человечества, было и другое миропонимание? Например, инстинктивно-интуитивное, которое и было в тот период у предлюдей и сохраняло их как вид в течение огромного периода.
А какие же бурные споры возникли в это же время вокруг найденных, в долине Неандерталь, близ впадения реки Дюссель в Рейн, костных останков древнего человека! Было бы не благодарно умолчать эту часть драмы не состоявшихся идей. Она стоит того.
Летом 1856 года, рабочие в каменоломне, где добывались девонские известняки, стали попадаться, в наносных глинах, кости плейстоценовых животных. Однажды в их трудолюбивые руки попали кости очень похожие на человеческие. По простоте душевной они и их отправили в отвал вслед за костями животных. Только счастливый случай помог владельцу каменоломни их обнаружить. Полагая, что это кости пещерного медведя он их сохранил. В августе того же года, совладельцем каменоломни Папперомом, были переданы для экспертизы, специалисту Иоганну Карлу Фульротту, профессору математики, доктору философии и естественных наук. Он вместе со своим другом врачом Куном определили, что кости принадлежат не медведю, а человеку. О чем он и поспешил уведомить весной 1857 года, в Бонне, на сессии Нижнерейноского общества естественных и медицинских наук. « Я полностью убежден, что остеологические особенности и локальные условия дают основание отнести эти человеческие кости одного индивида к доисторическому времени, вероятно, к диювиальной эпохе, и, таким образом сделать вывод о принадлежности их древнему представителю человеческого рода». Равнодушных в зале не было. Как всегда были и приверженцы, нейтральные и скептики, которые образовали отдельную группочку. (Всегда и везде, посредственности активно сплачиваются против того, чего они по своей узости кругозора не понимают, а это всегда, поверьте, страшно).
После краткой дискуссии решили, что с подобными необдуманными и научно необоснованными утверждениями мог выступить только дилетант. Конечно, Фульротт сам виноват. Он ограничился только расспросами очевидцев, которым попались эти костные останки, и не только не провел геологических исследований, но сам этой пещеры не осматривал. Это был большой козырь для злопыхателей, но им был тут же подан неприятный сюрприз. По строению костей из Неандерталя высказался всеми известный и уважаемый анатом, профессор, Герман Шаафхаузен. Слушателей глубоко поразили его слова, которыми он закончил свои выводы по этому вопросу. «Человеческие кости и череп из Неандерталя превосходят все доныне известное. Особенности их строения (а именно сильно выступающая область надбровных дуг), позволяют сделать вывод, что это был грубый и дикий народ. Но независимо от того, каким путем эти костные останки попали в грот, где были найдены, они принадлежат древнейшим обитателям Европы. Возможно, эти кости относятся ко времени, когда еще жили последние из вымерших животных диювиальной (плейстоценовой) эпохи, однако доказательств этого пока нет». Теперь умолкли и скептики.
Первыми поддержали точку зрения Фульротта видный анатом Т. Гексли (1825 – 1895), историк древнего мира В. Кинг, антрополог П. Брока, но все же гораздо многочисленнее были ученые, упорно отрицавшие принадлежность скелета к какому – либо виду человека, стоящему на нижней ступени эволюции. Это был фонтан абсурдов, трудно граничащих со здравым смыслом. Так, например, на заседании Парижского антропологического общества, в мае 1863 года, Прюне-Бей объявил, что останки из Неандерталя принадлежат кельту, но не нормальному человеку, а идиоту. Эту точку зрения поддерживали и некоторые другие ученые, Картер, Блек и Чельдер, а боннский анатом Август Франц Мейер в 1864 году заявил, что это скелет казака из армии генерала Чернышева. Казак, якобы, был ранен во время боевых действий, укрывался в пещере, где и умер в 1814 году. Готтингский анатом Рудольф Вагнер полагал, что это останки старого голландца. И даже знаменитый Альфред Рассел Уоллес, который одновременно с Ч. Дарвином, выдвинул идею естественного отбора, так же, как не странно, оказался в ряду противников эволюционной теории происхождения человека. Он считал, что это были останки дикаря; а англичанин Бернард Левис, высказал мнение, что череп из Неандерталя имеет такую форму потому, что швы черепных костей заросли прежде времени. То есть на лицо патологические изменения.
Берлинский же ученый Рудольф Вирхов, общепризнанный авторитет в области патологий, публично, на берлинском съезде антропологов заявил, что неандертальские останки ни коем образом не принадлежит представителю примитивной расы. Они являются останками скелета старого человека, деформированного вследствие перенесенных заболеваний (рахита в юности и тяжелой формы подагры к концу жизни). В общем, кто что выдумал, то и высказывал.
В 1886 году, Марсель де Рюи, Жюльен Фрэпон и Макс де Лоэ, в пещере Бек-о-Рош, обнаружили два скелета неандертальцев. Все было точно измерено и задокументировано. В связи с этим научные радения вокруг плейстоценовых, доисторических людей, подходили к концу. Завершил их страсбургский анатом Густав Швальбе. Это произошло уже в начале 20-го века. В 1901 году, в своих трудах, основанных на тщательном изучении подлинного материала находок этих двух скелетов, он писал: «По своему примитивному типу, неандертальского человека, с полным правом, можно назвать первобытным человеком».