Вечером — домой. А там загримированная до неузнаваемости проститутка Маринка, изображающая из себя инвалида-колясочника. Каменский ее накормит, поинтересуется, как та день провела. Ну, а перед сном они сядут телевизор смотреть. Рафаэль Рудольфович со своими ребятами заснимет, как притворяющийся уставшим судья закемарит перед «ящиком», а Маринка его пледом накроет, чуть ли не колыбельную на ухо споет, доброй ночи пожелает и укатит спать. Телевизионщики сворачиваются и покидают квартиру. И как только дверь за ними захлопывается, Алексей Иванович подпрыгивает с дивана, идет к бару, наливает полный стакан виски со словами «как меня это зае…» и выпивает залпом.
Закрыв за съемочной группой дверь. Маринка поднялась с инвалидного кресла и направилась в ванную. Сняла парик, смыла с лица грим, посмотрелась в зеркало и довольно улыбнулась.
— Кажется, я начинаю входить в образ. Скоро и всей этой штукатурки не понадобится. Все-таки я прирожденная актриса, — похвалила она сама себя, вышла в коридор и направилась в гостиную.
Угрюмый Каменский сидел за столом и неспешно потягивал виски Johnnie Walker. Когда к нему подсела Маринка, он даже не посмотрел в ее сторону.
— Лешенька, может, хватит дуться? — пролепетала женщина.
Но судья молчал. По его недовольному выражению лица было видно, что никакая компания ему сейчас не нужна и он хочет побыть наедине с самим собой.
— Ну, Лешка, — просящим голосом затянула проститутка.
— Что ты от меня хочешь? — неожиданно взорвался главный герой «Судейских будней». — Чтобы я тебя простил? Даже не мечтай. А знаешь, почему я тебя до сих пор терплю? Потому что ты снимаешься со мной в одном шоу. Но, как только оно закончится, ноги твоей здесь не будет.
— И ты даже не оценишь мой поступок? — с вызовом произнесла Маринка.
— Какой такой поступок? — удивился судья.
— А то, что я Маркизика не похоронила, а в таксидермический центр отдала, чтобы из него чучело сделали. Будет смотреться как живой. Мне, между прочим, гарантию дали, что пять лет ни одна шерстинка у него не вылезет. В гостиной поставишь. Можно даже глаза ему светящиеся заказать. Вот так, — похвасталась проститутка.
Каменский едва не подавился кубиком льда.
— Что? — выкрикнул он. — Чучельникам Маркизика отдала? Да ты с ума сошла. Чтобы завтра немедленно его оттуда забрала и похоронила на кладбище для домашних животных. Ты меня слышишь?
Похоронила, а не заморозила, — хватался за голову судья. — Это ж надо до такого додуматься. Ну и дура! — с этими словами он выбрался из-за стола, накинул старомодный светло-коричневый пиджак с кожаными нашивками, достал мобилу и набрал номер. — Подгоняй машину к подъезду!
— Ты куда. Лешенька? — захлопала ресницами проститутка.
— Во-первых, перестань называть меня Лешенькой. А во-вторых, не твое собачье дело, — Каменский громко хлопнул дверью.
Поникшая Маринка потянулась к початой бутылке виски. Но в последний момент отдернула руку.
— Нет, не стоит из-за козлов напиваться, — твердо решила она. — Надо будет обязательно Лоре позвонить и совета у нее спросить, что мне дальше делать. Она мудрая женщина, плохого не посоветует.
У подъезда Каменского уже поджидал черный «Мерседес». Судья торопливо забрался на заднее сиденье и скомандовал своему личному шоферу ехать за город. Называть адрес не стал. Ведь водитель и так знал, что если шеф выбирается из дому на ночь глядя, то только ради встречи с одним влиятельным человеком, проживающим не где-нибудь, а в элитном подмосковном коттеджном поселке, облюбованном крупными чиновниками и звездами шоу-бизнеса.
Через час автомобиль свернул с трассы, прокатил с километр по узкой заасфальтированной дороге и замер у ворот роскошного особняка. Наведайся сюда Алексей Иванович в первый раз, его долго мурыжила бы охрана, прежде чем пропустить внутрь. Но так как в последнее время он был здесь частым гостем и его «Мерседес» уже успел примелькаться секьюрити, все прошло быстро. Хмурый охранник спешно открыл ворота и сообщил по рации, что визитер прибыл…
…Не доезжая каких-то пятисот метров до роскошного особняка, на обочине дороги затормозил микроавтобус серебристого цвета. Забрызганные грязью борта, запыленное лобовое стекло. Плотно задернутые шторки на окнах. На крыше компактная антенна, похожая на перевернутый детский зонтик.
— …Подключаемся, — ухмыльнулся рыжеволосый парень и защелкал клавишами, поглядывая при этом в монитор компьютера.
— Ну. Артем, и где изображение? — глядя в темный экран, нетерпеливо спросил Макарский.
— Обождите. Рафаэль Рудольфович, сейчас появится, — успокоил его парень.
— Он у нас настоящий гений, — похлопал по плечу своего коллегу оператор Иван. — Такие вещи вытворял. Вот снимали мы как-то одно шоу, наподобие «Дома-2». Так Артем умудрился одной бабе незаметно в заколку камеру установить…
— Тише, — не дал договорить ему маститый режиссер. — Картинка появилась.
На широкоформатном экране возник роскошный интерьер особняка: резная мебель, мраморный пол, картины известных художников на стенах. При этом изображение все время плясало. И это явно не понравилось Макарскому.
— А с этим ничего нельзя поделать? — пробурчал он.
— К сожалению. Рафаэль Рудольфович, это не от меня зависит, — отозвался Иван.
— Как не от тебя? Ты же ему эту свою миниатюрную видеокамеру в верхнюю пуговицу пиджака вмонтировал, — возразил режиссер.
— Не виноват же я, что он пиджак не застегнул, да при этом еще и руками размахивает. Вот и трясется картинка. Когда же он его застегнет или сядет, то изображение стабилизируется, — объяснил рыжеволосый.
— Ладно, работай. В конце концов, наше дело снять, а с качеством пускай другие разб… — Макарский вдруг смолк, поняв, что сболтнул лишнего.
Артем и Иван переглянулись. Последний набрался смелости и произнес:
— Это, конечно, не мое дело. Но кто эти другие, на кого мы работаем во внеурочное время, подсматривая за ничего не подозревающим судьей?
— Я не понял, — набычился режиссер, — Ты что, недоволен теми бабками, которые я тебе за это плачу?
— Да нет, меня все устраивает, — мгновенно осекся Иван, поняв, что и впрямь полез не в свое дело.
— Ну, тогда помалкивай, — бросил Рафаэль Рудольфович и уставился в экран.
На мониторе «крупняком» появился хозяин особняка — министр юстиции Владимир Михайлович Зайцев: отъетая ряха, нос картошкой, раскрасневшиеся щеки. Он властно смотрел на Каменского и даже не подозревал, что в этот момент его снимают скрытой камерой.
— Ни фига себе, — присвистнул Артем.
— Да это же… — округлил глаза Иван.
— Т-с-с, — напрягся удивленный не меньше своих подчиненных режиссер, — Он что-то говорит. Погромче сделай.
Рыжеволосый покрутил на микшерском пульте колесико с надписью «Volume». В салоне микроавтобуса воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуком из динамиков, которые ретранслировали диалог между министром и судьей:
— …Что-то ты. Алексей Иванович, неважно выглядишь. Случилось чего?
— Устал я. Владимир Михайлович, целый день под прицелом видеокамер находиться. Отдохнуть хочется.
— Это для дела надо. Ты уж потерпи.
— Я понимаю. И все же.
— Ладно, чего это мы с тобой в холле топчемся. Давай ко мне в кабинет, там и о делах поговорим.
— Что-то жарко тут у вас.
— Так ты не стесняйся, снимай свой пиджак и чувствуй себя как дома.
Картинка на экране вновь заплясала, в кадр попали налакированные туфли, а потом видеотрансляция превратилась в стоп-кадр.
— Звук пиши, черт, — выругался режиссер. — Микрофон-то при нем остался.
Какое-то время можно было слышать, как шагают по мраморной лестнице двое мужчин. Но вскоре исчез и звук. Артем тут же застучал по клавишам, пытаясь вернуть сигнал — тщетно.
— А это еще что такое? — занервничал Макарский, понимая, что Дугин будет, мягко говоря, недоволен, предоставь он ему сделанную запись в нынешнем виде — никакой конкретики, лишь один треп. — Где изображение? Давай выводи на монитор.
— Думаю, уже не получится, — разочаровал рыжеволосый парень режиссера. — Скорее всего, у него в кабинете какая-то глушилка стоит или стены специальные.
— Что значит специальные? — недоумевал Рафаэль Рудольфович.
— Ну, которые любой сигнал через себя не пропускают. Вот мы и не можем пробиться, — пространно разъяснил Артем.
— Есть такие… — подтвердил Иван и тут же добавил: — Стены…
— Да ну вас, — Макарский плюхнулся на кресло, достал носовой платок, вытер вспотевший лоб и тихо, лишь для себя, проговорил: — И что мне теперь Павлу Игнатьевичу говорить? Мол, стены помешали? Тьфу, ты. — А уж затем громко сказал: — Поехали. Нечего нам больше здесь торчать!
Серебристый микроавтобус с антенной на крыше тронулся с места, развернулся на узкой дороге и покатил прочь от роскошного особняка, в котором тем временем за закрытыми дверями кабинета обсуждали дела насущные министр и судья. Первый в основном слушал и лишь иногда уточнял те или иные моменты. А вот второй все говорил и говорил.
Серебристый микроавтобус с антенной на крыше тронулся с места, развернулся на узкой дороге и покатил прочь от роскошного особняка, в котором тем временем за закрытыми дверями кабинета обсуждали дела насущные министр и судья. Первый в основном слушал и лишь иногда уточнял те или иные моменты. А вот второй все говорил и говорил.
— …Так что уголовное дело в отношении Погореловой разваливается на глазах. И мне не останется другого выбора, как оправдать ее прямо в зале суда, — подвел итог своей длинной речи Каменский, переложив сложенный вдвое пиджак из одной руки в другую.
Восседающий за рабочим столом Зайцев озадаченно наморщил лоб, забарабанив пальцами по подлокотнику кресла.
— Да, плохи наши дела, — изрек он. — Мало того что ничего не клеится, так еще и убить хотят.
— В смысле? — испуганно сглотнул Алексей Иванович.
— Недавно на меня покушение совершили. Вот только взрыватель у гранаты осечку дал. Ты не представляешь, что я тогда пережил — перед глазами в одночасье вся жизнь пронеслась. Так что будь предельно осторожен и удвой охрану, — предупредил судью хозяин роскошного особняка.
— Так у меня ж, кроме шофера, никого и нет.
— Значит, я тебе своих людей дам, — тут Зайцев просветлел лицом, выпрямился в кресле, и на его губах заиграла ухмылка. — Хотя, кажется, я знаю, как нам удастся «закрыть» эту Погорелову, а заодно и страху на членов антикоррупционной организации нагнать. Правда, придется применить запрещенный прием. Но на войне все средства хороши. Для начала нам… — и он принялся излагать Каменскому только что родившийся в его голове коварный план.
Глава 10
Целый день Андрюшка Погорелов гулял с бабушкой в парке. Катался на аттракционах, плавал на прогулочном катере, даже выиграл мягкую игрушку в тире, точно попав в одну из призовых мишеней.
Пораженная меткостью внука пожилая женщина спросила у него: «Где ты так научился стрелять?» На что мальчуган гордо ей ответил: «Мне же мама недавно автомат с лазерным прицелом подарила».
Ближе к вечеру они вернулись домой. Бабушка сразу же занялась ужином, а Андрюша сел собирать конструктор. Ничего не предвещало беды. На кухне гремели кастрюли, скворчало на сковороде жарившееся мясо, играло радио. Тем временем посреди небольшой комнатки вырастал небольшой город «Lego» со своей инфраструктурой: аккуратными маленькими домами, полицейским участком, пожарной станцией, аптекой, зоопарком. В общем, каждый был занят своим делом. Бабушка готовила еду, ребенок играл.
И тут в дверь позвонили. Пожилая женщина сняла фартук, уменьшила огонь на плите и пошла открывать. Даже не посмотрела в глазок — думала, что соседка пришла поболтать за жизнь и попить чаю.
— Добрый вечер, — сухо произнес низкорослый плюгавенький мужичок с папкой из кожзама под мышкой и бесцеремонно переступил порог квартиры.
Следом за ним проследовала молчаливая женщина лет сорока с зачесом на голове и ярко накрашенными губами. При этом ни ее спутник, ни она сама не удосужились даже ноги о коврик вытереть.
И сейчас топтали своими грязными туфлями ковровое покрытие.
— Добрый, — опешила Погорелова-старшая, сердцем чуя, что визитеры пришли к ней отнюдь не с благими намерениями.
— Значит так, гражданочка, — казенным языком проговорил плюгавенький мужичок, доставая из папки листы формата А4 с каким-то текстом и печатями. — Мы из органов опеки и попечительства.
Пришли уведомить вас, что согласно закону о…
Бабушке Андрея стало дурно. В ушах загудело. Перед глазами все поплыло. Она схватилась за сердце и осела на пол прихожей. Женщина с зачесом взмахом руки остановила тараторящего коллегу, присела на корточки, заглянула Погореловой-старшей в глаза. Ее взгляд буквально прожигал насквозь.
— Не вы первая, не вы последняя. Все так себя ведут, когда мы приходим. Кто-то симулирует, кому-то и вправду плохо становится, а кто-то и с кулаками лезет. В первом случае мы свою работу продолжаем. Во втором входим в положение и «Скорую» вызываем. В третьем — в полицию звоним. А у вас, гражданочка, как я посмотрю, как раз первый случай. Так что с вашего позволения мы забираем у вас внука, — цинично заявила женщина и прикусила ярко накрашенные губы.
— Только посмейте! — ослабшим голосом прохрипела Погорелова-старшая, продолжая прижимать руку к груди. Ее сердце бешено колотилось.
Ничего не говоря, женщина с зачесом и плюгавенький мужичок зашли в комнату, посреди которой раскинулся город Lego. Но Андрюши нигде не было видно.
— Вот сорванец. Видимо, через балкон убежал. Этаж-то первый, — глядя на приоткрытую дверь, за которой виднелась просторная лоджия, предположил обладатель папки из кожзама.
— Вполне возможно. А может, спрятался где-то, — еле слышно, чуть ли не заговорщицким шепотом промолвила работница органов опеки и попечительства. — Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать, — после чего она резко опустилась на колени и, приподняв скатерть, заглянула под стол.
И тут ей в лоб уперся пластмассовый ствол пневматического китайского пистолета, стреляющего пластмассовыми пульками. Андрюша не мешкал — сразу нажал на спуск. Женщина подскочила, как ошпаренная, заметалась по комнате, но зацепилась ногой за шнур, споткнулась и грохнулась прямо на город Lego. Если бельгийский конструктор, славящийся своей прочностью, это пережил, то упавшая на него работница органов опеки и попечительства взвыла от боли — маленькие детальки буквально впились в ее тело.
А вот плюгавенький мужичок растерянно смотрел то на свою спутницу, то на Андрюшу, который к этому времени уже выбрался из-под стола и направил автомат на него.
— Пацан, ты чего? — промямлил он, все сильнее прижимая к себе папку.
Не произнося ни слова, ребенок стиснул зубы и нажал на курок. Одна из пулек угодила мужичку промеж глаз, вторая — в нос, третья — в паховую область. А потом Андрюша уже стрелял без разбору.
Покалеченные работники органов опеки и попечительства пулей вылетели из квартиры и, спотыкаясь, заспешили к выходу из подъезда. Ребенок повесил автомат на плечо, хлопнул дверью, закрыл ее на все замки и склонился над бабушкой.
— Внучок… Валидол… — с трудом выдавила из себя бледная как смерть Погорелова-старшая.
Объяснять Андрюше, что такое валидол и где он лежит, не было необходимости. Он уже не раз носил своей бабушке это лекарство, когда у нее прихватывало сердце. А потому ребенок быстро слетал на кухню, отыскал в навесном шкафчике нужную упаковку и вернулся обратно — с таблеткой в одной руке и стаканом воды — в другой.
Через полчаса полуживая, но уже пришедшая в себя бабушка впопыхах паковала самые необходимые вещи в клетчатый баул. Анрюша же сидел на диване и сосредоточенно заряжал в рожок китайского игрушечного автомата новые пластмассовые пульки.
— Я уже вызвала такси. Едем в деревню. Здесь небезопасно, — приговаривала Погорелова-старшая, сгребая с полок белье.
— Пуфкай только попробуют на наф напафть. Я их вфех перефтреляю, — бормотал себе под нос Андрюша, который так и не научился толком выговаривать букву «с».
* * *Человеку, долгое время прожившему в глуши, сложно вернуться обратно в цивилизованный мир с его шумными и многолюдными улицами, тесными и душными квартирами. Ведь он привык к просторам, свежему воздуху. А город для него уже неволя, словно клетка для дикого зверя.
Но, как ни странно, сибирский отшельник быстро освоился на одной из конспиративных квартир антикоррупционной организации, расположенной неподалеку от центра Москвы. Конечно, поначалу он немного растерялся, не зная, как пользоваться теми или иными вещами, которых он в жизни никогда не видел. Ведь съехал в тайгу, когда слово «перестройка» еще имело какой-то смысл. Он долго не мог понять, как включать электрочайник, микроволновку, тот же плазменный телевизор, который управлялся с помощью сенсорной панели. Но потихоньку освоился, оценил достижения цивилизации по достоинству.
Покидать пределы квартиры вчерашнему отшельнику было нельзя. За этим строго следили приставленные к нему агенты, которые проживали в соседней комнате. Опасения Павла Игнатьевича Дугина можно было понять. У него в руках имелся ценный свидетель, который должен был разбить в пух и прах обвинение, выдвинутое против Лидии Федоровны Погореловой. А выйди отшельник на улицуможет заблудиться в многомиллионной Москве или попасть в какую-нибудь передрягу. Так что нужно было непременно держать его взаперти до тех пор, пока не будет готов сделанный накануне анализ ДНК. И уже тогда, имея на руках не только голословные доказательства, предъявлять его общественности.
Впрочем, отшельник и не собирался никуда убегать. Он охотно выполнял все, что от него требовалось. Разучил речь, которую должен будет произнести в суде. Дал сбрить свою неопрятную бороду.