— Это на верхней полке, за другими банками, — подсказал Андрей, не сдержался и вымолвил: — Три!
— Что три? — не понял начальник отдела по борьбе с экстремизмом.
— Там три банки, но осталась только одна, — криво улыбнулся Ларин, и в этот момент последовал выстрел снайпера.
Расчет был в том, чтобы не убить Митяева, а лишь тяжело ранить. И это удалось сделать. А тут еще и Андрей подскочил, выбив из руки Марата Сергеевича пистолет.
— Сволочь, — прохрипел он, прижимая ладонью кровоточащую огнестрельную рану на животе.
Не мешкая, Ларин вмазал обезоруженному начальнику отдела по борьбе с экстремизмом кулаком в челюсть. Тот качнулся назад, словно боксерская груша после удара, а потом в обратную сторону, уже на Андрея. Тот немного отступил и поскользнулся в луже собственной крови. Упал на пол. А сверху на него приземлился не удержавший равновесия Митяев. Придавил своим грузным телом.
— Задушу, бля… — потянул он свои ручищи к шее Ларина.
Будь агент антикоррупционной организации не ранен в плечо, он без проблем сбросил бы с себя противника. А так извивался под ним ужом, то и дело нанося снизу-сбоку удары здоровой рукой. То бил ему в ухо, то в висок, то в скулу. Но Марат Сергеевич не слезал с него. Душил и душил.
Казалось, что у обессиленного и потерявшего много крови Андрея нет никаких шансов переломить ход схватки, и все уже предрешено. Но вот его пальцы нащупали холодную металлическую ручку выдвижного ящичка. Он рванул ее на себя. Зазвенели, посыпались на пол столовые приборы: ложки, ножи, вилки. Ларин было схватился за кухонный нож и уже собирался вонзить его в Митяева, но тут же отбросил, вспомнив, что тот нужен ему живым.
— Сдохни! Сдохни! — хрипел тем временем тяжело раненный Марат Сергеевич, сдавливая горло Андрея.
Костенеющие пальцы Ларина нащупали нечто деревянное, гладкое, но что самое главное, твердое и достаточно тяжелое. Он тут же вцепился в этот предмет и нанес им несколько ударов в голову начальника отдела по борьбе с экстремизмом. Тот ослабил хватку, закатил глаза и завалился на бок.
— Скалочка-выручалочка, — просипел Ларин, глядя на зажатый в кулаке окровавленный деревянный валик с резными ручками для раскатки теста.
После чего бросил его в лужу крови, ухватился рукой за кухонный стол и с трудом поднялся. Перед глазами все плыло. Ноги подкашивались. Андрей понял, что вот-вот потеряет сознание. Он потянулся к открытому навесному шкафчику. Загремели банки. Посыпалась мука, крупы, соль, сахар. Наконец он отыскал то, что ему было нужно.
В ноздри ударил резкий запах нашатырного спирта.
— Ух, ну и вставило, — пошатнулся Ларин.
Внезапно за его спиной вырос Митяев, прерывисто дыша ему в затылок.
— Да когда ты, наконец, угомонишься? — с этими словами Ларин схватил с плиты тефлоновую сковородку и с разворота вмазал ею по лицу Марата Сергеевича…
…Когда Андрей пришел в себя, то увидел, что лежит на кровати в одной из комнат конспиративной квартиры. Голова раскалывается, будто с похмелья. Подташнивает. Все тело липкое от пота.
В общем, самочувствие хуже некуда. Он скосил глаза на свое правое плечо — перебинтовано. А сквозь марлю медленно проступает, разрастается багровое пятно крови.
— Значит, не приснилось, — пробормотал Ларин, приложив немало усилии, и присел на кровати.
Он абсолютно не помнил, что произошло с ним после того, как он заехал Митяеву по морде. Единственное, что врезалось в память, — это пронзительный вой сирены. То ли полицейской, то ли пожарной, то ли «Скорой помощи». Он звучал у него в голове до сих пор.
В коридоре послышались тихие, осторожные шаги. Андрей напрягся, уставившись на закрытую дверь. За матовым стеклом вырисовался темный мужской силуэт. Круглая ручка провернулась, и в комнату вошел Дугин. В его руке дымилась белая чашка, в которой плескался черный кофе. Что было весьма странно, ведь в последнее время у Павла Игнатьевича стало пошаливать сердце, и он исключил из своего рациона какие-либо напитки, содержащие кофеин.
— Как здоровье? — тут же справился руководитель тайной организации по борьбе с коррупцией и присел на край кровати.
— Хреново, — не стал скрывать Ларин и добавил: — Но вполне терпимо. А вот ваше здоровье я бы поберег, — кивнул он на чашку.
— Распереживался за тебя, вот и решил нервы успокоить, — Дугин посмотрел на наручные часы. — Я буквально на минутку к тебе забежал — спешу. Так что давай перейдем к делу…
— Погодите. Павел Игнатьевич, — остановил его Андрей. — Может, объясните, что со мной произошло? И где, в конце концов. Митяев?
— В реанимации, состояние критическое. Но будем надеяться, что очухается. Не хотелось бы такого ценного свидетеля терять. А что с тобой произошло — не знаю. Я только со слов наших ребят из «Скорой» могу сказать. Говорят, когда в квартиру забежали, увидели, что ты без сознания в прихожей лежишь, в плечо ранен и почему-то сковородку в руке держишь. Пальцы не разжать. А Марат Сергеевич на кухне в луже крови валяется. Одна часть бригады здесь осталась, пулю из тебя доставать. А другая Митяева в больницу повезла. Ну, а потом и я приехал, — пояснил Дугин.
Голова еще больше разболелась. Но Ларин спустил ноги с кровати и даже попытался встать. Правда, тут же бросил эту затею, так как мгновенно потемнело в глазах, в висках застучало. Пришлось вновь прилечь, чтобы не потерять сознание второй раз за день.
— Ты куда собрался? — как-то уж совсем грустно поинтересовался Павел Игнатьевич.
— Некогда валяться. Работать надо. Погорелову спасать. Времени-то в обрез осталось, — упрямо сказал Андрей, который был даже не в силах оторвать голову от подушки.
— А чего работать? — вздохнул Дугин. — Мы проиграли. Седых, в смысле Пономарев, у них. На Лидию Федоровну надавили, пригрозив отобрать ребенка, и она готова оклеветать себя в суде. И даже подсаженная к ней в камеру СИЗО Лора не может ничего с этим поделать.
— Мало того, что Седых у них в руках, он уже мертв. По крайней мере, мне так сказал Митяев, — дополнил неутешительную речь Павла Игнатьевича Ларин.
— Тем более, — обреченно махнул рукой руководитель антикоррупционной организации.
— И неужели мы сдадимся? — сжал пальцы в кулак Андрей. — Неужели все это было напрасно? Ведь наверняка можно что-то придумать. Нельзя же сидеть сложа руки.
Отпив из чашки остывший кофе. Дугин поднялся и, сгорбившись, зашагал к двери.
— Быстрее поправляйся, — бросил он, прежде чем выйти из комнаты.
Глава 11
Тускло горели фонари. Сильный ветер гнал по пустынным ночным улицам не убранный дворниками мусор. Редкие прохожие, засидевшиеся допоздна в офисах, спешили домой, чтобы побыстрее оказаться в тепле.
И лишь возле круглосуточного супермаркета наблюдалось некое оживление. На стоянке у магазина то и дело останавливались такси, из которых высыпали шумные компании подвыпивших молодых людей, которые затаривались водкой, пивком, вновь залезали в машины и катили «голливудить» в ночь. Тут же около входа в «ночник» ошивался колоритный бомж в продырявленной ковбойской шляпе, футболке, рваных джинсах и кедах, которые он купил за бесценок в одном из секондов Москвы. Он периодически цеплялся к людям с просьбой дать ему немного денег на бухло. Кто-то посылал его в одно известное всем место. Кто-то брезгливо доставал из заднего кармана помятую десятку. Так или иначе, но за час дежурства перед супермаркетом бомжара уже насобирал на пузырь. Но покидать хлебную «точку» не спешил, хоть и трубы горели. Ему нужно было наскрести еще и на закуску, ведь не жрал он с самого утра. А выпитое на голодный желудок спиртное могло тут же попроситься наружу.
Переводить продукт попусту он не любил.
— Парень, помоги чем можешь, — бросился он наперерез длинноволосому юноше, катящему перед собой груженную шампанским тележку.
— Отвали, мужик, — окрысился тот. — Работать надо!
— Тебе что, жалко копейку дать? — не унимался бомж. — Вон сколько бухла накупил!
— Слушай, не жужжи над ухом, — парень открыл багажник и принялся перекладывать в него одну за другой зеленые бутылки сухого и полусладкого.
Но колоритный тип не отставал, крутился у него за спиной и приговаривал:
— Ну, выручи, а? Тебе что, впадлу?
Парень уже начинал терять терпение.
— Ты нарываешься, — предупредил он приставучего мужика.
— Земеля, ну дай хоть двадцатку, — пропустив замечание мимо ушей, продолжал умолять бомж.
И тут парень, развернувшись, врезал ему кулаком в нос. Несильно, а так, для «профилактики», чтобы понял — если не угомонится и не отцепится, то последствия могут быть куда плачевнее.
Поняв «намек», бомж, шмыгнув носом, побрел прочь, бормоча на ходу:
— Не люди, а звери какие-то. Куда страна катится?
Поняв «намек», бомж, шмыгнув носом, побрел прочь, бормоча на ходу:
— Не люди, а звери какие-то. Куда страна катится?
На стоянку перед круглосуточным супермаркетом заехал «Хаммер». Полированные литые диски, тонированные стекла, тюнингованный капот. Из машины выбрались типичные представители так называемой «золотой молодежи». Эдакий «гламурный подонок» с модной «чиксой» и двумя разодетыми в дизайнерское тряпье «кошелками». Троица, хихикая и подкалывая друг друга, направилась к «ночнику».
Бомж, воспряв духом, бросился за ними следом.
— Люди добрые, помогите голодающему, век благодарен буду, — затараторил он.
Надушенные дорогой парфюмерией девицы поморщили носы, учуяв тошнотворный запах мочи, исходивший от асоциального элемента.
— Фил, дай ты ему бабла, иначе не отстанет, — толкнула в бок «гламурного подонка» одна из них.
— Реально, не отстанет же, — вторила ей другая.
Тот, кого назвали Филом, не глядя, запустил пальцы в толстый бумажник и швырнул за спину веер мелких купюр. Бомж поймал одну из них в полете, другие спланировали на асфальт.
— Спасибо… здоровья… счастья вам и долгих лет жизни, — ползая на карачках и собирая деньги, радостно кричал им вслед счастливый бомж.
Представители «золотой молодежи» даже не обернулись — скрылись за раздвижными стеклянными дверями «ночника». А бездомный, присев на бордюр, стал подбивать «улов».
— Сто… двести… триста… — хрустел он новенькими банкнотами, от которых еще пахло типографской краской. — Почти тысяча набралась! Все, решено. Устрою себе праздник.
Чуть ли не пританцовывая, бомж заспешил к круглосуточному супермаркету. А через десять минут вышел из него с пухлым пакетом, в котором лежало три бутылки самой дешевой водки, пара пачек сигарет, блок спичек, палка колбасы, лаваш и консервы. Напевая себе под нос какую-то веселую песенку, он побрел темной улицей в свое пристанище, оборудованное в отданном под снос старом доме.
Настроение у бомжа поднялось настолько, что он был готов целовать каждого встречного. Вот только прохожих на улице не наблюдалось. Но, если бы они и были, то вряд ли кто-нибудь из них захотел оказаться в объятиях зловонного асоциального элемента, от которого за версту несло мочой и еще хрен знает чем.
Правда, вскоре на глаза бомжу попался угрюмый мужчина, сидевший на скамейке на остановке общественного транспорта. Он кутался в клетчатое одеяло, постукивал от холода зубами, то и дело притопывая босыми ногами по заплеванному асфальту.
Вот уже целый час Володя Пономарев сидел на этом месте и не знал, куда ему податься. К тому же он все еще никак не мог прийти в себя после случившегося. Ему до сих пор мерещились те двое наголо бритых мудаков в кожаных куртках и тот мотоциклист, от которого он потом едва унес ноги.
— Доброй ночи, земеля! — подсев к отшельнику, произнес буквально светящийся от счастья бомж. — Чего делаешь?
— Н-н-не з-з-знаю, — ответил Пономарев, глядя на свои посиневшие ноги.
— Тебя что, из подъезда жильцы выгнали? Понаставили дверей металлических, — проговорил бомж и, даже не дав открыть отшельнику рта, продолжил: — Понимаю твою беду. Со мной недавно тоже подобная история случилась. Несколько дней по городу бродил, новое ПМЖ искал. И нашел, причем козырное. Теперь в моем распоряжении целый дом. Правда, туда в любой момент строители нагрянуть могут. Но пока тихо, не видно их, — он снял продырявленную ковбойскую шляпу, сунул ее в пакет и взъерошил немытые волосы. — Если тебе перекантоваться негде, то могу на время приютить, места там уйма. Ну, так как?
— М-м-мне б-б-бы с-с-согреться, — едва шевелил посиневшими губами Пономарев.
— Это не проблема. Костерок разведем, — заулыбался бомж гнилыми зубами. — К тому же у меня и водки море, — он потряс пакетом, в котором зазвенели бутылки. — Заодно и компанию мне составишь.
А то надоело одному бухать, да потом с помойными котами разговаривать. Ну, что?
Услышав слово «костерок», замерзший отшельник закивал, поднялся со скамейки, но добавил:
— С костерком поосторожнее надо. Дом можно спалить.
Спустя какое-то время бомж и Володя Пономарев уже сидели в одной из квартир отданного под снос дома. Жгли старые стулья и табуреты. Пили из пластмассовых стаканчиков водку, закусывая ее лавашом и колбасой. Если отшельник молчал и завороженно смотрел на огонь, напоминавший ему о далекой тайге и родной землянке, то асоциальный элемент рта не закрывал. Все рассказывал и рассказывал, как в прошлой жизни он сорил деньгами и просаживал всю зарплату в кабаках.
Ближе к утру водка закончилась. Изрядно нажравшийся бомж наскреб по карманам еще на одну бутылку, и они вместе с Пономаревым отправились в круглосуточный супермаркет за добавкой. Причем последний был абсолютно трезв. Оно и неудивительно. Ведь его, привыкшего пить убойный мухоморный отвар, сорокаградусный спирт не брал, лишь согревал.
* * *Дорогущий французский ресторан, расположенный в центре Москвы, сегодня был закрыт на спецобслуживание. Нет, в нем не отмечали корпоратив сотрудники какой-нибудь фирмы, не пила и не гуляла свадьба, не праздновался чей-то день рождения. Просто в него заглянули на ужин министр юстиции Владимир Михайлович Зайцев и судья Алексей Иванович Каменский.
Все входы и выходы в ресторан были перекрыты телохранителями высокопоставленного чиновника, который в последнее время так опасался за свою жизнь, что даже в туалет ходил в сопровождении «фейса». И, между прочим, правильно делал. Ведь в свете последних событий: неудавшегося покушения с неразорвавшейся гранатой, а затем и внезапного исчезновения Митяева — стоило быть все время начеку и опасаться каждого встречного. Вот и усилил охрану Зайцев…
…Небольшой VIP-зал, предназначенный для постоянных посетителей ресторана, поражал своей роскошью. Стены были расписаны модными художниками разных направлений. С высокого потолка свисала необычная деревянная люстра работы одного известного парижского дизайнера, вырезавшего свое творение из выкорчеванного пня с длинными змеевидными корнями, на которые он прикрепил лампочки. Пол был выложен смальтовой плиткой на древнеримский манер.
В зале, помимо Зайцева и Каменского, трапезничающих за большим круглым столом, находились еще и двое охранников. Один сторожил дверь. Другой стоял у окна и пристально смотрел на улицу.
— …Пропал куда-то Марат Сергеевич. Мобильник недоступен. На работе не появился. Даже не знаю, что и думать, — прожевав запеченную на гриле лягушачью лапку, озадаченно проговорил Владимир Михайлович. — Хотя недавно сам меня набрал и две хорошие новости сообщил. Правда, в подробности не посвящал. Сказал лишь, что у нас тело Седых будет и что он нашел одну из конспиративных квартир антикоров, на которую, возможно, в скором времени заявится Андрей Ларин. Вот и все. Потом я его не слышал и не видел.
— Какое тело? Бизнесмен же вместе со своим домом дотла сгорел, — удивился судья.
— Не знаю, но так он сказал, — покачал головой министр юстиции.
— А если ему пистолет ко лбу приставили и приказали эти слова произнести?
— Нет, говорил он очень естественно. Это я точно прочувствовал.
— Странно все это, — Алексей Иванович даже не притрагивался к пище — лишь цедил маленькими глоточками минеральную воду.
— Вот и я то же самое говорю, — промокнув губы салфеткой, вздохнул министр юстиции. — Мне даже кажется, что Митяева антикоры грохнули. И следующие в их расстрельном списке либо ты, либо я.
— Типун вам на язык, Владимир Михайлович, — побелел Каменский и полез во внутренний карман старомодного светло-коричневого пиджака. Достал оттуда носовой платок и протер вспотевший лоб.
Расправившись с еще одной лягушачьей лапкой и запив все это дело марочным французским вином, насытившийся Зайцев откинулся на спинку кресла и закатил глаза.
— Ладно, ты прав. Не будем сами на себя страху нагонять, так и сердечный приступ хватить может, — изрек он. — Давай лучше о приятном.
— А разве есть это приятное? — возразил Алексей Иванович, который не питал оптимизма относительно того, что Погорелова окажется за решеткой.
Скрестив руки на груди, министр юстиции загадочно улыбнулся.
— Помнишь, я тебе говорил об одном запрещенном приеме? Он сработал. Правда, малый с бабкой чуть не убежали. Их прямо на автовокзале взяли — представляешь, собирались в деревню слинять.
Но не тут-то было. А этим Андрюшкой сейчас органы опеки и попечительства занялись. Но что самое главное — Погорелова, когда узнала, что ее сына в детдом отправить хотят, сразу же согласилась себя в суде оклеветать. Лишь бы ее чадо в покое оставили и бабушке вернули. — сообщил приятную для судьи новость Владимир Михайлович.
— Это же кардинально меняет дело, — оживился Алексей Иванович.