– Если незнакомы, то отчего ваша Эмма Львовна с тетрадкой прибежала? – усмехнулась я. – Поправила бы спокойно диктант, поставила «два», и делу конец.
Богодасыср, не мигая, уставился на меня.
– Вообще говоря, я пришла совсем по другому поводу, – спокойно продолжала я, – работаю на радио «Бум» и хотела сделать передачу.
Лицо директора разгладилось, из глаз исчез гнев, в зрачках потухли молнии.
– О школе! – радостно завопил он. – Поверьте, нам есть чем гордиться.
Я закивала.
– Конечно, ваше учебное заведение, по моему глубокому мнению, является в столице одним из лучших…
– Верно! – ажитированно взвизгнул Богодасыср. – В коллективе необыкновенная аура, учителя – интеллигентнейшие…
В этот момент в кабинет всунулась растрепанная голова с плохо окрашенными волосами. Отросшие концы были пергидрольно-блондинистыми, корни черными.
– Леонтьев в столовой холодильник сломал, – залепетала тетка, – он…
– Сколько раз говорено, – взвыл директор, – не притесь в кабинет, коли я занят. А нет, прутся и прутся! Никакого соображения в мозгах! Блин!
Голова исчезла, лицо Богодасысра снова украсилось улыбочкой.
– Так вот, об интеллигентности преподавательского состава.
– Речь в репортаже пойдет не о гимназии, – вздохнула я.
– А о чем? – удивился начальник. – Или о ком?
– Программа называется «Спасибо», – лихо врала я, впрочем, кажется, такая и впрямь есть на одной из радиостанций.
– Не понимаю.
– Очень просто. Иногда человеку помогают совсем незнакомые люди. Ну, допустим, вы упали на улице, а некая личность остановилась, помогла вам подняться, почистила пальто. Вы познакомились и теперь, при помощи радио, хотите отблагодарить доброго самаритянина, говорите на всю страну: «Спасибо тебе, Иван Иванович». Правда, хорошая придумка?
– Я не падаю на улицах! – воскликнул Богодасыср.
– Это я так просто пример привела. Но вот недавно Алла Вяльская… – начала было я и запнулась.
Лицо директора, и без того красное, стало багровым, толстые, поросшие пучками волос, сарделеобразные пальцы вцепились в столешницу.
– Я незнаком с этой женщиной, – прохрипел он, – никогда не слышал ни ее имени, ни фамилии.
– Неужели она вам не представилась?
– Нет!!!
– Но ведь вы должны были хоть имя спросить?
– Нет!!!
Страшно удивленная столь бурной, неадекватной реакцией, я попыталась все же уточнить нужные детали.
– Алла пришла к вам…
– Нет!!! – завопил Богодасыср. – Такого не было! Это вранье! Все! Мира Львовна, сюда!
Растрепанная голова вновь заглянула в кабинет.
– Чего?
– Войдите.
– Вы ж заняты.
– Входи живо!!!
Дверь распахнулась во всю ширь, и передо мной возникла тетка, похожая на скомканную подушку.
– Что Леонтьев наделал? – отрывисто поинтересовался Богодасыср.
– Так начал ручки дергать, – запричитала Мира Львовна.
Директор повернулся ко мне.
– Видите, я занят, сейчас не могу разговаривать.
– Ничего, я подожду, – решила не сдаваться я.
– Через пару минут уйду на урок, – отбил подачу Богодасыср.
– Не беда, я никуда не тороплюсь, надо же передачу сделать.
– У меня восемь занятий! Подряд!
– Ерунда.
– В кабинете сейчас нельзя находиться посторонним, – насупился директор, – здесь конфиденциальный разговор с классным руководителем, не для чужих ушей.
– Так ничего тайного, – ни к месту отмерла Мира Львовна, – экий секрет! Леонтьев холодильник сломал.
Богодасыср снова побагровел, учительница поняла, что разгневала царя, и испуганно втянула голову в плечи.
– Евлампия Андреевна, – каменно-ледяным тоном произнес директор, – пройдите в приемную!
Я встала, вышла в небольшой предбанничек и опустилась на диван. Ну погоди, Богодасыср, теперь-то уж точно я с места никуда не сдвинусь! Очень интересно, по какой причине он так испугался! Никуда тебе от меня не деться! Захочешь выйти из кабинета, а я тут как тут, сижу в ожидании. Напрасно люди думают, что главное в работе детектива – это стрельба и погоня. Нет, основная часть времени проходит в тупом ожидании, терпение – вот самая необходимая черта характера сыщика.
Хлопнула створка, из кабинета вылетела Мира Львовна и, бросив на меня затравленный взгляд, унеслась в коридор. Я поудобнее умостилась на скользких подушках из искусственной кожи. Прозвенел звонок, но Богодасыср не спешил в класс. Прошло пять минут, десять, пятнадцать…
Я встала, нажала на ручку, но дверь не открылась. Стало понятно, что этот тип заперся изнутри.
– Откройте! – крикнула я.
Нет ответа.
– Все равно я не уйду!
Тишина.
– Очень глупо, – обозлилась я, – не можете же вы сутки напролет там торчать! Ау! Сезам, распахнись.
– Кхм, кхм, – послышалось за спиной.
Я подскочила от неожиданности и воскликнула:
– Ну и испугали же вы меня!
Мира Львовна, совершенно неслышно вернувшаяся в приемную, прошептала:
– Его нет!
– Кого? – тоже понизив голос, поинтересовалась я.
– Директора, он убежал.
– Не обманывайте! Никто из кабинета не выходил!
– Через эту дверь, да!
– В комнате есть еще один выход!
– Точно, – кивнула Мира Львовна, – в противоположной стене, там три шкафа и вход в столовую. Глупо, конечно, но так уж получилось. О той дверке почти никто не знает. Директор да мы с мужем. Толя ему шкаф делал и створку… Я тут ваш разговор случайно услышала…
Мира Львовна внезапно замолчала.
– Ну и что? – по-прежнему шепотом спросила я.
Учительница склонила голову набок.
– Богодасыср мерзавец, его в школе все ненавидят, и дети, и педагоги. Только ничего поделать нельзя, потому что супруга гадины бизнесвумен, очень, ну очень богатая, она спонсорскую помощь нашему району оказывает, все местное начальство из ее руки ест! Но то, как Богодасыср поступил с Валей и Аллой Вяльской, вообще ни в какие ворота не лезет. Вы правда с радио?
Я вытащила рабочее удостоверение.
– Вот!
Мира Львовна внимательно изучила корочки.
– Замечательно! Вас мне бог послал! Сейчас дам вам координаты Вали, ступайте к ней да порасспросите, а я Валюшке позвоню, предупрежу о вашем приходе. Сделайте передачу, пусть люди узнают, каков Богодасыср на самом деле. Может, тогда кое-кто призадумается и его наконец уволят? Иначе нам никак от мерзавца не избавиться. Да вам и педагоги, и родители памятник поставят.
– Кто такая Валя?
– Жена Богодасысра.
– Бизнесвумен?
– Нет. Первая супруга, моя подруга хорошая, Валюша, – зачастила Мира, – только директор не в курсе, что мы общаемся, иначе б давно меня со свету сжил. Вы никому не говорите, ладненько? Пишите адресочек! Уж Валюшка такое сообщит про Аллочку! Но к ней надо после четырех приходить, с утра Валюша на работе.
Глава 15
Положив бумажку с адресом в сумочку, я поспешила к Олесе. Путь к ее дому лежал мимо метро, плотная толпа втекала и вытекала через стеклянные двери, чуть поодаль теснились столики, на которых были навалены всякие дрянные товары: носки, расползающиеся в руках, фломастеры, не желающие писать, мыло, не отмывающее грязь, и полотенца, которые не промакивают воду, а смахивают ее с вашего тела. Но люди смотрели на цену и бойко расхватывали никчемные вещи.
Я стала продираться сквозь толпу, удивляясь про себя глупому поведению окружающих. Ладно, вон та ручка стоит четыре рубля, дешевле только даром, но ведь с ее помощью нельзя написать ни одной буквы! Не лучше ли приобрести в магазине стило за десятку и спокойно им пользоваться? Ох, не зря экономные немцы говорят: «Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи». Ну как вы думаете, что лучше – схватить несколько стержней по четыре целковых и понять, что они не принесут никакой пользы, или купить нормальный «шарик»?
Мы вот с Катюшей давно сообразили, что бывает глупая экономия. Ботинки из искусственной кожи на синтетическом меху, смастеренные ловкорукими вьетнамцами, не переживут даже один зимний месяц, придется снова покупать обувь. А хорошие, качественные сапожки с цигейкой прослужат два, а то и три сезона. Элементарное знание математики покажет, что дорогая вещь выйдет в конце концов выгодней дешевой.
И тут мой взор упал на шарфик. Я пришла в полный восторг – такой красивый, нежно-розовый. Ноги сами собой подбежали к столику.
– Сколько? – поинтересовалась я у торговки, круглощекой девахи с лукавыми глазами.
– Это фирма, – предупредила та. – Дерьмом, как некоторые, не торгую! Сама товар вожу, а потом торгую себе в убыток. Пятьдесят рублей!
Я пощупала тоненький, похожий на марлю материал. Наверное, неноский, но какой красивый. В конце концов, пять десяток не такая уж и накладная сумма…
– Давай вон тот, который слева висит.
Торгашка сняла приглянувшийся мне шарфик и спрятала деньги в напоясную сумку, я повязала обновку на шею и посмотрелась в зеркало. Однако и повезло мне сегодня!
Забыв о всех делах, я пялилась в пудреницу. Нет, все-таки розовый самый мой цвет, от него бледные щеки приобретают нежный оттенок, глаза становятся ярче…
– Думаешь, триста баксов всучили, и все? – прохрипел сбоку знакомый голос.
Мои глаза оторвались от зеркальца, взор переместился влево.
У стены, на которой висели телефоны-автоматы, стояла Алла. Я мгновенно спрятала лицо в шарфик, но девушка не обратила на меня ни малейшего внимания, она была целиком и полностью поглощена своим разговором.
– Легко отделаться решили, – восклицала совершенно трезвая на этот раз пьянчужка. – Не пойдет! Гони монету! Во хитрые! Кстати, колясочку я припрятала, в случае чего могу в милицию отвезти! А, не нравится! Тогда денежки на стол! Еду! Хорошо! Где? За десять минут доскачу! Хорошо, погожу! Но если не привезешь, мигом колясочку отопру ментам. Э-э! Не дура, не скажу! Вернее, не так, ты мне квартиру купи, я тебе короб верну. Ха-ха-ха! Давай помаленьку! Все! Торопись! Ладно! А он точно даст? Обещаете? Ну… идет! Подожду, раз так. Ежели вы ко мне с заботой, то договоримся!
Бросив трубку, Алла рванулась в метро, я, по-прежнему замотавшись шарфиком, бросилась вдогонку, в вагон, тесно набитый пассажирами, мы ворвались вместе. Я очень боялась, что Вяльская узнает меня, но девушка, уцепившись за поручень, закрыла глаза. На лбу у нее появились капельки пота. Очевидно, Аллу трепало за шкирку похмелье, а еще через секунду я сообразила: алкоголичка вчера, небось, даже не разглядела гостью как следует, не до незнакомой тетки ей было, хотелось залить пожар в организме.
Алла доехала до последней станции, вышла на улицу и снова схватилась за уличный телефон. Я молча встала сбоку, в случае, если Вяльская рявкнет: «Чего тут устроилась?», с негодованием отвечу: «Ты автомат купила? Позвонить хочу!»
Но Аллочка не замечала никого вокруг, ей, похоже, стало совсем плохо. Щеки приобрели нездорово-синюшный цвет, лоб пожелтел, губы стали ярко-красными, просто багровыми.
Я попыталась рассмотреть номер, который она набирала, но потерпела неудачу, различила лишь первую цифру «8», остальные закрыла ее трясущаяся ладонь.
– Ну и чего? – прохрипела Алла. – Уже прикатила. Где? Куда? Точно даст? Значит, у пруда? Ладно!
Опять оставив трубку просто болтаться на шнуре, Вяльская побрела вдоль ларьков, я пошла за ней. Девушка, с трудом передвигая ноги, дотащилась до крохотного стеклянного павильончика и вошла внутрь. Я осталась снаружи и стала наблюдать за событием через большое окно, внутри торговой точки не было никого, кроме Вяльской и продавца, тощего юноши с подбородком, заклеенным пластырем, поэтому мне показалось лучшим решением остаться на улице. Вдруг алкоголичка удивится и задаст себе вопрос: «Эта женщина, прикрывающая лицо розовым шарфиком, ехала со мной в одном вагоне, потом стояла у телефона, затем приперлась в лавку. Чего бабенке надо?»
Впрочем, наверное, я преувеличила наблюдательные способности пьяницы, похоже, Алле ничего, кроме водки, сейчас не надо.
Через стекло было хорошо видно, как Вяльская сказала что-то торговцу. Парнишка нырнул под прилавок, потом протянул девушке бутылку. Алла нежно прижала ее к груди, вышла на улицу и с непонятно откуда появившейся резвостью побежала направо, налево, прямо… Я еле-еле поспевала за девицей.
Внезапно дома закончились, впереди простирался большой парк. Алла двигалась вперед, не обращая ни на кого внимания. Чуть не наступив на бегавших мимо собак, девица доскакала до скамейки, упала на нее, содрала с бутылки пробку и мигом влила в себя водку. На лицо Аллы наползло выражение блаженства, тело расслабилось. Через секунду туловище пьяницы слегка сползло вниз, голова зацепилась за спинку лавки. Вяльская заснула.
Я оглянулась по сторонам. Посередине площадки посверкивал пруд, на котором величаво покачивалась пара лебедей. Птицы сидели неподвижно, еще тройка таких же снежно-белых красавцев замерла на берегу. Я удивилась: пернатые совершенно не обращали внимание на шум, их не беспокоили ни кричащие дети, ни радостно лающие собаки. Желая рассмотреть пофигистов получше, я подошла вплотную к бывшим гадким утятам и поняла, что передо мной муляжи, этакая разновидность парковой скульптуры.
Улыбнувшись, я села на скамейку возле бабушки, весело перебиравшей спицами. Место для наблюдения за Аллой было выбрано замечательно, чуть сбоку от лавки, на которой дрыхла Вяльская. Любой человек, собиравшийся приблизиться к Алле, окажется перед моим взором.
– За настоящих лебедушек украшения приняли, – засмеялась бабуля.
– Очень натурально сделаны, – улыбнулась я.
– Да, здесь замечательный парк, со всей округи люди собираются, – обрадовалась возможности поболтать старушка, – хочется свежего воздуха! И потом, сюда с собаками можно, никто не возражает, такой народ подобрался с ребятами и зверятами. Я считаю, что никакого худа от животных нет.
– У нас тоже собаки, – кивнула я.
– Какие же?
– Разные. Мопсы, стаффордшириха и «дворянин».
Пенсионерка отложила вязание.
– Вон мои носятся: пудель и такса, Фима и Фома, страшные безобразники, но внуки еще хлеще, Аня и Ваня.
– Трудно, наверное, с таким хозяйством управиться, – покачала я головой.
Бабушка снова взялась за спицы.
– Вовсе нет! Мой муж был военным, до генерала из солдат вырос. Ох, мы с ним всякое прошли, пока в Москве осели, помотались по гарнизонам. Так вот, Алексей Михайлович, царствие ему небесное, земля пухом, порядок любил. Бывало, зайдет к ребяткам в казарму, все сам проверит да как гаркнет: «Эй, молодцы! Почему гантели в тумбочке лежат? Вы что, мышей развести хотите!»
Главное – аккуратность! Я с внуками…
Плавную речь милой старушки нарушило громкое тявканье.
– Фима, перестань, – крикнула пенсионерка.
Но пудель и не подумал послушать хозяйку, наоборот, услыхав ее родной голос, он загавкал еще сильней.
– Прекрати, – стала сердиться бабушка, – деток напугаешь.
Фима продолжал концерт.
– Вот сейчас ремешка дам!
– Гав, гав!
– Замолчи!
– Гав, гав!
– У-у-у-у.
Я вздрогнула: к резкому тявканью пуделя присоединился густой, низкий по тону вой, который стала издавать такса Фома.
– Вот негодники, – поднялась с кряхтением на ноги пенсионерка, – пьяниц ненавидят. Стоит учуять алкоголика, просто бесятся. Ну народ! Такая молодая! Только гляньте! Выпила бутылку водки, почти всю разом, без закуски и спать легла! Здесь дети маленькие, пожилые люди, никого не постеснялась. Ладно, пойду собак отгоню, жаль, теперь милиция по парку не ходит! Раньше бы выпивоху мигом в вытрезвитель оттянули. Демократия настала! Кушай спирт в любом месте, не давай людям отдыхать.
Продолжая ворчать, бабуся посеменила к лавке, где мирно дрыхла Аллочка.
– Фима, замолчи!
– Гав, гав!
– Фома, сейчас нашлепаю!
– У-у-у.
– Фима, Фома!
– Гав, гав, у-у-у!
– Безобразники, получите на орехи! А-а-а-а!!!
Резкий крик воткнулся в воздух, словно горячий штырь в мыльную пену.
– Помогите, – орала бабушка, – Фима, Фома, Аня, Ваня, домой, живо, скорей!
Забыв про оставленное на скамейке вязанье, пенсионерка схватила одной рукой пуделя, второй таксу и, подталкивая перед собой двух светловолосых малышей, с несвойственной старческому возрасту прытью ломанулась прямо по газону в сторону метро.
Остальные люди бросились к скамейке.
– Померла!
– Во! Коньки отбросила.
– Молодая больно, жалко ее!
– Обычное дело, паленой ханки опилась.
Орудуя локтями, я пробилась в первый ряд зевак и прижала руки ко рту, чтобы загнать внутрь рвущийся наружу вопль.
Каменно-спокойное, потерявшее всякое напряжение лицо Аллы смотрело вверх, глаза были распахнуты, рот открыт, руки широко раскинуты, а ноги странно вывернулись в коленях, словно бедная девушка попыталась перед смертью встать, но не сумела.
Около лавочки валялась пустая бутылка из-под дешевой водки, если в ней и были остатки, то они давно впитались в землю.
– Милиция, – кричал кто-то в мобильный телефон, – тут девушка померла, в парке, в детском…
Я аккуратно вывинтилась из толпы и пошла к метро. Алла приобрела в павильончике «огненную воду», не секрет, что в Москве часто торгуют всякой дрянью. Может, несчастной Вяльской попался ядовитый суррогат, или просто ее организм не выдержал постоянных возлияний, впрочем, теперь это уже все равно, Аллочке не помочь.
Сами понимаете, в каком настроении я добралась до квартиры Олеси. На звонок никто не спешил, скорее всего старшая сестра Вяльской была на работе. Обращаться к Марии Кирилловне, бабушке алкоголички, мне отчего-то не хотелось.
Потоптавшись некоторое время под дверью Олеси, я сходила к метро, купила в киоске конверт с открыткой, ручку и нацарапала послание:
«Олеся! Алла скончалась в парке, адреса его не знаю, могу лишь назвать станцию метро, вблизи которой он расположен. Ваша сестра выпила бутылку водки и, похоже, отравилась. Дело было в первой половине дня. Труп, скорей всего, увезут в морг к неопознанным телам. Больше никаких подробностей сообщить не могу. Если нужна – звоните! Лампа».