Аська хихикнула.
– Слышь, Лампа, знаешь, отчего я с первым мужем развелась?
– Нет, откуда бы, – удивилась я.
Залыгина улыбнулась.
– Поехали мы с ним отдыхать, пятую годовщину свадьбы отметить решили. Сидим вечером в гостинице, вино пьем. Вдруг стук в номер… не поверишь…
– Что?
– Мы с ним вдвоем в шкаф ломанулись, – завершила рассказ Аська, – автопилот сработал: незнакомая комната, бутылка и… неожиданный стук! Весело, да?
– Обхохотаться, – ответила я и ушла к себе.
Вместо чая с шоколадными конфетами мне сейчас предстоит отмывать липкую от сахара Аду, соленую Капу, масляную Мулю, менять белье на постели, отскребать полы, вешать новые занавески… Одним словом, скучать не придется! Ну с какой стати я решила помочь Залыгиной и стала впихивать в идиотского кота лекарство? Отчего вообще я всегда влипаю в разнообразные ситуации, чаще неприятные, чем радостные? Сколько раз говорила себе: Лампа, сиди тихо, не вмешивайся! И вот результат аутотренинга: разгромленная квартира.
Естественно, быстро справиться одной со всеми делами не получилось. Через некоторое время вернулась нагруженная мешками с чистящими средствами Верушка и, всплеснув руками, бросилась мне на помощь, затем к работе подключились Юлечка с Лизаветой, вот Катя, пришедшая домой поздно вечером, застала уже порядок. Не заметив того, что на кухне теперь висят зеленые, а не желтые занавески, подруга плюхнулась на стул и тихо попросила:
– Чайку дай!
Я быстро поставила перед ней кружку.
– Тяжелый день?
– И не говори, – вздохнула Катя, – понимаешь, есть люди…
– Где у человека копчик? – перебил ее вбежавший в кухню Кирюша.
– Зачем тебе на ночь глядя эта информация? – удивилась Катя.
– Там, где спина, – бодро сообщила я.
Кирик нахмурился.
– Хорош обманывать! Я всерьез спрашиваю. По анатомии задали атлас разрисовать.
– Копчик – это, образно говоря, точка, которой заканчивается позвоночный столб, – попыталась я, глядя, как Катя большими глотками опустошает чашку, донести информацию до мальчика.
– Мам, скажи, – заныл Кирюша.
– Не трогай Катю, она устала, – начала сердиться я.
– Ага! Ты обманываешь, – воскликнул мальчик, – у меня, например, позвоночник заканчивается головой!
Катя фыркнула, я засмеялась.
– Это с какого конца смотреть. Голова наверху, а копчик внизу.
– Значит, позвоночник с него начинается, – буркнул Кирюша.
– Заканчивается, – не согласилась я.
– Начинается, – решил не уступать Кирюша.
– Спокойно, – подняла вверх руки Катя, – не ругайтесь. Давайте придем к консенсусу. Вы оба говорите правильную вещь. Значит, так, имеем позвоночник, на одном конце голова, на другом копчик, не о чем спорить.
Кирюша кивнул и исчез, но через секунду всунул голову в кухню, торжествующе глянул на меня и сообщил:
– Все-таки позвоночник заканчивается головой, – и исчез.
– А еще некоторые женщины рыдают целыми днями оттого, что у них нет детей! – в сердцах воскликнула я. – Нет, ты мне объясни, бога ради, в чем радость? Сначала девять месяцев отвратительное самочувствие, тошнота, сонливость, боль в спине, тяжелый живот. Затем сам процесс появления младенца на свет! Впрочем, каково это, я не знаю, лично не испытывала, но, судя по рассказам тех, кто прошел испытание, ничего приятного. Потом новорожденный не дает покоя, ни поспать как следует, ни поесть. Через год он начинает носиться по квартире, и ты живешь как на передовой, все предметы, способные разбиться, прибиты, розетки закрыты, балкон и окна заколочены. Следующий этап школа – десять лет мучений, подростковый возраст, устройство в институт. И милое чадушко постоянно спорит, считает тебя, выпестовавшего дитятко, отстойной, ничего не понимающей, маразматической клушей. Но наконец-то ты сдаешь ребеночка его собственной жене или мужу, вздыхаешь с облегчением, открываешь для себя книги, телевизор, кино… но недолго длится счастье. Звонок в дверь: «Здравствуй, мама, я вернулся, вместе с твоими внуками. Дети, поцелуйте скорей бабушку, она вам сейчас пирожок испечет».
Катя улыбнулась.
– С одной стороны – это верно. А с другой… Я бы не смогла жить без Сережки, Юли, Елизаветы и Кирюшки! Хотя иногда мне их убить хочется.
– Кстати, о детях, – ловко перевела я разговор на нужную мне тему. – Ты же вроде знаешь Елену Валентиновну Исаеву, главного врача родильной клиники?
– Конечно, – кивнула Катюша, – мы в одном институте учились.
– Можешь ей сейчас позвонить и попросить, чтобы она меня приняла?
– Лампа!!!
– Нет, нет, – быстро сказала я, – совсем не то, что ты подумала. Просто наша радиостанция «Бум» хочет сделать цикл передач для подростков. Ну, всякие полезные советы о контрацепции, стоит ли рожать в четырнадцать лет…
– Не проблема, – улыбнулась Катя, вытащила мобильный, набрала номер и радостно воскликнула: – Ленуся, привет…
Утром я столкнулась с Вовкой у лифта.
– Ты куда в такую рань? – залюбопытствовал майор.
– В роддом, – ответила я, зевнув, и тут же пожалела о ненароком вырвавшейся изо рта правде.
– Куда? – повторил Вовка. – Зачем?!
– Извини, глупо пошутила, – мигом соврала я, – на радио еду.
– Ты же обычно после обеда на работу ходишь, – недоверчиво заметил Костин.
– Коллега попросила ее заменить, – выкрутилась я.
– Ну-ну, – процедил майор и начал насвистывать бодрый мотивчик.
Елена Валентиновна Исаева оказалась очень похожей на Катю, во всяком случае, улыбалась она так же весело.
– Значит, вы сестра Катюши? – воскликнула она.
Я кивнула. С одной стороны, нет сейчас никакой необходимости рассказывать о наших взаимоотношениях, с другой – мы и впрямь считаем себя роднее близких.
– Чем могу помочь? – озабоченно спросила Исаева.
Я глубоко вздохнула.
– Боюсь, разговор не слишком приятный.
– Что случилось? – напряглась Исаева.
– Катя сообщила вам, где я работаю?
Елена Валентиновна покачала головой.
– Да нет, просто сказала: «К тебе завтра придет моя сестра Евлампия Романова, у нее дело, прими побыстрей, не маринуй в приемной».
Я молча раскрыла сумочку и спокойно извлекла из недр фальшивое удостоверение сотрудника МВД. Сейчас купить подобные «корочки» не составляет никакого труда, ими тут и там торгуют в переходах метро хитроглазые парни. На столиках перед юношами лежат всякие «документы» из разряда прикольных. Ну, допустим, диплом «Любимая теща» или свидетельство «Лучший водитель».
Но, если вы слегка посекретничаете с продавцом, а потом дадите ему свою фотографию вкупе с определенной суммой денег, на порядок превышающей цену на стеб, то получите иную «ксиву», до боли похожую на родное удостоверение сотрудника милиции, или налоговика, или фээсбэшника. Одним словом, кому что надо. Естественно, специалист моментально распознает подделку, искренне не советую вам тыкать сей «документ» в лицо сотруднику ГАИ и, дыша на парня перегаром, сообщать:
– Немедленно отпусти, не видишь, своего поймал!
В девяноста девяти случаев из ста вы будете наказаны, впрочем, не следует рассчитывать на единственный оставшийся у вас шанс. В сотом случае вам просто дадут в нос.
Но на обычных граждан темно-красная обложка с горящими золотом буквами «МВД» действует гипнотически, причем люди, справившие сорокапятилетие, мигом испытывают ужас, наверное, в бывших советских гражданах до сих пор силен страх перед «органами». Я не люблю зря пугать людей, поэтому никогда не размахиваю «документом», пользуюсь им лишь в исключительных случаях, и сейчас такой настал, потому что Елена Валентиновна болтать со мной просто так не станет.
– Так вы из милиции, – констатировала главврач.
Я кивнула.
– Следователь Евлампия Андреевна Романова.
– И в чем проблема? – сурово поинтересовалась главврач.
– Понимаете, дело, которым я сейчас занимаюсь, не государственное, личное.
– Вам разрешают держать частную практику? – вздернула вверх брови Елена Валентиновна.
– В общем, нет, – осторожно ответила я, – но ведь каждая из нас имеет подруг, близких, ради которых пойдешь на многое…
Исаева спокойно выслушала меня, потом взяла со стола пачку сигарет, помяла ее в руках, отшвырнула и воскликнула:
– Бросаю, бросаю, никак не брошу! Белкину я помню. О ней Катя просила. В общем, без особых эксцессов все прошло, она в девятом боксе лежала, знаете, такие две одноместные палаты? Справа Белкина, слева Гречникова, а посреди туалет с душем. Самое лучшее наше помещение, платное только. Даже «денежные» пациенты разные условия получают, девятый бокс считается люксом. Нехорошо, конечно, в этом признаваться, я в него только своих кладу, знакомых полно, просят роженицу взять, ну и… Белкину Катя привела, а Гречникову Ира Мальцева, тоже бывшая моя коллега, мы вместе на курсы повышения квалификации ходили. Только Ирушка детский врач, сейчас руководит домом малютки.
– Значит, во время пребывания Белкиной в роддоме ничего не стряслось? – цеплялась я за малейшую возможность отыскать в клубке перепутанных нитей хоть один торчащий наружу кончик.
– Нет, – спокойно ответила Елена Валентиновна, – Белкина поступила с уже отошедшими водами, сразу попала в родовую, довольно легко произвела на свет младенца, мальчика, и была помещена в бокс. Наутро, правда, лечащий врач доложила мне, что Белкиной требуется помощь психолога. У нас есть в штате хорошие специалисты, у некоторых мамочек начинается депрессия. Все дело, конечно, в гормональной перестройке организма, но женщине самой бывает трудно справиться с проблемой, и мы оказываем необходимую помощь. В случае с Белкиной особой сложности не наблюдалось, истерика легко купировалась. Гречникова очутилась в боксе через сутки после Белкиной, и, насколько я понимаю, конфликтов между женщинами не возникло, хотя такое случается. Увы, больше ничего сказать не могу. Но, если хотите, выдам данные о весе и росте новорожденного, температуре мамочки…
– Спасибо, – улыбнулась я. – Вы всех своих пациентов так хорошо помните? Аллу Вяльскую, например, не забыли?
Елена Валентиновна снова принялась мять в руках пачку.
– Насколько я знаю, Алла и ваша дочь учились в одной школе, где директорствовал Богодасыср Олимпиадович, – тихо продолжила я.
Главврач молча кивнула.
– А еще одна маленькая птичка нашептала мне, что школьница Исаева до определенного возраста не выказывала никаких особых талантов, но потом вдруг резко поумнела и даже получила золотую медаль. По странному совпадению замечательная трансформация с вашей дочерью произошла именно в тот год, когда глупенькая Алла Вяльская родила мальчика, несчастного кроху, скончавшегося не успев вздохнуть, малютку, погибшего сразу, на руках у врача… Кстати, кто принимал у нее роды?
– Я, – мрачно ответила Елена Валентиновна.
– Наверное, ужасно держать в руках мертвого новорожденного, – совершенно искренно вырвалось у меня.
Но Исаева неожиданно стиснула пачку сигарет так, что сломала ее.
– Если вы неизвестно откуда узнали правду, то незачем издеваться, – рявкнула она. – Да, на ваш взгляд, наверное, я поступила гадко, но вы в курсе, какие женщины встречаются, а? Знаете? Вот у нас сейчас опять лежит Коркина Лариса, пятого рожает! Пятого! Спросите, где четверо предыдущих? Умерли. Одного она кормить забывала, другого на улице в коляске бросила, третьего, правда, в ясли сдала, а когда малыш подцепил инфекцию, лечить его не стала… И ведь никто ей запретить рожать не может! Дети Коркиной не нужны, они ей пить, гулять да веселиться мешают. Таким малышам лучше в приюте, хоть поесть вовремя дадут! Вот и с Аллой так получилось!
– Вы ничего не путаете? – удивилась я. – Вяльская тихая девочка, алкоголичкой она стала потом, не вынесла смерти сына! И в результате отравилась водкой, умерла.
Елена Валентиновна вцепилась в меня взглядом.
– Алла покойница?
– Да.
– И, насколько я знаю, отца ребенка, Алексея, якобы в армии убили?
– Правильно, почему только «якобы»? – удивилась я.
Исаева схватила со столешницы скрепку и принялась мять тонкую проволочку.
– Лена, – тихо сказала я, – послушайте, что расскажу. Мальчик Оли Белкиной, Гена, пропал.
Исаева, не шелохнувшись, внимала моим словам.
– Ладно, – внезапно сказала она. – Теперь вы слушайте. Все равно они умерли. Значит, так…
Глава 20
Свою нежно любимую доченьку Риту Елена Валентиновна тащит по жизни одна. Муж исчез в непонятном направлении, оставив ей после себя лишь фамилию Исаева. Где он – Елена не знает. Кто один поднимал ребенка, тот поймет, каково досталось Леночке. Рита с младенческих лет кочевала по детским учреждениям. Елена и рада была бы сама воспитывать дочь, но нужно было зарабатывать деньги на жизнь. А работа медика, да еще в родильном доме, подразумевает суточную занятость, вот Рита и тосковала на пятидневке. В результате девочка получилась тихая, слабая, забитая более сильными одногодками, а Елена Валентиновна на всю оставшуюся жизнь приобрела комплекс матери, виноватой перед собственным дитем.
В школе Рита училась плохо. Она была старательна и понятлива, но отвечать у доски боялась, одноклассников не любила, дичилась, участия в общих забавах не принимала, а на контрольных так пугалась, что всегда получала «два».
Один раз Елену вызвали к директору. Главврач поняла, что ее ждет крайне неприятный разговор, и, выпив успокоительное, вошла в кабинет с натянутой улыбкой. Но Богодасыср Олимпиадович повел себя более чем странно. Сначала он угостил врача кофе, потом, посудачив о том о сем, вдруг сказал:
– Рита – прелестный ребенок.
Исаева, ожидавшая услышать что угодно, кроме этой фразы, чуть не выронила чашку.
– Очень способная девочка, – продолжал мило улыбаться Богодасыср, – тонко чувствующая, ранимая, отсюда и двойки. Кстати, у Риточки есть все шансы получить золотую медаль. Понимаете перспективы?
– Нет, – ошарашенно призналась Елена.
Директор усмехнулся.
– Медаль открывает ворота в бесплатное высшее образование. Такие дети сдают при поступлении только один экзамен, а ряд вузов принимает медалистов лишь после короткого собеседования. Кстати, если хотите, чтобы Рита получила награду за труд и знания, начинать необходимые действия надо сейчас, а не в выпускном классе! Насколько я понимаю, она у вас одна, помощи ждать неоткуда, а вы ради дочери на все готовы! Я сумею подвести Риту к медали.
И тут до Елены дошло, о чем идет речь.
– Сколько? – сухо спросила она.
Богодасыср замахал руками.
– Что вы!
– Но ведь не бесплатно же!
– Денег я не беру.
– Тогда в чем дело?
Директор тяжело вздохнул, встал, запер кабинет и, понизив голос, произнес:
– Вы должны меня понять! Я имею сына, оболтуса и идиота! Он сделал однокласснице ребенка, у нее живот на нос скоро полезет. Представляете сложности? Я директор, а за собственным отпрыском присмотреть не смог. Ну не стану же всем сообщать – Алексей кретин.
– Надо сделать аборт! – с облегчением воскликнула Елена. – Это пожалуйста. Никто ничего не узнает, я госпитализирую девочку под чужим именем в отдельную палату. Вечером придет, тут же вычистим и утром отпустим, даже уроки не прогуляет.
– Мы поздно спохватились, срок очень большой. Вы можете младенца убрать?
Елена Валентиновна вскочила на ноги.
– С ума сошел! Убить ребенка!
– Сядь, дура, – зашипел Богодасыср, – не о том речь, пусть живет, но не у меня дома, спиногрыз. Своих голодных ртов хватает, так еще два придут и на шею сядут.
– Девочку, наверное, станет опекать мама.
– Сирота она, с бабкой живет, а та кремень, мигом сикозявку выпрет, – засучил ногами Богодасыср, – ко мне Алла заявится. Вот шлюха! Шум пойдет!
– И что вы хотите?
– Сдайте этого… в детдом.
– Господи, – подскочила Лена, – думаете, это так просто? Захотел и избавился? Для начала мать должна заявление написать.
– Это будет, – кивнул Богодасыср, – только Алке скажите, что ребенок умер, ладно?
– Такая травма для девочки, – возмутилась Исаева.
– Ерунда, – отмахнулся Богодасыср, – ей наплевать. Я тут с бабушкой красавицы беседовал, Марией Кирилловной, так она рассказала, что внучка невесть где раздобыла лекарство, вызывающее родовую деятельность, и усиленно его пила. Только не подействовало. Значит, так, дорогая, выбирай: дочь-медалистка, а потом институт, образование, хорошая работа или вылетит твоя Рита из девятого класса с двойками. Подумай над перспективами.
И Елена Валентиновна дрогнула. Аллу Вяльскую поместили в клинику и вызвали искусственные роды. Врач очень надеялась, что младенец, родившийся недоношенным, недолго задержится на этом свете, но мальчик, как назло, получился крепким, цеплялся за жизнь всеми десятью пальчиками. Потом мрачная Мария Кирилловна принесла в кабинет Елены заявление – отказ и буркнула:
– Вдолбите в ее тупую голову, что ребенок умер! В родах.
– Но она ж отказ написала, – удивилась Исаева, – значит, считает: мальчик жив.
Бабушка скривилась.
– Я подсунула ей бумаги, сказала, что в роддомах заявление от матери на реанимацию младенца просят. Алла дура, да в дурмане еще, не читая подмахнула.
Елена заморгала, а потом, не выдержав, спросила:
– Ладно Богодасыср, он гад и мужик, но вы же женщина, неужели потом совесть не замучает? Так внучку обманывать! Не жаль правнука? Все ж родная кровь.
Мария Кирилловна поджала губы.
– Ты, милая, языком-то не маши, – процедила она, – о своей кровиночке думай. Действуй по плану, обо мне не волнуйся, мне в… и не к чему! Учти, кстати, нарушишь обещание, ничего Богодасыср Олипмпиадович делать не станет!
Исаева взяла заявление. Алле она лично объявила о кончине мальчика, а чтобы у девушки не возникло сомнений, даже продемонстрировала ей крохотный трупик чужого ребенка. Лежала Алла в отдельной палате, к ней никого не пускали, все необходимые манипуляции с Вяльской проделывали Исаева и старшая медсестра, которой Елена Валентиновна доверяет как себе.