Исаева взяла заявление. Алле она лично объявила о кончине мальчика, а чтобы у девушки не возникло сомнений, даже продемонстрировала ей крохотный трупик чужого ребенка. Лежала Алла в отдельной палате, к ней никого не пускали, все необходимые манипуляции с Вяльской проделывали Исаева и старшая медсестра, которой Елена Валентиновна доверяет как себе.
Накануне выписки Аллы к главврачу пришла тихая маленькая женщина, назвавшаяся Валентиной.
– Здравствуйте, – сказала она, – я мать Алеши… ну… отца ребенка Аллы Вяльской. Надо бы его похоронить.
– Кого? – испугалась главврач.
– Мальчика, – прошептала Валентина, – вы ж его отдадите, да? Наверное, Мария Кирилловна взять не захочет, давайте я его похороню.
По спине Елены Валентиновны побежал пот, о похоронах крошки она и не подумала.
– Посидите тут, – велела врач Валентине, – я скоро вернусь, меня срочно в реанимацию вызывают.
– Конечно, конечно, – закивала та, – извините за беспокойство.
Елена опрометью бросилась в коридор, вытащила мобильный и соединилась с Богодасысром.
– Что за дела? Тут пришла твоя жена!
– Валька?
– Да. Хочет младенца похоронить!
– Дура! Кретинка! – принялся плеваться огнем директор. – Вечно без мыла в задницу лезет!
– Она не в курсе?
– Нет, конечно! Считает, что он и впрямь помер! – бесновался Богодасыср. – Ишь какая! Мне ничего не сказала! Поперлась! Внучок он ей! Ну… Ну…
– Успокойся, – рявкнула Исаева, – только скажи, как мне поступить?
Директор замолчал, потом заявил:
– Скажи кретинке: Мария Кирилловна давно тело забрала.
Так и поступили, вопросов больше не возникало. Валентина ушла, а Елена постаралась забыть содеянное. Она оправдывала себя простой мыслью: мальчику лучше в приюте. Дома он никому не нужен: ни малолетней, глупой маме, ни сверхэгоистичной бабушке, ни деду, больше всего думающему о своей карьере. Ребенка начнут третировать, пусть уж лучше в детдоме живет, может, усыновит его кто.
– И Алла ничего не заподозрила? – удивилась я.
– Нет.
– Не спросила свидетельство о смерти?
Елена Валентиновна щелкнула языком.
– Маленькая, наивная дурочка, впавшая в депрессию. Да ей и в голову не пришло, что какие-то бумаги в подобных случаях выдают. Бабушка привезла ее в клинику и увезла отсюда. Уж не знаю, чего она ей потом наплела. Может, сообщила, что не зарегистрированные в загсе младенцы вроде как и не люди? Ну, свидетельства о рождении не выдавалось, следовательно, и бумаги о кончине нет. Очень я надеялась, что больше никогда не услышу об этой истории. Ан нет!
Исаева замолчала.
– Раз уж начали, так довершайте рассказ! – воскликнула я. – Что вы еще сделали? Это связано с мальчиком?
Елена кивнула.
– Да, чуть больше трех лет с той истории прошло. Кстати, Богодасыср с блеском сдержал все свои обещания. Риточка получила медаль и без проблем оказалась в вузе.
Как раз в тот самый день, когда списки поступивших вывесили у входа в вуз, Елена Валентиновна, счастливая донельзя, шла от метро домой. В душе у нее пели птицы и распускались розы. Риточка – студентка! Кстати, начав получать в школе отличные оценки, девочка словно расправила крылья, научилась себя уважать, перестала робеть у доски, впадать в панику на контрольных, и сейчас Елена понимала: дочка сумеет справиться с учебой в институте, получит профессию, устроится на отличную работу, выйдет замуж.
В приподнятом настроении врач зашла в супермаркет, радостное событие хотелось отметить. Выбрав бутылку шампанского, Елена толкнула тележку и задела случайно невысокую женщину, одетую во все черное.
– Извините, – воскликнула Исаева.
Покупательница повернула голову, повязанную черным платком.
– Ничего, – тихо ответила та, – мне не больно. Добрый день.
– Здравствуйте, – машинально подхватила разговор Елена, – простите, мы знакомы?
– Я Валентина, – дрожащим голосом произнесла закутанная в траур незнакомка, – приходила к вам в кабинет, хотела тело внука для похорон забрать.
Елена попятилась и от неожиданности ляпнула:
– Господи, что с вами случилось? Вы же не старая женщина, а так жутко выглядите!
В ту же секунду она прикусила язык. Валентина на самом деле походила на столетнюю бабку, которая коротает жизнь, посещая церковь и кладбище. На лице у нее не было ни грамма косметики, из-под низко надвинутого на лоб платка выбивались полуседые пряди волос, она была в бесформенном черном одеянии, и не понять с первого взгляда, что за вещь нацепила Валентина: то ли платье, то ли халат.
– Простите, – залепетала Елена, – я не хотела вас обидеть.
Валентина поправила платок.
– После смерти сына у меня просто руки опустились, ни о чем думать не могу.
Елена пришла в еще большее замешательство.
Внезапно Валя схватила Исаеву за плечо.
– Послушайте, пойдемте ко мне, помянем Алешу.
Врач вздрогнула и попыталась отказаться.
– Но, право, мне неудобно…
– Дома никого нет! – лихорадочно выкрикнула Валентина. – Я одна сижу. Вот от тоски в магазин подалась, плохо мне, не передать словами! Письмо недавно от сына пришло, голова закружилась, ничего не понимаю, вы уж не бросайте меня, умоляю!
Что оставалось делать Елене Валентиновне? Пришлось, забыв про собственный праздник, принимать участие в чужом горе.
Сначала помянули Алешу, выпили за упокой души. Сказать, что Елене было некомфортно, – это не сказать ничего. Нехитрая закуска не лезла врачу в горло, хорошо, хоть Валентина не рыдала. Но, опрокинув в себя пару рюмок, несчастная женщина вдруг начала рассказывать свою жизнь, и Исаевой стало совсем кисло.
Домой она пришла, ощущая себя больной, упала в кровать, попыталась заснуть, но сон не шел. Перед глазами стояла Валентина, замотанная в черный платок, а в ушах звучал тихий, скорбный голос:
– Одна я на всем свете. С мужем разводиться хочу, не нужна никому. Хоть бы господь прибрал меня к себе. Может, оно и правда про тот свет? Вдруг с Алешенькой встречусь?
Несколько дней после общения с Валентиной Елена ходила сама не своя. Обманывая Аллу, Исаева не испытывала никаких мук совести. Во-первых, она желала увидеть дочь студенткой, а во-вторых, искренне полагала, что таким, как Вяльские, ребенок не нужен.
Богодасыср тоже не походил на любящего дедушку, отец ребенка, Алексей, ни разу не пришел в клинику к Алле. Но вот о Валентине Елена в момент, когда затевалось дело, не знала, сообразила о том, что у директора имеется жена, лишь когда Валя заявилась к ней в кабинет с просьбой выдать тело. Богодасыср тогда обозвал жену идиоткой. Но сейчас Елена хорошо поняла: Валентина единственная из родственников несчастного малыша, которая могла бы о нем позаботиться. Более того, мальчик нужен ей, а она ему.
Промаявшись неделю, Елена не выдержала и встретилась с Ирой Мальцевой, своей подругой, которая руководит домом малютки, и поинтересовалась:
– Послушай, тот малыш, сын Аллы Вяльской, он как?
Ирина была полностью в курсе дела, более того, она целиком и полностью поддерживала позицию Исаевой, считая, что некоторой категории людей нельзя отдавать на воспитание собственных детей.
– Нормально, – ответила Ирина, – развивается. Есть, впрочем, проблемы, но они решаемы.
– Его не усыновили?
– Нет.
– Почему же? Сама ведь сколько раз говорила, что на отказных младенцев очередь стоит! – воскликнула Исаева.
Ира нахмурилась.
– Наши усыновители капризные до противности. Придут ко мне в кабинет и начнут требования излагать. Ребенок должен быть похож на новых родителей, подберите такого, в масть. Сообщите детали о его кровных родственниках, желаем знать, нет ли в их семейной истории наркоманов, уголовников, проституток. Можно подумать, что нормальные люди от ребенка откажутся! Бывают, правда, другие случаи. Вот на днях девчушечку забрали. Мать и отец в авиакатастрофе погибли, никаких родственников нет, вот такой у нас оказаться горе. Но она на весь дом малютки одна! Другие совсем из иных социальных слоев, да половина мамаш имен отцов не знает! Или такие, как Ваня Злаков, – мать пианистка, образованная, интеллигентная женщина, отец неизвестен, даже лица она его не помнит.
– Хороша интеллигентка, – покачала головой Елена.
– Изнасиловали ее, – пояснила Ира, – нож к горлу приставили. Другой вопрос, почему аборт не сделала. Ваня у нас оказался, мать на него даже смотреть отказалась. С другой стороны, ее понять можно. А еще те, кто хочет взять ребенка, обязательно ищут стопроцентно здорового. Вот иностранцы, те, наоборот, самого несчастного берут, операции делают, выхаживают. А нашим подавай, как в магазине, лучший кусок! Иногда заявятся такие в кабинет и дудят:
«Нет, Прокофьева не возьмем, у него плоскостопие. И Иванов не нужен, он с гипертонусом, найдите крепкого малыша».
Зла на таких не хватает, смотрю на них и «любуюсь». Он в бифокальных очках, стекла толщиной в палец, лысый и шепелявый, вошел боком, ноги косолапые. Она с явным ожирением и с больной, судя по цвету лица, печенью. Интересно, какой бы у них собственный малыш получился, кабы имели способность к зачатию? Небось не Аполлон со здоровьем космонавта. Ну почему им Прокофьев с плоскостопием не подходит? Так что Мише, сыну Аллы, суждено в госучреждении куковать.
Зла на таких не хватает, смотрю на них и «любуюсь». Он в бифокальных очках, стекла толщиной в палец, лысый и шепелявый, вошел боком, ноги косолапые. Она с явным ожирением и с больной, судя по цвету лица, печенью. Интересно, какой бы у них собственный малыш получился, кабы имели способность к зачатию? Небось не Аполлон со здоровьем космонавта. Ну почему им Прокофьев с плоскостопием не подходит? Так что Мише, сыну Аллы, суждено в госучреждении куковать.
– Он болен? – спросила Елена.
Ира кивнула.
– Да, наследственная штука, довольно неприятная, передается только от отца к сыну, напрямую. От деда к внуку уже нет, именно от первого поколения второму. Его малолетний папаша стопроцентно болен был, а получил дефект от своего папеньки, директора школы, так и идет. Если у Миши родится девочка, цепь оборвется, появится мальчик – дальше потечет.
– Это плохо, – протянула Елена.
– А в чем дело? – навострила уши Ирина.
Главврач рассказала подруге о Валентине.
– Знаешь, – оживилась Мальцева, – это шанс для Миши. Надо открыть Валентине правду. Пусть забирает мальчика, помогу ей в кратчайшее время бумаги оформить, все препоны обойду, пусть получит родного внука и воспитывает вместо безвременно погибшего сына.
– Еще разболтает кому, – задумчиво протянула Елена.
– Нет, – с жаром воскликнула Ира, – испугается, я ей объясню, что Алла мальчика отнять может. Это неправда, но…
– Не возьмет она ребенка, – перебила Елена, – неохота будет с детенком маяться, раз тот больной.
– Дурочка, – всплеснула руками Ира, – болезнь Миши – стопроцентное доказательство отцовства погибшего парня. И потом, она же вырастила сына, такого же нездорового, ничего особенного нет, требуется лишь специальная диета и некоторые, не самые тяжелые ограничения. Да и дальше болезнь может не пойти, она не стопроцентно наследуется. У Миши, вполне вероятно, здоровый мальчик родится. Послушай, мы обязаны использовать шанс. Мы можем отдать ребенка любящей бабушке, еще совсем крепкой и относительно молодой. Спасем сразу две души, и его, и ее. Я знаю, как поступить, чтобы Мишу разрешили усыновить Валентине, есть в законе некая лазейка, мы ею иногда пользуемся, чтобы ребенок обрел родителей. У нас ведь как: отказаться от младенца – раз плюнуть, а забрать малыша из приюта трудно. Но я имею хорошего адвоката, давно помогает.
– Ладно, – кивнула Елена, – только меня из ситуации выключи, сама с Валентиной говори, я не способна на новую встречу с ней.
Через неделю Ира прибежала к Елене и воскликнула:
– Ты не поверишь!
– Валя отказалась от внука? – мрачно спросила главврач.
– Нет! Рыдала от счастья и будет молчать, правды никому не сообщит, если люди любопытничать начнут, скажет, что Мишу взяла из детдома, и ведь не соврет. Но…
– Что?
Ира глубоко вздохнула.
– Боюсь, ты мне не поверишь.
– Говори скорей.
Мальцева села на стул.
– Я сообщила ей о болезни и смотрю, как она отреагирует? Испугается, отшатнется, вздрогнет? Первая реакция самая правдивая, потом-то люди в руки себя берут, но вначале лица не держат.
Валентина же спокойно кивнула.
– Слышала про такую, по мужской линии идет, диета нужна. У меня супруг всю жизнь больной, Алеше, слава богу, неприятность не досталась. Кстати, Богодасыср про болячку лишь после рождения сына рассказал, когда стало ясно, что Лешенька нормальный. Я-то поначалу считала, что мужик капризничает: то не ем, это не стану. А оказалось, болен – только скрывал вначале. Не пугает меня болезнь, оформляйте Мишеньку скорей.
– Вот и отлично, – обрадовалась Елена, – считай, мы с тобой грех искупили. Лишили парнишечку мамы, зато бабушку нашли, и еще неизвестно…
– Ты не поняла! – оборвала ее Ира. – Болезнь передается лишь напрямую: от отца к сыну, только так, и никак иначе. Если Богодасыср болен, то в случае рождения у него отпрысков возможно три варианта. Появилась дочь, она будет здорова, болячка переходит лишь к младенцу мужского пола. На свет явился сын, он болен. Или, что случается реже, мальчик здоров. В последнем случае цепь обрывается, все, далее для болезни тупик. От деда к внуку она не переходит.
– И что? – растерянно спросила Елена.
– А то! – выкрикнула Ирина. – Алексей у Валентины был в полном порядке, зато Богодасыср болен! Просекла? Миша получился дефектным, следовательно, он…
– Сын Богодасысра! – подскочила главврач.
Ей моментально стало понятно, отчего директор так старательно заметал следы, по какой причине не поднял дома скандала, а постарался замять ситуацию. Конечно, неприятно, когда твой сын вступает в связь с одноклассницей, но намного хуже, если ты сам соблазнил девочку, да еще ученицу подведомственной тебе школы.
Глава 21
Проговорив с Еленой Валентиновной почти до обеда, я в состоянии, похожем на сильное похмелье, вышла на улицу и села на скамейку в скверике, где медленно прогуливались беременные женщины. Было прохладно, но над столицей весело сверкало осеннее солнце. В Москву наконец-то пришло запоздалое бабье лето. Чувствуя себя словно оглушенная рыба, я сгорбилась на скамейке.
Вот, значит, почему Богодасыср моментально дал развод Валентине и без писка купил ей однокомнатную квартиру. Интересно, каким образом отец сумел уговорить сына приписать себе «авторство» беременности Аллы? Плакал, стонал и объяснял, что его посадят? Говорил, что Валентина, любимая мама Алеши, не снесет позора и повесится? Чем он запугал юношу, а может, купил его? Пообещал приобрести мотоцикл, машину? Сказал, что даст жене развод и квартиру? Почему Алла никому не сказала правды? Что пообещал ей Богодасыср? Подарить квартиру, отселить от Марии Кирилловны? Боюсь, правды я никогда не узнаю, в моем распоряжении лишь нелицеприятные факты: Алла и Леша соврали Марии Кирилловне и Валентине. Они явно надеялись на нечто, наверное, на крупную сумму денег от Богодасысра. Только тот обвел наивных детей вокруг пальца. Сначала «убил» младенца, а потом постарался, чтобы Алексей попал в такую военную часть, где его станут третировать. По сути, Богодасыср так боялся за свою репутацию, что уничтожил сына. Аллу подонок не тронул, та спилась и могла говорить что угодно, веры алкоголичке нет. Ну кто примет в расчет речи забулдыги?
Поежившись, я встала и пошла в сторону шумного проспекта. Все очень плохо. Богодасыср никогда не терял сумку с деньгами, Алла выдумала ситуацию от начала и до конца. Директор не давал ей триста долларов, Вяльская соврала Олесе, обманула единокровную сестру, не захотела той сообщить правду. Почему? Знать бы ответ на этот вопрос! Ясно лишь одно – Алла получила три зеленые бумажки за услуги от какого-то человека. Имя его она не хотела раскрывать даже Олесе. Более того, алкоголичка надеялась, что «инъекции» валюты станут регулярными, она сказала сестре:
– Спрячь денежки, на квартиру копить стану, чтобы от бабки съехать!
Да и чем Алла могла шантажировать директора? Младенцем? Так она считала сына мертвым, оттого и начала пить. И еще, коляску Алла не крала, не зря Олеся утверждала, что ее сестра больной, сильно пьющий, но честный человек. И ведь стоит вспомнить мой визит к ней домой, чтобы понять: это правда. В квартире Марии Кирилловны, во всяком случае в помещении, которое мне удалось рассмотреть, полно всяких штучек: статуэтки, вазы, картины, книги… Любую из вещей Алла свободно могла обменять на водку, так, кстати, и поступает большинство пьяниц, выносит из дома последнее, не очень беспокоясь по поводу того, что утаскивает у своего ребенка зимние сапожки или шубку. Но Алла была иной, она, не стесняясь, распродала то, что считала своим, осталась в голой комнате, но бабушкино-то не тронула! Аллочка была честным человеком, вряд ли такая станет красть коляску. Значит, кто-то отдал ей повозочку. Почему? Или зачем? Алла была знакома с похитителями Гены? Или нет? Может, мне в голову лезут всякие фантастические версии? Вдруг усложняю ситуацию, а на самом деле она проста, как кирпич. Шла алкоголичка по улице, тряслась от желания выпить, увидела пустой «экипаж» и прихватила его. В жизни редко случаются фантастические ситуации, чаще всего самые невероятные истории имеют очень простую подоплеку!
Неожиданно я налетела на небольшой павильончик, украшенный вывеской «Замечательные сосиски». Рот моментально наполнился слюной. Только, пожалуйста, не надо восклицать:
– Лампа! Ты сошла с ума! Посмотри вокруг, с появлением подобных точек в столице резко сократилось количество бродячих животных. К тому же в сомнительном «ресторане» легко подцепить любую заразу, кишечную палочку или, не дай бог, гепатит.
Сама говорила сто раз подобные фразы Лизе и Кирюшке. Но мне ужасно хочется есть, причем организм требует именно сосиску с булкой!
Ноги внесли меня внутрь крохотного зальчика. Около прилавка, вот удивление, змеилась очередь, состоящая в основном из весело хихикающих студентов. Хотя чему здесь изумляться? Хот-дог стоит дешево, а продавщица двигается со скоростью жирной, засыпающей осенней мухи.