Кейт бросила губку в раковину с мыльным раствором.
— Не могу поверить, что это говоришь мне ты, мама! А как же все твои речи про то, что надо рисковать. Ты все время твердила мне, что надо завести друзей, а как только у меня появилась подруга, намекаешь мне, что она отвязная девчонка.
— Но я вовсе не называла Талли…
Кейт выбежала из кухни и бросилась к лестнице. Ей казалось, что мать вот-вот окликнет ее и прикажет вернуться, но ничего такого не происходило — ее драматическое бегство проходило при полной тишине.
Наверху она вбежала в свою комнату и для пущего эффекта хлопнула посильнее дверью.
Но мама так и не появилась, и часам к десяти Кейт почувствовала себя как-то неловко. Неужели она так сильно обидела маму? Встав с кровати, Кейт принялась мерить шагами тесную комнату. Раздался тихий стук в дверь.
Кейт быстро кинулась в кровать и постаралась изобразить на лице равнодушное, скучающее выражение.
— Да…
Дверь медленно открылась. На пороге стояла миссис Муларки в красном бархатном халате в пол, который они подарили ей на прошлое Рождество.
— Можно мне войти? — спросила она.
— Как будто я могу тебя остановить!
— Да, можешь, — спокойно произнесла мама. — Так ты разрешишь мне войти?
Кейт пожала плечами, но чуть подвинулась на кровати, освобождая место для матери.
— Ты знаешь, Кейти, жизнь, она…
Кейт не смогла подавить стон. Только не очередная нудная проповедь о том, какова жизнь!
Мама удивила ее, неожиданно рассмеявшись:
— Хорошо, больше никаких нотаций. Наверное, ты для них уже слишком взрослая. — Мама задержалась у алтаря на туалетном столике. — Ты не сооружала ничего подобного с тех пор, как тетя Джорджия проходила химию. Кто нуждается в наших молитвах теперь?
— У мамы Талли рак. А еще Талли ходила на… — Кейт замолчала, в ужасе от того, что чуть не выдала тайну. Она всегда рассказывала матери абсолютно все, но теперь у нее есть лучшая подруга, и надо научиться хранить чужие секреты.
Мама присела рядом на кровать, как делала это после каждой их ссоры.
— Рак. Какая чудовищная нагрузка для девочки!..
— Талли отлично справляется.
— Ты уверена?
— Талли отлично справляется со всем. — В голосе Кейт звучала гордость за подругу. — Она такая крутая.
— Как это?
— Ты не поймешь.
— Я слишком стара, да?
— Я такого не говорила.
Мама откинула прядь с ее лба. Жест был знаком, как само дыхание. Когда миссис Муларки делала вот так, Кейт всегда снова чувствовала себя пятилетней девочкой.
— Мне жаль, что ты решила, будто я осуждаю твою подругу.
— Да уж, тебе есть за что извиниться.
— А ты извинись за то, что мне нагрубила. Хорошо?
Кейт не смогла сдержать улыбку.
— Да, мамочка.
— И знаешь что… почему бы тебе не пригласить Талли в пятницу к нам на ужин?
— Ты тоже полюбишь ее, мам. Я точно знаю.
— А я так просто уверена в этом, — сказала миссис Муларки, целуя дочь на ночь. — Спокойной ночи, Кейти.
— Спокойной ночи, мам.
После ухода матери Кейт еще долго лежала, прислушиваясь к последним шорохам успокаивающегося на ночь дома. Она была слишком возбуждена, чтобы уснуть. Не могла дождаться момента, когда пригласит Талли на ужин. После ужина можно будет посмотреть «Я мечтаю о Джинни», или поиграть в «Операции», или попрактиковаться в нанесении косметики. Может, Талли даже захочет остаться у них на ночь. Они могли бы…
Тук!
…говорить о мальчиках и о поцелуях…
Тук!
Кейт села на постели. Похоже, это не птичка на крыше и не мышка за стеной.
Тук!
Да это же стук маленького камешка об оконное стекло!
Отбросив одеяло, Кейт вскочила с кровати, подбежала к окну и распахнула его настежь.
На заднем дворе стояла Талли, облокотясь на велосипед.
— Спускайся! — проговорила она, пожалуй, слишком громко, и взмахнула рукой, призывая поторопиться.
— Ты хочешь, чтобы я сбежала ночью из дома?
— Хм, да!
Кейт никогда не делала ничего подобного. Но теперь она уже не может больше вести себя как примерная школьница. Крутые ребята всегда нарушают правила и убегают из дома по ночам. Это известно всем. Все также знают, что дело может кончиться бедой. И именно об этом с ней говорила сегодня мама.
«Не забывай об осторожности рядом с Талли Харт».
Кейт было наплевать. Талли единственная что-то значила на сегодня в ее жизни.
— Сейчас спущусь.
Закрыв окно, Кейт огляделась в поисках одежды.
Слава богу, ее домашние джинсы лежали сложенные на стуле, а рядом и черный свитер. Кейт выскользнула из старой пижамы, быстро оделась и вышла в коридор. Когда она кралась мимо спальни родителей, сердце так отчаянно стучало, что даже немного закружилась голова. Лестница опасно поскрипывала при каждом шаге, но наконец Кейт ее преодолела.
У задней двери она остановилась на несколько секунд, и в голове тут же мелькнула мысль: «Это может плохо для меня кончиться».
Кейт решительно распахнула дверь.
Талли ждала подругу, стоя рядом с самым удивительным велосипедом, который Кейт когда-либо доводилось видеть. У него был причудливо изогнутый руль, фигурное сиденье на платформе, а еще множество проводов и проводков.
— Вау! — воскликнула Кейт. — Сколько же надо было копить деньги, чтобы получить такой велик!
— Десятискоростной, — гордо произнесла Талли. — Бабушка подарила мне его на прошлое Рождество. — Хочешь, дам покататься?
— Ни в коем случае, — прокравшись в гараж, Кейт вывела свой старый розовый велосипед с рулем в форме подковы, самым обычным сиденьем в переводных картинках с цветочками и с белой плетеной корзинкой. Дурацкий велосипед маленькой девочки.
Но Талли, казалось, даже не заметила этого. Они сели каждая на свой велик и поехали по мокрому и неровному склону холма к мощеной дороге. Потом свернули налево и погнали дальше. На Саммер-Хилл Талли сказала:
— Смотри и делай, как я.
Они понеслись с холма, как будто летели на крыльях. Волосы Кейт развевались за спиной, на глазах выступили слезы. Вокруг шелестели листьями под ночным ветерком темные деревья. В бархатно-черном небе сверкали звезды.
Талли откинулась назад и подняла руки, отпустив руль. Смеясь, она предложила Кейт сделать то же самое.
— Я не могу. Мы едем слишком быстро.
— В этом-то весь кайф.
— Это опасно.
— Ну, давай же. Отпусти руль, Кейти! Бог не любит трусишек. — Затем тихим голосом добавила: — Поверь мне.
Теперь у Кейт не было выбора. Доверие было обязательной частью дружбы. И Талли вряд ли захочет дружить с трусливой курицей.
— Давай же! — подбодрила себя Кейт, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее.
Глубоко вздохнув, Кейт торопливо произнесла молитву и отпустила руки.
Она летела с холма, и ей казалось, что она парит в ночном небе. В воздухе пахло находившейся неподалеку скаковой конюшней — лошадями и сеном. Кейт слышала рядом смех Талли, но, прежде чем она сама успела хотя бы улыбнуться, что-то пошло не так. Переднее колесо попало на камень, потом велосипед словно встал на дыбы, его резко повело в сторону, и под рамой оказалось колесо велосипеда Талли. Кейт схватилась за руль, но было уже поздно. Она была уже в воздухе — на этот раз действительно летела. Тротуар стремительно приближался. Больно ударившись, Кейт перекатилась через полосу асфальта и оказалась в грязной канаве.
Талли, перескочив через полосу, врезалась в подругу.
Оба велосипеда валялись на земле.
Кейт постепенно приходила в себя, глядя в ночное небо. Все тело болело. А левая лодыжка, может, даже была сломана. Она распухала на глазах и прикасаться к ней было нестерпимо больно. А там, где Кейт ободрала об асфальт кожу, выступила кровь.
— Это было невероятно! — рассмеялась Талли.
— Шутишь? Мы могли разбиться насмерть.
— Вот именно!
Поморщившись от боли, Кейт попыталась встать.
— Надо выбираться из этой канавы. Может, проедет машина…
— Ну скажи, разве это не было клево? Как мы с тобой летели! Подожди, вот когда мы всем об этом расскажем…
Всем — это ребятам в школе. Да уж, это будет настоящая история. И Кейт — в роли одной из главных героинь. Все будут слушать, раскрыв рот, охать, ахать и говорить что-нибудь вроде: «Неужели вы убежали из дома ночью? И ехали на велосипедах с Саммер-Хилл без рук? Врете небось?»
И Кейт неожиданно для себя тоже рассмеялась.
Девочки помогли друг другу выбраться из канавы и расцепили велосипеды. К тому моменту, когда обе они оказались на асфальте, Кейт, казалось, уже не испытывала сильной боли. Она вдруг почувствовала себя другим человеком, другой девочкой. Более дерзкой, храброй, готовой попробовать всего в этой жизни. И что с того, если это приключение принесет беду? Что значит распухшая лодыжка или окровавленная коленка по сравнению с настоящим приключением? Кейт всегда строго следовала всем правилам и уже два года по выходным сидит дома. Пора положить этому конец!
Оставив велосипеды у обочины дороги, девочки кое-как спустились к реке. В лунном свете все вокруг выглядело красивым и таинственным — серебристые волны, неровная линия прибрежных скал.
Талли присела под поросшим мхом деревом на густую траву, ровную, точно зеленый ковер. Кейт осторожно опустилась рядом, так близко, что их колени почти что соприкасались. Они вместе смотрели на усыпанное звездами небо, слушали тихую песню реки, похожую на лепет маленького ребенка. В этот момент, когда кругом было так тихо и спокойно, казалось, что речной ветерок, прошелестев, унесся прочь, оставив их абсолютно одних в этом таинственном месте, которое еще недавно было всего лишь еще одним поворотом протекающей здесь речки, разливавшейся каждую осень.
— Интересно, кто придумал название нашей улицы? — задумчиво произнесла Талли. — Что-то не видно на ней никаких светлячков.
Кейт только пожала в ответ плечами.
— За старым мостом начинается Миссури-стрит. Может быть, кто-то из первооткрывателей этих земель скучал по дому? Или заблудился?
— А может, все дело в волшебстве. Наша улица вполне может оказаться волшебной. — Талли повернулась к Кейт. — А это означает, что мы были предназначены друг другу в подруги самой судьбой.
Кейт невольно поежилась, настолько впечатлили ее так значительно произнесенные слова Талли.
— Прежде чем ты поселилась здесь, я думала, что это просто улица, ведущая в никуда, — сказала она.
— А теперь это наша улица.
— А когда мы станем старше, она может увести нас в самые разные места.
— Какие — не имеет значения, — сказала Талли.
Кейт расслышала в словах подруги странную горечь и грусть, причина которой была ей непонятна. Она отвела глаза. Талли подняла голову, она смотрела на небо.
— Ты думаешь о своей маме? — спросила Кейт.
— Я стараюсь о ней не думать.
Последовала долгая пауза. Талли достала из кармана сигареты и закурила.
Кейт неодобрительно покосилась на подругу.
— Хочешь затянуться?
Кейт знала, что выбора у нее нет.
— Да, конечно.
— Если бы моя мать была нормальной, то есть не болела, я рассказала бы ей о том, что произошло со мной на вечеринке.
Кейт сделала маленькую затяжку, закашлялась и спросила:
— Ты часто думаешь об этом?
Талли прислонилась спиной к дереву и достала еще одну сигарету. После долгой паузы она ответила на вопрос Кейт:
— Я вижу это в ночных кошмарах.
Кейт не знала, что на это сказать.
— А как насчет твоего папы? — вдруг спросила она. — С ним ты можешь поговорить?
Талли не смотрела на подругу.
— Думаю, она даже не знает, кто мой папа. — Голос Талли вдруг предательски задрожал. — Или он узнал обо мне и сделал ноги.
— Как это жестоко!
— А жизнь вообще жестока, ты разве не знаешь? Кроме того, они мне не нужны. У меня есть ты, Кейти. И ты помогла мне в тот вечер все это пережить.
Кейт улыбнулась. Дым заполнил пространство между ними. От него щипало глаза, но ей было все равно. Главное, что она сидит здесь сейчас со своей лучшей подругой.
— Что ж, именно для этого и существуют друзья.
На следующий день Талли как раз дочитывала последнюю главу «Чужих», когда услышала вопль матери, кричащей через весь дом:
— Талли! Да открой же ты эту чертову дверь!
Девочка захлопнула книгу и поспешила в гостиную, где сидела, развалившись на диване, ее мать с кальяном для марихуаны и смотрела телевизор.
— Но ты ведь сидишь прямо у двери, — упрекнула ее Талли.
— И что с того? — пожала плечами Облачко.
— Спрячь хотя бы кальян.
Тяжело вздохнув, Облачко перегнулась через подлокотник и поставила кальян под прикроватный столик. Только слепой не заметил бы его там, но для Облачка и это было слишком большим усилием.
Талли откинула волосы со лба и открыла дверь.
За дверью стояла невысокая женщина с темными волосами и жаровней, прикрытой сверху фольгой. Ее веки были чуть подкрашены тенями под цвет карих глаз, а румяна были нанесены явно второпях, отчего создавалось впечатление, что острые скулы особенно резко выступают на ее лице.
— Ты, должно быть, Талли. — Голос женщины оказался тоньше, чем можно было ожидать. Это был голос девочки, полный энтузиазма и вполне соответствовавший искоркам, мерцавшим в ее глазах. — Я — мама Кейт. Прости, что пришла без звонка, но у вас занята линия.
Талли увидела, что телефон лежит на диване рядом с матерью, и трубка с него снята.
— Я принесла вам с мамой на ужин жаркое. Думаю, твоей маме сейчас не до готовки. У моей сестры два года назад обнаружили рак, так что я знаю, что это такое. — Миссис Муларки, улыбаясь, стояла в дверях. После нескольких секунд молчания улыбка ее погасла, и мама Кейт спросила: — Так мне можно зайти?
Все похолодело у Талли внутри. «Это будет ужасно», — пронеслось в ее голове.
— Я… да, конечно.
— Спасибо, — обойдя застывшую в дверях Талли, миссис Муларки решительно направилась внутрь.
Облачко лежала, распростершись на диване, а на животе у нее красовалась стопка марихуаны. Едва улыбнувшись, она попыталась сесть, но у нее ничего не получилось. Огорченная неудачей, Дороти сначала яростно выругалась, а потом рассмеялась. Дом буквально пропах марихуаной насквозь.
Миссис Муларки резко остановилась. На лице ее застыло обескураженное выражение.
— Я — Марджи, ваша соседка, — сказала она.
— А я — Облачко, — сказала мама Талли, снова пытаясь принять сидячее положение. — Приятно познакомиться.
— Мне тоже.
Несколько мучительных секунд женщины смотрели друг на друга. У Талли не было никаких сомнений: зоркие глаза миссис Муларки отлично видели все — кальян под прикроватным столиком, плетеную сумку с марихуаной на полу, перевернутый пустой стакан, коробки из-под пиццы на столе.
— А еще я хотела сказать вам, — заговорила Марджи, — что я почти все время дома и могла бы возить вас к врачам или по делам. Я знаю, как чувствуют себя люди, проходящие химиотерапию.
Облачко озадаченно нахмурилась:
— А кому здесь нужна химиотерапия? У кого-то рак?
Миссис Муларки, резко обернувшись, взглянула на Талли, которой хотелось в этот момент сжаться в комок и сделаться невидимой или провалиться сквозь землю.
— Талли, покажи нашей замечательной соседке с угощением, где в нашем доме кухня.
Талли припустила в кухню почти бегом. Этот розовый ад, где кругом валялись упаковки от фастфуда, в раковине громоздилась грязная посуда и на всех поверхностях красовались переполненные пепельницы, был яркой демонстрацией ее жалкой жизни, которую Талли меньше всего хотелось показывать маме своей лучшей подруги.
Миссис Муларки прошла мимо нее, наклонилась над плитой, затем поставила на рабочую поверхность жаровню, затем движением бедра захлопнула дверь кухни и, обернувшись, посмотрела на Талли.
— Моя Кейти — хорошая девочка, — сказала она после паузы.
«Начинается», — с тоской подумала Талли.
— Да, мэм.
— И она молится, чтобы твоя мама излечилась от рака. И даже соорудила в своей комнате небольшой алтарь.
Талли смотрела в пол. Ей было так стыдно, что она была не в состоянии ответить. Как она объяснит, почему солгала? Ни одно оправдание не будет достаточно убедительным для миссис Муларки, которая любит своих детей. На Талли вдруг обрушилась жгучая ревность. Может быть, если бы у нее была мама, которая ее любит, ей не было бы так легко и так необходимо врать. А теперь она потеряла самое дорогое, что есть в ее жизни, — Кейти.
— Ты считаешь, что врать своим друзьям хорошо?
— Нет, мэм.
Талли так упорно смотрела в пол, что даже вздрогнула, почувствовав на подбородке пальцы Марджи, которая чуть приподняла ее голову.
— Ты будешь хорошей подругой для Кейти или такой, которая доведет ее до беды?
— Я никогда не причиню Кейти боль.
Талли хотелось сказать больше, куда больше. Может быть, даже опуститься на колени и пообещать быть хорошей девочкой, но слезы были слишком близко к глазам, и она не решалась даже пошевелиться. Талли смотрела в темные глаза миссис Муларки и видела в них то, чего никак не ожидала увидеть: понимание.
Между тем в гостиной Облачко, спотыкаясь, добрела до телевизора и переключила канал. Талли был виден экран, светящийся в неубранной комнате. На экране Джин Энерсен вела свою передачу.
— Ты все делаешь сама, не так ли? — тихо проговорила миссис Муларки, словно боясь, что Облачко подслушивает. — Оплачиваешь счета, ходишь в магазин, убираешься? А кто же платит за все?
Талли сглотнула подкативший к горлу ком. Никто еще не видел так ясно ее жизнь с первого взгляда.
— Моя бабушка присылает раз в неделю чек.
— Мой отец был непросыхающим алкоголиком, и об этом знал весь город. — миссис Муларки говорила печальным голосом, вполне соответствующим выражению ее глаз. — А еще он был подлым типом. По пятницам и субботам вечером моей сестре Джорджии приходилось отправляться в пивнушку и волочь его на себе домой. Всю дорогу из бара отец пытался ударить ее и обзывал последними словами. Она была как один из тех клоунов, что развлекают зрителей на родео. Тех, которые все время путаются между быком и ковбоем. К концу средней школы я поняла, почему Джорджия связалась с беспутной компанией и стала слишком много пить.