Талли сглотнула подкативший к горлу ком. Никто еще не видел так ясно ее жизнь с первого взгляда.
— Моя бабушка присылает раз в неделю чек.
— Мой отец был непросыхающим алкоголиком, и об этом знал весь город. — миссис Муларки говорила печальным голосом, вполне соответствующим выражению ее глаз. — А еще он был подлым типом. По пятницам и субботам вечером моей сестре Джорджии приходилось отправляться в пивнушку и волочь его на себе домой. Всю дорогу из бара отец пытался ударить ее и обзывал последними словами. Она была как один из тех клоунов, что развлекают зрителей на родео. Тех, которые все время путаются между быком и ковбоем. К концу средней школы я поняла, почему Джорджия связалась с беспутной компанией и стала слишком много пить.
— Ей не хотелось, чтобы люди смотрели на нее с жалостью.
Миссис Муларки кивнула.
— Она ненавидела эти взгляды. Я же сделала для себя вывод, что другие люди ничего не значат. Не важно, какова твоя мать и как она проживает свою жизнь. Тебе предстоит сделать собственный выбор. И тебе нечего стыдиться. Но ты должна научиться мечтать, Талли. Строить смелые планы. — Миссис Муларки посмотрела через плечо в гостиную. — Как, например, Джин Энерсен. Женщина, которая, вопреки всему, многого добилась в жизни и знает, как идти к поставленной цели.
— Но как я узнаю, где мое место в жизни?
— Держи глаза открытыми и иди правильным путем. Поступи в колледж, обрети надежных друзей. Доверяй им.
— Я доверяю Кейти.
— И ты скажешь ей правду?
— А что, если я просто пообещаю…
— Один из нас должен сказать ей, Талли. И лучше, если это будешь ты.
Талли тяжело вздохнула. Говорить правду было против всех ее инстинктов и привычек. Но она понимала, что на этот раз у нее просто нет иного выхода. Она хотела, чтобы миссис Муларки верила ей.
— Хорошо, — дрожащим голосом произнесла Талли.
— Вот и отлично! Ждем тебя завтра к ужину. В пять часов. Это твой шанс начать все с чистого листа.
На следующий день Талли переодевалась не меньше четырех раз, стараясь выбрать правильную одежду. Когда выбор наконец был сделан, она уже так безбожно опаздывала, что ей пришлось буквально бежать по холму вверх.
Мама Кейт открыла дверь. На ней были лиловые брюки-клеш и полосатый пуловер с расширенными книзу рукавами.
— Предупреждаю, — улыбаясь, сказала она, — внутри шумно и настоящий дурдом.
— Я люблю, когда шумно и дурдом, — сказала Талли.
— Тогда ты пришла в правильное место.
Миссис Муларки обняла ее за плечи и повела в гостиную с бежевыми обоями, зеленым, как мох, ковровым покрытием, красным диваном и черным креслом-качалкой. На стене — изображение Иисуса Христа и фото Элвиса Пресли. И то, и другое в тоненьких рамках. Зато на верхней панели консоли для телевизора красовались в изобилии семейные фото. Талли невольно вспомнила тумбу для телевизора у себя дома. На верхней панели всегда валялись пустые пачки из-под сигарет и стояли переполненные окурками пепельницы. Никаких семейных фотографий.
— Бад, — обратилась миссис Муларки к полному мужчине с темными волосами, сидящему в кресле-качалке. — Это — Талли Харт, наша соседка.
Мистер Муларки улыбнулся Талли и поставил бокал с выпивкой.
— Значит, это о тебе мы так много наслышаны? Рад видеть тебя в нашем доме, Талли!
— Я тоже очень рада, что меня пригласили.
Миссис Муларки похлопала ее по плечу.
— Ужин не раньше шести. Кейти наверху, у себя в комнате, поднимайся по лестнице. Я уверена: вам, девочки, есть о чем поговорить.
Талли поняла намек и кивнула, не в силах ничего сказать. Теперь, когда она оказалась здесь, в этом теплом семейном доме, где пахло домашней едой, и стояла рядом с самой идеальной мамой на свете, она не могла даже представить себе, как сможет жить, если вдруг потеряет все это, станет здесь нежеланной.
— Я больше никогда не обману Кейти, — пообещала она.
— Хорошо. А теперь иди, — одарив ее улыбкой, миссис Муларки ушла в гостиную.
Талли было видно, как мистер Муларки обнял жену и усадил ее к себе в кресло-качалку. Их головы склонились друг к другу.
Талли вдруг почувствовала невыносимую горечь и обиду. Все в ее жизни могло быть по-другому, родись она в такой семье. И она не спешила подниматься к Кейти.
— Вы смотрите новости? — спросила Талли, заглянув в гостиную.
Мистер Муларки поднял голову.
— Мы обычно не пропускаем вечерний выпуск.
Миссис Муларки улыбнулась:
— Джин Эмерсен изменяет этот мир. Она — одна из первых женщин, которым доверили вести вечерние новости.
— Я тоже хотела бы стать журналисткой, — неожиданно разоткровенничалась Талли.
— Это просто замечательно! — отозвалась миссис Муларки.
— Так ты уже здесь? — неожиданно услышала Талли голос Кейт. — Как это мило со стороны остальных — сообщить мне, что моя подруга уже пришла, — громко произнесла она, спускаясь по лестнице.
— А я как раз говорила твоим родителям, что хочу быть журналисткой, — сказала Талли.
Миссис Муларки широко улыбнулась, и в этой улыбке было и тепло, и одобрение — то, чего Талли так не хватало всю жизнь.
— Разве не замечательная у Талли мечта, Кейти?
Кейт кивнула и, взяв Талли за руку, потащила ее из гостиной наверх. Когда девочки очутились в маленькой комнатке Кейт в мансарде, хозяйка комнаты подошла к проигрывателю и стала рыться в пластинках. Наконец она определилась с выбором и поставила «Гобелен» в исполнении Кэрол Кинг. Талли в это время задумчиво смотрела в окно на лавандовые сумерки.
Тот прилив адреналина, который она испытала, объявив семейству Муларки о своих амбициозных планах, уже прошел, оставив после себя тихую грусть. Талли знала, что она должна сейчас сделать, но при мысли об этом ей становилось не по себе.
«Давай же, Талли, скажи ей правду! Если этого не сделаешь ты, ей расскажет миссис Муларки», — уговаривала она себя.
— У меня есть новые номера молодежных журналов, — сказала Кейти, растянувшись на ковре. — Хочешь полистаем? Можем пройти тест «Сможешь ли ты стать девушкой Тони Де Франко?».
— Конечно, хочу, — сказала Талли, вытягиваясь рядом.
— Жан-Мишель Винсент такой красавчик, — сказала Кейт, указывая на фотографию актера.
— Я слышала, он бросил свою девушку, — заметила Талли.
— Ненавижу таких. — Кейт перевернула страницу. — А ты и вправду хочешь быть журналисткой? Мне ты никогда об этом не говорила.
— Да, — твердо сказала Талли, хотя сегодня она впервые представила себя в этой роли. Может быть, она сумеет стать знаменитой, тогда все будут ею восхищаться. — И тебе тоже придется стать тележурналисткой. Потому что теперь мы все будем делать вместе.
— Мне?
— Мы будем одной командой. Как Вудворт и Бернштейн, только одеваться станем лучше. И мы красивее.
— Я не знаю…
Талли ткнула ее в бок.
— Да чего там не знать-то? Миссис Рамсдейл сказала при всем классе, что ты пишешь отличные сочинения.
Кейт рассмеялась:
— Это правда. Ну, ладно, я согласна — тоже буду тележурналисткой.
— А когда мы станем знаменитыми, я скажу Майку Уоллису, что у нас ничего бы не получилось без поддержки друг друга.
Они умолкли, продолжая перелистывать журналы. Талли дважды пыталась прервать молчание и заговорить о своей матери, но оба раза Кейт прерывала ее. Потом снизу послышался крик: «Ужин готов!», лишив Талли шанса очиститься от грехов.
И на всем протяжении лучшего в ее мире ужина Талли ощущала непосильный груз собственной лжи. К тому моменту, когда они все вместе убрали посуду со стола, все перемыли и вытерли, Талли была уже на грани. И даже мечты о том, как их с Кейт пригласят на телевидение, не помогали.
— Мам, — сказала Кейт, убирая последнюю тарелку, — я и Талли покатаемся на великах в парке, хорошо?
— Мы с Талли, — поправила дочь миссис Муларки, пролистывая телевизионную программу. — И будь дома не позже восьми.
— Ну, мама…
— Ровно в восемь, — поддержал жену мистер Муларки.
Кейт смущенно посмотрела на Талли.
— Видишь, они обращаются со мной как с маленьким ребенком.
— Ты даже не представляешь, Кейти, как тебе повезло. Ну, давай, пошли за великами.
Девочки гнали сломя голову по проселочной дороге, смеясь как ненормальные. На Саммер-Хилл Талли отпустила руль, и Кейт последовала ее примеру.
Добравшись до парка у реки, они поставили велосипеды под дерево, улеглись рядом на траве и стали смотреть в небо и слушать, как бурлит речная вода, разбиваясь о камни.
— Я должна кое-что тебе сказать, — наконец собралась с духом Талли.
— Что же?
— У моей матери нет никакого рака. Она — наркоманка.
— Твоя мама курит травку, я уже поняла.
— Да. И она все время под кайфом.
— Что же?
— У моей матери нет никакого рака. Она — наркоманка.
— Твоя мама курит травку, я уже поняла.
— Да. И она все время под кайфом.
Кейт повернулась к подруге:
— Правда?
— Да.
— А зачем ты солгала мне?
Талли едва сдерживалась, чтобы не отвести глаза, так стыдно ей было.
— Так вышло.
— Но люди не врут просто так.
— Ты не знаешь, что это такое — стыдиться собственной матери.
— Ты смеешься? Ты бы видела, что надела моя мамуля на последний обед в…
— Нет, ты не знаешь, — твердо произнесла Талли. — Это совсем другое дело.
— Так расскажи мне.
Талли понимала, о чем просит ее Кейт. Она хотела, чтобы правда перевесила ложь. Но Талли не знала, сможет ли облечь в слова всю свою боль и доверить ее подруге. Всю жизнь она хранила свои тайны. И если, рассказав все Кейт, она потеряет ее, это будет просто невыносимо.
Но ведь если не рассказать, их дружба прекратится наверняка.
— Мне было два года, — наконец сказала она, — когда мама бросила меня в доме своих родителей. Она пошла за молоком, а вернулась, когда мне исполнилось четыре года. Когда мне было десять, она объявилась вновь, и я подумала, что это означает, что мать меня все-таки любит. В тот раз она забыла или потеряла меня в толпе. А следующий раз мы увиделись, когда мне исполнилось четырнадцать. Бабушка разрешила нам жить в этом доме и присылает каждую неделю немного денег. И так будет продолжаться до тех пор, пока моя мать снова не снимется с места, а она обязательно это сделает.
— Я не понимаю.
— Конечно, не понимаешь. Моя мама не такая, как твоя. Сейчас самый долгий период, который я провела рядом с ней за всю мою жизнь. Рано или поздно ей надоест сидеть на одном месте, и она снова умотает куда-нибудь без меня.
— Но как может мать поступать так с собственной дочерью?
— Наверное, во мне что-то не так, — пожала плечами Талли.
— С тобой все в порядке. Это она — лузер. Но я так и не пойму, почему ты обманула меня.
Талли наконец нашла в себе силы посмотреть подруге прямо в глаза:
— Мне очень хотелось тебе понравиться.
— Так ты сделала это из-за меня? — Кейт рассмеялась.
Талли хотелось спросить ее, что такого смешного она в этом нашла, но Кейт вдруг оборвала смех и строго сказала:
— Больше никогда не ври мне, ладно?
— Можешь не сомневаться.
— И мы будем лучшими подругами навсегда, — серьезно произнесла Кейт. — Хорошо?
— То есть ты всегда будешь рядом, когда нужна мне?
— Всегда, — пообещала Кейт, — что бы ни случилось.
Талли чувствовала, как радость распускается в душе подобно экзотическому цветку. Она словно бы слышала в воздухе его медовый аромат. Впервые в жизни она почувствовала в себе уверенность и спокойствие.
— Навсегда, — повторила она следом за Кейти. — Что бы ни случилось.
Кейт запомнила то лето после окончания восьмого класса как лучшее в своей жизни. Каждый день она безотказно делала всю работу по дому, которая лежала на ней, сидела с братом до трех часов, пока не возвращалась мама, ездившая с утра по разным хозяйственным делам и по делам благотворительного фонда. После этого Кейт была свободна. В выходные же она чаще всего могла распоряжаться своим временем с самого утра.
Они с Талли объездили на велосипедах всю равнину и провели немало времени, сплавляясь на автомобильных покрышках по реке Пилчук. А после обеда они обычно расстилали на траве полотенца, облачались в связанные крючком яркие бикини, смазывали кожу смесью масла для младенцев и йода и слушали музыку на молодежном канале в транзисторе, который всегда брали с собой. Они говорили обо всем на свете: о фильмах, о моде и музыке, о мальчишках и о войне, и о том, что происходит за пределами их маленького мира. О том, как здорово будет вместе стать журналистками и прославиться. О кино. Запретных тем у них не было.
В конце августа девочки собрались отправиться на ярмарку. В комнате Кейти они взяли косметику. Ведь Кейти придется переодеться и накраситься, только когда они выйдут из дома. По крайней мере, если она хочет выглядеть клево. Ее мама по-прежнему считала, что Кейт еще рано краситься и одеваться по-взрослому.
— Топик положила? — спросила подругу Талли.
— Положила, — отозвалась Кейт.
Радуясь, как замечательно они все придумали, девочки спустились в гостиную, где подремывал в своем кресле-качалке отец Кейти.
— Мы отправляемся на ярмарку, — громко произнесла Кейт, радуясь, что матери нет дома — Марджи наверняка заметила бы, что сумка слишком велика для поездки на ярмарку, и своим рентгеновским зрением, возможно, разглядела бы сквозь макраме и одежду, и туфли, и косметику в сумке.
— Будьте осторожны, девочки, — сказал мистер Муларки, не поднимая головы.
Он говорил это каждый раз с тех пор, как подруги стали наведываться в Сиэтл. В новостях только и было разговоров что об убийце по имени Тед. Имя его стало известно, когда одной из жертв нападения удалось уцелеть. Девушка сумела описать маньяка. Это случилось в национальном парке штата у озера Саммамиш. Школьницы по всему штату были напуганы так же, как и их родители. Каждый желтый «фольксваген-жук» провожали глазами, гадая, не прячется ли внутри этот Тед.
— Мы будем суперосторожны, — улыбнувшись, ответила Талли.
Ей было приятно, что родители Кейт волновались и за нее.
Кейт пересекла комнату, чтобы поцеловать отца на прощание. Бад обнял дочь, затем вручил ей десять долларов.
— Повеселитесь как следует.
— Спасибо, па.
Они с Талли пошли к калитке, помахивая своими сумками.
— Как думаешь, Кенни Марксон будет на ярмарке? — спросила Кейт.
— Ты слишком много думаешь о мальчиках.
Кейт шутливо толкнула подругу бедром.
— Это на тебе он помешался.
— Тоже мне поклонничек! Я же его выше.
Неожиданно Талли встала как вкопанная.
— Ты что, Талли? Я чуть не налетела на тебя! Иди!
— О нет! — в ужасе прошептала Талли.
— Что случилось?
И тут Кейт увидела припаркованный у дома подруги полицейский фургон.
Схватив ее за руку, Талли потащила Кейт к калитке, и они побежали через улицу к дому Талли. Входная дверь была распахнута настежь.
Полицейский ждал их в гостиной.
При виде девочек его широкое лицо расплылось в улыбке, отчего приобрело клоунское выражение.
— Здравствуйте, девочки, — сказал он. — Я — офицер Дэн Майерс.
— Что она сделала на этот раз? — едва переведя дыхание, спросила Талли.
— Около озера Квино был марш протеста против истребления пятнистых сов. Ситуация вышла из-под контроля. Твоя мать и еще несколько человек устроили сидячую забастовку. Полиции Вейерхойзера пришлось попотеть. Но хуже всего, что из-за непотушенной сигареты в лесу начался пожар. Только недавно удалось его потушить.
— Дайте угадаю: ее отправят в тюрьму?
— Ее адвокат добивается добровольной госпитализации для лечения от наркозависимости. Если ей повезет, пролежит какое-то время в больнице. Если же нет… — Полицейский не закончил фразу.
— Кто-нибудь уже позвонил моей бабушке?
Офицер кивнул.
— Она ждет тебя. Тебе помочь собраться?
Кейт никак не могла понять, что происходит. Она повернулась к подруге:
— Талли?
В карих глазах девочки застыла странная, пугающая пустота, и Кейт поняла, что случилось нечто ужасное, что бы это ни было.
— Мне придется вернуться к бабушке, — сказала Талли и, пройдя мимо Кейт, отправилась в свою спальню.
Кейт побежала за ней.
— Но ты не можешь уехать!
Талли вынула из шкафа чемодан и раскрыла его.
— У меня нет выбора.
— Я заставлю твою маму вернуться. Я скажу ей…
Талли подняла голову и посмотрела на Кейт.
— Ты ничего не сможешь сделать, — тихо сказала она.
Голос у нее был какой-то взрослый — бесцветный и усталый. До Кейт впервые дошел истинный смысл всех историй про мать Талли. Они смеялись над Облачком, подшучивали над ее наркоманией, странной манерой одеваться, над ее неправдоподобными историями. Но на самом деле ничего смешного в этом не было. И Талли знала, что рано или поздно произойдет то, что произошло.
— Пообещай мне, — сказала Талли дрогнувшим голосом, — что мы все равно навсегда останемся лучшими подругами.
— Навсегда, — только и смогла выдавить из себя Кейт.
Талли закончила собирать вещи и защелкнула замок на чемодане. По радио Мадонна пела «Американский пирог», и Кейт подумала, что вряд ли теперь сможет слушать эту песню, не вспоминая этот ужасный день.
Это был день, когда умерла музыка.
Кейт проводила Талли на крыльцо. Там девочки обнялись и никак не могли отпустить друг друга, пока офицер Майерс осторожно не потянул Талли за руку.