– Э-э-э, нет! – Довольно рассмеялся я. – Ты до сих пор не привык к местным реалиям, и мыслишь категориями эпохи массовых миллионных армий. Себестоимость производства «Единорога» действительно довольно высока – около 400 рублей, но пулемет Максима будет обходиться казне Русской империи в 3000 рублей!
– Ты меня не дури! – Улыбнулся Алексей, – насколько я помню – в стоимости пулемета Максима львиную долю составляла выплата роялти непосредственно изобретателю. А себестоимость была рублей 500-600…
– Верно! – Рассмеялся я. – Раскусил, старый черт! Все равно при достаточно массовом поточном производстве «Единорог» будет стоить гораздо меньше «Максимки». Да и потребуется их поначалу всего три-четыре тысячи, так что оберегаемая тобой казна сильно не обеднеет!
– А почему ты думаешь, что армии и флоту нужно не десятки тысяч, а всего три-четыре? – Хитро улыбнулся адмирал.
– Ну, блин, Серега! Что за дешевые подначки? Сам же знаешь – тактика применения не разработана, эксплуатация сложна… Для начала пулемет должен попадать исключительно в руки профессионалов. Создавайте в батальонах что-нибудь вроде взвода тяжелого оружия. Ну да цесаревич со своими присными придумает тактические подробности. Но самое главное – это оружие превосходит и будет еще долгие годы превосходить любой иной образец в мире!
– Молодец! – Адмирал пару раз хлопнул в ладоши. – Языком чесал, как по-писаному. Целую презентацию устроил.
– Но и это еще не все! – С интонациями ведущего «Магазина на диване» продолжил я. – На сладкое могу предложить пятизарядную винтовку под тот же патрон. Винтовка, в принципе, проста – немного увеличенная «Пищаль».
– Ну, уж и проста! – улыбнулся адмирал. – По твоим горящим глазам вижу, что все гораздо веселей?
– Да уж! – Я продемонстрировал стоящее сразу за станкачами оружие, больше напоминающее по виду легкий пулемет. – Назвали «Фузеей». От «Пищали» здесь только затворная группа. Консольно вывешенный ствол, сошки. Десятикратный оптический прицел. Тактико-технические характеристики таковы, что ей, как снайперке, не будет равных до появления «Барретов"[21]. Дальность прицельного выстрела – почти полтора километра.
– Неплохо! – Похвалил князь. – Но, думаю, что это больше работа на перспективу. Меня в этом устройстве больше оптический прицел заинтересовал. Ты артиллерийскими прицелами не занимался?
– Пока повода не было. В Артиллерийский комитет без Ники не пройдёшь, про твоё ведомство лучше промолчу. Проще лбом стену пробить, чем добиться, чтобы просто выслушали.
– Ладно, с прицелами горячку пороть не будем. Слушай, а такую полезную вещь, как дальномеры, ты сделать не догадался?
– Нет, – понурился я.
– Тля, а еще артиллерист называется!
– Так откуда я знал, что война на 16 лет раньше начнется? – вскидываюсь я.
– Ты не ори, а подумай, как их сделать в кратчайшее время! – говорит князь. – Что у тебя с оптикой вообще?
– Довольно неплохо! Лаборатория исправно выдает хорошее стекло! Я ведь еще в 1884 году умудрился Отто Шота[22] сманить! – хвастаюсь я, но тут же поправляюсь, – вот только с количеством пока не очень – с Цейсом не сравнить. Но на бинокли, прицелы и подзорные трубы пока хватает. Думаю, что хватит и на дальномеры.
– Это хорошо! – Алексей достаёт блокнот и что-то быстро в нём чиркает.
– Слушай, а автоматические винтовки, в свете грядущих десантных операций, тебе нужны?
– Конечно, нужны! – Кивнул адмирал. – Надо всего и побольше. Показывай!
Мы вышли из лаборатории и по короткому коридорчику прошли в экспериментальный цех. Здесь на верстаках и стеллажах стояли уже не считанные единицы оружия, а десятки.
– Вот! – я гордо повел рукой, демонстрируя немаленький по нынешним временам арсенал.
Здесь было чему впечатлиться – десяток станкачей на треногах и пьедестальных лафетах. Вдоль стены тянется длинный ряд ручных пулеметов на сошках.
– Погоди-ка… – Адмирал подал голос только через минуту. – Когда ты в Питере про свои успехи рассказывал, то ничего подобного не говорил. Про самозарядки помню, вроде как твой казачок постарался, а вот про пулеметы… это же… РПК[23]?!!
– Так это она и есть – самозарядка Емели Засечного! – Хмыкнул я. – Вот чесслово, что я ему почти ничего не подсказывал! Самородок, что скажешь… Алексей недоверчиво хмыкнул.
– Э-э-э, а твой казачок точно не вселенец? Ты проверял?
– Ну ладно, ладно… подсказывал, конечно! – рассмеялся я. – И инженеры конструкцию до ума доводили, чтобы оружие максимально технологичным было. И до сих пор доводят, потому и количество пока небольшое – мелкосерийка. Но версия легкой штурмовой винтовки по нынешним временам избыточна, ведь только-только магазинки появились, поэтому мы пошли простым естественным путем – поставили сошки, тяжелый ствол, фрезерованную ствольную коробку, добавили пистолетную рукоятку и приклад с упором для левой руки. Хоп! И мы имеем легкий магазинный пулемет для уровня взвод-отделение. Простой и технологичный, как лом. Но эффективный, как триста лет назад бердыш. Кстати, так и назвали. «Бердыш».
– Ну, здравствуй, красавец! – Алексей ласково провел ладонью по крышке ствольной коробки. А потом, не удержавшись, машинально провел неполную разборку. Вбитый годами службы автоматизм движений не подвел – разборка заняла всего 15-20 секунд.
– Ух, ты! – восхитился я. – Мастерство не пропьешь!
– По всему выходит, что это почти точная копия «Калаша», – сказал князь, держа в руках и внимательно разглядывая затворную группу. – Эх, это же, как еще одного старого друга встретить! – голос адмирала предательски дрогнул. – Старого, надежного и проверенного! Надеюсь, что этот твой «Бердыш» имеет похожую надежность?
– Даже лучше! – Обрадовал я. – Сборка-то фактически штучная.
– А питание у него какое?
– Сделали простой барабан на 70 патронов, но можно использовать десятизарядные магазины от карабинов.
– Просто в голове не укладывается! – Признался адмирал. – За считанные годы ты освоил производство РПК! Ты понимаешь, что ему цены нет по нынешним временам! Одно его появление на поле боя полностью изменит все существующие тактические схемы.
– Ну, насчет этого пускай у Ники голова болит. Я техническое обеспечение сделал, а как это применять…
– Ладно, теперь насчет количества… – Алексей достал блокнот и уставился мне в глаза. – Образцы – это хорошо. Сколько стволов ты мне можешь отгрузить сейчас и когда планируешь запускать серию?
– Значит так… – я воспроизвел в уме текущее количество и объемы производства. – «Пищалей» я тебе могу подкинуть до тысячи стволов. Даже прямо сейчас – на складах запасец есть. «Бердышей» пока мало – мы их только-только на поток поставили, прямо сейчас, для тренировок личного состава, десятка два и под отплытие еще штук сто. С пулеметами сложнее – технология массового производства совсем не отработана. Станкачей всего десяток.
– Что с патронами? – спросил Алексей, убирая блокнот в карман, так ничего в него и не записав.
– 6,35-мм – хоть пятой точкой жуй! А новые четырехлинейные – по тысяче штук на ствол прямо сейчас, сформируешь пулеметные команды и немного их поднатаскаешь, но к отплытию эскадры сто тысяч обеспечу железно! Нормально? – Князь несколько отстраненно кивнул. – Но учти, Леша, что возможности наших забугорных злейших друзей в деле производства оружия еще долгое время будут превышать наши на порядок. И если они поймут полезность сих устройств, то… На что я намекаю понятно?
– Не дурак! – отрезал Алексей решительно. – Ни одна единица оружия в чужие руки не попадет! Ну, если со стрелковкой покончено, тогда пойдем смотреть тяжелое вооружение! Мы прошли в отдельно стоящий ангар. Под потолком вспыхнули яркие лампы.
– Ну, дружище, хвались! – потирая руки в предвкушении, предложил генерал-адмирал, глядя на сложенные штабелем орудийные стволы.
– К моему великому сожалению, Леша, но с орудиями пока никак – технология почти отработана, осталось только простругивание каналов освоить, но само производство… На изготовление одного крупнокалиберного ствола уходит почти тысяча человеко-часов. Это в три раза меньше чем на Обуховском заводе, но все еще гораздо больше, чем бы нам хотелось. Причем мы пока только стволы и освоили – затворную группу и все остальное разрабатывать у меня просто некому!
– То есть ты располагаешь только полуфабрикатами и не знаешь, что с ними делать дальше? – Алексей пристально посмотрел на меня. – А скооперироваться с тем же самым Обуховским заводом тебе в голову не приходило?
– Ну, прости, князюшко, – мне даже как-то стыдно стало. – Мы ведь не думали, что русско-японская война вместо 1904 в 1888 году начнется! Мне бы еще годика три-четыре… Сам же видишь – задел есть и задел немалый! Стволы, броня…
– Задел! – чуть не сплюнул на пол Алексей, – Задел… но вы уж постарайтесь, чтобы хоть к Первой Мировой…
– К какой такой «первой мировой»? – рассмеялся я. – Ты до сих пор думаешь, что она вообще будет и начнется в 1914 году?
– Ты меня за дурачка то не держи! – вскидывается Алексей. – А то я не догадался, что любые наши действия так меняют грядущее, что оно становится крайне туманным! Вот именно из-за непредсказуемости будущего я и хочу быть во всеоружии, когда у королей кончатся доводы… Ладно, хорош трепаться, давай хвались дальше!
– А, в общем, всё… – говорю я, и лицо адмирала вытягивается. – Ну, баржи есть новые и речные пароходики… – но Алексей только обреченно махнул рукой. – Ладно, тогда пойдем все-таки пообедаем!
Мы выходим из ангара и топаем в особняк. Адмирал молчит. Молчит пока идем, молчит пока раздеваемся, молчит пока подают закуски, молчит, когда разливают суп…
– Алексей, ну что с тобой? – наконец не выдерживаю я.
– А? – князь поднимает от тарелки голову, но взгляд его направлен в третье измерение. – Я ведь в Одессу ехал, сорвавшись с катушек, мягко говоря… Мне необходимо потрошить «Особый запас» и я собираюсь это делать без ведома императора, своим произволом… Армия не даёт артиллеристов, что делать? Приходится потрошить «ЧеФешные» экипажи… а если война доберётся до Проливов? Плюс вскрывать резервные склады… И вот я заезжаю в Нижний к Рукавишникову… Какая красота и благолепие… Маузеры, калаши, пулемёты и прочие револьверы… Деревенский спецназ фабричной выделки… И что в сухом остатке? НИЧЕГО!!! Помочь в предстоящей войне друг Димыч не может НИЧЕМ!!! АБСОЛЮТНО!!! Всё показанное благолепие – выставочные экспонаты, образцы. Какая прелесть! Еремей Засечный придумал РПК… и их сделали… немножко… А я вот думаю, что случится, если японцы не будут ловить зимой мух, а экспромтом высадят пару дивизий под Владиком – песец навестит очень многих Еремеев! …Оптика, дальномеры… Бесполезняк, всё это пока бесполезняк… Вот у тебя кругом электрическое освещение, селектор на столе, а у меня на флоте матросы в кубриках при карбидных лампах сидят, а связь в пределах корабля осуществляется через переговорные трубы!
Рассказывает Олег Таругин (Цесаревич Николай)
– Государь, доставили секретную телеграмму с городу Берлину, – говорит Шелихов.
– Давай сюда, – интересно, что у них там произошло?
О, Господи! Телеграмма от Моретты. «Дедушка скончался. Вилли под домашним арестом. Papa болен, и нами правит mama. Мой милый, она не желает отпускать меня и настаивает на расторжении помолвки. Я умоляю тебя: сделай что-нибудь. Ты ведь умный, сильный, ты все можешь. Я обожаю тебя. Твоя и только твоя Моретта».
Это как же? Я ж точно помнил, что по истории старый кайзер в марте умер? Опять хронокаратели?.. Не сразу, но до меня доходит простая истина: у нас «старый стиль», и даты отличаются от канонических на несколько дней.
Нда… Фридрих и его супруга Виктория! А не много ли вы на себя берете? Так, та-ак…
– Вот что, Егор. Васильчикова, Гревса, Шенка, Целебровского – ко мне. Сбор – через час. Бе-е-го-о-о-ом!..
Минут через сорок все указанные уже сидят в кабинете. Собрание секретное. В такие дела незачем впутывать посторонних. Я обвожу взглядом сидящих. Так-с… Молодцы, старики! Еще месяц тому назад, непоседа Гревс с первых минут встречи начал бы излагать «высокому собранию» свой гениальный план по легкому и простому устранению кайзера Фридриха. Что-нибудь из серии: «Мы ползем, ползем, ползем, а потом – ша-арах!» А теперь сидит, молчит. Кроссавчег!
Старики молча принимают вводную. Кайзер Фридрих. Похоже, не процарствуешь ты свои 99 дней. Васильчиков яростно трет виски. Ухлопать этого онкологического – не проблема. Проблема – не засветиться. Чтоб даже в страшном сне никто и никогда не связал преждевременную кончину императора Германской империи с нами, грешными…
– Государь, а что если… Может, не стоит кайзера? Ему ведь и так не долго осталось… Может, стоит попробовать устроить побег самой принцессе? А что? Альбертыч, похоже, дело говорит…
– И как вы себе это представляете, Виталий Платонович?
– Ну, это мы еще, конечно, покумекаем, но в принципе… Первое: необходим корабль. Быстроходный, но неприметный. Организовать «зеленую тропу» до Ростока из Берлина, ложные дорожки отхода – на Варшаву, Копенгаген и Гамбург. Кстати, тут если мы и засветимся – не страшно. Одно дело – покушение, другое – соединение двух любящих сердец…
Васильчиков оставляет в покое свои виски, Гревс светлеет лицом, а Дорофеев-Шенк уже что-то стремительно черкает в своей записной книжке.
– Ну, тогда – с Богом! Считайте, что высочайшее разрешение на операцию, – я лихорадочно перебираю в уме все классические произведения, в которых описывается побег невесты к избраннику, но не найдя ничего подходящего заканчиваю, – операцию «Бегство» вами получено.
Тут же от Целебровского следует пинок ногой под столом. Ну, что еще? Ах, да… совсем забыл, а Альбертыч, старый волк напомнил: название операции не должно раскрывать ее суть. Ладно, потом исправим на что-нибудь нейтральное, вроде «Операции «Ы». Так, ладно… Что там дальше?
– Насчет корабля – это к Сер… к Генерал-Адмиралу. Остальное – сами по необходимости. Да, и вот еще что. Организуйте доставку Моретте телеграммы следующего содержания: «Люблю. Придумал. Подожди чуть-чуть. Твой Ники».
Рассказывает принцесса Виктория фон Гогенцоллерн (Моретта)
Она сидела на диване, изо всех сил стараясь не разреветься. Только что от нее вышла мать, Виктория-Александрина, новая императрица Германской Империи. Мама, мама, как же ты можешь?! Она закусила губу, снова вспоминая жестокие слова матери:
– …Я понимаю твои чувства, Моретта, но и ты должна понять: как принцесса Гогенцоллерн, ты не имеешь права жертвовать политическими интересами Империи в угоду чувствам. Твой брак с этим русским, – боже, какое брезгливое выражение на ее лице! – противоречит интересам твоей Родины. И потому я настаиваю на том, чтобы ты, именно ты, написала ему письмо, в котором сообщишь о расторжении помолвки!..
Когда мать первый раз сказала ей об этом, в тот страшный день – день кончины дедушки, она бросилась, было к брату. Вилли всегда помогал ей, он нежно любит Ники, как брата и друга. Но у покоев Вилли стояли гренадеры, скрестившие штыки, когда она попыталась прошмыгнуть в дверь. Вечером за ужином мать заявила, что Вилли – под домашним арестом. Все что удалось сделать – это послать через фрейлину записку с криком о помощи в русское посольство…
А теперь и ее свобода передвижения сильно ограничена. Конечно, дюжие гренадеры не стоят под ее дверьми, но маменька приставила к ней своих фрейлину и камеристку – чопорную англичанку леди Челси и громадную, прямо-таки нечеловеческого роста шотландку Элизабет Дьюл. Они следят за каждым ее шагом, роются в ее бумагах, допрашивают ее камердам и горничных. Ведь предлагал же ей Ники взять двух-трех девиц из России. Тогда она отказалась, а теперь… Слезы поползли по ее щекам: сейчас русские, верные и преданные как kazak'и ее любимого, были бы ее главными союзниками и помощниками… Она даже представила себе, что сейчас могла бы слышать русскую речь и…
…В первую минуту, услышав протяжные русские слова, перебиваемые шепелявой английской речью фрейлины, она не поверила своим ушам. Говоривший по-русски энергично выругался. Моретта слегка покраснела – однажды, еще в Гатчине, она уговорила подвыпившего Ники перевести ей несколько наиболее часто слышимых фраз, и вот теперь одна из них, наиболее непристойная, прозвучала в Городском Дворце. Если верить тому, что она только что услышала, некто совершенно не верит в благородное происхождение леди Челси, называя ее самкой собаки и женщиной легкого поведения. Мало того – говоривший состоял с матерью фрейлины в интимных отношениях, да не простых, а тех, что называют «французской любовью».
Буквально отшвырнув пытавшуюся загородить дорогу мисс Дьюл, в комнату ворвался kazak, которого Вильгельм выпросил у Ники в тот памятный приезд в Россию. Увидев Моретту, русский вытянулся во фрунт и, нещадно коверкая немецкие слова, громогласно отрапортовал:
– Ваше Императорское Высочество! Я послать от ваш брат! Приказ – передать Вам в рука. Лично.
Kazak протягивает сложенный вчетверо лист, извлеченный из-за обшлага мундира. Она схватила его с такой поспешностью, словно это был глоток воды, предлагаемый жаждущему в пустыне. Мелкий, твердый почерк брата. «Любезная сестра, дорогая моя малышка Моретта. Мне сообщили, что твое письмо доставлено адресату. Он принял живейшее участие в наших непростых обстоятельствах. Зная характер нашего друга и кузена, я полагаю, что тебе не долго осталось ждать встречи с предметом твоей любви. Я благословляю тебя. Твой брат, кронпринц Вильгельм. P.S. Сожги записку. Не стоит волновать матушку»…