– Барбекю? На завтрак?
– Ну, так он же старается… Впечатление произвести хочет… Погоди, то ли еще будет, Сонь! – со смехом поднялась Марго из кресла. – Давай, давай, не делай несчастных глаз. И не будем больше ругаться, ладно?
– Хорошо… Но наш уговор остается в силе, надеюсь?
– Это какой?
– Ну, что ты по первому же моему слову отвезешь меня на вокзал.
– Конечно, отвезу, если скажешь. А сейчас пойдем, пойдем завтракать.
Утро было ярким, слепило глаза пасторалью. Небо чистое, будто промытое до скрипа, и зелень газона ласковая, нежно принявшая в объятия легкие ротанговые креслица и низкий столик под белой крахмальной скатертью. Странно, но надо признать, что умопомрачительный мясной дух, идущий от жаровни, нисколько не оскорблял общей картинки, наоборот, делал ее более аппетитно-выпуклой. И улыбка Марка, которой он приветствовал ее, хорошо вписалась в картинку.
– Доброе утро, Сонечка… Как спалось?
– Хорошо…
– Садись вот сюда, в это кресло. Сейчас кофе будет. Погоди, плед принесу… Ночью дождь прошел, трава еще не подсохла.
– Спасибо, не надо!
– Надо, Сонечка. Вот так, вот так… – укутал он ее ноги легким пледом. – А кофе у нас Тина чудесный варит. Тебе понравится!
Тина уже спешила от дома с подносом. Запах кофе влился в общую картину утра – странным и вкусным образом смешался с запахом шкворчащего на решетке мяса. Марк, присев перед Соней на корточки, вложил ей в руки тонкую чашку с кофе. Она сделала первый глоток и отвела взгляд в сторону: «Нет, ну зачем он так смотрит?»
Кофе и впрямь был отменный, но пристальный взгляд Марка смущал. Поперхнуться же можно под таким взглядом! Еще и домработница… Стоит, не уходит. Они что, вместе будут ей в рот смотреть? Наверное, надо сказать что-то. Интересно, что говорят в таких случаях? Господи, совсем от избытка внимания растерялась…
Тина, взяв со стола пустой поднос и зажав его под мышкой, проговорила тихо, глядя поверх голов Сони и Марка:
– Маргарита Марковна просила передать, что она в город уехала, по своим делам. Только к ужину вернется.
– Да, Тина, спасибо… – досадливо бросил Марк, не оборачиваясь. – Идите в дом, ваша помощь пока не нужна.
Тина повернулась, как робот, и пошла к крыльцу. Марк поднялся с корточек, подошел к низкому ротанговому столику.
– Давай вина выпьем, Сонечка.
– Вина? С утра?
– Ну да…
– Вообще-то я не привыкла…
– Да у меня тоже такой привычки нет, просто сегодня утро особенное. Посмотри, какая красота вокруг… А мы часто ее не замечаем, бежим к своим дневным заботам. А потом вдруг, в одночасье, как нахлынет! И хочется еще, еще, до полного растворения! Нет-нет, иногда очень хорошо, знаешь, именно с утра добавить ярких красок. Воспарить, так сказать. Прочувствовать каждой клеткой. Утренние хмельные ощущения – совершенно незабываемые, с другими не сравнишь! Самое то для легкого воспарения над землей!
– Хм… Не знаю, не пробовала.
– А ты попробуй! Вино замечательное! Французы, например, без вина и завтракать не садятся. А мясо уже почти готово, еще пять минут, и все.
Вкусно. Кофе. Вино. И опять – одно другому не мешает. После глотка вина тело будто вздохнуло, получив обманчивую свободу. Плечи расслабились, под закрытыми веками заплясали веселые оранжевые круги. Соня словно полетела вместе с ними к солнцу, к чисто промытому небу… Воспарила! Хорошо, пусть будет так… Неуклюже, но воспарила, – поправила она себя. Пусть будет минута отдыха. Иначе с ума можно сойти.
– А вот и мясо, Сонечка… Попробуй, тебе понравится.
Как не хочется отрывать глаза… И есть не хочется. Поплавать бы еще немного в оранжевых теплых кругах…
– Давай выпьем за это чудесное утро, Сонечка. Я очень люблю такие вот беззаботные утренние часы. А ты?
– Я? Я не знаю… Как-то не задавалась раньше таким вопросом. Утром я обычно бегу, по делам спешу. Некогда на небо и солнце глянуть.
– Но ведь это ужасно, если так… Я всегда считал, что спешащая по делам женщина – это нонсенс. Помнишь, как в старой доброй комедии? Вся скрючится, скукожится, как старый рваный башмак, и вот чешет на работу…
– Ну, не у всех же возможности есть… Чтобы с утра воспарить…
– Да, ты права. Возможности есть не у всех. Только я бы не употребил в данном контексте слово «возможности»… Здесь, скорее, женское природное везение играет роль, чтобы эти возможности появились. Сами по себе, без особых хлопот. Бывает просто удача, Соня. Судьба. Фортуна.
– Ну, значит, я в этом смысле не слишком удачлива! – быстро ответила Соня с напором, даже с ноткой раздражения.
Она точно отгородилась от вкрадчиво-ласковых рассуждений Марка. Нет, она, может, и не ответила бы так грубо, если б не утренний разговор с Марго… Душа съежилась, вдруг запротестовав. Видимо, не то у нее состояние, чтобы расслабляться. Хоть и воспарила, а состояние – не то.
– Я тебя чем-то рассердил, Сонечка?
– Нет-нет… Все нормально со мной. Просто не люблю этих разговоров про женскую судьбу – удачлива ли, не удачлива. И вообще – что значит удачлива? Надо сидеть на печи и ждать, когда к тебе эта удача сама придет, что ли? В лице прекрасного принца, который все проблемы с печью решит? Нет-нет, я подобных взглядов на женскую судьбу совсем не разделяю. Нормальная женщина и сама в состоянии устроить себе и удачу, и судьбу, и фортуну. Были бы способности и желание. А главное – отсутствие непреодолимых барьеров. Тогда и принца никакого ждать не надо! Ну, то есть… С определенной целью, чтоб с печи снял…
Соня вдруг поймала взгляд Марка – задумчивый, чуть насмешливый. И чуточку, как ей показалось, обеспокоенный ее рассуждениями. Нет, а чего беспокоиться-то? И вообще – почему она должна ему поддакивать?
– Что ж, понятно, понятно… Значит, ты, Сонечка, вышла из феминистских рядов?..
– Нет, вовсе нет. Еще чего не хватало!
– Ну, слава богу!.. А то уж я грешным делом подумал… А относительно удачи и фортуны в женской судьбе я тебе вот что скажу, Сонечка: никогда не надо делать поспешных выводов! Жизнь – штука коварная. А судьба – она и есть судьба, несет человека по мутной реке, как щепку. Сегодня ты, может, одних взглядов придерживаешься, а завтра, глядишь… Ну, попробуй же мясо, остынет! Оцени мои старания!
Марк подошел, опять сел перед ней на корточки, в руках – тарелка с разрезанным мясом. Протянул вилку. Соня взяла ее почему-то очень осторожно, боясь, чтобы их пальцы не соприкоснулись. Нет, как барышня-институтка, ей-богу!.. Чего ей бояться-то? Не съест же он ее!
Соня подцепила кусочек мяса, отправила в рот.
– М-м-м… Вкусно. Никогда такого не ела.
– Так уж и никогда?
– Никогда…
– Еще съешь.
– Спасибо… Только мне неловко как-то.
– Чего тебе неловко? Тебе кажется, что я слишком стараюсь?
– Ну, в общем…
– Брось, Сонечка. Поверь, мне это доставляет удовольствие. Каждый мужчина хочет продемонстрировать женщине гусарские замашки, но не всегда эта потребность дает о себе знать. Только изредка. Только для избранной прекрасной дамы. Что ж делать, Сонечка, придется тебе какое-то время походить в прекрасных дамах… Вот хотя бы этим прекрасным утром, например.
Соня смутилась, отвернула лицо. Протянула руку к столику, взяла бокал с вином, сделала большой глоток. Вздохнула, оглядевшись кругом:
– Да, утро действительно чудесное… Хорошо тут у вас… Красиво…
– Ну, ты еще всей красоты не видела. Хочешь, к озеру прогуляемся?
– А я вас от дел не отрываю?
– Да бог с тобой, что ты? Какие дела могут быть в такое утро? Вставай, пойдем…
Марк протянул руку, и Соня с осторожностью вложила в его пальцы ладонь. Приятная у него рука, сильная… И ладонь сухая, горячая. Поднялась из кресла, опять смутилась, неловким жестом одернула футболку.
Молча пошли по усыпанной гравием дорожке. Справа и слева – густая россыпь сиреневых мелких цветов. Марк наклонился, сорвал один, протянул Соне.
– Что это за цветы? Хорошо пахнут…
– Это крокусы. А вон там, дальше, есть настоящий розарий… Ты любишь розы, Сонечка?
– Не знаю. Люблю, наверное.
– Отлично… Но мы сейчас туда не пойдем. А пойдем вон по той дорожке, к озеру, через березовую рощу.
Какое чудо, думала Соня, круженье белых нежных стволов перед глазами! Березки все молодые, стройные, так и хочется подойти, погладить каждую. И трава – зеленая. И птицы поют… А вон там, средь стволов, солнце расположилось причудливо, образуя яркий светящийся столб.
Ноги словно сами понесли ее. Она встала в столб света, закрыла глаза, подняла руки вверх… О, счастье!..
Но тут же будто черная молния сверкнула внутри, и смех-гром раскатистый: очнись, дурочка! Какое такое счастье?! Забыла, кто ты есть? Забыла?
Соня дернулась, обхватила себя руками, вышла из солнечного пятачка, пристыженная. Марк взглянул на нее удивленно и слегка озабоченно. Положив руку на плечо, спросил, развернув к себе:
– Что случилось, Соня? Тебе плохо?
– Что случилось, Соня? Тебе плохо?
– Нет. Нет… Все хорошо, Марк.
– Но я же вижу. Ты страшно чем-то обеспокоена. А иногда так напряжена, что током бьет… Может, расскажешь?
– Нечего мне рассказывать! Да и с чего бы?
– Соня…
– Ну что? Что? – Она подняла отчаянные глаза, дернула плечом, сбрасывая его ладонь. – Что вам от меня надо? Если человека к вам в гости занесло, причем совершенно случайно, заметьте! Случайно занесло, повторяю! Это не значит, что вы вправе к нему в душу лезть, понятно? И… Извините меня, конечно… – Соня икнула неприлично, некрасиво, будто захлебнувшись приступом гнева.
Марк стоял, потупив глаза в землю. А ей вдруг ужасно стыдно стало… Он-то тут при чем? Он же ничего плохого не сделал, просто посочувствовал, проявил заботу! Обыкновенное вежливое сочувствие, только и всего. Под утреннее гусарское настроение – аккурат и сочувствие в жилу пришлось. Тем более нельзя забывать, что она ему любимую жену напоминает!
– Нет, правда, извините меня, Марк, я вовсе не собиралась хамить… Как-то, знаете, вдруг понесло. Но уж и вы, пожалуйста… Не надо у меня ничего выспрашивать, ладно? И сочувствовать – тоже не надо. Знаете, есть такая песня, там слова очень хорошие, правильные… Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели. Все, все так и есть. Именно так. Не достойна я ни жалости, ни сочувствия, только это могу вам сказать. Вы наверняка добрый и хороший человек, но не обижайтесь на меня, ладно? – Выпалив это скороговоркой, Соня пошла вперед, туда, где за деревьями мелькала, серебрилась под солнцем синяя гладь озера.
Марк догнал ее, молча пошел рядом. Молчание его было спокойным, умиротворяющим. И опять ей стало стыдно – теперь уже от его молчания. Ничего себе, гостья заявилась, подумала Соня, хозяину рот заткнула! Ступайте себе молча, не приставайте ко мне!
А с другой стороны, ощущалась в его молчании какая-то нота интимности. Ничего, мол, я все понимаю очень даже хорошо… Так хорошо, как ты и не думаешь. Было, было в этом что-то… неестественноскоропалительное. А с чего ради, собственно?
– Сонечка… По-моему, мы вчера договорились, что будем на «ты».
– А я что, на «вы» перешла? Хм, даже не заметила… Хорошо, Марк, извините. То есть извини, конечно. Вот же день начался – еще утро, а я раз пять успела извиниться!
– Я больше не буду приставать к тебе с расспросами. Договорились?
– Да. Спасибо.
– Ну, вот и замечательно. Хочешь, на лодке прокачу?
– А что, и лодка есть?
– А как же? Пойдем…
Прошли вдоль берега – впереди открылась небольшая заводь. Мелкие волны лизали белый песок, чуть покачивали привязанную к столбу лодку. Марк ловко справился с узлом, помог Соне сесть на корме, оттолкнул лодку от берега, успев каким-то образом впрыгнуть, не замочив ног. Лодка сильно качнулась, Соня взвизгнула. Марк улыбнулся, подмигнул довольно:
– Боишься, Сонечка? Не бойся… Сейчас я тебе покажу кое-что.
Медленно поплыли в глубь озера. Вода шелестела под веслами, пахло свежестью, тиной и еще чем-то неуловимо-нежным. Чем дальше, тем больше приближался нежный запах, накатывал тугими волнами. Соне даже шевелиться не хотелось и по сторонам смотреть не хотелось. А хотелось закрыть глаза и вдыхать, вдыхать этот запах… И чтоб он в голову вошел, чтобы оплел нежными пальцами живущий в душе ужас, чтобы растворил его в себе…
– Оглянись, Сонечка! Открой глаза и оглянись!
О боже, вот это красота!.. Водяные лилии! Целый остров из водяных лилий! Томные белые бутоны, разомлевшие в солнечном, еще не жарком утреннем мареве. Чуть колыхались на волне, пропуская сквозь глянцевые листья сполохи ярких бликов.
– Какие!.. А можно рукой потрогать?
Марк склонился, с силой выдернул из воды цветок. Оборвал длинный хлыст-стебель, протянул ей.
– Ой, зачем ты… Жалко же… Не надо больше!
– Да их тут много… Вон там, смотри, еще. А дальше – еще…
Соня поднесла влажные лепестки к лицу, вдохнула запах. Голова слегка закружилась, как от вина. Марк молча смотрел на нее, улыбался. И опять ей стало немного неуютно под его взглядом. Зачем он смотрит – так? Понятно же, что Марго в утреннем разговоре пофантазировала немного… Ну да, она очень похожа на ту Соню, но это же не повод… И вообще… Фу, какие глупые мысли лезут в голову! Мысли, разнеженные солнцем и запахом лилий. Временно, конечно, разнеженные. Ужас-то из души все равно никуда не денется, корочкой, как болячка, не зарастет. Но лучше его пока руками не трогать! Больно очень! Пусть пока будет солнце, лодка и лилии. И глаза этого странного мужчины.
Хотя Соне все же было приятно, что он на нее так смотрит. А кому было бы не приятно? Любой женщине приятно… Но не более того. Не умещались сейчас в ней такого рода приятности. Ложка меда не способна растворить бочку дегтя.
«Или как там, в пословице? – поправила себя Соня. – Там наоборот, кажется… Там про ложку дегтя и бочку меда…»
Лодка по-прежнему медленно скользила по глади озера, плавно огибая островки белых лилий.
Как тихо. Какая томная леность вокруг. Спокойствие. Благодать. Нежность. И молчание Марка – разрешительное, великодушное. И этот его взгляд… как теплый купол, думала Соня. Обволакивает будто силой. Пробивается через неприятие, расслабляет волю.
«Хм, волю… Волю к чему? – мысленно одернула она себя. – К ужасу, к чувству вины? А может, это и хорошо, что обволакивает, расслабляет… Надо же как-то жить. Или не жить вовсе. Потому что с ужасом и чувством вины жить нельзя».
Тут же услужливым рефреном зазвучал в ушах быстрый голос Марго: «Это судьба, Сонь, судьба… Не упусти свой шанс…»
А может, черт возьми, и правда?! Ведь надо же как-то жить дальше, ведь не ляжешь теперь, не умрешь вместе с ужасом!
«Хотя – опять глупости лезут в голову… Глупости, глупости. Нет для меня ни спокойствия, ни благодати, ни томной лености. И оправдания тоже нет. Все это – чужое, из другой жизни».
Соня вздохнула – очень тяжелый вздох получился. Марк чуть качнулся вперед, в глазах застыл вопрос: что, что? Но вслух ничего не спросил, молчал по-прежнему.
«А может, было бы лучше, если б спросил… – мелькнула у нее мысль. – Такая сейчас минута – все бы ему рассказала… Исповедовалась бы, как на духу. Интересно, как бы он воспринял мою исповедь?»
Солнце поднялось в зенит, стало припекать макушку. Это что, время к обеду идет? Неужели они так долго плавают?
– Ну что, Сонечка, возвращаемся? – будто услышал он ее мысли. – Обедать пора…
К дому возвращались другим путем, вдоль озера, по тропинке. Густое разнотравье звенело цикадами, тянуло к солнцу желтые, лиловые, розовые головки соцветий. Сильно пахло нагретой водой. Зной поднимался настоящий, солнечно-белый, слепило глаза. Соне стало жарко в джинсах… На затылке, под волосами образовалась испарина. Подумалось вдруг – даже легкого сарафанчика с собой не взяла… Собиралась, как в побег. А впрочем, и впрямь в побег, чего уж… В джинсах бежать удобнее.
– Устала, Сонечка? Ничего, почти пришли… Сейчас немного в горку, и мы уже дома.
Тина ждала их с обедом. Стол был накрыт на затененной террасе. Белая крахмальная скатерть, пузатые запотевшие графинчики с холодными соками. Соня с жадностью выпила стакан апельсинового, и горло словно ожгло холодом.
На первое был супчик-жюльен, на второе – какая-то необыкновенная белая рыба, очень вкусная. Соня умяла все с аппетитом. Даже не заметила, как Марк осторожно подложил ей второй кусок рыбы на тарелку. Тоска тоской, а голод не тетка… Да и прогулка на свежем воздухе дала о себе знать.
На десерт – обычная яблочная шарлотка. Так себе, подумала Соня. У нее иногда лучше получается, Екатерина Васильевна в свое время секретом поделилась. Для теста надо взбивать белки и желтки по отдельности, а в яблоки обязательно грецкий орех добавлять. И чуть-чуть корицы. Олег очень любил шарлотку…
Еще в той жизни, когда… Когда…
Марк что-то говорил, но вдруг осекся на полуслове, с тревогой глянул Соне в глаза.
«Да что это, в самом деле, он и впрямь мои мысли читает, что ли? Или у меня лицо так сильно изменилось?»
– Может, пойдешь к себе, Сонечка? Мне кажется, тебе надо отдохнуть… Поспать немного. Сейчас самая жара. Не зря врачи говорят о пользе сиесты.
– Да, пожалуй…
– Я тебя провожу. Идем.
– Не надо. Я сама…
– Ты что, боишься меня?
– Нет. С чего вы… С чего ты взял?
Все-таки не ложилось ей на язык это «ты», звучало абсолютно по отношению к Марку неестественно. Слишком он… деловой. Нет, не то слово. Не деловой. Скорее – недосягаемый. Не в том смысле, что она на него каким-то образом посягает, а в том, что сама такая мысль – вдруг начать посягать! – абсурдной кажется. Нет, он абсолютно чужой… Чужой недосягаемый… Серьезный взрослый мужчина в расцвете лет.
А впрямь, интересно, сколько ему? Если Марго двадцать примерно, то получается, сорок с хвостиком? Или под пятьдесят? А впрочем, ей-то какая разница, господи? Детей, как говорится, не крестить…