Но дочка уже потеряла ко мне интерес, кому-то позвонила и стала рассказывать о том, что не беременна.
– Прикинь, тест показал, что я не беременна. Мне было так страшно… Думала, вот попала. Да ещё мать меня подставила, взяла да втихаря проверила на наркотики. А там все полоски, за исключением последней, положительные. Охренеть! Прикинь, какой мне сейчас она ор устроила. Да я же тебе говорю, не успела туда воды подлить, потому что она меня «развела» – сказала, проверяет на беременность. Я и повелась на эту бодягу. Мне же нужно было точно знать, беременна или нет. Ну она в этот момент на наркотики меня и проверила. Как я могла видеть, что она делает? Иначе бы подстраховалась и такого не допустила. А то в тесте сразу вся фигня вылезла. Ну а мне-то что… Даже если она тест кому-то покажет. В больницу меня всё равно не засунет без моего согласия, а согласие я никогда не дам. Я больше не дура. Хочет, пусть себе этот тест над кроватью повесит и молится на него. Ха-ха-ха. Я знаешь что подумала: мы же с тобой можем бизнес делать. Нужно сделать один тест на беременность положительным. Можно полоски подкрасить и показывать тем, с кем мы были, требуя деньги на аборт. С каждого мужика по пять тысяч. Прикинь, можно реально бизнес делать. Такие деньги поднять. У меня на примете уже есть несколько мужиков, которые в меня кончали. Если кто-то не захочет деньги платить, мы их хорошо пуганём. Мол, не дашь денег, рожу, твоего выродка принесу тебе и оставлю. Круто я придумала!
Я подошла к Вере и отвесила ей пощёчину. Глаза дочери налились кровью, и она заорала в голос:
– Ты чо?!
– Ты бы матери постыдилась. Разговаривала бы в другой комнате, а то орёшь на всю квартиру.
– Не нравится, не слушай!
– Ты пока ещё находишься в моём доме.
– Да мне твой дом нафиг не нужен! У меня есть где жить.
– Только помни: если мне ещё хоть раз позвонят из полиции и скажут, что тебя нашли в притоне, я не поеду тебя забирать. Пусть дальше тебя везут куда хотят, хоть в изолятор, хоть в больницу.
– И не приезжай.
– Тогда не звони мне с просьбой, чтобы я приехала за тобой среди ночи и вытащила из «обезьянника».
– Я бы тебе в жизни не звонила. Это менты требуют. Просто я несовершеннолетняя, и меня могут забрать только под роспись родители.
– Я больше никогда не приеду, – произнесла я ледяным тоном.
– Ну и не приезжай. Пусть меня в детский дом сдадут.
– Да кому ты нужна в детском доме?! Выше меня ростом и больше в два раза.
– Это меня в наркологии так распёрло. Я ложилась туда худая. Полежи без движения и воздуха три месяца, я посмотрю, какая ты станешь!
– Я бы эти три месяца занималась физкультурой, работала над собой и делала всё возможное, чтобы вернуться к нормальной жизни. Тебя одну в отделении так распёрло, потому что другие дети переживали и осознавали, что с ними произошло. Ты уже давно забыла, что такое «переживать». Просто валялась на кровати целыми днями, ела, хамила медперсоналу и ждала выписки не для того, чтобы выйти и стать человеком, а чтобы вновь встретиться со своими торчками. Когда ты вышла из больницы, я купила тебе таблетки для похудания, уговаривала пойти в спортивный зал, но тебе стало совершенно безразлично, как ты выглядишь.
– Плевать, как я выгляжу! Если не нравлюсь, можешь меня убить!
– Дура ты! – только и смогла сказать я, стараясь, как и прежде, не показывать свои слёзы…
Глава 4
– Танечка, вы меня слышите? Я говорю, а вы почему-то молчите. – Голос Лиды заставил меня вернуться в реальность и оторваться от свои грустных раздумий.
– Ах, да, извините.
– Таня, я не знаю, как жить дальше, сознавая, что вырастила чудовище! Вика нас всех медленно уничтожает. Я не дам ей уничтожить мою маму, у неё на нервной почве руку парализовало.
– Парализовало руку? У моей тоже.
Я слушала несчастную женщину и не могла отделаться от чувства, что это я сама говорю.
Мы живём в аду, который «любезно» подарила нам всем дочь. У моей мамы, тяжело перенесшей инсульт, из-за дальнейших стрессов парализовало здоровую руку. Никогда не забуду, как однажды, после того, как мы решили переселить Веру к бабушке в целях безопасности, поскольку мне нужна нормальная обстановка для работы и у меня ещё оставалось то, что было можно вынести из квартиры, а у бабушки она уже всё вынесла, моя мама пришла с бледным лицом и сказала прямо с порога:
– Я сегодня всю ночь не спала. Не могу. Думала, как дальше жить. Она нас всех убьёт. Вчера явилась агрессивная, невменяемая. Орала матом. Вечно ходит по квартире обутая, в туалете за собой не смывает, забыла, когда последний раз зубы чистила, сбомжевалась прямо на глазах. Посуду не моет, всё бросает, дымит как паровоз. Я, как уборщица, только хожу, всё поднимаю. Спит прямо в одежде. Прошу раздеться – орёт. Свою боевую штукатурку неделями не смывает. Все подушки и полотенца в краске. Раньше хоть голову регулярно мыла, а теперь в душ не загонишь. Деградирует на глазах. Скоро ничем не будет отличаться от бомжей, которые у магазина бутылки собирают. Только хожу за ней и всё хлоркой протираю. Ну что это за жизнь? Если и разговаривает, то только требует денег, а главное, постоянно угрожает, как испортит тебе, своей матери, жизнь. Всё, что её интересует, так это Интернет и общение со своими друзьями-торчками.
Я обняла маму и чуть слышно произнесла:
– Мамочка, сколько раз я тебе говорила, сколько просила: пожалуйста, не ночуй с ней. Это опасно. Открыла дверь, запустила в квартиру, и приходи ночевать ко мне. Я жила в этой страшной атмосфере. Так же с ума можно сойти.
– Квартиру жалко. Она же её загадит.
У меня вновь защемило сердце. Мама очень любит свою квартиру. Устроила всё душевно и со вкусом. Шторки, скатерки, салфеточки. Я люблю приходить к ней в гости на чашечку чая. У мамы особенная и светлая аура. Всегда тепло, светло, уютно. Пахнет домом. Такой чистый идеальный мир, который разрушила моя дочь, наступив на него грязной обувью…
– Мама, ну и чёрт с ней, с квартирой! Здоровье дороже.
– Я знаешь что, доченька, сегодня ночью подумала… Вот возьму ночью подушку, подойду и задушу её этой подушкой. А затем сама позвоню в полицию. Мне семьдесят лет. Какая разница, где доживать последние годы? Доживу в тюрьме. Сколько мне осталось… Зато тебя освобожу и дам хоть тебе возможность ПОЖИТЬ СПОКОЙНО. А от неё всё равно толку не будет. Вера наша неисправима. Уже никогда не станет человеком. Клетки мозга разрушены. Я же вижу, как ты страдаешь, на тебе лица нет. Вся на таблетках. Не дай бог, с тобой что случится, как мы жить будем? Ты всю жизнь пахала как проклятая, чтобы все мы хорошо жили, столько нажила… Она тебя угробит. Придут торчки и всё растащат, только перед этим нас грохнут… Я должна это сделать, чтобы ты могла нормально пожить и вновь радоваться жизни, как раньше. Ты же у меня всегда была сильной. Я вижу, как она тебя поломала. Ты от всех отдалилась… Всю жизнь живёшь ради близких, а теперь пришла моя очередь помочь своей дочери и дать тебе возможность улыбаться как раньше. Не вымученной и выстраданной улыбкой, как сейчас, а искренней и счастливой, как в былые времена…
Я обняла маму и горько заплакала.
– Мамочка, милая моя, что ты такое говоришь? Господи, до чего она нас всех довела?! Что она с нами сделала? Что вообще происходит? Когда это закончится?
Я смотрела на мамочку, вытирала её слёзы, гладила её нерабочую руку и понимала, что она говорит это от безысходности и отчаяния…
– Таня, я не дам своей дочери убить мою мать, – услышала я голос Лиды, который вновь отвлёк меня от горьких мыслей.
– Я вас очень хорошо понимаю.
– Таня, я сама из очень приличной семьи. Нас воспитывали в строгости. Мы все чтили и уважали маму. Но в кого Вика такая, ума не приложу. Вы только представьте, я директор крупной фирмы, меня люди уважают. Это же такой позор! Я сижу у себя в кабинете, открывает дверь перепуганная секретарша, а следом за ней врывается моя дочь и орёт на весь офис: «Эй, быдло, дай мне денег! А ну-ка быстро бабок мне отвалила!» Все мои сотрудники опускают глаза и делают вид, будто ничего не видят и не слышат, а у меня сердце от этого кошмара просто разваливается на кусочки. Хочется закричать от позора, безысходности и бессилия. За что мне всё это?
– Лида, это наркотики. Если ваша дочь согласится на лечение, её нужно лечить.
– Она не согласится. Я это точно знаю. А что, без согласия лечить нельзя?
– Нет. В нашей стране нет принудительного лечения, только по приговору суда.
– А как же наркоманов тогда лечить?
– Уговаривать.
– Это бесполезно. Танечка, а почему вы такая спокойная? Смирились?
– Смирилась, – честно призналась я. – Поняла, что не могу изменить ситуацию, и изменила своё отношение к ней. Это свершилось, и уже не перемотаешь назад. Смириться – не значит отпустить ситуацию. У меня ЕСТЬ РАДИ КОГО ЖИТЬ, и я не могу потерять своих близких. Я уже и так многих потеряла. Это больно, чудовищно, жестоко. Можно каждый день задавать себе вопрос: почему такое произошло именно со мной, но от этого ничего не изменится. Моей дочери уже вряд ли можно помочь.
– Господи, какие же они дурочки… Молодые, глупые, им бы жить да жить. Я пыталась Вику отправить к родственникам в другой город, чтобы поменять обстановку. Да и ей бы на пользу пошло, ведь они живут на море. Ничего из моей затеи не получилось, она и там нашла себе подобных. Странно, но они находят друг друга даже в других городах. Родственники взвыли уже через несколько дней и вернули мне Вику обратно.
– Я уже такое проходила. И к родственникам отправляла, и обстановку меняла, но Вера везде находит себе подобных. Да и никто не может с ней жить в одной квартире. Это же с ума можно сойти, по себе знаю.
Я замолчала и вспомнила, как отправила дочь к родственнице, предварительно рассказав той о своей беде. Услышав, что творится в моей семье, она ужаснулась, но проявила готовность помочь. Правда, после того, как я отправила к ней Веру, её хватило на пару недель. Она очень быстро стала просить забрать дочку обратно, чтобы окончательно не сойти с ума от её образа жизни.
– Татьяна, мне даже страшно представить, где ночуют наши дети. По грязным притонам. Убегают из приличных квартир, от налаженного быта в грязь. Когда мне последний раз позвонили из полиции и потребовали, чтобы я мчалась за город, чтобы забрать Вику из полицейского участка, куда её доставили после плановой зачистки, я пришла в ужас и заявила, что никуда не поеду. Но мне опять позвонили и сказали, что я обязана приехать за дочерью. В противном случае дело передадут в комиссию по делам несовершеннолетних, и у меня будут проблемы. Я только и жду, считаю в календаре денёчки, когда ей исполнится восемнадцать, чтобы этот кошмар закончился и она наконец сама несла ответственность за свои поступки и свой образ жизни. Пока я ехала в полицейский участок, чуть не попала в аварию – на секунду потеряла управление. Слёзы застилали глаза. Мне было стыдно за то, что у меня такая дочь, которая позорит мать и свою фамилию. Чего ей не хватает? Что ей ещё нужно? Ведь у неё всё есть. Только учись, достигай благополучия и благосостояния… Так вот, – продолжала, всхлипывая, Лида, – я туда приехала и прямо при полицейских отвесила ей пощёчину. Сказала всё, что о ней думаю. До чего она докатилась, сидит в «обезьяннике» вместе с бомжами. Так она даже не извинилась и не попросила прощения. Пошла орать на меня матом. Полиция отдала мне её под роспись, попросила разобраться дома. Я думала, удушу её в машине. Я обливаюсь слезами, а ей хоть бы что! Сидит нога на ногу и твердит, как я ей надоела. Я ей домашний арест устроила, она у меня две недели не выходила из дома. Но толку никакого: отоспалась, отъелась, потом выскочила на улицу, и всё началось сначала.
Лидия заплакала в трубку.
Я вспомнила случай с дочерью. Она бродяжничала, не жила дома, исчезла с горизонта. Я дико нервничала, ходила как на автопилоте и ждала от неё хоть какую-нибудь весточку. Когда пришла эта весточка, я лежала в больнице, чтобы как-то привести свой организм в порядок от чудовищного стресса, в котором находилась всё это время. Уехала из Москвы, легла в частную клинику и занялась восстановлением организма. Капельницы, уколы, диета, СПА-процедуры, плавание, прогулки на свежем воздухе, сон. Однажды, когда я лежала в шезлонге у бассейна вместе с одной пациенткой, ко мне на телефон пришло долгожданное сообщение от дочери.
«Мама, я нахожусь в полицейском участке в Подмосковье. Меня с Викой держат в «обезьяннике». Мой друг меня обманул. Он привёл нас на квартиру, сказал, что в ней можно переночевать, а оказалось, это не его квартира. А ночью менты выбили дверь и влетели в квартиру. Они проводили какой-то рейд. В общем, нас взяли и привезли в «обезьянник». Меня не выпустят, потому что я несовершеннолетняя. Ты должна приехать с моим паспортом и меня забрать».
– Таня, что-то случилось? – спросила новая знакомая, так как я, прочитав сообщение, схватилась за сердце и стала жадно ловить ртом воздух.
– Дочь… – только и смогла сказать я.
Всё, что происходило дальше, помню как в тумане. Мне сделали несколько уколов, немного привели в чувство. Я дождалась водителя, и мы поехали за дочерью. Увидев её, поразилась безразличию, отсутствию вины. Её совсем не смутило то, что произошло. Словно это в порядке вещей.
Показав паспорт дочери, я оставила расписку и забрала её из отделения. Услышав от полицейского, что они проводили плановую проверку по выявлению террористов из Дагестана и в одной из квартир обнаружили двух девушек без документов. У меня подкосились ноги. Но волю чувствам я дала только в машине.
– Вера, господи, как ты живёшь?!
– Нормально, – буркнула дочь. – Если бы не менты, я бы тебе не написала. У нас была такая классная туса! Мы сутками кайфовали.
Не выдержав, я отвесила ей капитальную пощёчину и прошептала:
– Господи, как я могла родить такую дрянь…
– Таня, дочь меня обворовала, – Лида вновь вернула меня к реальности. – Она вынесла из дома все деньги и драгоценности. Я сейчас по ночам сплю вместе с кошельком, чтобы Вика не утащила последнее.
Я слушала несчастную женщину и узнавала себя.
– Они вместе с вашей дочерью ограбили соседку-пенсионерку. Забрали у неё пенсию.
– Как ограбили? – Я чуть не выронила трубку из рук.
– Я на работе была. Они пришли к нам домой, поняли, что больше брать нечего, и постучались к соседке-пенсионерке. Когда Вика была маленькой, соседка о ней заботилась, иногда оставалась с ней, нянчилась. Она пригласила девчонок в квартиру. Пока заваривала чай, Вика вытащила у неё пенсию. Видимо, знала, где она лежит. Через некоторое время соседка собралась в магазин, а денег нет. Стала звонить мне. Я тут же с работы приехала. Принялась её успокаивать и убеждать, что это случайность. Отдала ей всё до копеечки, а на душе так горько было… Неужели у них ничего святого не осталось?!
– Как можно украсть пенсию у пенсионерки?.. Ужас какой…
– Танечка, а давайте вы как-нибудь ко мне в гости приедете? Я что-нибудь вкусненькое приготовлю. Хотите, драников пожарю, рыбку в духовке запеку? У нас с вами общая беда, горе, которым даже поделиться не с кем. Я смотрела на неблагополучных друзей своей дочери, а ведь у них у всех приличные родители. Чего им не хватает?
– Это наркотики… – вздохнула я.
Мы проговорили очень долго, часов до трёх ночи. Я положила трубку, у меня всё плыло перед глазами. Началась паническая атака. Я представила страшную картину: как наши девочки грабят несчастную соседку-пенсионерку… Дочь превратилась в жуткое чудовище, и никаких вариантов вернуть ей человеческий облик не просматривалось.
Через несколько минут приехала «скорая помощь», врач снял кардиограмму, сделал укол и проверил кровь на сахар.
– У вас сильный стресс. Прекращайте нервничать. Попейте успокаивающие таблетки.
– Ничего не помогает.
– Вам нужно научиться жить вне стресса.
– Не получается. У меня ребёнок болеет.
– Вылечится. Сейчас очень хорошая медицина. Главное, верить.
– Господи, если бы всё было именно так… Если бы…
Вскоре «скорая» уехала, подействовал укол, и меня стало клонить в сон. А в голове звенело: «Больше не могу, не хочу так жить. Нужно с этим заканчивать…» Я многого добилась в своей жизни, но схватку с наркотиками за свою дочь с треском проиграла.
Мне кажется, наркотики победить невозможно. Слишком неравны силы и условия. Наркотики забирают жизнь, ломают судьбу, высасывают жизненную энергию и выкидывают на обочину жизни… Они губят не только наркомана, но и людей, которые за него отчаянно борются.
Отрывок из дневникаРаньше я не обращала внимание на наркотики, потому что мне казалось, это где-то далеко, в другом измерении. Но когда беда постучалась в мой дом, я изучила проблему досконально. Не на себе, естественно. Могу диссертацию защищать. Узнав, что моя дочь употребляет синтетические наркотики, я стала штурмовать просторы Интернета в надежде узнать, что же это такое.
Спайс – это самая популярная курительная смесь с добавлением синтетики. Многие отрицают, что это наркотик. Он намного сильнее любых натуральных слабых наркотиков, таких как марихуана или гашиш, потому что спайс не натуральный продукт. Попробовав его только раз, ты уже не откажешься во второй, ведь он вызывает сильнейшую зависимость.
Покурив, впадаешь в жуткий дурман. Мозг прекращает функционировать нормально, и человек становится почти шизофреником. Живет в закрытом от людей мире со своими придуманными историями и не признает, что он наркоман. Спайс – это либо смерть, либо шизофрения. Курение этого наркотика уничтожает клетки мозга. Последствия для организма необратимы. Спайс убивает.
Дезоморфин («крокодил») – синтетический наркотик, очень похож на героин, но намного токсичнее и смертельно опасен. Его вводят в вену. У человека сразу появляется сильнейшее привыкание, и ломка начинается уже через полтора часа после употребления.