– Мальчик? Девочка?
– Мальчик.
– Сколько ему?
– Уже двенадцать.
– Жаль, что он не от меня. Правда, жаль.
– Да, не от тебя. А как твои дочки?
– Уже студентки. Впрочем, я редко с ними вижусь.
– Давно хотела извиниться перед тобой, что испортила тебе карьеру.
– Не стоит. На самом деле тот скандал только пошел мне на пользу.
– Вот как?
– Конечно. Остался бы я тогда на кафедре – и кем бы стал к девяносто первому году – когда у нас все завертелось, закружилось и помчалось кувырком?.. Доктором наук, специалистом по истории партии. К тому же по-прежнему женатым на той толстой дуре…
Официант принес вино и тарелку для салата, Полонский рассеянно поблагодарил его.
– Чем же тебе тот скандал пошел на пользу?
Вера во время этого разговора не переставала есть, и профессор понимал, что это не манерничанье: новая, повзрослевшая Вера, как видно, привыкла ценить свое время. И умела наслаждаться простыми радостями.
– Я почувствовал себя свободным, – пожал плечами Полонский. – Понимаешь: сво-бод-ным. Где хочу, там живу. Куда хочу, туда иду. Никому не докладываю. Ни перед кем не отчитываюсь… Все – другое! И жизнь – другая, и работа!.. Так что ты с этим твоим диким студентом – ну, драчуном тем, – большие умницы. Увели меня из двух тюрем сразу. Одним, извини за каламбур, ударом!
– Ты вправду на меня не сердишься? – чуть кокетливо спросила Вера.
– Конечно, нет! – искренне воскликнул профессор. – У меня у самого смелости бы не хватило: вот так все взять и разом оборвать… А я только когда занялся реальным делом, понял: какая же это туфта – все, чем я раньше жил!.. Все эти съезды, пленумы, левая оппозиция, правая оппозиция…
– Ты так стремительно исчез… И никто не знал, где ты, чем занимаешься…
– А я никому и не рассказывал, – усмехнулся Полонский. – Тогда. Я пошел в помощники. Знаешь к кому?.. – Он выдержал паузу, отхлебнул вина: – К Борису Николаевичу.
– О?!
– Да! Он был тогда в опале – и я в опале. Друг другу мы подошли.
– И ты по-прежнему с ним? До сих пор? – с еле заметной иронией проговорила Вероника.
– Нет, от него я ушел. – Вера едва заметно снисходительно улыбнулась, и Полонский заторопился: – Нет-нет, я ушел от него не сейчас, когда он уже не президент… Давно. Еще в девяносто втором. Когда мы взяли власть и вокруг него, – профессор поморщился, – стало виться слишком много всяких, – он сделал неопределенный жест, – прихлебателей…
– И чем ты занят? Сейчас?
– Сначала ушел в науку. В настоящую. Защитил докторскую. По социологии… Сейчас читаю лекции в Плешке. Консультирую имиджмейкерскую контору. Издал две книжки. Жизнь интересна и многообразна!..
– Не женился? Снова?
– Бог миловал. А ты… Ты – замужем?
– Нет.
– А отец ребенка?..
– Он погиб. Давно. Еще в Афгане.
– Сочувствую.
– Не стоит. Это было давно. Я уже все пережила. Васечка его и не увидел ни разу.
Профессор отхлебнул из своего бокала. Глянул за стекло ресторана, где в московской осенней ночи горели огни реклам, проносились чисто вымытые автомобили и проходили красиво одетые люди. У него возникло ощущение: раньше, тринадцать лет назад, он играл в их дуэте первую скрипку – и никто из них даже на секунду не представлял, что может быть иначе. А теперь они с Вероникой, пожалуй, равноправны. Или даже… Или даже – она брала над ним верх.
Вера, насытившись, отодвинула тарелку. Ее немедленно убрал официант:
– Заменить вам на новую?
Она сделала отстраняющий жест.
– А помнишь, как ты приводил меня сюда? – после паузы вдруг задумчиво спросила Вера. – Когда здесь еще была «София»? Нам подавали баранью требуху прямо на сковороде… Печенка, желудок… Ох, какой вкуснятиной мне тогда это казалось…
Полонскому на секунду почудилось, что глаза Вероники повлажнели.
– Помнишь, как ты меня учил пользоваться ножом и вилкой? – продолжила она.
Полонский кивнул, хотя он такое количество девчушек обучал есть ножом и вилкой, что, убей бог, не мог вспомнить, как это было с Верой.
– А ведь я была тогда влюблена в тебя, Полонский… – глядя в сторону, проговорила Ника.
Профессор ничего не ответил. «Если она хочет начать все сначала, – промелькнула у него мысль, – я не буду против. Она теперь – достойная пара».
– Мне тоже было хорошо с тобой, – произнес Владислав Владимирович, бросая на Веронику (на всякий случай) свой самый лучезарный взгляд.
– Пойди положи себе салату, – сказала Вера. – А то без жены, наверно, голодный. А потом я тебе кое-что расскажу…
…Пока Полонский ел, Вера предавалась воспоминаниям. Она помнила, как они познакомились на экзамене по истории партии… И потом она встретила его в фойе ресторана «Узбекистан»… Как он умыкнул ее и вез в такси по холодным улицам Москвы… Она помнила, как они ездили вместе в Питер. Как шли по майскому Невскому и гуляли по солнечному Петродворцу. И как потом летом они прожили целый месяц вдвоем в его квартире… Для Полонского, как это часто случается с мужчинами, события тринадцатилетней давности остались в памяти только красками, чувствами, запахами. Он поражался ее памятливости на детали. Он с удивлением узнавал картины, что она рисовала перед ним: «А ведь верно!.. Все так и было… Как же я мог забыть?!»
Владислав Владимирович сидел, размягченный едой, вином, ярким ночным пейзажем за окном, красивой и умной женщиной рядом…
– А хочешь, – неожиданно спросила Вера, – я расскажу тебе, что было раньше? До нашей с тобой встречи? Я никогда и никому этого не рассказывала…
– Да-да, конечно, – рассеянно пробормотал профессор.
И она рассказала ему. Рассказала все. Все то, о чем она не говорила никому: ни подругам, ни Баргузинову, ни другим мужчинам. С трудом подбирая слова, делая частые паузы и беспомощно глядя в окно, она поведала Полонскому о трагической ночи на «Нахимове». О том, как погибли ее родители. И о том, что она намертво запомнила лицо человека, погубившего их. И что она искала его все прошедшие четырнадцать лет…
– И вот… – голос ее сорвался. – Я увидела его… В консерватории… В прошлое воскресенье… Извини… Дай мне, пожалуйста, платок…
Она отвернулась к окну, вытирая глаза.
– И ты, – воскликнул потрясенный профессор, – никогда никому не рассказывала об этом?!
Вероника молча, утыкаясь в платок, потрясла головой.
– Да как же ты жила с этим?! Одна?! Наедине со всем этим?!
Она растерянно пожала плечами, полуотвернувшись и пряча рот в платке.
– Официант! – крикнул Полонский. – Воды!
– «Перье», «Святой источник», «Эвиан»? – угодливо изогнулся подскочивший парень. – С газиками, без?..
– Любой, скорее!..
Не дожидаясь воды, Вероника убежала в туалетную комнату.
Возвратилась она не скоро. Пришла с сухими глазами, заново подкрашенная, прямая, строгая.
Села за столик и сказала, глядя прямо в лицо профессора:
– Полонский! Мне нужна твоя помощь.
Воскресенье, 8 октябряПермяков любил похмелье.
Грамотно напиться – тоже отдых. Когда ты с вечера не мешаешь напитки, пьешь только качественный коньяк, мало куришь – по утрянке наступает блаженное, бездумное состояние. Ничего не болит. Тело кажется легким. В голове – ни мысли. Спокойствие необыкновенное.
Главное – удержать это состояние. Ничего не есть. Ни в коем случае не курить. Выпить чашку крепчайшего чая с сахаром. Погрузиться в горяченную ванну… А часикам к двум воскресенья, своего законного выходного, – к тому моменту, когда неприятные ощущения от вчерашней алкогольной интоксикации все-таки возьмут свое – появится тяжесть в голове и ломота в теле, – налить себе пятьдесят граммов водки и, преодолевая отвращение, выпить. А потом – немедленно накатить вторую. Вторая пойдет уже легко. А третья проскользнет и вовсе незаметно. И снова наступит блаженная, бездумная эйфория. И вот тут важно остановиться, не усугублять. Удержать спокойствие и безмыслие до вечера, до конца воскресенья…
Вчера он все сделал грамотно. К вечеру воскресенья в голове еще болталась приятная тяжесть, но мысли уже проснулись, с готовностью выстраивались в стройные ряды. Пермяков спрятал листы с отпечатками в сейф. Пересчитал наличные деньги. Ему понадобится парочка мобильных телефонов. Рация. Машина. Надо купить какую-нибудь развалюху по доверенности.
Пермяков прошерстил записную книжку. Остановился на двух именах, что могут ему пригодиться. С завтрашнего дня можно приступать к подготовительной работе. Не спешить, не нервничать. Он может подождать. Эти два миллиона никуда от него не денутся.
ИннаИнна хотела пригласить Нику в ту кондитерскую, что в «Метрополе». Муж говорил, что это лучшее место для воскресных завтраков. Но Ника, похоже, считала иначе. Она предложила Инне встретиться в «Гостиной»:
– Это недалеко от Хаммеровского центра. Там гораздо уютнее и спокойнее. А в «Метрополе» по воскресеньям слишком шумно.
Инна никогда не слышала про эту «Гостиную», но с восторгом согласилась. Она вообще не надеялась, что Ника ей позвонит, как обещала.
Муж, присутствовавший при телефонном разговоре, подозрительно спросил:
– Куда это ты собралась?
– Завтракать с Никой. Это хозяйка «Красотки». Ну, салона, куда я ходила.
– И что – ты сходила в салон, а теперь хозяйка позвала тебя пить с ней кофе? – недоверчиво уточнил Олег.
– Ну да. А что такого? – надменно сказала Инна. – Ты же со своими друзьями – завтракаешь!
Он подавил усмешку:
– Ладно, валяй. Толик тебя отвезет.
– Зачем? Сама доберусь.
Муж сдвинул брови и раздельно сказал:
– Тебя. Отвезет. Толик. Ты все поняла?
Ладно. Напрямую с мужем играть нельзя. Ей даже Ника сказала: «Знаете, Инночка, я давно заметила: с мужиками надо быть похитрее».
Инна пожала плечами:
– Пусть везет Толик. Только тогда – на твоем «мерсе». Для солидности.
Муж расхохотался:
– Может, тебя на метро отправить? Давно там не бывала? Забыла, чем от бомжей воняет?
«Ладно-ладно, издевайся, – подумала Инна зло. – Жизнь переменчива. Сегодня ты на «Мерседесе», а завтра – сам с бомжами».
«Мерс» муж, конечно, не дал. Но и Толика с ней не отправил. Как оказалось, даже не собирался отправлять – охранник на сегодня взял выходной. Олег ее просто проверял, скотина. Ждал, что она заюлит-задергается…
На прощание муж отвесил ей шутовской полупоклон:
– Удачно вам позавтракать, госпожа бизнесменша!
И снисходительно заржал, устраиваясь перед телевизором.
Инна припарковала свой «Рено» прямо у входа в «Гостиную». Поправила перед машинным зеркальцем макияж. Прошлась щеткой по новым ботиночкам от Стефана Келеяна. Взяла с заднего сиденья плащ. Хотя до входа пройти всего пару шагов, пусть все видят, что плащик у нее не простой, а от Джереми Скотта.
Ника уже ждала ее за столиком у окна, просматривала газету – кажется, на английском – и потягивала грейпфрутовый сок.
– Здравствуйте, Инночка! – Ее лицо осветила улыбка.
До чего же приятно, когда тебе улыбаются именно так: широко, по-доброму, искренне.
Инна отчего-то смутилась, долго не могла углядеть, где же вешалка, – плащ неловко болтался на руке.
– А я куртку в машине оставила. Авось не стащат! – беспечно сказала Ника и махнула официанту: – Где здесь раздеваются?
– Гардероб на входе, Ника Александровна, – почтительно ответил молодой официант.
Инна направилась было к гардеробу, но Ника властно приказала халдею:
– Гоша, забери у девушки плащ… Садитесь, Инночка, смотрите меню. Чизкейк здесь – лучший в Москве. Кофе – средненький, так что лучше заказывать двойной. Одну секундочку, ладно?
Ника вернулась к своей газете. Чему-то улыбнулась, достала из сумочки изящный «Паркер» и черкнула на полях жирную галочку.
– «Guardian» меня умиляет! – сообщила она. – На мой взгляд – ошибка на ошибке! Но я говорю на американском «инглише». А британцы думают, что настоящий английский – совсем другой…
Молодец она, эта Ника! Найти ошибку в газете – это же сколько знать надо! Откуда у нее только терпение берется – учить этот дурацкий язык… Сама Инна, если и попадала на семинары по английскому, была готова завыть от тоски.
Ника ответила на ее мысль:
– Я английский учила, когда жила в Америке. Там такая скучища, все равно больше заняться нечем.
Ну и ну, человек жил в Америке, и ему было там скучно! Да если б ее, Инну, кто отправил туда – она бы точно не заскучала, нашла бы, чем заняться! А Ника продолжала:
– Посидела я в Штатах пару лет и вернулась домой. У нас в России интересней. Возможностей больше. И кофе – гораздо вкусней.
Официант принес дымящиеся чизкейки и кофе с маленькими пирожными-безе. Инна осторожно, чтобы, не дай бог, не чавкнуть, отправила в рот кусочек пирога.
Ника держалась гораздо свободней. Она осмотрела свою порцию и махнула официанту:
– Гоша, опять хулиганишь! Я же просила не носить мне горелое!
Официант покраснел, быстро забрал ее тарелку и заменил ей чизкейк. Инна неловко пробормотала:
– А мне нравится, когда чуть-чуть подгоревший…
– Мне тоже нравится, но, говорят, это вредно, – вздохнула Ника.
Инна решила побыстрей сменить тему.
– Ника… а трудно руководить салоном? – поинтересовалась она.
– Трудно, – просто ответила ее собеседница. – Но дело того стоит.
– И вам правда-правда никто не помогает? – не отставала Инна.
– Правда-правда, – улыбнулась Ника. – Но, уверяю, Инночка, у вас бы получилось ничуть не хуже. Начинать, конечно, всегда сложно – а потом пойдет само собой. Хотите поработать у меня, посмотреть, как и что?
Инна грустно вздохнула:
– У меня муж… Он не… – Она мучительно подбирала слова и наконец закончила: – … не захочет.
– Не захочет, чтобы у жены были собственные деньги? – продолжила за нее Ника.
– И это тоже, – пролепетала Инна. – Он говорит, что жена должна сидеть дома и создавать уют.
– Вроде кошки? – усмехнулась Ника.
– Да, кошки. Дорогой, чисто вымытой и причесанной, – не сдержалась Инна.
– Инночка, а вам не скучно все время дома? – тепло спросила Ника. Инна почувствовала благодарность из-за того, что ее собеседница больше ничего не спрашивала о муже.
– Я… хожу в институт. По магазинам. Иногда готовлю, – поспешно, будто оправдываясь, отвечала она.
– А я теперь – не готовлю! – весело доложила Ника. – Когда-то зарок себе дала: сделаю карьеру, заработаю денег и больше ни за что к плите не подойду!
– Неразумный зарок! – услышали они мягкий мужской голос.
Ника резко обернулась – человек стоял у нее за спиной. А Инна уже с любопытством разглядывала высокого, осанистого мужчину с проницательными и незлыми глазами.
– Ф-фу, напугал, Влад! – воскликнула Ника. – Знакомься, Инночка, мой друг – профессор Полонский.
Мужчина слегка склонил голову. Поймал Иннин взгляд и тепло улыбнулся ей. Чмокнул Нику в щечку. А Иннину руку – поцеловал.
Инночка ужасно смутилась. Стыдно сказать, ей уже двадцать один, и маникюр всегда в порядке, и кожа на руках нежная, – а руку ей еще ни разу никто не целовал…
Профессор между тем изящным жестом пододвинул стул и махнул официанту:
– Еще кофе – дамам и мне!
«С ума сойти – «дамам»! – поразилась Инна. – Олег в ресторане всегда говорит «девкам». И только иногда – «девушкам».
Она внимательно разглядывала профессора. Он уже пожилой – наверно, за сорок. Седые волосы. Морщины… Но он такой красивый! Такие дивные руки, длинные пальцы… Небесно-голубые глаза… Этот Полонский чем-то напомнил Инне школьного учителя биологии. В него она была влюблена с пятого по десятый класс – тайно и безответно…
Инночка внимательно рассматривала профессора из-под полуопущенных ресниц и не заметила победных искорок в глазах Ники.
4
Ника была довольна: случайная встреча в «Гостиной» удалась. Полонский дал Инночке свою визитную карточку, и девушка, кажется, обрадовалась… Отлично!
Позавтракав в «Гостиной», Ника ехала домой в приподнятом настроении. Она машинально переключала передачи, поглядывала в зеркало заднего вида, давила на газ или тормоз. Но мысли ее были далеки от влажной осенней дороги.
С чего начать борьбу с Соломатиным? Не с поисков же киллера – это было бы слишком пошло, дорого и банально.
Ника не может бодаться с убивцем лоб в лоб. Не те весовые категории.
Гораздо лучше подобраться к нему с тыла. Нащупать слабое место там, где он и не ожидает подвоха. Но как найти брешь в глухой обороне противника?
Для начала Ника решила покопаться в Интернете. О чем там только не пишут! Наверняка и о Соломатине не раз упоминали. В пятницу она задержалась на работе и оседлала компьютер своего рекламиста Петюни – только его «машина» была подключена к сети.
Ника ввела в поисковую систему ненавистные фамилию и имя. Ее тут же отослали на сайт «Паблик. Ру», где отслеживались все газетно-журнальные публикации последнего десятилетия.
Оказалось, что пресса не единожды перемывала косточки Соломатину. И в основном его имя звучало в связи с делом двухлетней давности: компания, которую возглавлял Олег Петрович, неожиданно получила крупный и богатый заказ на поставку компьютеров и оргтехники для правительственных структур. Газеты тогда глухо намекали, что такой выгодный подряд Соломатин получил не просто так. Наверное, домысливали журналисты, кого-то из чиновников на самом верху он хорошо подмазал. Газеты пытались строить домыслы… Пытались отследить связи предпринимателя… Государственная налоговая служба вроде бы даже пробовала возбудить против бизнесмена дело… Но потом как-то само собой все стихло. Сошло на нет. Имя Соломатина исчезло с газетных полос. И, судя по преуспевающему виду, с каким бизнесмен сидел на сцене у Спивакова, ничем плохим лично для него эта история не кончилась. А скорее – закончилась даже чем-то хорошим, денежным. Может, только у него появились недруги в налоговой полиции. Так у кого из серьезных бизнесменов их нет!