Чужая земля - Афанасьев Александр Владимирович 9 стр.

Сэр Алекс невесело усмехнулся.

— Пытаюсь понять, сэр. Но почему все это пойдет через меня, а не через MI-6?

— Видите ли, Алекс… — баронет смотрел прямо в глаза директору военной разведки — у меня нет никакого доверия ни к MI-6, ни к тому, что они делают. Когда только заваривалась вся эта каша в Ираке — несколько аналитиков пытались предостеречь от вторжения. Им приказали заткнуться. Премьер-министр действовал на основании доклада, составленного именно MI-6 и подписанного директором службы. А теперь мы выясняем, что двенадцать миллиардов долларов ушли в неизвестном направлении[33] — и это только цветочки. В MI-6 и армии существуют люди, которые так же весьма заинтересованы в новой войне — пусть это даже и уничтожит Британию. А вот мне — нужна правда, Алекс, старая добрая правда.

— Да, сэр — маршал Корриган только сейчас понял, в какое дерьмо он лезет. Если он и его люди проколются — отставкой дело не ограничится, его могут просто убить.

— Поэтому — можете считать это официальным поручением Правительства. Вам вменяется в обязанность подготовить группу САС, перебросить ее в Пакистан и руководить ее действиями. Штаб-квартира правительственной связи обеспечит вас напрямую всей нужной информацией, я неофициально поговорю с Йеном.[34] Никаких контактов ни с MI-5, ни с МИ-6, ни с ЦРУ, если вы не хотите подставить своих людей и подставиться самим. Все ясно?

— Так точно.

— Пришлите ко мне офицера связи. Кого-то потолковее. Из тех, кому вы доверяете, и к кому никак нельзя подъехать. Вся связь через него, из рук в руки, никаких телефонов, сообщений и того подобного.

Сэр Алекс понимающе кивнул. Несмотря на то, что это было противозаконно — их прослушивали двадцать четыре часа в сутки. MI-5 прослушивала телефоны, американцы использовали глобальную систему перехвата Эшелон для того, чтобы контролировать своих союзников, их не раз уже ловили на этом, но они даже не считали нежным извиняться. В двадцать первом веке — лучшим средством связи снова стали письма, передаваемые из рук в руки с курьером и сжигаемые после прочтения.

— Зря я это сделал… — вдруг сказал Алан.

— Что именно, сэр?

— Зря я высказал свое отношение ко всему этому. Через пару часов — кто-то из тех, кто сидел на совещании уже напишет отчет для американского посольства. Мы носимся как дурак с писаной торбой с нашими отношениями с американцами — но эти отношения могут запросто нас угробить. Идите. И будьте предельно осторожны.

Кандагар, Южный Афганистан

Район Котали Мурча

Сержант Тимоти Гибсон

Двадцать второй полк особого назначения, сабельный эскадрон А

03 июня 2011 года

Уроженец Лондона, сержант двадцать второго полка Специальной авиадесантной службы Тимоти Гибсон, одетый, как одеваются афганцы в широкие штаны, рубаху и безрукавку, с мастерски повязанной чалмой на голове, внимательно вслушивался в слова, плывущие в раскаленном воздухе. Это не азан, это икама судя по словам «кад камат ас салаху», произнесенным перед самым концом икама. Эти слова дословно означают «пришло время молитвы» и, судя по тому, как они произносятся — для произносящего их арабский язык не является родным. Наверное, так оно и есть — здесь за время войны убили немало имамов, а на замену им — приходили обычно с востока. Деобандисты, выпускники либо медресе и исламских университетов в самом Деобанде, либо — печально известного медресе Хаккания в самом Пакистане, которое власти Пакистана почему-то не закрывают несмотря на то, что это — рассадник самого махрового ваххабизма. Во многих местах священных для любого правоверного слов буква «х» заменена на «т», причем это типичное жесткое произношение буквы «т» для человека, родным для которого является урду. Молитву транслируют из магнитофона, расположенного где-то на крыше какого-то дома и включенного на полную громкость. Так они напоминают — что они есть и от них — никуда не деться…

Обутыми в старые армейские ботинки — ими весь базар завален — ногами, сержант уверенно топал по небольшой, безымянной улочке района Котали Мурча, расположенного на северо-западе Кандагара, крупнейшего и стратегически важного города на юге Афганистана. Он доподлинно знал, куда он идет и зачем — не далее как вчера в Баграме он изучал спутниковые снимки местности, сюда их перебросили ночным рейсом. У него ничего не было в руках, через плечо — он нес большую, перекидную сумку-торбу, какую носят все, кто торгует по мелочи, и женщины и мужчины. Если такие сумки продавать в дорогих магазинах Лондона — они произведут фурор, а здесь сержант купил эту сумку за пятьдесят афгани[35] на базаре. Чуть позади него — прикрывая на шесть, как они говорили, cover you six, топал одетый схожим образом капрал Майкл Келл, он нес на плече ковер, и это позволяло ему скрывать автомат — он был просто завернут в ковер. Как и всегда бывает — во время намаза улица была почти пуста, лишь в начале улицы — показалось небольшая, желтая с белыми дверцами Тойота-такси. Там была вторая часть их патруля в составе капрала Хью Артура и лейтенанта Дэвида Креддока. Они должны были наступать с другого направления, чтобы отрезать боевикам путь бегства в зеленку. Район находился у самого края города, чуть в стороне — блок-пост с американской морской пехотой, но они в случае чего — не успеют.

— Ястреб, я тебя вижу, окей… — негромко сказал сержант. Он мог переговариваться при помощи ларингофона, закрепленного на горле, его прикрывал яркий цветастый платок. Наушник в ухе был почти невидим, но и он прикрывался чалмой.

— Сосед, я тоже тебя вижу, окей. Наличие цели подтверждено. Давай быстрее, пока эти ублюдки стоят раком.

— Принято…

Аллаху Иляхун, Табарака-л-Лаху, Альхамду ли-л-Лахи, Ляа иляха иль-ал-Лаху, Аллаху Аъзаму…

Сержант прислушался — читали такбир, вступительную часть молитвы. Он вырос не в самом лучшем районе Лондона, там рядом был подпольный молельный дом, и когда эти вставали раком — они выставляли магнитофон и все это — транслировали на весь квартал всем желающим. И нежелающим тоже. Поэтому — сержант Гибсон за время отрочества выучил едва ли не весь Коран наизусть и мог прочитать весь намаз без запинки не хуже иного муллы…

Именно поэтому его прозвали «соседом» — он раздражался, как только слышал слово «сосед» и всегда очень тщательно подходил к выбору соседей, что в казарме, что в полевом выходе, что в любом ином месте.

Вот и ворота. Большие, когда то давно выкрашенные зеленой краской, но сейчас облупившиеся, ржавые…

Над Кандагаром, в раскаленном дневном воздухе плыли слова молитвы…

Сержант сунул руку в сумку и выхватил НК МР-7, отличное оружие для ближнего боя, обладающее емким магазином на сорок патронов и позволяющее стрелять с одной руки. На ствол — был уже надет короткий швейцарский глушитель. Капрал сбросил с плеча изрядно надоевший ему ковер, мгновенно раскатал его — и оказался обладателем короткого карабина DIEMACO C8CQB с глушителем той же самой B&T, прицелом от Eotech и длинным, толстым магазином от Surefire на сто патронов. Эти магазины они только что купили на свои деньги — во время решения типовой штурмовой задачи ста патронов хватало при любых условиях, и можно было не перезаряжаться под огнем противника. В Афганистане — это было немаловажно.

Кроме автомата — в ковре было завернуто специальное взрывное устройство для вышибания дверей, которое капрал немедленно прилепил к двери, встав справа от нее. Сержант занял позицию слева.

Такси ускоряло ход…

— Давай!

Хлопнул взрыв — эта штука пробила металл и вырвала огромный кусок из двери. Капрал ударил ногой по двери, сержант бросился внутрь. Дворик, чуть в стороне — молятся двое, автоматы Калашникова стоят у стены. Один так ничего и не понял, второй — просек и тянется к автомату.

— Аллах Акбар!

Рука замерла — на мгновение, но он это видел — и сержант нажал на спуск своего автомата. Это было его фирменным трюком — он орал Аллах Акбар и ошалелые хаджи не знали, как на это реагировать. Несколько раз это спасло ему жизнь в очень дурных ситуациях, один раз — его чуть не пристрелили, не разобравшись.

Боевики повалились в пыль, убитые точными выстрелами — и кровь оросила мешковины, которые они использовали в качестве саджады, молитвенного коврика…

Боевики повалились в пыль, убитые точными выстрелами — и кровь оросила мешковины, которые они использовали в качестве саджады, молитвенного коврика…

Сзади — коротко стукнул автомат капрала — он прикончил еще одного ублюдка, выскочившего с автоматом из-за машин. То ли он там молился, то ли дрых — было непонятно, и у сержанта не было никакого желания выяснять это.

Сержант и капрал — проскочили ко входу в дом. Как это обычно и бывает здесь — в нем вообще не было двери, он был занавешен легкой кисеей — от жары. В афганских домах основная дверь — та, что ведет во внутренний дворик, он считается частью пространства дома, только без крыши. В коридоре — темно, после ослепительного света дня глаза почти ничего не видят, но здесь — никого нет. Дверь, на вид довольно крепкая. То, что они могли сделать быстро — они сделали, теперь оставалось сложное…

Сержант достал из своей сумки черный цилиндр светошумовой, выдернул чеку.

— Бойся!

В этот момент произошло то, что иногда происходит в боевой обстановке — хотя лучше бы не происходило. Дверь открылась, на пороге — бородатый детина под потолок, в руке — автомат Калашникова. От него воняло, так воняло, что это чувствовалось — воняло жуткой смесью запахов немытого тела, нечистой бороды и волос, пороха и крови.

Времени было немного, секунда, не больше — но сержант принял единственно правильное решение в такой ситуации. Рука у него была занята гранатой, он выпустил из рук автомат — поэтому он упал, упал там, где стоял, «под себя». Он упал, освобождая линию огня капралу — и капрал не сплоховал, он моментально вскинул свой карабин и выстрелил почти в упор в моджахеда. В светошумовой уже не было чеки — и сержант бросил ее внутрь, в дверной проем, который ему любезно открыли. В следующий момент — грузное тело мертвого бородатого обрушилось на него…

Более омерзительного ощущения он не испытывал. Какое-то мгновение он не мог встать, не мог даже пошевелиться — отчего испытывал безответный ужас. Потом — в закрытом помещении оглушительно загромыхал Калашников, пули летели непонятно куда — видимо ошалевший от взрыва моджахед просто нажал на спуск, и начал стрелять не пойми куда. Капрал Келл перепрыгнул через них длинным, обезьяньим прыжком, сержант попытался сбросить бородатого с себя… было просто некуда, слишком узкий коридор и он лежал так, что застрял в дверном проеме. Грохот светошумовой — и снова послышалась стрельба — вперемешку из Калашникова и с глушителем, такие резкие хлопки. Заорав что-то он поднялся на руках — и ему удалось сбросить с себя вонючую тушу. В этот момент — кто-то вбежал в коридор — и он обернулся, хватаясь за висящий на ремне автомат.

— Свои! Свои! — это был Креддок, с автоматом — ранен?

Ничего не отвечая, сержант бросился туда, куда только что проскочил Келл.

Комната — большая, с земляным полом, покрытым коврами, уже горит… пули разбили керосиновую лампу, висевшую на стене, горит чадно, с дымом. Трупы бородатых… один… два… расстеленные поверх ковров саджады, рядом с одним из бородачей — АК, в углу пулемет Калашникова… если бы попали… эта штука стены прошибает. Дальше… здесь комнаты как бы проходные, коридор разделяет мужскую и женскую половины, комнаты идут из одной в другую, все проходы завешены длинными кисеями… хреново, что в другой комнате ни хрена не видно, но пуля прошибает как паутину…

— На пол! На пол!

Вторая комната — еще больше первой, на возвышении, застеленном коврами накрыт достархан — здесь бородатые жрали. Еще один труп…

— Келл! Келл, твою мать!

Лучи света мечутся по комнате… капрал Келл стоит на коленях у самой стены, но не на полу, под ним что-то есть…

— Есть! Есть! Мать твою, есть!

Лейтенант, командир их патруля — бросается помогать Келлу, сержант — бросается к тому, кого Келл держал, наступив на него. Луч света в лицо… черная борода, ошалело моргающие глаза, лицо в крови… жив, тварь. На живот, руки назад, наручники — из той же самой, такой удобной и универсальной сумки. Удобная эта штука — одноразовые пластиковые наручники, сунул десяток штук в карман и пошел, не весят ничего…

— Ты как?

Келл старается держаться — но видно, что хреново. Удивительного мало — в одиночку, без поддержки напарника сунуться штурмовать гнездо хаджей… мать твою, на них были бронежилеты — но скрытого ношения, такие пулю АК не держат, особенно если бронебойную…

На улице — длинной очередью зашелся пулемет. Хреново… муслики спохватились, уже обкладывают. Подойдут ракетчики — хана всем.

— Ему совсем хреново!

— Пошли! Мать твою выходим!

Сержант пинками начал поджимать моджахеда… ублюдка зовут Исмаил Азани, он представитель бандформирования «сеть Хаккани», связанного с Талибаном и с пакистанской разведкой. Талибан сейчас не самая крупная организация из тех, что сейчас воюет в Афганистане против них… сеть Хаккани намного опаснее, от двадцати до тридцати тысяч активных боевиков и не меньше ста лагерей на той стороне. Иначе как атомной бомбой — это все не решить, но пока они хватают кусками… и то дело.

— Пошел! Пошел, свинья!

— Сосед! Лейтенант, мать твою! Здесь совсем хреново! Две минуты, не больше! — это голос капрала Артура, оставшегося на улице с пулеметом — бегом, мать вашу!

— Идем!

Из вонючей, наполненной кислым запахом крови тесноты коридора — на свет дня, слепящий глаза. Первым идет лейтенант и то ли тащит Келла, то ли помогает ему идти. Вторым — сержант, пиная пленного…

Похоже, приехали…

Двери — настежь, выход перекрывает разбитое такси. На улице глухо гремят Калашниковы… не один, несколько. Такси не горит — но дымится, лобовое стекло — вдребезги, машина стоит, считай — на ободах. За ней — прячется капрал Артур, их пулеметчик патруля. В руках у него — пулемет ПКМ с коротким стволом от Blackheart, прикрываясь такси, он лупит по улице, сам точно не видя куда — только чтобы тормознуть боевиков, прорывающихся к дому.

— Сюда!

Две машины во дворе — на вид почти как новенькие! Тойота Ланд Круизер, «сотка» с дизелем, белого цвета, грязная по самую крышу и пикап Форд Рейнджер. Этот еще хлеще — светло-бурый цвет национальной полиции, в кузове — турель под пулемет, но самого пулемета нет. Вот, как, получается, передвигаются полевые командиры сети Хаккани по Афганистану — на полицейских машинах, твою мать!

На такси не уйти, к гадалке не ходи.

Лейтенант — пару раз выстрелил по боковому стеклу Тойоты, затем саданул локтем — не выдержало, ввалилось внутрь. Глянул… господи, ключи! Ключи в замке зажигания, твою мать, и вся эта тачка с дизелем четыре и два и наверняка не пустым баком — их.

— Сержант, сюда! Капрал держи дверь!

Они ввалились в Тойоту, сержант кое-как пропихнул на заднее сидение жирную тушу пленного… кажется раненого. Лейтенант — посадил в машину раненого Келла, который ругался последними словами, пристегнул ремнем безопасности…

— Капрал, сюда! Уходим!

Сержант едва успел устроиться на заднем сидении, пропихнуть пленного дальше, к самой двери — как взревел мотор. Капрал Артур бежал от двери, такси уже горело… на ходу прыгнул на подножку, сначала просунул в салон пулемет, потом втиснулся сам.

— Цел?!

— Переживу!

Тойота тяжело ударила в такси, преграждавшее выход, с треском сминаемого металла потащила его дальше, освобождая проход. По машине хлестнули пули…

— А, твою мать!!!

От удара снесло заднюю левую дверь, капрал перехватил свой пулемет и открыл огонь вдоль улицы, по боевикам, добив до конца ленту. Сержант перезарядил свой автомат, выстрелил в стекло со своей стороны и выбил его, чтобы можно было отстреливаться…

Лейтенант резко вывернул руль, зад Тойоты ушел влево. В этот момент — граната РПГ прошла совсем рядом с кузовом, ушла дальше, оставляя след серого дыма, взорвалась на дувале…

Сидевший за рулем Креддок переключил передачу, нажал на газ — и Тойота, взревев мотором буквально прыгнула вперед. Их обстреливали и спереди, и сзади, дыра на лобовом стекле, еще одна… расходящаяся от дыр паутина трещин… но они пока держались…

Лейтенант саданул кулаком по лобовому стеклу — и часть его вывалилась на капот, открывая обзор. Сзади — раздался знакомый треск, потом очередь — и сержант, цедя сквозь зубы ругательства, полез назад…

На этой Тойоте, сделанной не для «гражданского пользования» — двери открывались двумя створками вправо и влево. Сержант толкнул их — так и есть! Их догонял, треща мотором, небольшой мотоцикл, на нем — двое уродов, без касок — но у одного из них — автомат, которым он целился в них.

Они открыли огонь почти одновременно — но сержант находился в машине и занимал более устойчивую позицию, чем бача на дрыгающемся во все стороны, прыгающем по дороге мотоцикле. Пули Калашникова просвистели совсем рядом, ударили по металлу — а ответная очередь сержанта попала точно в цель — мотоцикл закувыркался по дороге и его пассажиры полетели в пыль. Живые, мертвые… неважно.