Компания прервала пение, все замолчали. Стояли, глядели на Гронского, будто он был старшим в этой стае и ему принимать решение.
— Подождите, — сказал он и поднялся на ступеньку выше, так что теперь его отделяло от остальных метра два. Референт приклеился сбоку, чтобы не оставить шефа в опасную минуту.
— Отойдите, — сказал ему Шубин брезгливо, как и положено говорить с шестерками.
Тот смотрел на Гронского.
— Ну! — сказал Шубин.
Гронский сделал движение головой, отправляя шестерку к остальным.
Шубин дотронулся до плеча Гронского, отводя его еще дальше от компании.
— Случилось несчастье, — прошептал он. — Катастрофа. Много людей погибло.
Гронский не отвечал. Он почуял опасность и весь подобрался. Ноздри породистого носа побелели, даже брыли подобрались.
— Вернее всего, это химическое отравление.
— Где? — спросил Гронский шепотом.
— Два этажа вниз, — сказал Шубин. Он уже говорил нормальным голосом и слышал тяжелое дыхание прочих слушателей.
— Если это шутка…
— Тогда идите, только идите один, — сказал Шубин. — Я вам не советую подвергать риску жизнь ваших гостей.
— Это бессмыслица какая-то, — сказал Гронский. Он смотрел не на Шубина, а на очень толстого, туго затянутого в костюм краснощекого лысого гостя. Гость тронул Шубина за рукав.
— Повторите, что произошло, — сказал он.
у него были красные щеки и красный носик. Очень светлые, живые, не замутненные водкой глаза.
— Я не знаю причин катастрофы, — сказал Шубин. — Но внизу лежат мертвые люди. На площади тоже. Много людей.
— На площади? Где? — Толстяк как бы взял в свои руки командование. Он был главнее Гронского, и Шубин понял, что банкет происходил именно в его честь.
— Спуститесь на пролет ниже — можете выглянуть в окно, — сказал Шубин. — В холл спускаться нельзя. Там газ.
— Какой газ? — Гронский был раздражен, ему хотелось не верить Шубину, он подозревал в этом какую-то месть за милицейский рейд. — Какой может быть газ?
Шубин пошел с ними вниз. Теперь не было нужды искать телефонный справочник. Если можно говорить о везении в такой ситуации — Гронский был этим везением. Уж он-то знает все телефоны.
Толстяк первым оказался на лестничной клетке. Милиционер все еще стоял у телефона. Больше ничего за эти минуты не изменилось. Толстяк подошел к окну возле стола дежурной и отодвинул занавеску резким жестом пьяного человека. Гронский подошел к нему, остальные стояли сзади, заглядывали через плечи.
— Не отвечают? — спросил Шубин у милиционера.
— Боюсь, что да, — сказал милиционер. Он взял фуражку, что лежала на столе. Надел ее. Он знал, когда имел дело с начальством.
— Чепуха какая-то, — сказал Гронский. Толстяк молчал. — возможно, они потеряли сознание, — сказал Гронский.
— Сознание? — Толстяк обернулся к Гронскому. Потом перевел взгляд на Шубина: — Давно это случилось, товарищ…
— Шубин.
— Шубин. Очень приятно. Спиридонов. Когда это случилось товарищ Шубин?
— Я увидел это… минут двадцать назад.
— Как увидели?
— Я спускался в холл. Вместе с сержантом.
Милиционер кивнул. Присутствие толстяка все ставило на свои места. Этот будет принимать меры. И если даже милиционер знал в лицо Гронского, все равно на роль начальника он выбрал именно Спиридонова.
— Там то же самое?
— Да. Там все мертвые. И когда человек, который был с нами, все же спустился в холл, он упал.
— Это случилось быстро?
— Практически мгновенно.
— Что вы можете сказать, Виктор Иннокентьевич? — спросил Спиридонов у Гронского.
— У нас такого не бывает, — сказал Гронский.
— Знаю, что не бывает. Иначе бы давно всю Россию перетравили, — сказал Спиридонов.
— Может, диверсия? — спросил шестерка. Уши его шевельнулись.
— Диверсия? — повторил Спиридонов. — И наверное, американская? Или сионистская? Замечательное объяснение.
— Надо позвонить на биокомбинат, — сказал Гронский. — Может, у них выброс?
— Вот и займитесь, — сказал Спиридонов.
Одна из толстых женщин громко рыдала, прислонившись к стене. Гронский подошел к ней. Он сказал:
— Верочка, не надо.
— Милиция не отвечает, — сказал Шубин.
— «Скорая помощь» тоже, — добавил милиционер. — И пожарники молчат.
— Понятно, — сказал Спиридонов. — Товарищ Шубин, пойдемте со мной, покажете мне, что там в холле.
Шубин подчинился, подумав, правда, что даже в такой ситуации Спиридонову, привыкшему, чтобы его провожали и ему показывали, не проходит в голову пойти посмотреть на холл одному. Шубин понимал, что это происходит не оттого, что спиридонов боится — он не производил впечатления пугливого человека. Просто он не привык действовать без человека, которому в случае нужды мог бы отдать приказание. А из окружающих он выделил себе в помощники Шубина.
Гронский взял телефонную трубку, протянутую милиционером. Шубин последовал за Спиридоновым к лестнице.
— Осторожнее, — сказал он, когда они начали спускаться. — Туман постепенно поднимается.
— Туман? Почему вы раньше не сказали?
— Я не уверен, что он — причина гибели людей, — сказал Шубин, — Но там есть желтый туман, и я думаю, что люди погибли из-за него.
Они остановились у последнего пролета. Спиридонов стоял, уперев кулаки в бока, и медленно поворачивался, как бы впитывая в себе зрелище.
Два человека лежали, заклинив открытую дверь лифта. Певица из оркестра скорчилась в дверях ресторана, и блестки ее платья мерцали в тумане золотыми звездочками.
— Мертвые, — сказал Спиридонов.
Он чуть двинул голову в сторону, чтобы вобрать в поле зрения Шубина.
— Воняет, — сказал он. — Чувствуете?
— Да.
— Здесь всегда воняет, даже вода воняет — я уж отмечал, — сказал Спиридонов. — А так чтобы воняло — не помню.
Шубин не стал отвечать.
— И что же вы предлагаете делать? — спросил Спиридонов.
— Надо связаться с другими районами, — сказал Шубин. — Мне говорили, что город стоил в низине, а заводы расположены выше.
— И зачем? — спросили Спиридонов.
— Они смогут сказать причину.
— Вряд ли, — сказал Спиридонов. — Ночь на дворе. На заводах только сторожа.
— А ночная смена?
— Сомневаюсь. Начало месяца, — сказал Спиридонов. — Но людей поднимать надо. Добраться бы до армии.
Наверху появились Гронский, рядом его референт. Они смотрели вниз, на холл, лица их были неподвижны.
— А вы что скажете? — спросил Спиридонов.
— Очень странно, — ответил Гронский.
Сверху послышался шум. Чей-то громкий голос кричал:
— У меня самолет через час. Вы что, не понимаете?
В ответ бубнил что-то милиционер.
— Успокойте его, — сказал Спиридонов Гронскому, тот кивнул шестерке, который сразу сорвался с места. Шубин смотрел ему вслед.
— Чего мы стоим? — сказал он.
— Есть предложения?
Желтый туман закрутился под ногами, и Спиридонов отошел на ступеньку выше.
— Почему мы о сих пор не позвонили в Москву?
— В Москву? — переспросил Спиридонов. Пожевал губами. — Может быть, и в Москву.
— Зачем в Москву? — спросил Гронский. Он не возражал, он задал спокойный вопрос, как человек, который хочет разобраться в трудной задаче.
— В любом случае мы должны сообщить, — сказал Шубин. — Там примут меры.
Гронский смотрел на Спиридонова. Спиридонов — на Гронского.
— Нет, — сказал твердо Гронский. — Мы не знаем ни масштабов аварии, ни причин — ничего не знаем. Что мы скажем Москве? Что в гостинице какое-то отравление?
— Не только в гостинице, — сказал Шубин.
— Пускай не только в гостинице. Пускай и на площади. И нас спросят, какие вы приняли меры? И мы скажем — позвонили в Москву. Это же, простите, несерьезно! — Гронский развел руками, чтобы все поняли, насколько это несерьезно.
Чувствуя неуверенность Спиридонова, Гронский загремел вопросами:
— И куда мы будем звонить в Москву? В штаб ПВО? В Министерство здравоохранения? Куда? В ЦК?
Слова Гронского звучали разумно, но в них была ложь, в них был страх, что сильнее страха от увиденного. Страх перед собственной гибелью, но не физической, а моральной, карьерной, деловой.
Вернулся шестерка с оттопыренными ушами. Он не скрывал восхищения перед филиппикой Гронского. Радостно кивая, будто ждал, когда начнут раздавать конфеты.
— Дело говоришь, — сказал Спиридонов. — До Москвы больше тысячи верст. Пока мы будем дозваниваться да искать, с кем побеседовать, утро наступит. Давайте сначала попробуем задействовать местные силы. Чем больше сделаем сами, тем меньше будет претензий у Москвы. Как там, Гронский, на биокомбинате? Что тебе сказали?
— Никто не подошел.
— Это ничего не значит. Что у тебя предусмотрено на случай аварии?
— Есть программа у дежурного.
— Ты ему приказал действовать?
— Ты ему приказал действовать?
— Сергей Иванович, но ведь нет аварии на моем заводе! Нет аварии! Что-то случилось здесь, в центре. А завод вон там. Вы же знаете.
— Так, значит, на завод ты еще не звонил? Иди звони.
Заметив, что шестерка хочет бежать за Гронским, Спиридонов приказал ему:
— А ты, Плотников, давай в номер люкс, держи ключ! Неси сюда бутылку и стакан.
Спиридонов посмотрел на Шубина.
— Два стакана. Нам подкрепиться надо… Так, Шубин?
— Так, — Шубину захотелось улыбнуться. В Спиридонове была внутреняя ясность, которая позволяет подчиняться без сопротивления.
— Гронский на завод не дозвониться, вот увидишь, что не дозвониться. У него там тоже все дрыхнут. А мы с тобой, знаешь что сделаем? Мы с военным аэродромом свяжемся. Здесь есть, в Нехаловке. Пускай поднимут вертолеты и облетят город. Прежде чем действовать, мы должны знать, с чем имеем дело. Разумно?
— Разумно, — сказал Шубин.
— Вот и я так думаю. Пошли, а то я помру от этой вони. Мутит. Тебя мутит?
— Мутит, — сказал Шубин и отметил про себя, что ему очень хотелось добавить «так точно»!
Наверху народу прибавилось. Гронский был у телефона. Все смотрели на него. Эля стояла в сторонке, увидела Шубина и обрадовалась. Но не подошла, не посмела. Она понимала, что теперь наступило время начальников.
В стороне стояли три грузина их ресторанно компании. Они допрашивали милиционера, хотели посмотреть, что там, внизу, но милиционер пришел в себя и говорил властно. У лифта, где все еще горел красный огонек, стоял второй из командировочных, что был с Шубиным в ресторане. Надо ему сказать, что его товарищ погиб. Потом скажу, подумал Шубин. Он хотел было подойти к Эле, но тут Гронский громко сказал:
— Это кто у телефона? Почему не подходите? Кто, кто — Гронский, вот кто! Что там у вас происходит?
Гронский послушал ответ. Все замерли, замолчали.
— А кто у телефона? — продолжал гронский. — Так вот, Ховенко, выйди из дежурки, обойди территорию. Я тебе через десять минут позвоню. А если что — немедленно отзвонишь сюда. Какой телефон?
Гронский спросил, зажав трубку ладонью:
— Какой здесь телефон?
— Двадцать-триста четыре. Гостиница «Советская». Немедленно отзвони.
Гронский положил трубку с таким видом, словно у него гора свалилась с плеч.
— У нас все в порядке, — сказал он.
Получалось, что все происходящее вокруг — лишь видимость, недоразумение.
Это уловил и Спиридонов.
— У тебя в дежурке все в порядке, — сказал он. — А что это значит? Ничего не значит! Люди погибли, а ты — все в порядке!
— Мы будем искать причину, — сказал Гронский, проводя ладонью по гладкой щеке. — Мне позвонят. Все выяснится. Я уверен, что утечка на биокомбинате.
Появился шестерка Плотников. Он нес поднос, на котором стояли початая бутылка водки, два стакана и лежала нарезанная колбаска.
Он остановился перед Спиридоновым, не кланяясь ему, но всем своим видом изображая поклон.
— Молодец, — сказал рассеянно Спиридонов, — поставь на стол.
Тот поставил на стол дежурной, и все смотрели молча, как Спиридонов разливает водку в два стакана, будто решая задачу, с кем разделить бутылку.
— Шубин, — сказал Спиридонов, — примем за знакомство.
Гронский не скрывал ненависти. Если бы не беда — ох бы он до Шубина добрался!
Может, в ином случае Шубин бы отказался, но именно из-за взгляда Гронского он стакан взял.
— За здоровье, — сказал Спиридонов. — Твое лицо мне знакомо. Откуда?
— Товарищ Шубин позавчера по Центральному телевидению выступал, — сказал шестерка, легкомысленно предавая своего шефа.
— Точно, — сказал Спиридонов. — У меня память на лица.
Он выпил свой стакан в три глотка.
— Давай, набирай аэродром, Гронский! Поднимем родные ВВС в темное небо. Ты чего не пьешь? — спросил он Шубина.
— Я знаю, куда позвонить в Москве, — сказал Шубин. — Надо позвонить к нам в «Известия». Они знают, что делать.
— Зачем? — быстро ответил Гронский. Он уже цепко держал телефонную трубку. — Мы собственными силами, без прессы.
— Испугался, — без злобы сказал Спиридонов. — Ты понимаешь, Шубин, что будет, если Москва сейчас вмешается?
— Я думаю о пользе дела, — сказал Гронский и стал набирать номер.
Шубин знал, что все равно позвонит в газету. Сейчас же. Из своего номера.
— Сейчас он с крылышками свяжется, потом твоя очередь, — сказал Спиридонов. — А ты пей, не люблю, когда мои люди манкируют своими обязанностями.
Шубин понял, что никуда ему не деться от принадлежности к людям Спиридонова. И пить придется.
Он выдохнул воздух. И подумал — господи, спаси меня от этой чести…
Свет погас. Он погас везде — на лестнице, в коридоре, доже погас красный огонек лифта.
Это произошло не беззвучно — все здание как будто ахнуло — так отозвался в ушах Шубина общий вздох, вскрик всех, кто стоял вокруг. И сразу стало видно, что небо за окном зловеще светится желтоватым отблеском.
Шубин посмотрел туда. Фонари на площади потухли, потухли окна в домах на площади. Погасли окна в вокзале. И лишь в автобусе, что стоял посреди площади с открытыми дверями, у которых лежали его водитель и пассажиры, горел яркий свет. И дальше к вокзалу светился еще один автобус. Тоже пустой.
Шубин поставил стакан на край стола. «Если высшие силы прислушиваются к моим просьбам», — началась мысль, но так и не кончилась, потому что невдалеке возник голос Эли:
— Юра, где ты?
— Я здесь, — сказал Шубин. Он пошел к Эле, наткнулся на кого-то… — Я здесь!
Эля была рядом. Вот она. Она уцепилась в его руку, как цепляется перепуганный ребенок.
За спиной голос Спиридонова произнес:
— Как связь? Работает?
— Нет, — ответил Гронский. — Молчит.
— Значит, энергию вырубили. Кто-то догадался, что опасно.
— А может, не догадался, — сказал Шубин. — Может, до них добрался туман.
— Это может быть? — спросил Спиридонов.
— Электростанция старая, на реке, — сказал Гронский.
— В низине?
— На нашем уровне.
— Мог добраться, — сказал Спиридонов. — Так что, Шубин, со звонком в Москву придется потерпеть.
— Вижу, — сказал Шубин.
Небо за окном светилось, по нему быстро бежали синие облака, между ними открывалась и сразу пропадала луна.
— Гражданка дежурная, — сказал Спиридонов. Он всегда успевал сказать раньше других. — Дежурная по этажу здесь?
— Здесь, — отозвалась та.
— На случай перебоев с энергией, где хранятся свечи или лампа?
— У горничных в комнате, — ответила дежурная.
— Тогда несите.
— Не могу, — ответила дежурная. — Как раз керосин кончился. Обещали завтра принести.
— Все у вас наперекосяк!
— Но ведь обещали. Если бы знать, из дому бы принесла.
— Все равно несите, — сказал Спиридонов. — В каких-то лампах должен остаться керосин. Вы ведь его не выпивали? Спички есть?
— Ой, кто тут? — раздался голос дежурной — значит, она все же двинулась и натолкнулась на кого-то в темноте.
— Да помогите ей кто-нибудь, — рявкнул Спиридонов. Его квадратная фигура закрыла окно. Шубин подошел к нему.
— Нас, конечно, вызволят, — сказал Спиридонов тиха, будто сам себе. — Но скандал будет большой. Гронскому не удержаться.
Сзади что-то гремело, дежурная искала лампы.
— Вы что-то сказали? — послышался голос Гронского.
Шубин подумал, что Гронский услышал слова Спиридонова, но предпочел не разобрать их.
— Ничего, — сказал Спиридонов. — Просто меня интересует, как вы дошли до жизни такой?
— Это не мой завод!
— Все равно будут искать виноватых. Смотри, сколько народу погубил.
— Когда разберутся, поймут, что мы ни причем.
— Завтра на митинге бы и выяснилось, — сказал Шубин.
— Какой еще митинг?
— Да так, общественники, вы же знаете, сколько их теперь развелось, — сказал Гронский. — Сейчас нам надо думать о том, как выбраться отсюда.
— Общественность, говоришь? — Спиридонов не стал поддаваться на отводящий маневр Гронского. — И чем она была недовольна?
— Я с ними разговаривал, — сказал Шубин. — Вполне серьезные люди. Их беспокоило состояние атмосферы в городе. Они хотели написать коллективное письмо в Москву.
— Не успели, — сказал Спиридонов. — Но были правы. Понимаешь, Гронский, что были правы?
— Сначала надо разобраться, что случилось, — упрямо сказал Гронский.
— Тебя не собьешь.
— Что же делать, на этом держимся. Вы завтра поглядите, сколько мы писали в министерство, чтобы нам выделили фонды. И вам писали. Мы этим воздухом дышим, а вы, Сергей Иванович, приехали и уехали.
— Еще напомни, что банкет вместе гуляли, — сказал Спиридонов.
— Я не это имел в виду. Я о нашей общей ответственности за дело. Мы — подчиненные люди, мы старались как можно лучше выполнить указания.
— Ну вот, — усмехнулся Спиридонов, — топи всех, может быть, в коллективе выплывем… Нет, Гронский, боюсь, что тебе это не удастся.