В равной степени к означенному покушению не причастны и мои товарищи, находящиеся на севастопольской гауптвахте.
Такое же письмо посылается мной председателю военного суда генералу Кардиналовскому и моим бывшим защитникам, к присяжным поверенным Жданову и Малинтовичу.
Б.Савинков, 6 августа 1906 года».
Письмо, ставшее известным обществу и усилия адвокатов закончились тем, что савинковские боевики получили по четыре года каторжных работ.
Пребывание Савинкова в Севастополе взбудоражило город, и местные эсеры успешно довершили его миссию. Через день после его побега в Румынию. Командующий Черноморским флотом адмирал Г.П.Чухнин был убит на своей особоохраняемой севастопольской даче «Голландия» матросом Я.С. Акимовым, неведомо как прошедшим – пробравшимся к адмиралу. Расстреляв адмирала, Акимов скрылся с территории дачи неведомо как и пойман не был.
13 августа 1906 года эсерка Зинаида Коноплянникова, дочь солдата, сельская учительница и член Летучего Боевого отряда, на станции Луизино у Нового Петергофа тремя выстрелами застрелила генерала Мина, карателя Декабрьского восстания в Москве.
Мин, находившийся в летних военных лагерях в Красном селе, снимал дачу для своей семьи под Петергофом и приезжал туда на выходные. Члены Летучего Боевого отряда его проследили и Коноплянникова расстреляла его, когда он стоял на платформе вместе с женой и дочерью. Попытка скрыться у эсерки не удалась, и через две недели ее по приговору военно-полевого суда с получасовыми специальными мучениями повесили в Шлиссельбурге. О мучениях при повешении второй после Софьи Перовской женщины в империи, погибшей на эшафоте, узнало все общество, и в партию социалистов-революционеров пошли многие молодые люди, читавшие ее последнее слово перед казнью: «Вы меня приговорите к смертной казни. Где бы мне ни пришлось умирать – на виселице или на каторге, в застенках, я умру с одной мыслью: прости, мой народ! Я так мало могла тебе дать – только одну свою жизнь. Умру же с полной верой в то, что наступят те дни недалекие,
Когда трон, пошатнувшись, падет
И над русской равниной широкою
Ярко солнце свободы взойдет».
За день до этого, 12 августа, группа эсеров-максималистов во главе с Михаилом Соколовым, он же «Медведь», он же «Каин» совершила самый кровавый террористический акт в истории русского революционного движения, взорвав дачу П.А.Столыпина.
Столыпин принимал посетителей на даче Министерства внутренних дел на Аптекарском острове Санкт-Петербурга. В три часа дня к дому подъехали лакированное ландо с представительным человеком во фраке и карета с двумя жандармскими офицерами. Они объявили охране, что хотят видеть председателя Совета Министров по срочному государственному делу. Охрана их в дом не пропустила, мотивируя это отсутствием телефонного подтверждения приезда, и максималисты попытались прорваться в дом Столыпина силой. Жандарм уронил портфель с бомбами и чудовищный тройной взрыв раздушил половину дачи, убив двадцать четыре, включая боевиков и ранив двадцать четыре человека. Столыпин под взрыв не попал и, Партия социалистов-революционеров объявила, что к взрыву на Аптекарском острове, где погибли невинные люди, она отношения не имеет.
Полиция задержала более двадцати человек, причастных и непричастных к взрыву. На улице Петербурга взяли и по приговору военно-полевого суда повесили Соколова – «Медведя», остальных отправили на каторгу. Само собой, полиция решила привязать к взрыву Партию социалистов-революционеров, чтобы получить побольше орденов и премий.
Зимний дворец потребовал у Стокгольма выдачи находившегося в Швеции видного члена Партии социалистов-революционеров Ефима Черняка, якобы замешанного во взрыве на Аптекарском острове. Доказательств этого, которых не было Департамент полиции МВД, конечно, не предоставил, и Швеция в выдаче Черняка отказала. Руководитель заграничной агентуры империи действительный статский советник Лев Гартинг подкупил полицейских, которые избили Черняка просто в кафе и тут же арестовали «за нарушение общественного порядка в нетрезвом виде». «За антиобщественное поведение» Черняка решили выдать России, но тут вмешался шведский парламент, депутатам которого рассказали правду русские социалисты-революционеры. Грубейшая полицейская провокация была быстро раскрыта, виновные в произволе наказаны, а шведские газеты подробно рассказывали гражданам о российский полицейских провокаторах.
Черняк попытался переехать в Антверпен на пароходе. Утром всех трех пассажиров каюты, Черняка и двух его случайных попутчиков, в углу которой была обнаружена дыры, через которую в помещение всю ночь проникали пары метилового спирта, нашли мертвыми. Разразился ужасный европейский скандал, во время которого шло массовой обсуждение «убийства известного революционера руками сатрапов русского царя». В Антверпене пароход с тремя трупами встречали десятки тысяч европейцев с огромными плакатами, текст перепечатали многие газеты Европы: «Позор русскому царю». Само собой, Зимний дворец за очередной континентальный позор никого не наказал. Дело житейское.
После разгона Первой Государственной Думы летом 1906 года обществу было ясно, что революционно-монархический спор может быть решен только силой – кто кого победит. Центральный Комитет Партии социалистов-революционеров решил официально восстановить Боевую Организацию, деятельность которой была приостановлена в апреле 1906 года.
На Совете Партии эсеров резкий Савинков открыто заявил, что Центральный Комитет дает мало денег на террор, а некоторые его члены недоверчиво относятся к работе террористов и неуважительно относятся к Боевой Организации. К этому моменту от чахотки в Германии умер Михаил Гоц, связник между Боевой Организацией и Центральным Комитетом и нового куратора еще не было. Инцидент, впрочем, был быстро исчерпан, Центральный Комитет заявил, что относится к руководителям Боевой Организации с полным доверием и в доказательство этого ввел в свой состав Бориса Савинкова, получившего вместо совещательного решающий голос.
В Боевую Организацию вернулись лучшие люди партии: Зильберберг, Никитенко, Сулятицкий, Лурье, Фельдман, Успенский, Пискарев и многие другие. Общая атмосфера и настроение террористов были приподнятые и все верили в успех. Кроме Азефа, ежившегося от возможной полицейской виселицы и предрекавшего неудачи восстановленной Боевой Организации. Азеф подробно доложил Герасимову о новых планах террористов, первой задачей которых стало убийство П.Столыпина и вдвоем провокатор и главный охранник империи сорвали их все, заработав при этом море денег – провалились покушения на генералов Думбадзе, Рейнбота, Ранненкампфа, второе покушение на Дубасова. Боевики проникли в Петергоф в охоте на любимца царя Трепова, но в Императорском саду вместо начальника императорской охраны застрелили очень похожего на него генерала Козлова. Петербургской охранное отделение знало все детали планов, весь состав, все мелочи жизни членов Боевой Организации, руководитель которой Азеф уже дружил с полковником Герасимовым. Аресты сотни террористов в их планы, конечно, не входили, надо было просто хорошо и даже отлично заработать на создавшейся уникальной ситуации.
Петр Столыпин с семьей после взрыва на Аптекарском острове жил в хорошо охраняемом Зимнем дворце. Ежедневно они ездил на доклад к Николаю II в Петергоф, но только морем – на оцепленной Лебяжьей канавке он садился на катер, по Неве шел до Лисьего Носа и пересаживался на яхту. Савинкову удалось найти среди ее экипажа матроса-эсера, но связь с ним была очень затруднена, пронести на яхту он ничего не мог, о планах Столыпина ничего не знал и мог сообщить только маршруты, места стоянок и время передвижений председателя правительства империи.
Налет на катер Столыпина на Неве другим эсеровским катером ничего не гарантировал, бросить в него бомбы с хорошо охраняемых Николаевского и Дворцового мостов было невозможно. Террористы фиксировали каждый выезд Столыпина к царю, но сделать ничего не смогли.
Савинков предложил атаковать Столыпина с бомбами и револьверами на выходе из подъезда Зимнего дворца. Азеф сказал об этом Герасимову и Столыпин стал выходить всегда в разное время. Десять террористов с бомбами, конечно, не могли долго ждать премьера на забитых филерами и сыщиками Дворцовой площади, на Набережной Мойки и Миллионной улице. Время, которое тратил Столыпин на проход от подъезда до катера составляло меньше минуты. Если бы пятьдесят боевиков его бы атаковали, Столыпин все равно бы успел спрятаться в подъезде Зимнего дворца.
На Дворцовом мосту был взят торговавший в разнос Сулятицкий, с паспортом крестьянина, и был отправлен на родину для установления личности. По дороге Сулятицкому удалось бежать.
Азеф собрал общее совещание в финских Териоках, и террористы решили подготовку покушения на Столыпина прекратить. Центральный Комитет настаивал продолжать. Азеф вернулся продолжать, а Савинков создал в Генсильгфорсе школу террористов, начав подготовку убийства петербургского градоначальника фон дер Лауница. Филеры, узнавшие от Азефа об этом все, плотно обложили его группу, при этом не особенно скрываясь, и Савинков был вынужден остановить работу. В октябре все террористы Боевой Организации собрались на совет в финской Иматре. Азеф доказывал Савинкову, что предатель это спасший его Сулятицкий, завербованный во время ареста, но с его заместителем такие провокации не удавались. Савинков даже зло заявил, что подобным подозрением Азеф оскорбил лично его.
Еще в сентябре на совещании членов Центрального Комитета эсеров Азефа, Савинкова, Чернова, Натансона, Слетова, Крафта и Панкратова было решено убить Столыпина несмотря ни на что. Говорили даже об атаке подъезда Зимнего дворца Столыпина живыми бомбами – боевиками в динамитных панцирях, но решили, что не вправе жертвовать жизнью своих товарищей по оружию.
В Петербурге боевики, они же посыльные, торговцы в разнос, извозчики имели паспорта, конспиративные квартиры, все необходимое для совершения террористического акта, но все было напрасно. Наблюдение за Столыпиным велось несколькими группами во многих местах, все работали самоотверженно, с увлечением, фиксируя большое наличие филеров. Азеф так расставлял боевиков, что они в течение месяца ни разу не встретили председателя правительства. Столыпин, знавший, что за ним ведется охота, требовал от Герасимова исключить возможность даже случайного покушения, и господин главный имперский охранник успокаивал второе лицо государства, говоря, что по правилам Боевой Организации наблюдатели выходят на маршрут всегда без оружия, чтобы исключить возможность случайного ареста.
Боевая Организация успешно работала на холостом ходу и была под полным контролем Петербургского Охранного отделения, без малейших практических результатов. Герасимов даже выдвинул идею продолжать этот как можно дольше, чтобы опустошить эсеровскую партийную кассу, но она была более чем полна – на революцию жертвовали представители всех слоев общества – купцы, промышленники, адвокаты, литераторы, рабочие, студенты, чиновники.
Азеф говорил членам Центрального Комитета: «Полиция слишком хорошо изучила все наши старые приемы, и в этом нет ничего удивительного; ведь у нас все те же извозчики и торговцы, которые фигурировали еще в деле Плеве. У нас нет ничего нового, и при старой технике ничего и не придумаешь нового». Азеф по совету Герасимова внушал партийцам мысль, что осенью 1906 года центральный террор ужу совершенно не возможен. Все больше и больше боевиков обращали свои взгляды на Бориса Савинкова.
Вся империя знала, что знаменитый террорист великолепно и отчаянно сорвался с приготовленной ему виселицы, совершил сказочный и удачливый побег, и все газеты много раз смаковали все подробности его севастопольской эпопеи. Он стал самым популярным человеком в партии эсеров, а члены Боевой Организации просто боготворили его и готовы были отдать за него жизнь. После Севастополя Савинков стал вождем-руководителем, самым опытным и самым старым боевиком, живой историей Боевой Организации.
Друг легендарных Ивана Каляева и Егора Сазонова, Савинков создал в Боевой Организации атмосферу братства и полного доверия, «нашего рыцарства». Все эсеры знали о его личном совершенном мужестве, не раз смотрел прямо и открыто в глаза смерти, и был готов умереть за революцию на эшафоте не дрогнув. Он устроил в партии обсуждение проблемы – может ли один человек отнимать жизнь у другого человека, и имперское общество всенародно обсуждало, полезно ли для блага миллионов подданных убийство представителя власти, который приносит вред народу. Умнейший Михаил Гоц называл Савинкова «надломленной скрипкой Страдивари». Убийство для террористов Боевой Организации стало тяжелой необходимостью, а гибель на эшафоте – радостным подвигом. Савинков стал выдающимся террористом-организатором, талантливым конспиратором, который умел выходить из несусветных ситуаций и положений, несколько раз чудом уходил от неминуемого ареста. Именно он стал называть себя и своих товарищей «революционными кавалергардами» и «охотниками за черепами», с офицерским понятием чести. Савинков, вернувшись после севастопольского дела в террор, быстро понял, что в нем происходит что-то не то и настоял на совещании в финской Иматре. Валентина Попова вспоминала:
«На Иматре финн-активист, хозяин небольшой гостиницы «Отель туристов», находившейся совсем близко от вокзала, предоставлял Боевой Организации в полное распоряжение свое учреждение. Там хранился динамит, а в одном из номеров расположилась динамитная мастерская. Здесь находили надежный приют боевики, если обстоятельства в каких-либо экстренных случаях принуждали их скрыться из Петербурга. Прислуга отеля, по словам хозяина, была верная, надежная. Мы чувствовали себя там свободно, в полной безопасности, но это гостеприимство нам впоследствии дорого обошлось.
Вскоре на Иматре появился Савинков, «Иван Николаевич», Азеф. Друг за другом стали подъезжать боевики.
Наши выводы пришли к убеждению, что полиция прекрасно изучила методы работы Боевой Организации и, следовательно, старыми приемами ничего не достигнешь. Как не тяжело сознаться, эти приемы изжили себя, и нужно для успеха работы создать какие-то новые формы. Для этого требуется время, спокойная обстановка, пересмотр всей старой практики. Азеф и Савинков чувствовали, что не в состоянии что-либо создать в момент работы, не прерывая ее. Им нужно временно отойти, хладнокровно все взвесить и тогда, выработав что-то новое, иное, какую-то новую систему, – приступить к работе. А пока старое насмарку!»
На совместном заседании Центрального Комитета и Боевой Организации во главе с Натансоном, Черновым, Слетовым, Аргуновым, Крафтом, Ракитниковым было решено их на время освободить от руководства Боевой Организации. Во главе террора Партии социалистов-революционеров стал известный эсер Сергей Слетов. При Центральном Комитете был создан Боевой отряд во главе со Львом Зильбербергом, бывшим студентом, обладавшим большими математическими способностями, главным динамитчиком-взрывником Боевой Организации. В Боевой отряд вошли лучшие боевики Савинкова. Валентина Панова вспоминала; «Сложить оружие было психологически невозможно. Свирепствовали военно-полевые суды, виселицы, диктатура Столыпина была в полном расцвете. Мы верили в силу террора и его необходимость в тот момент. С Иматры наша группа разъехалась по разным местам, и мы условились встретиться в Петербурге».
Покушением на Столыпина стал опять заниматься Зильберберг и его Боевой отряд. Еще одну новую террористическую группу создал латыш А.Д. Трауберг, «Карл», назвав ее «Летучий Боевой отряд Северной области». Карл начал подготовку убийства главного военного прокурора генерал-лейтенанта В.П.Павлова, инициатора и сторонника смертных приговоров. Когда первая Государственная Дума потребовала отмены смертной казни, Павлов не постеснялся выступить на ее заседании 1 июня 1906 года и долго говорил о том, что она нужна империи, в которой его речь вызвала бурю возмущения.
Боевой отряд Льва Зильберберга готовил покушение на председателя правительства Столыпина, министра внутренних дел Дурново, генерала свиты Орлова и петербургского градоначальника Лауница, начал собирать сведения о передвижении и образе жизни Николая II и Великого князя Николая Николаевича. Все покушения были утверждены Центральным Комитетом Партии социалистов-революционеров и после этого профинансированы.
Наружное наблюдение извозчиками и торговцами больше не велось. Теперь Герасимов о террористах не знал ничего. Вот так закончилась его крупномасштабная провокация, оставившая его без Азефа. Серьезных секретных сотрудников среди боевиков у него не было. Главный охранник империи своей жадностью к деньгам и наградам успешно приближал кровавый 1917 год.
Два террористических отряда собирали интересующие их сведения с помощью «внутреннего освещения распорядка жизни объектов покушений», во всех слоях общества, имея там широкие знакомства, поддерживаемыми большими деньгами и умными, талантливыми, предприимчивыми исполнителями.
Жена Зильберберга «Ирина» позднее вспоминала: «На первый план, как основа, выдвигается «внутренний сыск» – получение сведений. Отыскиваются люди в обществе и в партии, могущие дать какие-либо сведения о намеченных лицах. Наружная слежка затем проверяет их данные. Все партийные организации должны давать в распоряжение «Боевого отряда» либо из своих членов, если он имеет какие-либо связи, могущие быть полезными в деле этого внутреннего сыска.