Тогда левые социалисты-революционеры подняли вместе с большевиками компанию против наступления, называя его преступлением перед народом, но за это Керенский приказал их арестовать.
Левые социалисты-революционеры, желая совершенно освободить фабрики и заводы из-под власти буржуазии требовали в виде первой меры введение рабочего контроля над производством. Правые эсеры боролись с этим требованием, говоря, что рабочие не справятся с таким сложным делом, чем фактически помогали фабрикантам и заводчикам в их злом эксплуататорском деле.
По всем вопросам левые социалисты-революционеры стойко защищали интересы трудящихся масс, рабочих и трудовых крестьян. Правые же эсеры говорили о трудовом народе, но по существо творили дело буржуазии. Октябрьский переворот окончательно выяснил положение. Левые социалисты-революционеры вместе с большевиками оказались на одной стороне баррикад, там, где были рабочие, солдаты и крестьяне. Правые же эсеры оказались по другую сторону баррикад, там, где были юнкера, офицеры и контрреволюционная буржуазия. Так было в Петрограде, где мы шли против казаков, которых вел Керенский на усмирение, а правые помогали Керенскому и слали телеграммы в армию, чтобы она ему помогала. Так было в Москве, где командующим советскими войсками был левый социалист-революционер Саблин, а организатором юнкеров и белой гвардии, которые расстреливали советские войска, – правый эсер Руднев.
Чем это объяснить?
По-нашему, дело было в том, что правые социалисты-революционеры изменили своей программе. Они были способны свергнуть самодержавие, они были готовы принять участие в той программе – минимум, где положение рабочих и крестьян улучшается за счет помещиков и капиталистов, но они оказались совершенно не способными осуществить вторую часть программы – максимум, то есть в корне уничтожить всякий гнет и эксплуатацию, уничтожить классовое общество, установить царство труда и социализма.
Вот почему, когда рабочие и крестьяне устроили вторую революцию уже во имя полного раскрепощения труда, правые социалисты-революционеры отвернулись от народа, а, следовательно, и от левых социалистов-революционеров, которые всегда были с народом, честно выполняя не на словах, а на деле программу Партии социалистов-революционеров.
Мы, левые социалисты-революционеры, объявили смертельную войну буржуазии, и в этой схватке столкнулись и с теми, кто называл себя социалистами-революционерами. Товарищи рабочие и крестьяне поняли наши расхождения, наши разногласия, и во всех трудовых коллективах, в советах рабочих, крестьянских и солдатских депутатов все те, кто раньше называли себя просто социалистами-революционерами, сейчас называют себя левыми социалистами-революционерами, и на вопрос кто они, отвечают: все истинные сторонники социализма и революции настоящие социалисты-революционеры, те, кто стойко защищают интересы трудового крестьянства и пролетариата.
Кто сейчас стоит за правых социалистов-революционеров? В городе – мещане, чиновники, обыватели, в деревне – крестьянские кулаки.
Кто стоит за левых социалистов-революционеров? Часть пролетариата, которая считает трудовое крестьянство своими родными братьями, и почти все трудовое, социалистическое крестьянство.
Все, кому дороги интересы трудящихся, все кто за социализацию земли, все кто за социализм, все, кто верит не только в пролетариат, но и в трудовое крестьянство – все в ряды Партии левых социалистов-революционеров!»
К лету 1918 года большевики поняли, что власть в бывшей Российской империи удержат. Количество белогвардейцев, пытавшихся у них отнять верховную власть, было в разы меньше, чем красноармейцев Ленина и проблема окончания Гражданской войны, кровавой и беспощадной, была чисто технической. К лету 1918 года большевикам больше не нужны были соратники, а только безгласные исполнители, готовые умереть по любому, даже невменяемому зову родной партии. Из всех революционно-оппозиционных партий соратниками большевиков были только левые эсеры.
11 июля 1918 года Совет Народный Комисаров во главе с Владимиром Лениным выпустил Декрет «Об организации деревенской бедноты и снабжении ее хлебом, предметами первой необходимости и сельскохозяйственными орудиями». Созданные по всей России комитеты деревенской бедноты, комбеды, начали борьбу с работящими и зажиточными крестьянами, которых стали называть кулаками. Комбеды забирали у них инвентарь, хлеб, даже землю и перераспределяли среди всех деревенских жителей, ссоря их на десятилетия. По всей стране проводилась политика продразверстки, обоснованная Гражданской войной, и грабежи крестьян, у которых хоть что-то было, шли повсеместно. Верные ленинцы объявили главной фигурой в деревне крестьянина-середняка с наделом в десять гектаров, и начали антикапиталистическую и противокулацкую социалистическую революцию в деревне, сопровождавшуюся миллионами трупов и законченную только в 1930 году. С 1918 года большевики стали называть свои колоссальные жертвы «ошибками» и «перегибами», называя, как и Зимний дворец до них зло добром, а черное белым.
Подробности уничтожения большевиками левых эсеров достоверно неизвестно, поскольку документы массово фальсифицированы, а свидетели еще более массово уничтожены. Партия социал-демократов-большевиков, без всяких комплексов называвшая себя партией победившего пролетариата, распространяли и распространяли по бывшей империи, ставшей Российской Советской Федеративной социалистической Республикой документы и материалы о своих бывших соратниках, оттачивая ставшие лицом ленинской партии приемы провокации, информационно-психологической борьбы и искусства политической интриги:
«Буржуазно-демократическая фракция социалистов-революционеров противодействовала теоретически и практически усилиям социал-демократов сплотить рабочих в самостоятельную политическую партию, стараясь, наоборот, удержать их в состоянии политически бесформенной массы, способной служить лишь орудием либеральной буржуазии. Они, социалисты-революционеры, особенно вредны тем, что под маской социализма преследуют буржуазные тенденции. В ходе Великой Октябрьской социалистической революции они выродились в буржуазных контрреволюционеров.
Последыши народников, левые эсеры, вместе с левыми коммунистами и изменником, шпионом и обер-бандитом Троцким и его группой подняли мятеж против Советской власти. Но массы за ними нет пошли. Потерпев поражение в своей авантюристской тактике захвата власти, эсера, как правые, так и левые, скатились в лагерь буржуазно-помещичьей революции. Они организовали контрреволюционные кулацкие восстания, заговоры, активно помогали интервентам и контрреволюции вести борьбу с Советской властью, проводили вредительскую и шпионскую работу.
Необходимо решительно и окончательно разорвать со всеми мещанскими идеями и теориями, с идеями старого русского крестьянского социализма вообще, потому что они так выдохлись, что потеряли всякую цельную теоретическую основу, опустившись до жалкого эклектизма, до самой дюжинной культурническо-оппортунической программы».
Посчитав, что с такой аргументацией они разгромили эсеровские теории, большевистские идеологи на всякий случай объявили Чернышевского меньшевиком, а Желябова большевиком, потом все пересмотрели и объявили, что все оппозиционеры, или те совершенно не виновные ни в какой политической деятельности граждане, они же обычные люди, связывавшие большевизм с народниками и их наследниками эсерами, совершали антипартийные вылазки:
«Злейшие враги народа, партии и Советской власти, правотроцкистские реставраторы капитализма, фашистско-националистические организации, вступившие на путь измены и предательства родины, эти презренные банды заимствовали из арсенала народничества террористические и заговорщицкие средства и методы борьбы, использовали индивидуальный террор в контрреволюционных целях. Агенты фашизма, презренные предатели родины, потеряв всякую почву под ногами, не имея ни какой поддержки трудящихся масс, объединились в единую банду шпионов, диверсантов и убийц, поставив своей целью свержение Советской власти и реставрацию капитализма. Жалкие эпигоны народничества, именовавшиеся социалистами-революционерами, разгромленные партией Ленина-Сталина в ходе борьбы за утверждение диктатуры пролетариата и построения социалистического общества, закончили свой бесславный путь в поганой яме контрреволюции, и сошли с исторической сцены».
Точно такие же слова, но не огульно, а заслуженно, верные ленинцы могли бы сказать о себе в 1991 году, когда позорно и кроваво, навалив горы и горы трупов, закончили свой путь в поганой яме истории. Дорога в никуда для них шла и через июль 1918 года.
Конфликт-восстание левых эсеров и большевиков, вызванный комбедами и Брестским миром, продолжался в Москве два дня, 6–7 июля 1918 года, во время заседания V Съезда Советов. Поняв, что на съезде, где преобладали большевики, не пройдет ни одна левоэсеровская резолюция, товарищи Марии Спиридоновой их центрального телеграфа отправили по России воззвание с призывом их поддержать. Это было квалифицировано большевиками, как захват телефонной и телеграфной станций. То ли эсер, то ли большевик Яков Блюмкин неизвестно по чьему приказу обманом проник в немецкое посольство и застрелил германского посла Мирбаха. Большевики квалифицировали это как провоцирование новой войны с Германией, которая, впрочем, не началась. По приказу Ленина, все руководство партии левых эсеров, находившееся на Съезде, было арестовано, а контролировавшиеся ними войска были расстреляны орудийным огнем интербригад, в основном латышей, так как другие воинские части убивать товарищей не стали. Все руководство левых эсеров судили, приписали им организацию восстаний почти в тридцати городах, во главе, конечно, с Борисом Савинковым, действовавшим по заданию, естественно, интервентов. Впоследствии, видный большевик В.Д.Бонч-Бруевич написал, постоянно проговариваясь как большевики представляли себе Левоэсеровский мятеж:
Конфликт-восстание левых эсеров и большевиков, вызванный комбедами и Брестским миром, продолжался в Москве два дня, 6–7 июля 1918 года, во время заседания V Съезда Советов. Поняв, что на съезде, где преобладали большевики, не пройдет ни одна левоэсеровская резолюция, товарищи Марии Спиридоновой их центрального телеграфа отправили по России воззвание с призывом их поддержать. Это было квалифицировано большевиками, как захват телефонной и телеграфной станций. То ли эсер, то ли большевик Яков Блюмкин неизвестно по чьему приказу обманом проник в немецкое посольство и застрелил германского посла Мирбаха. Большевики квалифицировали это как провоцирование новой войны с Германией, которая, впрочем, не началась. По приказу Ленина, все руководство партии левых эсеров, находившееся на Съезде, было арестовано, а контролировавшиеся ними войска были расстреляны орудийным огнем интербригад, в основном латышей, так как другие воинские части убивать товарищей не стали. Все руководство левых эсеров судили, приписали им организацию восстаний почти в тридцати городах, во главе, конечно, с Борисом Савинковым, действовавшим по заданию, естественно, интервентов. Впоследствии, видный большевик В.Д.Бонч-Бруевич написал, постоянно проговариваясь как большевики представляли себе Левоэсеровский мятеж:
«Левые эсера на Съезде Советов, точно сорвавшись с резьбы, метались за кулисами сцены Большого театра, были нервно настроены и доходили почти до истерики. Левый эсер Камков, взял слово и стал, подобно расквасившееся истеричке, изрыгать бессмысленные ругательства по адресу немцев. Атмосфера за кулисами до того нагрелась, что каждую минуту можно было ожидать схватки (эсеров было в десять раз меньше большевиков – авт.). Эсеры, не стесняясь, ругательски ругали Советскую власть и ее представителей, и коммунистическую партию. Наши рабочие, в свою очередь, крыли эсеров, отмечая их авантюризм, словоизвержение, фразерство и мелкобуржуазные стремления.
Я обратился к Ленину, тот написал записку Спиридоновой, которая, жеманно улыбаясь, пошла за кулисы, долго там вела разговоры, и часть шумевших, с ругательствами по адресу большевиков, ушла из театра. В воздухе пахло порохом, возбужденность царила всюду, конфликт назревал.
Эсеры, конечно, просчитались и понесли возмездие в недалеком будущем. Мы тот час привели Кремль в боевое положение, везде усилили охрану, проверку пропусков, назначили две тройки коммунистов из гарнизона и членов ВЧК, которым поручили проверить всех жителей Кремля по их партийной принадлежности. В гарнизоне оказалась небольшая группа левых эсеров. Мы их интернировали внутри Кремля и установили за ними надзор.
Я тот час же телефонировал Подвойскому о желании Владимира Ильича, чтобы войска Московского гарнизона были бы наготове, и просил выслать по городу патрули и немедленно организовать разведку, хорошенько прощупав настроение красноармейцев.
Я сказал Владимиру Ильичу, что Дзержинский арестован в отряде войск ВЧК. Владимир Ильич, нельзя сказать побледнел, а побелел. Это бывало с ним тогда, когда его охватывал гнев или нервное потрясение, при весьма неожиданных обстоятельствах. Он распорядился вызвать всех наркомов на экстренное заседание Совнаркома, а я передал телефонограммой приказ Владимира Ильича атаковать взбунтовавшийся полк ВЧК Попова, добившись или его сдачи, ил полного уничтожения с применением беспощадного пулеметного или артиллерийского огня.
В городе настроение становилось напряженным, в некоторых местах патрули враждебных сторон стояли друг против друга. Улицы опустели, почти ни кто не решался выходить. Наступила ночь. Я отправился по поручению Ленина проверять караул, осматривать и проверять весь Кремль. Усиленные караулы все были на местах, весьма бдительны и крайне придирчивы во всем. Утомленные комиссары дремали в креслах и на диванах. Начало светать. Мы все пошли по Кремлю и поднялись на стены. Владимир Ильич пристально вглядывался туда, где, как можно было предполагать, засели эсеры, точно хотел разглядеть и их, и наши войска, уже подступавшие к этому району. Наконец, что-то грохнуло и пропало в предрассветной тишине и больше не звука. Владимиру Ильичу было вручено донесение о том, что эсеры в беспорядке бегут, что мы занимаем дома, где они было укрепились.
Необходимо было немедленно принять меры к окончательному уничтожению этих новоявленных контрреволюционеров, к полному их разгрому и задержанию всех, кого только будет возможно. Прежде всего, я передал в ВЧК телефонограмму Владимира Ильича бросить все возможные силы по следам бежавшего отряда Попова, немедленно разоружая задержанных и доставляя на грузовых автомобилях во внутреннюю тюрьму ВЧК, а оружие сдавать в цейхгауз ВЧК. Лучшие силы ВЧК были направлены на обыски всех квартир, где только можно было предположить, что эсеры могли ночевать. Войскам, конечно, был отдан приказ преследовать по пятам бежавших, значительное количество которых было задержано.
Фарс, перешедший в трагикомедию, заканчивался. Наши войска вскоре были отозваны в казармы. Милиция и ВЧК довершали разгром новоявленных бунтарей. Левые эсеры были совершенно раздавлены как мятежники».
Создав на пустом месте заговор, большевики, используя богатейший опыт охранных отделений империй, за несколько дней стерли с лица земли своих многолетних соратников по революции. Одно за другим выходили из печати правительственные сообщения: «Контрреволюционное восстание левых эсеров в Москве ликвидировано. Левоэсеровские отряды обращаются в самое постыдное бегство. Отдано распоряжение об аресте и разоружении всех левоэсеровских отрядов и, прежде всего, об аресте всех членов Центрального комитета партии левых эсеров. Оказывающих вооруженное сопротивление при аресте – расстреливать на месте. Арестовано несколько сот участников контрреволюционного мятежа. Все до единого члены левоэсеровских отрядов должны быть обезврежены».
Владимир Ульянов-Ленин, само собой, заявил, что «капля крови рабочих и крестьян нам должна быть дороже десятков тысяч голов членов буржуазно-дворянских правительств и их классовых союзников». Сотни тысяч человек, в основном виновных только в факте своего рождения. Историки утверждают, что после первой мировой и гражданской войн, в которых полегло почти двадцать миллионов человек, верные ленинцы с 1918 по 1924 год убивали по миллиону человек ежегодно.
В июне 1922 года в Верховном трибунале, в Москве состоялся процесс социалистов-революционеров, ставший предвестником убийственных сталинских процессов тридцатых годов. В лице тридцати трех социалистов-революционеров большевики судили всю эсеровскую партию. Обвинение содержало «организацию вооруженной борьбы против советской власти в течение всей гражданской войны, изменнические отношения и вооруженную помощь враждебным советской республике державам, находившимся с ней в состоянии войны, убийства и покушения на ряд представителей Советской власти, экспроприации и подрывную работу».
В защиту социалистов-революционеров выступили все демократические страны и организации Европы. Второй Интернационал прислал защищать эсеров видных идеологов революции К. Либкнехта, Э.Вэндервельде и К.Розенфельда. Большевики инспирировали выступления рабочих, требовавших «сурового наказания для врагов Советской власти». Двенадцать выдающихся членов ЦК Партии социалистов-революционеров были приговорены к расстрелу. После нескольких томительных дней Всесоюзный Центральный Исполнительный комитет в лучших традициях Зимнего дворца, приостановил исполнение приговора на неопределенный срок. Большевики провели свой первый преступный процесс в ставшей для них обычной манере отсутствия морали. Двадцать лет руководители Партии социалистов-революционеров во главе с Марией Спиридоновой продержали в застенках, и в начале Великой Отечественной войны, летом 1941 года, расстреляли.
Летом 1918 года в Партии левых социалистов-революционеров находилось более шестидесяти тысяч активных членов, их газеты «Земля и воля» и «Знамя труда» читали сотни тысяч человек. Поддержка левыми эсерами большевиков сорвала реальную попытку Партии социалистов-революционеров повести за собой имперской крестьянство, десятки миллионов человек. Левые эсеры вместе с большевиками во ВЦИК и Совет Народных Комиссаров, получив посты наркомов земледелия, юстиции, почты и телеграфа, городского и местного управления, по делам республики, без портфелей. Левые эсеры активно и очень эффективно строили Красную Армию, подавляли антибольшевистские восстания, поддержали большевиков на Учредительном собрании и на Третьем Всероссийском Съезде Советов. За все это большевики их убили.
Часть рядовых членов Партии социалистов-революционеров, в виде «народников-коммунистов» и «революционных коммунистов», перешли к большевикам, за что позднее были, конечно, расстреляны. Часть левых эсеров-террористов ушла в подполье, на нелегальное положение. Именно они массовым тиражом в 1922 году выпустили брошюру «Кто такие социалисты-революционеры и за что их судили коммунисты»: