Тина разочарованно вернулась на парапет. Окинула местность взглядом профессионала. Нет, здесь никудышная диспозиция для заказного убийства. На стройплощадке, к примеру, или возле одинокого коммерческого ларька куда удобнее. Зато здесь убийце легко скрыться. Затерялся в людской массе, шмыгнул в метро – только его и видели.
Беглецу тоже удобно скрываться – такому, как она, например.
Тина даже согнулась, вдруг вспомнив, кто она, где и почему. Бесприютная, загнанная беглянка ждет чужого человека, который посулил ей приют…
Уж не случилось ли беды со Славиком? Тина ждет его два часа. Может быть, она что-нибудь перепутала? Не имелась ли в виду другая арбатская станция – их ведь три? Нет, «Художественный»-то один.
А вдруг на Славика напали те, кто ищет Тину?!
Ну, это уже мания преследования. Кому может прийти в голову, что она будет искать приюта у мачехи Валентина?!
Скорее, все проще. О господи, ну почему это ей раньше в голову не пришло?! Славик, конечно, уже был здесь – просто они с Тиной не узнали друг друга. Предположим, он испачкал свою знаменитую белую куртку – ну, кофе на нее вылил, например. Или зацепился, порвал… Оделся иначе в полной уверенности, что это не имеет особого значения, потому что он будет подходить ко всем сероглазым шатенкам, спрашивая: «Девушка, извините, вы не Тина?»
Возможно, и подходил. Но обошел своим вниманием странную фигуру, съежившуюся на парапете и увенчанную огненным ежиком нелепо стриженных волос…
Потоптался тут, потом плюнул – и поехал домой. Может быть, уже и доехал. И если Тина позвонит…
Она сорвалась с места и, вылавливая в кармане карточку, купленную еще на вокзале, бросилась к ряду грибков-автоматов.
Надо позвонить, извиниться. Может быть, Славик повторит приглашение. Больше-то ей некуда податься!
Тина набрала номер и взволнованно припала к трубке. Гудок, еще гудок… Как странно резонирует звук – такое впечатление, будто сигналы раздаются не только из трубки, но и за спиной.
Обернулась – а, вон в чем дело! Это зазвонил сотовый телефон «опера» (или «киллера»).
– Алло?
Он дома, дома!!!
– Славик! – завопила Тина и краем глаза заметила, как «киллер» («опер») сморщился и отвел трубку от уха: наверное, его собеседник тоже оказался криклив. – Слава богу!
Ее вдруг разобрал неуместный смех: Славик, слава богу… как в том анекдоте: «Карл Маркс и Фридрих Энгельс – это не муж и жена, а четыре разных человека, а Слава Капээсэс – вовсе не мужик».
На лице у «опера» выразилась досада: похоже, позвонивший его чем-то огорчил.
– Тина, что случилось? – почти испуганно спросил Славик. – Я там чуть ли не час отирался, возле этого «Сердца президента». Уж отчаялся и вернулся домой. Только ворвался – и ваш звонок. Вы что, перепутали что-нибудь?
– Да нет, я… – замялась Тина, не зная, как приступить к описанию своих метаморфоз, и отворачиваясь от «опера», которого, очевидно, очень разволновали телефонные переговоры, потому что по его лицу пробежала целая гамма чувств, свидетельствующая в основном о патологической жестокости. Смотреть на него было противно, вдобавок голос Славика резонировал так же странно, как до этого – гудок.
– Я просто забыла вам сказать…
– Что? – быстро, жадно спросил Славик, и Тина услыхала его настороженное дыхание. Похоже, что он так и замер у телефона.
Тина почему-то опять взглянула на своего соседа. Тот припал к трубке, ловя каждый звук.
Да нет, не может быть… этого быть не может!
– Славик, я вас ужасно плохо слышу, – как можно невнятнее проговорила она. – Тут что-то ужасно трещит. Сейчас перезвоню.
И нажала на рычаг прежде, чем Славик успел что-то сказать.
«Опер» смотрел на свой сотовый с таким видом, словно готов был немедленно сокрушить его зубами.
Тине вдруг стало смешно. Глупости! Такого совпадения небось не будет даже в супербоевике «Сердце президента»…
А проверить все-таки не мешает. Так, на всякий случай. Чтоб не думалось!
И набрала номер.
Славик схватил трубку посередине первого гудка. Зуммер соседского сотового прервался на полузвуке.
– Тина!.. – В голосе нескрываемое облегчение.
Напряженные складки на лице соседа мгновенно разгладились.
– Я и сам виноват, что мы не нашли друг друга, – размягченно каялся Славик. – Понимаете, допивал на ходу кофе – и облился. Спереди на куртке образовалось жуткое пятно. Ладно, думаю, мелочи. И тут зацепился за дверь! К пятну прибавилась така-ая прореха! Ну полное впечатление, что мне нанесли в грудь ножевое ранение и кровь уже запеклась!
Славик захихикал.
Человек с сотовым растянул губы в ухмылке.
– Пришлось переодеться. Напялил черную куртку, приехал. Искал вас, ждал…
«Ищу, жду», – мысленно поправила Тина, глядя на человека с сотовым телефоном, облаченного в черную куртку…
Приветливо улыбаясь невидимому собеседнику, он энергично махал рукой. В ответ на этот призывный жест распахнулась дверца черного «Гранд-Шевроле», нагло ставшего как раз под знаком «Стоянка запрещена», и два высоких молодчика подскочили к «оперу». Нет, пожалуй, все-таки к «киллеру»!
– Но как же я вас-то не нашел? – спросил он голосом Славика. – Волосы русые, глаза серые, джинсы…
– Да я эти арбатские станции перепутала, – сообщила Тина, изо всех сил вцепившись в край пластикового навеса.
Чтобы унять дрожь во всем теле. Чтобы не дать ей прорваться в голосе. Чтобы удержаться на месте, не сорваться с трусливым заячьим визгом, мгновенно выдав себя этим трем волкам, хищникам, правые лапы которых юркнули под куртки и застряли там, словно всех вдруг дружно одолела чесотка.
– Вообще-то, Славик, я сейчас возле Ленинки. Что дальше нам делать? Может, вы мне подскажете адрес, и я все-таки приеду сама?
Никто не знает, чего стоили ей эти спокойные интонации, этот тихий голос. Славик не должен понять, отчего «резонирует» его сотовый!
– Ни в коем случае! – резко выдохнул он. – Никуда не уходите! Никуда не уезжайте! Станьте на крыльце библиотеки, чтобы я вас сразу увидел! Выезжаю немедленно!
В трубке послышались гудки.
Человек в кожаной куртке сунул в карман сотовый, ассистенты перестали «чесаться», и все трое в мгновение ока очутились в «Гранд-Шевроле», который сорвался с места так стремительно, словно был не бегемотом, а легконогой газелью.
Бензиновое облачко коснулось лица Тины, и она бессильно привалилась головой к прохладному пластику.
Да… Москва-то, как выяснилось, не столь уж большой город! Скорее маленький. Настолько маленький, что Тине не сыскать в нем укрытия. Кто знает, где еще натыканы ловушки. Очевидно, в самых неожиданных местах. Ничего не скажешь, Виталий и его команда – головастые ребята! Еще ночью Тина и не представляла, что позвонит Людмиле Ивановне, а там уже ждала засада. Можно только ужасаться, представив себе судьбу родных Валентина… Наверное, такая же, как у сына. И та, что ждала бы Тину.
Как это там сказал Славик? Встань на крылечко Ленинки, да? И руки сложи на груди, и читай отходную? И волосы убери со лба, чтоб не мешали влепить тебе пулю?
Ждите ответа! Ждите ответа!
Дышать стало чуть легче. Судороги отпустили, удалось поднять голову, потом сделать несколько шагов. Потом и побежать.
Тина ворвалась в метро. Скорее… Вот схема линий. Станция «Речной вокзал». Оттуда ходят автобусы и автолайны в Шереметьево. Из Шереметьева летают самолеты в Хабаровск. Деньги у нее есть. Паспорт тоже – Светкин.
Тина быстро открыла его. Еще раз вгляделась в свое новое лицо.
Болотова Светлана Владимировна.
– Светик, приветик! – шепнула дрожащими губами.
Коротко стриженные темные волосы, массивные очки. Последнее время Света носила линзы, но на фото еще в очках. Это не проблема, их можно купить на каждом углу. И цвет волос сменить с рыжего на черный. А потом…
А потом – в Хабаровск. Но глубоко ошибутся те, кто начнет ее там искать. В Хабаровске она пробудет ровно столько, сколько потребуется, чтобы переехать из аэропорта до речного вокзала. И первым же «Метеором» – вниз по Амуру до Тамбовки!
Худощавое смуглое лицо, всегда печальное выражение темных миндалевидных глаз, мягкий, словно бы нерешительный голос… Михаил Шевелев, ее бывший муж! Что это он сказал на прощание («промямлил», раздраженно подумала она тогда!): «Тина, ты должна знать – я тебя простил. Мы оба друг в друге обманулись! Я не сержусь, ты так и знай. И если тебе вдруг потребуется помощь…»
Какие глупости, подумала Тина в ту минуту. Да она скорее умрет, чем попросит помощи у Михаила!
Ну что же, обстоятельства изменились. Михаил теперь живет в Тамбовке. Такая глушь, что просто ужас! Там-то Тину уж точно никто искать не станет: это ведь надо рехнуться, чтобы скрываться не у матери, не у подруг, не у родни какой-нибудь, а у бывшего мужа!
Нет, ее не найдут в Тамбовке, не найдут!
Просто вспомнить смешно, как она была в этом уверена…
Просто вспомнить смешно, как она была в этом уверена…
* * *– …А вот как у меня с одним сомом получилось. Поставил закидушку, прихожу утром – на каждой по две-три рыбины! Иду к последней – леска на берегу. Ну, думаю, кто-то поживился моей добычей. Ругаюсь, сматываю леску, а она меня сначала в траву ведет, а потом к деревьям. Подхожу, а в дупле… сом спит, посапывает тихонько.
– Посапывает?! – истерически взвизгнула Тина.
– А как же, – спокойно кивнул Данилушка. – Небось утомился, с лески срываючись. Она толстая была – ого! Ну и блесна соответствующая. Да, еще что сказать забыл. Тот сом вообще был весь блеснами утыкан. Не раз, видать, с удочки уходил. Сверкал на солнышке, будто боевой генерал медалями. Я потом чуть ли не год новых блесен не покупал, трофейными пользовался!
Данилушка победоносно оглядел гостей и захрупал молоденьким огурчиком.
– Дед, ты девку-то напугаешь, – миролюбиво сказала баба Вера, Данилушкина жена. – Сбежит от нас после твоих россказней!
– Ничего, она уже ко мне в больнице привыкла, правда, Тинка? – хмыкнул Данилушка, и Тина с улыбкой кивнула в ответ.
И верно – привыкла. Бесконечная болтовня Данилушки, неиссякаемые рыбацкие байки действовали на нее умиротворяюще. И как она могла заметить, не на нее одну. По сути своей Данилушка был прирожденным психотерапевтом, поэтому Тина вполне понимала Михаила, который сперва неприлично медлил выписывать веселого старика из больницы, а потом нашел (или измыслил) для него должность санитара-конюха, и Данилушка не столько шваркал по полу шваброй, выносил судна и работал в конюшне, сколько сидел в палатах и чесал языком.
Но Михаил знал, что делал, Тина уже перестала удивляться его фантазиям. В первые дни (нет, не в первые, а, так сказать, во вторые, потому что в эти первые она вообще ничего вокруг себя не видела, а пыталась привыкнуть к положению всеми гонимой, затравленной беглянки) – так вот, поначалу ее просто в дрожь бросало при виде доброго десятка кошек, живших при больнице и спавших прямо в палатах. Кошки, конечно, были чистые, регулярно мытые, ухоженные, а все-таки это не очень-то уживалось с понятиями о стерильности и всяком таком прочем. Хотя, с другой стороны, ветхое двухэтажное зданьице, лишенное самых элементарных удобств и простейшего оборудования, тоже мало напоминало больницу в общепринятом смысле… Неудивительно, что «знахарские штучки» Михаила здесь были чуть ли не основным терапевтическим средством. Скажем, кошки «лечили» отложение солей, гастрит, артрит, радикулит, даже хроническую простуду! Были среди этой своры «узкие специалисты». Так, злые сиамцы Симка и Савка и их многочисленное потомство, разобранное по домам, считались отменными губителями болезнетворных бактерий во время эпидемий гриппа и прочих ОРЗ. Нервным предписывалось самое тесное общение с «сибиряком» Василием Иванычем. Для почечников и печеночников Михаил нарочно привез из Хабаровска аристократов – русских «голубых» Петра I и Екатерину II. Ей-богу, их так и звали!
Кормил и вычесывал кошек Данилушка, причем хвастался, что баба Вера к зиме обеспечит всех поселковых ревматиков парой отличных носков, которые не хуже собачьих будут греть, а может быть, еще и варежками. Кроме того, Данилушка трудился на больничной конюшне, состоявшей из двух простеньких лохматеньких кобылок и одного конька. Это были «врачи» детского отделения. Рассказывали, что своей иппотерапией Михаил ставит на ноги даже парализованных от рождения детей! Сама Тина пока еще не успела увидеть результатов такого удивительного лечения. Все-таки она обреталась здесь всего какой-нибудь месяц.
Хотя иногда казалось – жизнь…
Тина старалась не вспоминать прошлое и не задумываться о будущем. Что о нем думать-то? Когда-нибудь все утихнет, надо полагать. А пока жила – жила настоящим.
Она понемножку успокаивалась и уже не содрогалась в почти предсмертных судорогах при виде внезапно распахнувшейся двери. И хвалила себя: все-таки поступила правильно, доверившись инстинкту, приведшему ее в этот тихий, далекий уголок. Конечно, Михаилу докука безмерная, это уже точно! А его отношения с женой, похоже, обострены до предела. Во всяком случае, когда он сказал Тине, что Лида вчера уехала в город, на его лице мелькнуло неподдельное облегчение. А может быть, просто был рад, что придет к ней на новоселье. Лида-то вряд ли отпустила бы мужа. И сама, конечно, не пошла бы…
Новоселье же состояло в том, что Тина наконец-то перебралась из больничной кладовой, куда ее поселил было Михаил, в одну из комнат просторной Данилушкиной избы. Сначала она и думать боялась идти к кому-то на постой, тряслась от каждого шороха, от звуков чужих голосов и относительное спокойствие обретала лишь в уединении. Однако когда слухи о том, что главврач просто-таки днюет и ночует в этой каморке на первом этаже, поднялись выше критической отметки, Тина поняла: ей надо постоянно быть на глазах у людей, чтобы если не погасить совсем, то хотя бы притушить этот пожар сплетен. Уж такую-то малость она могла сделать для Михаила – хотя бы из благодарности. Все-таки он принял ее под свое крыло – без денег, без вещей, без документов (Светкин паспорт Тина, разумеется, никому здесь не показывала) – и никогда ни о чем не спрашивал. И без слов, впрочем, ясно: его прежнюю супругу жизнь переехала так, что только самый отъявленный садист может причинить боль этому призраку, который однажды материализовался на крылечке Тамбовской больнички и попросил приюта. Другое дело, что призрак слишком быстро начал обретать прежний прельстительный облик…
А может быть, Тина все выдумывает – насчет своей неиссякаемой власти над Михаилом? Но, как ни жутко это звучит, она даже ради спасения собственной жизни не вернулась бы в их общую постель. Хотя… никогда не говори «никогда». Она ведь и вообразить не могла прежде, на что способна ради этого самого спасения! Но Лидочка может чувствовать себя в безопасности: руки Тины уж точно не тянутся к ее семейному счастью!
– …А ленкб, скажу я вам, лучше всего брать на паута,[1] – бубнил меж тем Данилушка с интонациями записного краснобая. – Но не на простого! Вот что было однажды. Бросал я как-то на кузнечика, на мушку, на того же паута – глухо. Не везет! Сел на камушек отдохнуть, отмахиваюсь от всякой летающей нечисти, ноги мокнут в воде. И вдруг плюхнулся мне на колено паут – да такой голубогла-азый! Просто загляденье! Хлопнул я по коленке, конечно, а потом думаю: дай попробую на него. Только забросил удочку – всплеск. Подсекаю – метровый ленок. Так вот что вам нужно, думаю! Нахватал я этих голубоглазых кучу и ну закидушкой махать. Что ни паут, то ленок, да какой! Через час завалил камень – сидеть негде. Пришлось народ на подмогу кликать, чтобы помогли перекидать рыбу на берег. И что вы думаете? Я кидаю, а соседи потихоньку тащат мою добычу, тащат… Чуть не вся Тамбовка от меня отоварилась. Вылез на берег – мать честная, пусто! Одну только рыбешку мне оставили, самую что ни есть маленькую. Вот ее мы и едим, – кивнул Данилушка на блюдо, где некогда томился преизрядный ленок. Теперь от него, конечно, остались одни косточки, поживы на которой не нашла бы даже самая ушлая из больничных кошек. Опустела и огромная сковорода с жаренной на сале картошкой, и миска с салатом, и пирог земляничный уже подъедали…
«Да, – сонно подумала Тина. – Может, и хорошо, что все мои вещи остались в Нижнем. Если буду так есть каждый день, просто ни во что не влезу!»
– Тиночка, покушай еще пирожка, – сказала баба Вера. – Все доедайте, а на завтрак я вам с дедом таких блинцов напеку – за уши не оттащишь!
Михаил перехватил исполненный ужаса взгляд Тины и расхохотался:
– Да, пропала ты. Тут никакие диеты не проходят – есть придется от пуза.
Встал из-за стола:
– Ну что, гости, не надоели вам хозяева? Спасибо за хлеб, за соль, но мне пора.
– Куда это в такую рань? – удивился Данилушка. – Еще и солнце не село. Стадо пригонят, тогда и пойдешь.
– Мне еще надо поработать – новые журналы пришли. А руки не доходят. Да и по хозяйству кое-что поделать… А потом, в одиннадцать, встретить «Метеор».
– Так Лидка сегодня возвращается?
Данилушка поспешил следом за гостем на крыльцо. Тина – делать нечего, надо соблюдать приличия – поплелась с ними, хотя больше всего на свете хотелось переползти на диванчик и уснуть. Да, вот так-то и наживаются килограммы!
– Сегодня, сегодня. Что ей там делать, в Хабаровске?
– Ну, я так думал, поживет у свекровки. Той небось одиноко.
– Одних суток, как я понимаю, было вполне достаточно, – усмехнулся Михаил.
Тина опустила голову, пряча ехидную улыбку. Да уж… Значит, и Лидочка при всех своих совершенствах не способна ужиться с Аллой Павловной? Пожалуй, не родился на свет человек, которому это удалось бы!
– Данилушка, ты Атаманшу когда вязать будешь? – спросил Михаил, любуясь молоденькой красивой лайкой, дремавшей у будки. При звуке голосов собака сторожко вздернула уши. – Не забудь, ты мне кобелька обещал.