Пришедший слесарь обрезал трубы, а оставшиеся от них отверстия забил, так что теперь можно было не бояться контроля над нами. После обеда я собрался. Холмс, которому стало лучше, проинструктировал меня:
– Уотсон, сделайте так, как я вам скажу. Когда выйдете из дома, то пойдите сначала направо по улице до поворота, чтобы я мог за вами наблюдать из окна, а потом резко развернитесь и идите в противоположную сторону. Дойдя до следующего поворота, возьмите экипаж, но не первый остановившийся, а второй, и следуйте в меблированные комнаты Мюллера. Там есть служебный выход на противоположную улицу, где возьмёте закрытый экипаж. Ну а далее на Главпочтамт. На ваше имя там должны быть письма.
– Понятно, Холмс. Вы думаете, слежка?
– Уверен. Будьте осторожны, Уотсон. Револьвер не забудьте. Удачи!
Я сделал всё, как и наказывал мне Холмс, но как ни пытался, так и не заметил за собой слежки. Может, Холмс перестраховывается? Тем не менее, задача была выполнена, все документы получены и благополучно доставлены на Бейкер-стрит.
Вернувшись, я застал Холмса в кресле перед камином.
– Получили?
Я протянул ему несколько объёмных конвертов. А Холмс в ответ протянул мне два таких знакомых послания.
– Только пришли, – пояснил он.
Вот что было в первом:
«Здравствуйте, мистер Холмс!
Ну и порадовали вы меня. Ха-ха-ха! Притащить с собой такую древность, и надеяться на что-то. Ха-ха-ха! Наивный. Неужели вы думаете, что я отдам вам то, что вам не принадлежит? Ха-ха-ха! Прежде чем получить что-то, надо заслужить это.
С уважением Аннет Баркли .
P.S. Вы растёте в моих глазах».
Развернув листок второго, я чуть было не выронил его – «пляшущие человечки»:
Увидев мою реакцию, Холмс, констатировал:
– Удивлены? – я кивнул. – Я не меньше вашего. Уотсон, вы ваши записи проверяли, точно всё на месте? Ведь если мне не изменяет память, вы ещё не публиковали этого расследования?
Я бросился к себе. Моё сердце колотилось. Как не хотелось, чтобы Холмс оказался прав в своих предчувствиях. Но все мои блокноты были на месте, в том числе и тот, где описывался метод кодирования Аба Слени. Я спустился в гостиную, неся нужные записи. Холмс так и сидел в кресле.
– Уотсон, а за вами следили. Очень своеобразно это происходило. Я заметил троих. Возможно, их было больше. Они постоянно сменяли друг друга, я этот принцип понял ещё вчера, когда мы возвращались домой, потому-то мы и не чувствовали слежку. Ну, так что, – мгновенно переключился он на предыдущую тему, – записи на месте?
– Да, всё на месте. Вот, держите, – я протянул выписанное на отдельный лист соответствие знаков и букв.
Холмс быстро начал писать, иногда поглядывая в принесённый мной алфавит. Закончив писать, он прочёл результат, и, отдав листок мне, устремился к окну, прихватив небольшую подзорную трубу. Я прочёл надпись:
«Взгляните на трубу напротив окна. Будет интересно», —
и поспешил к Холмсу. А тот неожиданно рассмеялся: «Шутник, однако». Я взял трубу и тоже посмотрел на нужный объект. На дымоходной трубе было написано «АКТУШ», а под этим словом нарисована улыбающаяся рожица. Я обескуражено посмотрел на Холмса.
– Читайте справа налево.
– ШУТКА. И что здесь смешного?
– Ничего. Но, видимо, завтра будет не до шуток.
– Может, это Аб Слени?
– Не думаю, – задумчиво произнёс Холмс, – не думаю. Хотя проверить не помешает. Завтра будет, наверное, весело. А пока почитаем то, что вы принесли.
– А как вы себя чувствуете, Холмс?
Холмс задумался, видимо, этот вопрос застал его врасплох. Потом посмотрел на меня:
– Неплохо, Уотсон, очень даже неплохо. Всё-таки вы хороший врач.
– Вы сомневались? – обиженно спросил я.
– Я не знал вас в этом качестве. Но я вас очень ценю как друга…
Как и предполагал Холмс, с утра у нас было новое послание. Запечатано в знакомый конверт. Его принесли сразу после завтрака. Признаться, я как-то позабыл о вчерашнем предположении Холмса, так как мне самому пришёл вызов из Виндзора. Один мой коллега просил срочно приехать к нему для уточнения диагноза. Поэтому я встал и отправился к себе в комнату.
– Холмс, меня не будет пару дней.
– Подождите, Уотсон, подойдите, пожалуйста.
Я подошёл и увидел, что Холмс сидит над листком, на котором было написано что-то на латыни почерком, похожим на почерк лорда Матенгю, а рядом лежит знакомый конверт:
«Caesarem decet stantem mori.
Castigat ridento mores.
Cloaca maxima.
+6 год по Веспасиан
Hoc est vivere bis, vita posse priore frui. VIII век до нашей эры, Сигизмунд
Oderint dum metuant. 4 год нашей эры».
– Что думаете, Уотсон?
– Ерунда какая-то. Первая фраза переводится как «Цезарю подобает умереть стоя» и принадлежит Веспасиану, но вот остальное… Вторая – «Смехом бичуют нравы», но это гораздо позже, да и третья «Великая помойная яма». Что такое «+6», я теряюсь в догадках.
– Понятно, Уотсон. Вы неплохо знаете латынь. Ну а следующие фразы как бы вы перевели?
– У меня в университете был хороший преподаватель, да я и сам люблю этот язык, – как бы оправдался я, хотя что было оправдываться. Но меня несколько зацепил тон Холмса. – А дальше что-то про умение наслаждаться прожитой жизнью, а последняя – «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Но Холмс, здесь какая-то очередная насмешка над нами. Все эти подписи под изречениями – полная чушь!
– Уотсон, это просто очередная загадка. Надо видеть то, что скрыто, а не то, что на поверхности.
Я хмыкнул и вновь принялся разглядывать послание. Фразы были написаны верно, но что они скрывали?
– Холмс, вы уже знаете?
– Предполагаю, что это… – И он написал: C9H8O4. – Вам знакома эта формула?
– Да это же ацетилсалициловая кислота! – вскричал я. – Её я вам и давал. В Англии её и не сыщешь!
– Успокойтесь, мой друг, – похлопал меня по руке Холмс. – Сейчас есть более важное дело. Как можно определить её наличие?
– Ну, например, с помощью реактива Коберта. Но почему вы решили, что для тайнописи он использовал ацетилсалициловую кислоту?
– Вот и мои глубокие познания в химии, как вы думали, – с сожалением произнёс Холмс, не отвечая мне. – Я не знаю этого реактива.
– Хорошо, – я замялся, – можно поступить гораздо проще и использовать для этих целей, ну, например, хлорид железа. Смесь окрасится фиолетовым цветом.
– Отлично, Уотсон.
И Холмс, быстро повернувшись, достал нужный пузырёк, растворил немного его содержимого в пробирке, смочил салфетку и аккуратно стал протирать лист бумаги с латинскими фразами. Через некоторое время ярким фиолетовым цветом проступила надпись:
«Будьте осторожны, некоторые охотятся по старинке».
– Холмс, может, мне лучше остаться с вами? – после вчерашней драки и убийств у меня была лишь одна мысль: Холмс рискует оказаться следующим. Понятно, что он мог за себя постоять, но вдвоём-то мы сможем гораздо больше.
– Не беспокойтесь, Уотсон. Поезжайте. Всё будет хорошо. Не думаю, что эта угроза обращена к нам. Вы же скоро вернётесь?
– Я потороплюсь, Холмс…
Я уехал, но вернуться удалось лишь через сутки. Мой коллега приобрёл практику у одного из врачей этого города. Да, видимо, этот врач не особо затруднял себя поиском истины и больше полагался на внешние признаки. Как ещё не разбежались все больные? Может, конечно, и возраст влиял на это, а может, и ещё что-то, но тот диагноз, который был поставлен больному, совсем не соответствовал действительности. Тот пациент, ради которого я и был приглашён, много лет жаловался на боли в сердце, от чего и получал лекарства. Предыдущий врач не удосужился даже послушать его, прежде чем поставить диагноз.
Мой знакомый засомневался в правильности поставленного диагноза даже при внешнем осмотре, а уж когда послушал больного, то вызвал меня, так как ни предыдущий врач, ни сам пациент не хотели признавать другого заключения. Я полностью согласился с моим старым товарищем и смог убедить пациента, приведя несколько симптомов, характерных для истинной его болезни.
Я приехал поздно, так что пришлось задержаться на ночь. Меня очень тревожило последнее послание, но я всё же смог отвлечься, и тревога несколько поутихла, уступив место радости встречи двух давних знакомых, которые не виделись несколько лет.
Но утром, сразу после завтрака, я отправился в Лондон. Взяв несколько газет, я углубился в чтение. И сразу в разделе происшествий обнаружил следующее сообщение:
«Вчера во время охоты был застрелен капитан Энди Виндифорд. Полиция выясняет причины происшествия. Расследованием занимается инспектор Мартин».
Охота… не об этом ли событии нас предупреждали? На всякий случай я просмотрел оставшиеся статьи, но ничего другого, связанного с охотой, больше не было. Мне не терпелось попасть на Бейкер-стрит. Интересно, Холмс уже в курсе?
Охота… не об этом ли событии нас предупреждали? На всякий случай я просмотрел оставшиеся статьи, но ничего другого, связанного с охотой, больше не было. Мне не терпелось попасть на Бейкер-стрит. Интересно, Холмс уже в курсе?
Приехал я вовремя. Холмс собирался уходить. Он стоял у стола и что-то писал. Увидев меня, он прервал своё занятие и радостно бросился ко мне.
– Как хорошо, что вы вернулись Уотсон, а то я собрался вам написать. Вы видели сообщение об Энди Виндифорде? – я кивнул. – Я думаю, что оно. Так вот, мне нужна ваша помощь.
– Всегда готов, – сразу ответил я, отбросив саквояж, который брал с собой.
– Отлично, Уотсон, отлично. Слушайте меня внимательно. Отправляйтесь на Роуд-стрит, дом номер 11, только прежде уйдите от слежки (можете воспользоваться проходным двором на Вотер-стрит, рядом с рыбной лавкой). Там вы найдёте Джеральда Грея. Его необходимо как можно скорее вывезти из Лондона. Я договорился, на почтовой станции в Лутоне вас будет ждать человек по имени Джон Леверсон.
– А этот Грей знает о том, что вы запланировали?
– Скажите ему о приюте, который находился около деревни Блудиконер. Если у него останутся сомнения, то назовите имена Матенгю Хоума, Роберта Гарднера, Аннет Баркли. Я думаю, что после этого он успокоится.
– Что это значит, Холмс?
– После, Уотсон. Мне надо торопиться, да и вам тоже. Когда его отвезёте, возвращайтесь, вы мне нужны, – он пошёл прочь из комнаты, но на пороге оглянулся и произнёс. – Только не выходите ранее, чем через десять минут.
С Джоном Леверсоном всё прошло гладко. Когда он услышал про приют, весь затрясся и полностью доверился мне. Мы сменили несколько экипажей, прежде чем выбрались из Лондона, и это его сильно успокоило. Он молчал всю дорогу и лишь уже в Лутоне невольно схватился за рукав моего пальто. Вид его был жалок, но он не вызывал антипатии. Это просто уставший, запуганный человек. Выполнив поручение Холмса, я пустился в обратный путь. К поздней ночи я наконец-то вернулся и, войдя в дом, сразу понял, что ужасно проголодался. Миссис Хадсон давно спала, но мне так хотелось есть, что я отправился на кухню посмотреть, нет ли там чего-нибудь. Каково же было моё удивление, когда я увидел там Холмса, рыскающего в поисках еды.
– Холмс, – только и смог вымолвить я.
– Уотсон, – весело прошептал Холмс, вздрогнувший от моего голоса, – гуляем. Мы переиграли Шутника.
– А почему вы шепчете? – перешёл я на шёпот.
– Вы что, хотите разбудить миссис Хадсон?
Я замотал головой.
– Клиента отвезли?
Я кивнул, а Холмс опять погрузился поиск. Вскоре мы нашли ветчину, хлеб и отправились к себе. Быстро прикончив принесённое, мы, сытые и довольные, с бокалами мятного ликёра плюхнулись в кресла. Отхлебнув добрую порцию этого напитка, я затянулся сигаретой и выпустил в темноту струю дыма. Приятно было ощущать это расслабляющее действие после столь длинного дня. Ноги гудели, в голове был туман, но тепло огня, стены дома, да умиротворяющая обстановка оказывали благоприятное действие. Холмс тоже отдыхал. Огонёк его трубки периодически вспыхивал, озаряя его орлиный нос.
– Как всё прошло, Холмс?
– Великолепно, Уотсон. После того, как мы разошлись, я помчался к инспектору Мартину. После чего мы вместе с ним отправились в морг и осмотрели капитана Виндифорда. Он был застрелен явно не из охотничьего ружья. Его шею пронзила стрела, при этом с близкого расстояния. Это хорошо было видно из следов, оставленных ею. Как инспектор сразу это не понял?
– Может, он просто не ожидал подобного?
– Наверное, так. Человек привыкает к обыденному и мыслит стереотипами. Так вот, мы отправились вместе с инспектором на место происшествия. Это было далеко. Мы прибыли туда, когда уже садилось солнце. И именно это обстоятельство помогло мне. Я нашёл то, что искал – стрелу. В один из моментов отразившийся луч заходящего солнца показал мне, где она. Видимо, стрелявший хотел, чтобы она была найдена, и выстрелил так, чтобы, пронзив шею, стрела воткнулась в дерево. Хотите посмотреть? – я кивнул, и Холмс прошёл к себе, и вскоре вернулся с ней и горящей лампой. От яркого света я невольно зажмурился. Когда же глаза привыкли, я взял в руки увесистую металлическую, полутора футов в длину стрелу. Вся она была украшена экзотическим узором, выгравированным на ней. Осмотрев её и ещё раз взвесив в руке, я вернул стрелу Холмсу.
– И что было дальше? – спросил я у улыбающегося Холмса.
– Уотсон, – Холмс рассмеялся, – вы что, не поняли?
– Что я должен был понять? – спросил я обиженно.
– Да на ней написано имя следующей жертвы, а также дата и время совершения очередного преступления.
Я выхватил у Холмса стрелу и более пристально с помощью лупы рассмотрел узор. Действительно, всё так и было, надпись шла по спирали и была написана шрифтом, очень похожим на арабское письмо. Узор из листьев и разнообразных завитков создавал иллюзию одинакового заполнения всего свободного пространства. И не было ничего удивительного в том, что я сразу не заметил этой важной строки:
«Джон Леверсон 189* ** ***** 19:30»
– Так это имя того, кого я отвёз в Лутон! – воскликнул я, возвращая стрелу.
– Именно, Уотсон, именно. Когда вы мне привезли документы, то я понял, что именно этот человек и будет следующим, – видя моё недоумение, кивнул и продолжил. – Почти сразу, когда всё началось, Уотсон, стало ясно, что всё происходит не просто так, но для каких-либо выводов требовалось больше информации, и когда её стало, по моему мнению, достаточно, я и запросил данные на всех тех, кто каким-либо образом был засвечен в этом деле. И выяснилось следующее: почти всех людей объединял приют, расположенный в Блудиконер. Так вот, Матенгю Хоум, Роберт Гарднер, Аннет Баркли и Джон Леверсон, все они входили в попечительский совет этого приюта, Томас Мак Дуэл (младший) был его воспитанником, сиротой, богатым сиротой. Он умер от отравления, хотя это только предположение, основанное на слухах, не более. Так вот, после его смерти не прошло и месяца, как приют сгорел вместе со всеми воспитанниками. Но, видимо, кто-то всё же выжил. Такие дела, Уотсон, – Холмс замолчал.
– Вы считаете, что это поджог? А как же полковник Соул? Неужели и он замешан в этом?
– Очень похоже на поджог, так как после этого они прекратили общаться и почти все сменили свои адреса. А вот почему был убит полковник Соул, мне непонятно. Безупречный во всех отношениях человек, – Холмс прикурил вновь набитую трубку и, откинувшись на спинку кресла, начал пускать одно за другим кольца дыма.
– Так кто же этот Шутник?
– Пока есть только предположение, Уотсон. Но, несомненно, это очень талантливый человек, употребивший, к сожалению, свой талант в преступных целях. Но зато, – Холмс вновь повеселел, – мы взяли всю его шайку. Он не смог предположить, что мы вычислим Джона Леверсона так скоро, и проиграл. Инспектор Мартин неплохой и понимающий сыщик, хотя и совершает иногда непростительные промахи. Он организовал засаду по тому адресу, где вы были, и взял восемь человек. Ещё двоих, следивших за мной, мы с инспектором задержали. В итоге десять, и каких, – Холмс поднял указательный палец. – Шестеро беглых каторжников, да и оставшиеся тоже успели засветиться. Не думаю, что наш Шутник скоро оправится от такого.
Была глубокая ночь. Тяжелы были последние дни, и мы как сидели, так и заснули у камина. Наутро миссис Хадсон принесла вместе с завтраком ещё одно письмо, написанное почерком Томаса Мак Дуэла (младшего):
«Осталась последняя игра».
– Что ж, – сказал Холмс устало, – будем ждать.
Но ждать пришлось не долго. На другой день к вечеру пришло то последнее письмо. Весь день прошёл в ожидании его, и к вечеру мы были уже на взводе, так как не знали, что ещё может придумать Шутник. Меня неожиданно вызвали ещё до получения этого послания, и я с сожалением ушёл, оставив Холмса, внешне спокойного, но, как я знал, напряжённо ожидающего развязки. Дело, по которому меня вызвали, оказалось нетрудным, поэтому часа через три я уже поднимался по лестнице на Бейкер-стрит. Когда я вошёл в комнату, то застал Холмса, лихорадочно что-то искавшего.
– Уотсон, вы вовремя! – выкрикнул мой друг, увидев меня. – Идите быстрее, мне без вас, видимо, не обойтись.
Я поспешил к нему.
– Вот что пришло, пока вас не было, – и он протянул мне очередное письмо-загадку, отпечатанную на машинке:
«В один важный для меня период моей жизни, когда я ушел, точнее, предупредил о своем уходе, из заведения, которое не буду называть (ибо уйти я решил потому, что тамошние хозяева занимались поборами с официантов, а ни одно заведение, унизившееся до столь противоречащих английскому духу и более чем глупых и подлых действий, не будет рекламироваться мною), – повторяю, во время одного знаменательного кризиса, когда я расстался с заведением, слишком ничтожным, чтобы его стоило называть, и еще не поступил в то, где с той поры и до сегодняшнего дня имею честь служить в качестве метрдотеля