- Я так давно не бродил по земле босиком,
Не любил,
не страдал,
не плакал...
Я - деловой. И ты не мечтай о другом.
Поставлена карта на кон!
Судьба-судьба - что сделала ты со мной!
Допекла, как нечистая сила...
Когда-нибудь с повинной приду головой -
60.
Во имя отца и сына...
... - Пожалуйста, - Валька с полупоклоном протянул хозяину растрёпанную пачку купюр и горсть мелочи. - Шестьсот семьдесят три рубля. Хватит в оплату столика?
Хозяин принял деньги. Подержал их в руке, разглядывая. Поднял глаза на Вальку. Не глядя отсчитал половину и сунул в карман Валькиной куртки. Молча повернулся и пошёл к стойке.
Витька уже не спал - сидел и с широченной улыбкой смотрел на Вальку, который плюхнулся за столик.
- А с тобой не пропадёшь, - констатировал он. Валька не успел ответить: та же дев-чонка принесла поднос, на котором стояли две тарелки с картошкой, помидорами и со-сисками, два стакана с чаем и две булочки. - А вот это совсем хорошо.
Мальчишки азартно набросились на еду и даже не заметили, как к их столику по-дошёл гитарист.
- Держи, - он протянул Вальке повязку. - Не бойся, чистая... - и быстро, тихо, почти не шевеля губами, добавил: - Твой портрет в ментовозке. Смотри в окно, - и отошёл, хлоп-нув Вальку по плечу.
Один мент по-прежнему сидел за столом. А вот второй... Валька скосил глаза. Он стоял на улице, возле машины. И что-то рассматривал при свете из открытой двери...
- Я в туалет, - Валька поднялся, задержав взгляд на Витьке. Тот опустил ресницы. - Сейчас.
Пересекая зал, он обратил внимание, что мент поднялся и идёт за ним...
...В накуренной комнатке было пусто. Мент вошёл следом. Он улыбался. Но ска-зать ничего не успел. Дверь распахнулась, сильнейший удар в затылок опрокинул мента на грязный пол. Витька перекинул Вальке рюкзак и ещё раз ударил мента - ногой в затылок. Тот окончательно распластался на грязном кафеле пола.
- Быстро - в окно.
Мальчишки, оглядываясь на дверь,открыли окно - маленькое, но достаточное, что-бы пролезть. Из него потянуло сырой свежестью. Витька подсадил Вальку, передал ему рюкзак и сумку. Вылез сам. Они постояли, прислушиваясь, несколько секунд - и с размаху прыгнули под откос, в сырые лопухи, за которыми снова начинался лес.
4.
Почти час перед рассветом - самое глухое время - мальчишки шли через огромный луг, на который выбрались, вброд перейдя речку. Шли по грудь в траве. Дождь перестал, но оба вымокли до такой степени, что было уже всё равно. Их окутал вкрадчиво подняв-шийся от земли тёплый туман, плававший вокруг загадочными пластами. Над головой висели тучи, но, когда Валька в очередной раз посмотрел на небо, пытаясь определить направление, то за спинами у них весь горизонт начал светиться - сперва слабо, потом всё сильнее и сильнее, пока не заалел от края до края. Тучи побежали вперёд, обгоняя ма-льчишек - они шли правильно, точно на запад. Небо начало очищаться, на нём всё ещё светили самые яркие звёзды, но всё больше и больше по нему разливался рассвет. Мальчи-шки остановились, обернувшись и молча задрав головы. В таком рассвете было что-то тревожное...
- Как-то... - вдруг сказал Витька. - Как-то знаешь... как будто мы убегаем.
- Откуда? - не понял Валька. А вернее - сделал вид, что не понял. Потому что и его резанула та же неприятная мысль.
- Оттуда... Ну из России, что ли, - смущённо ответил Витька.
- А что ты там хорошего видел? - спросил Валька. Опять наперекор собственным мыслям. И поразился новому ответу Витьки:
- А что я там должен был видеть? Россия - это просто родина. Если там плохо - это
61.
люди виноваты, а не она. Надо хорошо делать, а не бежать...
- Мы вернёмся, - сказал Валька. - Обязательно.Ты не думай...Я так же,как ты, считаю.
Просто сейчас надо передохнуть и сил набраться. А потом мы вернёмся. Не может быть, чтобы мы не вернулись. Я ведь поклялся.
Витька коротко кивнул. Мальчишки ещё какое-то время смотрели, как поднимает-ся над миром солнце - а потом, повернувшись, как по команде, пошли через луг дальше - туда, где начинала зеленеть, набирать цвет, полоска леса...
...Пруд лежал в старом карьере, как в двойной рамке из жёлтого яркого песка и зе-лёных кустов. Солнце уже освещало берег, на который выбрались мальчишки. От пейза-жа, увиденного ими, веяло безлюдьем и дикостью - и это успокаивало.
- Уфффф... - выдохнул Витька, сгибаясь и упираясь ладонями в коленки. - Нет, всё. Я дальше не пойду. Давай выкупаемся, что ли - и отдохнём.
- Давай, - охотно поддержал Валька, тоже умотавшийся до предела.
Они разделись, раскладывая мокрое барахло на уже начавшем прогреваться песке. Немного поплавали (вода была тёплой, немного отдававшей затхлостью), но без азарта, потому что и правда очень хотелось отдохнуть. Валька, впрочем, заставил себя тщате-льно, с мылом, промыть волосы. Витька, развалившись на песке, наблюдал за этим с иро-нией, потом спросил лениво:
- Ну что ты с ними возишься? Постриг бы, и дело с концом.
- Они мне идут, - Валька помотал головой в воде, стоя на четвереньках. - Фррррбббб... А с повязкой вообще будет классно.
Он перебрался на песок и лёг на живот. Сонно сказал:
- Надо не очень долго. А то накроют нас тут всё-таки...
- Не, мы чуть-чуть, - Витька тоже улёгся лицом вниз. - Блин, хорошо-о-о...Тепло и су-хо. Чего ещё надо?
- Какао с булочкой, - отозвался Валька. - И... - он не договорил.
- Что "и"? - лениво поинтересовался Витька.
- Ничего, - отрезал Валька.
Он хотел сказать: "И чтобы я был дома."
Витька то ли догадался, то ли просто не хотел дальше разговаривать - но дальше молчал, похоже, вообще уснул. А вот Валька лежал и думал, разглядывая песчинки, налип-шие на руку.
Ну вот ладно. Предположим, что у него всё было бы нормально. А где-то в мире, в одном с ним мире, буквально рядом, скитался бы Витька. И где-то есть страшная охот-ничья база, ведь есть она, и приезжают на неё прячущие свои лица существа, чтобы охо-титься на детей...А он бы жил себе и жил. Ходил в школу, рисовал картины, слышал му-зыку, смеялся, спал, ел, книжки читал...Какое-то дикое несоответствие. Отец это пони-мал, потому и стал делать то, что делал. И его посадили. Посадили не того подонка, ко-торый пытался сделать из Витьки девочку.Это вообще никому не было интересно. Поса-дили его, Вальки, отца. И того мальчишку, который сжёг машину с убийцами. Его тоже посадили... Сколько ему дали - восемнадцать лет? Это непостижимо, лучше бы смерт-ная казнь - восемнадцать лет на четыре года больше, чем Валька прожил на свете. И все эти годы - в тюрьме?! А сколько дадут отцу и маме? Вдруг им дадут пожизненное? В разных тюрьмах, конечно, в разных... Он представил себе рослого, сильного, уверенного в себе отца, красивую, весёлую, лёгкую какую-то маму, то, как они любят друг друга. Как они любят его, Вальку... И что же: этого больше никогда не будет?! И они даже друг с другом не увидятся - никогда?!
Валька заглянул в это слово, и его ударила дрожь. Оттуда, как из пустого колодца, веяло равнодушным холодом и тьмой.
Если бы можно было придти... ну, куда-то придти и сказать: "Вот он я, посадите меня. Пусть навсегда. А маму и отца отпустите." Если бы... Валька пришёл бы.
62.
Нет, стой, зло оборвал он себя. А почему я должен так делать? Как тот заяц из сказки Салтыкова-Щедрина, который преодолел сто препятствий, чтобы... понадеять-ся на милость волка, державшего в заложниках его приятеля. Не правильней ли пристре-лить волка? Ну, заяц - он не может. Но я-то - я человек! И я знаю, что мои родители были хорошие люди. Не для меня хорошие, а вообще хорошие. И если их посадили - зна-чит, виноваты те, кто это сделал. Во всём вообще виноваты.
Он сжал кулак. Просыпал из него песок. Зарыл в его сухую теплоту ладонь. Нет, сдаваться на милость победителя - это не выход. Победитель не посадит тебя за один с собой стол, не отпустит, поражённый твоим благородством, тех, ради кого ты сдашь-ся. Те времена прошли. Он посмеётся и использует тебя,как орудие шантажа, Валентин. В точности, как говорил отец.
Он сжал кулак. Просыпал из него песок. Зарыл в его сухую теплоту ладонь. Нет, сдаваться на милость победителя - это не выход. Победитель не посадит тебя за один с собой стол, не отпустит, поражённый твоим благородством, тех, ради кого ты сдашь-ся. Те времена прошли. Он посмеётся и использует тебя,как орудие шантажа, Валентин. В точности, как говорил отец.
И вдруг пришла в голову Вальке настолько простая и очевидная мысль, что он даже изумился своей тормознутости.
А ведь отец был не один.
Ну да, не один! Есть люди, с которыми он имел дела, те, кому он помогал - да вот тот же Ельжевский, к которому он, Валька, идёт. Значит, надо просто присоединиться к ним. На любых правах. Хоть прачкой или кухонным мальчиком. Подрасти. Стать бой-цом. Настоящим. Как те ребята из Великой Отечественной или с Балкан, про которых Валька читал в Интернете и в старых книжках. И делать то же, что они.
Мстить.
У тех родителей отняли фашисты или НАТОвцы. Но разве те, кто отнял родите-лей у Вальки, кто искалечил жизни других ребят - разве они лучше? Они в сто раз хуже, потому что фашисты убивали чужих. А эти - своих. И с ними надо так же, как с фаши-стами, ни перед чем не останавливаясь и ничем не гнушаясь. Ни ложью, ни пулей, ни яд-ом, ни бомбой, ни подкупом. Главное - чтобы мстить! А если отец и мама вернутся, вы-рвутся - он всё равно не сможет жить, как раньше. Он скажет отцу...
Валька стал представлять себе,как это будет. И,постепенно успокаиваясь, уснул...
...Конечно, мальчишки проспали и Судный День, и Второе Пришествие и Первое Распятие, а проснулись не сгоревшими лишь потому, что передвинулась тень кустов и прикрыла их от раскаляющегося уже совершенно по-летнему солнца.
- Оййййоооо... - протянул Валька, глядя на часы. - Первый час, ничего себе!
- Есть охота, - сказал Витька, отряхивая грудь и живот от песка. - Придётся мой НЗ жевать.
- А у тебя НЗ есть? - заинтересовался Валька.
- А то, - гордо сказал Витька, подтащив к себе свою сумку. - Только я его расходовать не хотел. Пока более-менее людно было. А теперь чего, кафе я тут не вижу... - он рас-стегнул боковой карман и запустил в него руку. - Держи, - Витька протянул Вальке ка-кую-то грязноватую трубочку, похожую на толстую макаронину. - Жуй-жуй, глотай.
- А что это? - Валька приподнялся на локте, с опаской беря трубочку двумя пальцами. Она была в крошках, мусоре и вблизи напоминала уже не макаронину, а кусок тонкого шланга, вытащенного из канализации. Валька в принципе знал, что человек может есть всё подряд. Как крыса или свинья. Но на практике...
- Мырмышель, - Витька уже интенсивно жевал эту субстанцию, и видно было, что она жуётся с трудом. Валька свёл брови:
- Мы... что?
- Мырмышель, - повторил Витька, сильно сглотнув. И засмеялся: - Да ты ешь,она даже вкусная, только кислая очень. Там всё натуральное... - он откусил снова и, пихнув кусок за щёку, пояснил: - Я совсем маленький был, лет десять, что ли... С нами вместе жил - ну, где мы тогда жили - такой бомж, ещё с советских времён, тогда тоже были бомжи, но мало. Дед Вася. Он о нас... не то чтоб заботился,но так - помогал иногда, всё прочее та-кое... Вот он показывал, как такую штуку делать. Берёшь яблоки, шиповник, клюкву. Ва-
63.
ришь в ведре или где там - без сахара, пока такая густая каша не получится. Потом её раскладываешь на металлическом листе и сушишь на солнце. Дальше в трубочку скаты-ваешь. Кислятина страшная, но зато можно только на ней целую неделю прожить... Вот он её и называл мырмышель, мы ухохатывались... Ешь, не бойся, говорю, ешь!
Валька осторожно откусил. Сперва он вообще никакого вкуса не ощутил, пока ка-тал кусок на языке. Потом переместил за щёку и жевнул...
...Ой, какая это была кислятина!!! У Вальки свело скулы и перехватило горло, в рот хлынула слюна. Но... это оказалась вкусная, фруктовая кислятина. И очень свежая. Валь-ка заработал челюстями, кривясь и улыбаясь. Витька тоже улыбался. Потом спросил:
- Слушай... а ты научишь меня драться, как ты? Ну, этому. Саватту.
- Ты же умеешь, - удивился Валька. Витька свёл брови:
- Такое умение лишним не бывает... Научишь?
- Да конечно... - не переставая жевать, Валька полез в рюкзак, достал чистые носки и трусы, а ношеные подобрал с песка и встал. - Пойду постираю. Пошли со мной, свои про-стирнёшь, а у меня ещё одна пара есть, я дам.
- Да не надо, - отмахнулся Витька. Валька потянул его за руку:
- Пошли, говорю. Стираться, мыться и бриться в таких тяжёлых условиях обязатель-но. Это закон войны. Так де ла Рош говорил.
- Побрей себе... - Витька определил, что Вальке надо побрить, но всё-таки встал и по-интересовался: - А почему?
- Ну, чтобы самоуважение сохранить, - сказал Валька и смутился. Но Витька поморгал и медленно сообщил:
- Да-а... это верно-о... Ладно, пошли.
...Они всё-таки не торопились уходить с этого места - спокойного и тихого. Ещё позагорали, искупались - теперь уже с удовольствием, сплавали наперегонки через пруд (Витька выиграл),опять позагорали. Для разминки поспарринговались в полконтакта. Ва-лька дал первый урок саватта - с удовольствием снова ощущая себя наставником, как в школе для младших. Опять искупались, обсохли, жуя мырмышель (Валька продолжал хи-хикать) и только после этого, одевшись, навьючившись, начали выбираться "в цивилиза-цию".
Кстати - цивилизация оказалась неожиданно близко.Мальчишки обогнули пруд,чер-тыхаясь, пролезли через кусты - и вывалились на дорогу, покорёженный просёлок. Вдали виднелся каток, грузовик и группа рабочих, укладывавших асфальт. А прямо перед маль-чишками высился столб-указатель:
вес. Пирапёлка
дер. Перепёлка 1 км
Валька засмеялся. Он смеялся и смеялся, не отвечая на удивлённые, а потом и рас-серженные вопросы Витьки, пока тот не треснул приятеля между лопаток с такой си-лой, что Валька закашлялся и перестал смеяться, но не рассердился, а неожиданно цере-монно подал опешившему Витьке руку и произнёс:
- C'est couleur locale...(1.) Обрати внимание на двойную надпись: это Белоруссия. Ночью мы перешли границу, Виктор.
- Границу перешли? - заторможено спросил Витька. Валька раскланялся перед ним:
- Peu a peu(2.), - продолжал веселиться Валька. - Потихоньку-полегоньку - и мы в Бело-руссии, Витёк! Мы в Белоруссии!
____________________________________________________________________________________________________________________
1. Вот местное своеобразие... 2. Шаг за шагом. (фр.)
64.
5.
- День -- ночь -- день -- ночь - мы идем по Африке,
День -- ночь -- день -- ночь - все по той же Африке.
(Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне! - нёсся над жарким вечерним просёлком мальчишеский голос. Две фигуры ходко двигались вдаль - прямо к виднеющимся у горизонта крышам.
- Восемь -- шесть -- двенадцать -- пять - двадцать миль на этот раз,
Три -- двенадцать -- двадцать две - восемнадцать миль вчера... - распевал Валька. Ви-тька, хорошо выучивший припев с первого раза, решительно подхватывал:
- (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
- Брось-брось-брось-брось -- видеть то, что впереди.
(Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
- Все-все-все-все - от нее сойдут с ума,
И отпуска нет на войне!
- Ты-ты-ты-ты - попробуй думать о другом,
Бог -- мой -- дай -- сил обезуметь не совсем!
- (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне!
Мальчишки шагали босиком, приторочив кроссовки с засунутыми в них носками к низу своих походных ёмкостей. Настроение у обоих было бесшабашно-приподнятое, хо-тя уже наступал вечер.
- Счет -- счет -- счет -- счет - пулям в кушаке веди,
Чуть -- сон -- взял -- верх - задние тебя сомнут.
- (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
- Для -- нас -- все -- вздор - голод, жажда, длинный путь,
Но -- нет- нет -- нет - хуже, чем всегда одно, -
- Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог,