– Убийцей быть выгоднее, чем музыкантом?
– У каждого своя судьба, – равнодушно отозвался Лицедей. – Я бы мог тебе объяснить, но ты не поймешь.
– А ты попробуй.
Лицедей открыл глаза, задумчиво посмотрел на дорогу, вновь опустил веки. Помолчал немного, после чего проговорил:
– Был такой китайский философ – Чжуан-Цзы. В одной из притч он рассказывал о мяснике, который так искусно отделял мясо от костей, что его нож мог проходить сквозь тончайшие расстояния между мясом и костями.
– Я знаю эту притчу. Хочешь сказать, что ты просто хорошо делаешь свою работу?
– Хочу сказать, что не важно, кто ты – жертва или убийца. Важно то, как ты относишься к своей судьбе. Если ты жертва – безропотно прими свою смерть и ни на что не жалуйся. Если ты убийца – добросовестно выполни свою работу и не испытывай сожалений. Вот и все.
Глеб хотел возразить, но в эту секунду Лицедей, не открывая глаз, проговорил:
– На перекрестке сверни налево. Впереди увидишь освещенную рекламу «Сбербанка». Въезжай во двор. Нам нужен второй подъезд.
Глеб сдвинул брови. Он чувствовал бессильную злость из-за того, что был вынужден выслушивать приказы этого негодяя. Но он должен был подчиняться. «Безропотно принимать свою судьбу», – как сказал бы мудрец Чжуан-Цзы.
Увидев рекламу «Сбербанка», он свернул с дороги во двор дома и остановил машину возле второго подъезда.
– Приехали, – мрачно проговорил Глеб, заглушив мотор.
– Хорошо. Выходим.
Консьерж пропустил их безропотно и не просто приветливо кивнул, но даже улыбнулся Лицедею – видно было, что они давние знакомые.
«Знал бы он, что прячется под этой маской!» – пронеслось в голове у Глеба.
Они поднялись на второй этаж роскошного подъезда и остановились перед тяжелой дубовой дверью, обложенной мощной дубовой филенкой-фигареей. К двери была привинчена небольшая золотистая табличка, а на ней написано черными буквами:
В. Н. АвенФамилия показалась Глебу знакомой. Он покопался в памяти и припомнил, что человек с такой фамилией был другом отца Маши Любимовой. Кажется, какой-то доктор… Или ученый?.. Глеб тряхнул головой – это не имеет значения. Мало ли «Авенов» на свете!
Лицедей дважды нажал на кнопку электрического звонка, поднял голову и посмотрел в окуляр видеокамеры, прикрепленной над дверью.
Замок щелкнул смачно и громко. Тяжелая дверь открылась, и Глеб увидел перед собой высокого статного господина лет пятидесяти пяти на вид. Короткая стрижка на редеющих седых волосах, ухоженное спокойное лицо, величественные манеры.
– Добрый вечер! – поприветствовал его Лицедей.
Статный господин по фамилии Авен взглянул на Глеба, нахмурился и сдержанно произнес:
– Кто этот человек?
– Мой помощник, – ответил Лицедей. – Мы принесли третью книгу.
Глаза статного господина при этих словах ярко засверкали. Он поспешно посторонился, впуская гостей в квартиру. Дождался, пока они войдут, закрыл дверь, запер ее на замок, повернулся к Лицедею и взволнованно спросил:
– Где она?
– Здесь. – Убийца вынул книгу из кармана плаща и протянул ее Авену.
Тот схватил книгу и побежал с нею в гостиную, где свет был поярче. Там он встал с нею под хрустальную люстру и принялся торопливо листать страницы, что-то возбужденно бормоча себе под нос.
Лицедей тоже прошел в гостиную, Глеб последовал за ним.
Комната была заставлена антиквариатом. Ореховое бюро, книжный шкаф с резными львами, тяжелые кресла, обитые потертой красно-золотой парчой.
Глеб взглянул на книги, стоявшие в шкафу. Потертые кожаные корешки, золотое тиснение. Он попытался прочитать названия книг, но разглядел только «Кентерберийские рассказы» Джеффри Чосера и «Размышления о жизни Христа» Псевдо-Бонавентуры. Книги, совершенно очевидно, были великолепно отреставрированными инкунабулами.
Будь Глеб в ином расположении духа, он бы присвистнул от удивления.
– Боже… – бормотал тем временем господин Авен, пробегая глазами тринадцатую главу. – Боже, это не фальшивка… – Он повернул к убийце сияющее лицо и объявил: – Ваши услуги дорого мне обошлись. Но теперь я вижу, что не зря раскошелился. Милый мой, вы не представляете, как я счастлив! – Он опять взглянул на книгу и торжествующе усмехнулся. – Двадцать лет тому назад эти олухи дали слово никогда больше не прикасаться к «Чернокнижию». Они заказали стальные ящики, сейфы и похоронили книгу навсегда! Так они, по крайней мере, думали. Но они не учли одного – книги, подобные «Чернокнижию», невозможно долго скрывать от людских глаз. И вот вам доказательство!
Авен кивнул в сторону орехового бюро, на котором лежали еще три экземпляра книги.
Лицедей чуть склонил голову набок.
– Но вы ведь поступили так же, как они, – спокойно напомнил он.
– Я вынужден был это сделать! Они взяли с меня слово, что я замурую и свой экземпляр! Господи, да мне пришлось… именно пришлось согласиться с ними. Но я всегда знал, что они не правы, и ждал лишь удобного случая, чтобы освободить книги из этого позорного заточения.
Авен бережно провел ладонью по страницам.
– Эта книга принесла нам четверым успех. А потом посыпались все эти жуткие неприятности. Я тоже переживал, но, когда Черновец и Коновалов объявили, что во всем виновато «Чернокнижие», я откровенно над ними смеялся. Да-да, я смеялся над ними!
– Мне кажется, это весьма сомнительный повод для смеха, – заметил Лицедей. – У Черновца погибли родители – страшной, мучительной смертью. Коновалов потерял любимую жену. Шульга лишился практически всего, что нажил, и едва не угодил в тюрьму за долги.
– И что с того? – сверкнул глазами Авен. – Это всего лишь стечение обстоятельств! Мне тоже пришлось в те годы пройти через настоящий кошмар, но я никогда не говорил о расплате и никогда не винил в своих неприятностях книгу.
Он закрыл «Чернокнижие», поднес книгу к лицу и жадно втянул ноздрями запах старой кожи и бумаги.
– Нет, мой милый, – с улыбкой проговорил он, прикрыв глаза от наслаждения. – Эта книга принесет мне удачу! Как уже принесла двадцать лет тому назад!
– Да, – сказала убийца. – Само собой.
Авен открыл глаза и быстро взглянул на Лицедея. И в этот миг Лицедей нажал на спусковой крючок пистолета.
Громыхнул выстрел. Корсак от неожиданности отшатнулся и едва не упал, споткнувшись о стул. Удержав равновесие и посмотрев на Авена, он увидел, что пуля вошла ему точно в середину лба. На секунду любитель инкунабул замер на месте, а потом, продолжая сжимать в руках книгу, рухнул на дубовый паркет пола.
Глеб удивился тому, как мало крови вытекло из входного отверстия пули. Не больше чайной ложки.
Лицедей сунул пистолет в карман плаща, подошел к мертвому библиофилу, нагнулся и рывком выдернул у него из рук «Чернокнижие». Вытащил из кармана белый пластиковый пакет и опустил туда книгу.
Глеб внимательно наблюдал за его действиями. Лицедей тем временем прошел к бюро и поступил с оставшимися тремя книгами так же, как и с первой. Затем, держа пакет с книгами, он сказал:
– Нам пора, Корсак.
– Для чего все это?
– Разве ты не слышал? Они все действительно верили в то, что двадцать лет назад сумели вызвать дьявола.
– Ты хочешь это… повторить?
Лицедей усмехнулся искусственными губами.
– Почему бы и нет? Быть может, дьявол подарит мне новое лицо? Ну а нет – там я смогу купить его сам! – Он слегка приподнял пакет и потряс им в воздухе. – Знаешь, сколько это стоит?
– Догадываюсь, – сказал Глеб.
– Тогда к чему эти вопросы? – Он опустил пакет и посмотрел на Глеба мрачными усталыми глазами. – Иди к двери, Корсак. В этом доме отличная звукоизоляция, но не стоит испытывать судьбу. Иди!
– Консьерж запомнил мое лицо, – сказал Глеб. – Это убийство повесят на меня.
– Возможно. Но если ты думаешь, что меня это волнует, ты сильно ошибаешься. А теперь иди к двери. Живо!
5
Это было последнее дело Юрия Коренева. Еще одно убийство, венчающее конец его карьеры, а потом – все. Не то чтобы он устал, нет, он был еще на многое способен. Но Юрий всегда презирал людей, не умеющих вовремя уйти со сцены. Любую работу нужно делать до тех пор, пока ты уверен в своих силах. Если же уверенность пропала, нужно уходить, не дожидаясь какого-либо просчета или ошибки.
Впрочем, дело было не только в этом. Дело было и в том, что к отсутствию лица невозможно привыкнуть. Как невозможно привыкнуть к постоянной, непрекращающейся боли.
Марго потратила много лет на то, чтобы вернуть ему человеческий облик. Новые материалы, оригинальный состав клея, особое бионапыление… Она изучила все существующие техники пластического грима, стала отличным химиком и физиологом. Благодаря ей Коренев мог ходить по улицам, не опасаясь того, что на него будут показывать пальцами или обзывать уродом. Но искусственное лицо никогда не заменит настоящего.
Марго и сама об этом постоянно твердит. Можно сказать, что в последние года полтора – это ее любимая тема. Настоящее лицо! Теплое, живое, способное краснеть и бледнеть… Она даже сны об этом видит. Бедная девочка…
Князь уверен, что ее привязанность к Юрию – особый вид психической патологии. Черт его знает, может быть, он и прав. Ведь не может же такая женщина, как Марго, и в самом деле любить человека с мордой собаки, с которой содрали шкуру.
Коренев невесело усмехнулся.
Так или иначе, но благодаря четырем старинным книжкам мечты Маргариты вполне могут стать явью. Даже наверняка станут. Ведь должны же эти четыре книжонки хоть кого-то сделать счастливым!
Коренев посмотрел на проносившиеся мимо них городские огни, перевел взгляд на парня, сидевшего за рулем.
Глеб Корсак. Неплохой журналист и, быть может, не самый плохой человек на свете. Но сегодня он умрет, так же, как умерла его подруга, и все его недостатки и достоинства умрут вместе с ним. Сгинут навсегда, будут стерты из реальности, не оставив после себя даже дыры в пространстве. Имело ли его существование хоть какой-то смысл? Вопрос, на который нет ответа. Нам не надо гадать о смыслах, нам дано лишь следовать своей судьбе.
Юрий испытывал к Корсаку симпатию и что-то вроде благодарности за то, что парень избавил его от лишней возни. Если бы он отказался сесть в машину, пришлось бы сначала убить его и потом отвезти мертвое тело на свалку, надеясь на то, что по пути ему не встретятся полицейские посты и какой-нибудь алчный гаишник не остановит машину для досмотра.
Интересно, почему он согласился?.. Не заподозрил подвоха? Вряд ли. Парень далеко не глуп и наверняка понимает, что живым ему из этой передряги уже не выйти. Но тогда почему?
«Потому что жертва должна спокойно и безропотно принимать свою смерть», – сказал себе Коренев.
Он более пристально вгляделся в бледное лицо Глеба Корсака. Определенно этот парень правильно смотрит на вещи и неплохо справляется со своей ролью. Он заслуживает того, чтобы уйти из этого мира быстро, без боли и страданий. Коренев твердо решил сделать ему такой подарок.
– Куда мы едем? – спросил вдруг Корсак, словно уловил ход мыслей Юрия.
– Туда, где все заканчивается, – ответил Коренев.
Глеб покосился на него, хмыкнул, но ничего не сказал.
6
Когда они подъехали к полигону ТБО, уже совсем стемнело, однако Коренев сразу увидел горбуна и девушку, лежавшую на земле, рядом с полицейской машиной. Собаки, подвывая, кружили вокруг машины, не решаясь что-либо предпринять, а завидев подъехавший внедорожник, с лаем бросились ему навстречу.
Кореневу понадобилось меньше секунды, чтобы покинуть салон.
– Хант, стой на месте и ничего не делай! – крикнул он.
Горбун посмотрел на Коренева и на незнакомого темноволосого парня, выскочившего из машины. Но занесенный для удара топор не опустил.
– Прикажи ему отойти! – дрогнувшим голосом сказал Глеб. – Прикажи ему отойти!
Коренев не обратил на его реплику никакого внимания. Он спокойно подошел к горбуну, остановился в паре шагов от него, посмотрел на девушку, вновь перевел взгляд на Ханта и холодно спросил:
– Что это значит, Хант?
Горбун съежился под взглядом Коренева, широкое лицо его исказила жалобная покорная гримаса.
– Прости, – хрипло проговорил он. – Я нарушил правило.
Глаза Коренева сузились.
– Ты меня подвел, Хант!
– Да.
– Ты не выполнил мою просьбу.
– Да. Я не хотел… Я не мог… – Горбун сглотнул слюну и хрипло выдохнул: – Я не мог остановиться!
Некоторое время Коренев смотрел на горбуна жестким взглядом – и вдруг смягчился.
– Да, Хант, я знаю. – Он протянул руку. – Отдай мне топор. Он тебе больше не нужен.
Хант протянул ему топор. Коренев левой рукой взял топор и отшвырнул его в сторону, шагнул к горбуну, той же левой рукой по-отечески обнял его за плечи, уткнул пистолет, который держал в правой руке, ему в живот и нажал на спуск. Выстрел прозвучал глухо. Тело горбуна вздрогнуло.
– Прости, Хант, – сказал Коренев. – Тебя давно пора было остановить.
Горбун покачнулся, но не упал, а обнял Коренева за талию своими огромными ручищами и посмотрел ему в лицо, снизу вверх – удивленно, разочарованно, как верный пес смотрит на предавшего его хозяина.
– Хант… – Коренев попробовал высвободиться. – Хант, пусти! Я сказал: пусти!
Но Хант его не отпускал, он продолжал сжимать руками спину Юрия. Коренев хрипло задышал, приставил пистолет к левому боку горбуна и вторично нажал на спуск. На этот раз выстрел прозвучал гулко и страшно.
Горбун пошатнулся, но не выпустил Коренева из объятий, а сдавил еще крепче, по-прежнему глядя ему в лицо своими собачьими глазами. Лицедей обмяк в объятиях горбуна, голова его свесилась ему на плечо… Пистолет выскользнул из разжавшихся пальцев убийцы и упал на жухлую траву. Вся эта сцена заняла несколько секунд.
Девушка, лежавшая на земле, слабо застонала. Глеб бросился к ней, присел рядом, быстро и бережно взял за руку, прощупывая пульс, вгляделся в ее лицо.
– Маша! – окликнул он.
Горбун у него за спиной грузно опустился на землю вместе со своей тяжелой ношей. Прижал к себе могучими руками безвольное тело Коренева, как прижимают ребенка или куклу.
– Я нарушил правило… – сипло пробормотал он. – Я нарушил правило… Прости…
Маска сползла с лица Коренева, обнажив красное страшное мясо, голова Юрия нелепо свесилась набок. Горбун бережно поправил маску, неловко пригладил волосы друга своей безобразной лапищей, не привыкшей к нежности.
– Прости меня… Я нарушил правило…
Голос Ханта сорвался. Он подхватил болтавшуюся голову друга широкой ладонью, приподнял ее и уставился на нее таким взглядом, словно только что увидел. А потом с силой прижал голову Юрия к своей груди, поднял лицо к черному ночному небу и завыл – протяжно и горестно, как воют раненые звери.
Глеб захлопнул дверцу внедорожника.
– Все закончилось, – сказал он. Посмотрел на Машу, сидевшую рядом и укрытую старым одеялом, и добавил: – Все позади.
Завел мотор, тронул машину с места и повез их прочь от свалки, от этого страшного рубежа, разделяющего жизнь и смерть, от места, где заканчивается все.
Эпилог
Глеб обвел лица своих студентов веселым взглядом и сказал:
– Вот, примерно, так. А насчет Петрова ты, Лизавета, не права! Слава богу, он – не макака. Но если ты, Петров, не будешь читать книги, ты и в самом деле превратишься в обезьяну.
– Книги, книги… – проворчал студент-двоечник. – Вы, вон, много книг прочли, а жизнь на таких раздолбаев, как я, тратите! Где же справедливость?
Ребята засмеялись. Глеб тоже улыбнулся и развел руками:
– Впервые мне нечего тебе возразить.
Прозвенел звонок. Студенты зашумели, собирая сумки. Глеб взял тряпку, стер меловые надписи с доски, отряхнул ладони и поднял со стула свой портфель.
Протолкавшись сквозь толпу высыпавших из аудитории студентов, какой-то паренек окликнул Корсака:
– Глеб Олегович! Там вас на кафедре ждет какой-то человек!
– Человек?
– Да. Сказал, что он – ваш бывший коллега.
– Гм… – Корсак закинул ремень портфеля на плечо. – Что ж, пойду посмотрю, что там за коллега. Спасибо, что сообщил!
– Да не за что.
По пути к кафедре Глеб столкнулся с каким-то мужчиной – да так сильно, что тот выронил зонтик.
– Простите! – виновато проговорил Корсак.
– Бог простит, – недружелюбно отозвался мужчина. Одарил Глеба суровым взглядом и проворчал: – Летают, не глядя по сторонам, будто они не в университете, а на рынке!
Сунул зонтик под мышку и зашагал к лифту. Глеб проводил его веселым взглядом, повернулся и продолжил путь.
На кафедре сидела одинокая секретарша.
– Ирочка, мне сказали, что меня тут кто-то дожидается.
– Да, Глеб Олегович, приходил один гражданин! – улыбнулась в ответ секретарша. – Но он уже ушел.
– Давно?
– Пару минут назад. Он оставил вам письмо.
Секретарша показала на белый конверт, лежавший на зеленом сукне стола. Глеб взял конверт, раскрыл его и вынул старую, потрепанную игральную карту. Перевернул и взглянул на картинку.
Это был джокер.
– Что-то не так? – встревоженно спросила секретарша, глядя на изменившееся лицо Глеба.
Корсак заставил себя улыбнуться:
– Все в порядке. Как он выглядел?
– Обычно. Среднего роста, лет сорока на вид… И лицо самое обыкновенное. Да, вот еще – у него был зонтик.
– Какой?!
– Обыкновенный. Черный…
Глеб выскочил из кабинета и побежал к холлу с лифтами. Ему показалось, что он увидел, как человек с зонтиком свернул за угол, но, когда Глеб вбежал в холл, лифт уже двигался вниз, а в холле никого не было.
Глеб чертыхнулся и побежал к лестничным пролетам. Пять этажей вниз, лавируя между удивленными студентами, – и вот он уже в большом вестибюле первого этажа. И тут впереди, у стеклянных дверей, в толпе студентов и преподавателей, мелькнула серая спина – человек с черным зонтиком в руке.