Ларисса больше не называла его толстым, и если поначалу Траста это радовало, придавало ему какой-то особой значимости в собственных глазах, то вскоре сухое обращение по имени начало его тяготить, будто бы блондинка по его же просьбе, устав сопротивляться его же притязаниям, взвалила-таки на него тяжелую ношу. Перестав быть «толстым», Траст будто разом повзрослел и постарел.
Загрохотало, взвыло и закричало неподалеку от городской стены, казавшейся неприступной простому люду, никогда не бывавшему дальше, чем в двух полетах стрелы от родного дома, но не тому, кто видел оборонные сооружения Минаполиса… Там родилась смерть – Траст почувствовал ее так отчетливо, будто сам находился на краю поляны, за свежевырытыми могилами, у болота. Он попытался оградить от этого чувства Лариссу, но она все поняла.
– Воины, которых мы там оставили? – В глазах у нее блеснули слезы. – Там все плохо, да?
– Да. – Скрывать от нее правду было бессмысленно, она ведь могла без спросу все вытащить из головы Траста. – Полукровки напали. Там бой. Многие погибли.
– Молчи. Я не хочу это слушать. – Умерев, Ларисса стала чересчур болезненно воспринимать чужую смерть, будто она обязана была всех защитить и сохранить, а когда ей это не удавалось, настроение у нее портилось, она злилась и впадала в отчаяние.
На улицах Моса было безветренно. Тонким ажурным покрывалом на людях, на брусчатке, на стенах домов и на домашних животных лежала зеленая пыльца. Не посоветовавшись с Трастом, Ларисса выбрала широкую улицу, ведущую от ворот к другой широкой улице, от которой, свернув на совсем уж широкий-преширокий проспект, можно было, никуда уже больше не сворачивая, добраться до княжеского замка и прилегающей к нему площади. Трасту это не понравилось – он предпочел бы двигаться по неприметным улочкам, где народу поменьше. Впрочем, народу и так было немного, люди, встречавшиеся им по пути, шарахались от них, точно Траст и Ларисса – беженцы из района, уничтоженного редкостной заразой, много веков дремавшей в секретных хранилищах и вот вырвавшейся в мир и убившей все живое. О приходе таких беженцев, чудом выживших переносчиков хвори, принято было извещать звоном колокольчиков, подвешенных на лодыжки. Вот только никаких колокольчиков у Траста и Лариссы не было…
– Ларисса, тебе не кажется забавным, что местные от нас разбегаются? Думаешь, Родд им приказывает держаться от нас подальше?
Впереди у стены дома расположилась группа торговцев снедью, выложенной на тележках. Было их с полсотни человек, и они усиленно делали вид, что ждут клиентов.
– Скорее я бы удивилась, если бы они вели себя иначе. – Ларисса вновь постучала ногтем по тыкве с мазью.
В рыжей голове Траста забрезжило понимание. Раньше он не отличался сообразительностью, но он изменился. Ему вспомнилась последняя встреча с Майдасом, приемным отцом Лариссы. Помимо обычной чуши про древнее средство, специально созданное рыбаками для дорогих гостей, тот сказал еще что-то про особое свойство мази кое-кого прогонять далеко и еще дальше, чтоб и духу его не было. Интересно, кого Майдас имел в виду? Неужели жителей столицы?..
– Ларисса, можно мне твоего чудодейственного средства?
Она протянула ему кувшинчик. Траст откупорил крышку и двинул к торговцам, подпирающим стенку. Как он и думал, пахучее вещество из кувшинчика – знаменитая речная мята из Щукарей! – заставило торговцев позабыть о товаре и припустить прочь от него. Оказавшись рядом с тележками, Траст не стал там задерживаться – по выложенным на них лепешкам и колбаскам, по фруктам и сладостям ползали мухи, вся еда давно протухла и скисла. К тому же он заметил, как из-под тележек выползло и втянулось в улочку рядом нечто длинное, похожее на толстый древесный корень. Траст не стал туда заглядывать. Он прекрасно знал, что это за «корень», он помнил гостеприимный прием в логове колдуна Родда, откуда лешего, его и блондинку вызволил Майдас.
И тут Траст почуял запах грядущей смерти.
Он схватил Лариссу за плечо, не позволив ей высунуть голову из-за угла дома, чтобы заглянуть на соседнюю улочку. Блондинка удивленно моргнула и поморщилась, покосившись на его пальцы, впившиеся в нее. Сделал больно?.. Траст тут же отпустил Лариссу и быстро поднес указательный палец к губам. Сделав большие глаза, она кивнула – мол, поняла, шуметь не буду, рта не раскрою. И хоть она и спряталась от него за ментальным щитом, сотканным из множества нитей-связей, на ее красивом лице явственно отразилось недовольство Трастом. Неужели вздорная девчонка наивно решила, что он чересчур опекает ее, прошедшую огонь и воду странствий и сражений, горечь утрат и сладкий вкус побед?.. Покачав головой, Траст приблизил губы к ее ледяному уху и едва слышно прошептал:
– Там вестники смерти.
Эти слова произнес не какой-то там рыжий здоровяк, до ужаса уважающий властолюбивую мать и по глупости изгнанный из Моса. Рыжему недотепе-здоровяку такое в голову бы прийти не могло. Так что не позволил подруге сделать роковой шаг опытный некромант, самый могучий ментал Разведанных Территорий. Действительно, вестники смерти – самое подходящее название для существ, орудовавших на соседней улице.
Осторожно одним глазом выглянув из-за угла, он не столько увидел вестников, сколько ощутил их. Что-то едва уловимо изменилось слева. И вроде бы стена, сложенная из битого кирпича, булыжного камня, кусков бетона, глины и крупных звериных и человеческих костей, осталась прежней – серой, пыльной и унылой, и старая скамейка рядом с ней, покрытая облупившейся краской, не стала вновь молодым деревцем, и те, кто сидел на скамейке, – трое седовласых старцев, припорошенных тонжерром, – не то что не вскочили, не пошевелились даже. Но будто бы тень от пролетающего по своим делам воробья промчалась над улицей и сгинула. Только вот птиц небе над городом не было вообще – всех вспугнули птеры, парящие над центральным районом.
А потом Траст вроде как различил размытые, сливающиеся с общим фоном очертания двух мужчин, замерших возле почтенных старцев. Один мужчина рывками, судорожно, по-птичьи, покрутил головой по сторонам, высматривая, есть ли еще кто поблизости, и не заметил Траста, как раз спрятавшегося за угол. Когда Траст следующий раз выглянул, мужчины уже полностью проявились во всей своей красе – перестали сливаться с фоном.
Замерев до полной неподвижности, оба держали в руках что-то вроде шлемов, и оба были одеты в обтягивающие с головы до ног комбинезоны из блестящего, будто пронизанного множеством стальных нитей, материла. А вот лица у обоих мужчин были самые обычные, разве что похожи они были точь-в-точь. Близнецы? У обоих впалые бледные щеки, высокий с залысинами лоб, нос как нос, глаза как глаза, немного водянистые, слегка навыкате. Ничего примечательного, взгляду не за что зацепиться.
Было не за что, но уже есть.
Как по команде, мужчины запрокинули головы и, не моргая, уставились в небо. Тут же их носы – самые обычные, не кривые и без горбинок, не картошкой и не изящно тонкие – начали удлиняться, превращаясь в подобие клюва аиста, на конце которого располагалось нечто вроде свиного пятачка, окантованного щеточкой из мелких зубчиков. Бритвенно острых, как вскоре выяснилось, зубчиков. И вот носами этими, этими клювами, странные мужчины прижались к старцам, сидящим на лавке неподвижно и безучастно, – сначала каждый к своему старцу, а потом вдвоем к оставшемуся третьему. Лица их при этом сделались красными и потными от напряжения, а кадыки их мерно задвигались вверх-вниз. Когда они закончили и носы их вновь стали обычного размера, втянувшись в лица, старцы остались сидеть в тех же позах, что и раньше.
Надев на головы шлемы, вестники смерти вновь стали почти неразличимыми на фоне стен, особенно в тени, где увидеть их смог бы разве что филин, замечающий на луговнике мышь за три киломеры от себя. Когда же они двигались, Траст улавливал-таки краем глаза их присутствие, но только замирали – точно мед в кипятке, растворялись без остатка в воздухе.
Все, свернули в узкий темный переулок.
Траст немного подождал, до рези под веками вглядываясь туда, где в последний раз видел вестников, – и ничего, и никакого больше намека на судорожные рывки.
– Ушли, – с облегчением выдохнул он. – Мамочка рассказала мне как-то перед сном сказку про особых людей, живших в древности. Те люди по ночам нападали на других и выпивали из них всю кровь. И назывались они вампиры, и убить их было трудно – надо было застрелить их пулями из серебра и проткнуть им сердце колом из осины.
– Осина – это обязательно? – уточнила Ларисса.
Чуть подумав, Траст кивнул.
Едва сдерживаясь, чтоб не хихикнуть, Ларисса покачала головой.
– Да, Траст, добрые сказки тебе мамаша рассказывала. Аж завидно.
– Да, – якобы не заметив подколки – ни одна мышца не дрогнула на его лице, – согласился с ней Траст. – В ту ночь, помнится, мне кошмар приснился: будто бы вампир из меня всю кровь выпил, а потом я сам в вампира превратился и укусил соседскую девчонку, а она… – Он замолчал, напоровшись на насмешливый взгляд блондинки. – Но это было давно. Больше мне кошмары не снятся.
Вовсе не для того, чтобы доказать ей, что он ничего не боится, а потому что на самом деле ничего не боялся, Траст отправился к старцам. Обычно при его приближении рабы Родда старались побыстрее убраться подальше, но не эта троица. Старички как сидели, так и продолжили сидеть на лавке, чем сильно удивили Траста. Ему даже почудился в этом какой-то подвох. Не ловушка ли?..
– Они мертвы, – услышал он и вздрогнул.
Пока он ожидал пакостей от сидящих трупов, самостоятельно передвигающаяся мертвечина – очень симпатичная, кстати, – подошла к нему сзади и сразу определила, что тут произошло. Она толкнула ближайшего к ней старика в плечо, и он, бездыханный, как и прочие, упал под лавку.
– Траст, смотри, у всех стариков на горле одинаковые ранки.
Он уже заметил надрезы, формой напоминающие цветок с тремя лепестками, если лепестки бывают такими тоненькими.
– И, похоже, Траст, мамаша рассказывала тебе правильные сказки. В телах нет ни капли крови. Эти носатые все высосали и выпили, как комары… Как, говоришь, они в сказке назывались?
– Вампиры.
– Во-во, Траст, они и выпили, вам-м… ну, эти. Нам с тобой надо догнать их и разобраться с ними. – Ларисса взялась за рукоять Кары и недобро осклабилась. – Нельзя, чтобы по городу бродили эти твари и пили из людей кровь, пусть даже эти люди – послушные игрушки Родда.
– Надо догнать, надо разобраться, – согласился с ней Траст. Он вообще предпочитал с Лариссой не спорить, потому что переубедить вздорную девчонку было невозможно. Особенно когда она была не права. – Обязательно надо!
На лице Лариссы появилась улыбка – мол, это хорошо, Траст, что ты со мной согласен, это очень хорошо.
– Конечно, надо! – с воодушевлением продолжил Траст, каждым словом потихоньку меняя улыбку на лице блондинки на растерянно моргающие глаза, а потом и на поджатые презрительно губы. – И мы, Ларисса, не теряя времени, догоним их и разберемся с ними. Но потом. Сейчас же – ты, верно, позабыла? так я напомню тебе – у нас другая цель. Мы здесь для того, чтобы помочь нашему другу Зилу. Зил попал в беду, понимаешь? Сначала Зил, а остальное все – потом.
Она фыркнула, но и только – возражений от нее так и не последовало.
До центральной площади Моса, откуда леший с помощью ментала-говорца отправил некроманту и его подопечной просьбу о помощи, оставалось пройти каких-то пару кварталов. Вот только небо над площадью стало черным из-за птеров, а от самой площади так тянуло смертью, что у Траста закружилась голова. Он будто залпом влил в себя братину медовой браги и безобразно, до глупой улыбки и слюнявого благодушия, захмелел.
Близость всего одной смерти его пьянила.
А близость многих смертей доводила до полнейшего исступления!..
* * *Шершня он сбросил прямо в объятья полковника в самой верхней точке Полусферы.
Полковник хоть и был после рождения укомлектован жабой, все же оказался достаточно ловок, чтобы принять в свои объятья жалкий обрубок собрата по расе, в котором еще теплилась жизнь. Взамен Мазарид подцепил когтями брошенные ему тубус с координатами новой цели и приемопередатчик, сломавшийся раньше, чем он успел нацепить эту бесполезную штуковину на полосатую, покрывшуюся язвами голову, то есть прежде, чем дирижабль по его приказу взмыл над Минаполисом и, вращая всеми винтами, устремился через грозу – молнии били чуть ли не в гондолу – к границе Разведанных Территорий. Именно в тех проклятых страшных местах, согласно сообщению очередного следопыта, нанятого председателем совета, и скрывался третий – последний! – беглец из команды ренегатов генерала Бареса.
– Майор, ты как? – прорычал командир дирижабля по внутренней связи.
Экипажа у него больше не было, как у Мазарида больше не было его взвода, а получить замену и доукомплектоваться в Минаполисе не получилось из-за спешки и угрозы упустить третьего беглеца. Командир дирижабля, как и Мазарид, не только был тайгером, не только испытывал с детства благоговение перед высотой и полетами, но еще и смог получить должность, на которую традиционно уже много веков брали только пиросов-ястребков, и одним только этим уже заслужил уважение.
– Я-то лучше всех, но никто не завидует! – Мазарид в сотый раз уже разобрал, почистил и собрал автоматическое оружие древних, стреляющее маленькими кусочками металла – пулями, и проверил, ровно ли уложены патроны в магазинах.
– Ты, майор, будь начеку. Места тут сам знаешь какие. Это Фронтир, тут все что угодно может случиться. Если что, знай: в рубке есть спасательный ра-а-а… – в динамиках внутренней связи засвистело и закашляло.
Заложив вираж, чтобы уйти от бьющих в землю молний, пилот вывел дирижабль из зоны грозы в чистое – ни единого облачка – небо. И если только что под гондолой шумели на ветру кроны одного из самых больших лесовников Разведанных Территорий, то теперь внизу простиралась черная гладкая равнина – Фронтир, над которой совсем не было тока воздуха, а потому там скапливались и неторопливо клубились над самой горизонталью ядовитые испарения.
В этой дымке испарений Мазарид издалека увидел высокого и горбатого из-за рюкзака беглеца. На черном-пречерном фоне равнины уж очень выделялась голубая фигура рептилуса с пропитавшимися кровью бинтами на плече и с желтой лентой, стянувшей в пучок на затылке длинные волосы. Кончики трубок кожаных гидраторов, подвешенных к рюкзаку, бессильно болтались где-то у коленей Хэби, одного из самых перспективных и многообещающих диверсантов вооруженных сил Минаполиса. Похоже, вода у него закончилась давным-давно, а учитывая, какая над Фронтиром стояла жара…
Удивляясь самому себе, Мазарид мысленно посочувствовал предателю. Несладко же ему пришлось. Наверняка ведь едва держится на ногах – вон как его кинуло в сторону, когда рептилус на ходу попытался обернуться и наставить шипомет на летящий к нему дирижабль. Весь путь по равнине бедолага прошел на своих двоих, а не преодолел, как некоторые, по воздуху…
Ну вот что заставило отличного, судя по всему, парня, пусть и жабу, предать свой народ?! Вот что?! Мазарид внезапно рассвирепел, ведь на краю сознания, на самом дальнем его рубеже, промелькнула крамольная мыслишка о том, что рептилус Хэби и его соратники совершили предательство преднамеренно потому, что знали больше, чем знает Мазарид, и хотели уберечь наследников от непоправимой ошибки. Эта мысль занозой засела у него в мозгу, он никак не мог от нее избавиться.
И тут он вспомнил хранилище оружия спасителей под Инкубатором и вот уже девятьсот лет неизменного хранителя того арсенала – наследника по имени Первенец, похожего одновременно на здоровенного паука, рептилуса, пироса и тайгера. У Мазарида мурашки побежали по спине, когда Первенец шагнул к нему, схватил его двумя парами рук и заглянул в глаза. В тех глазах было безумие, одно только безумие с легкой, почти неуловимой примесью… Воспоминания о Первенце легко вытеснили из головы майора крамольные мыслишки, Первенец будто протянул к нему издалека руку и, по-братски потрепав за плечо, сказал: «Не бер-ри в голову лиш-шнего!»
Мазарид крепко схватился за поручень – дирижабль основательно тряхнуло и повело в сторону.
– Эй, командир, аккуратней! – беззлобно, ожидая ответной шутки, рявкнул Мазарид по внутренней связи. – Не самок в Инкубатор везешь!
Он так и не понял, что произошло.
Только что дирижабль летел над Фронтиром, пусть и криво, угодив в струю восходящих потоков, пусть заваливаясь на бок, но летел. И ничего, что захлебывались двигатели, и пусть из левого пошел дым, потому что в него угодило нечто, метнувшееся вверх от черной равнины внизу, какой-то змееподобный черный отросток, который – если подпорченное радиацией зрение не подвело Мазарида, если ему не привиделось, – затем намотался на хвостовое оперение, сломал его и напоследок ударил по крепежу гондолы. И пусть отросток этот, сделав свое мерзкое дело, нырнул обратно, сравнялся с гладкой поверхностью Фронтира. Но зачем дирижаблю было врезаться в эту гладь?..
И вот дирижабль лежит на боку, его рули высоты изогнуты и сломаны, из дымящихся движков, угрожая вспыхнуть, брызжет топливо, и гондолу едва ли не полностью оторвало от продырявленного и потрескавшегося аэростата из стеклопластика, и она медленно проваливается в зыбкую твердь Фронтира. Красота? Неописуемая! Да, это Фронтир, тут все что угодно может случиться…