И тогда царь и царица избрали путь священных ритуалов и мифов. Они провозгласили себя воплощением растущей и убывающей луны, а то, что они пили кровь, по их словам, было предписано богом, который через них получал жертвенную кровь. Они использовали божественные способности лишь для того, чтобы предугадывать события, предсказывать ход вещей и вершить суд, и заявляли, что пьют жертвенную кровь во имя бога, ибо в противном случае она без всякой пользы будет стекать с алтаря. Они облекали себя властью и окружали символикой, священными обрядами, которые не должны были становиться общеизвестными. А потому они перестали являться народу и скрылись в храмах, где поклоняться им было позволено только тем, кто приносил им кровь. Они принимали лишь самые щедрые жертвы, которые обычно приносились во имя плодородия земли и всеобщего блага.
Именно царь и царица распространили легенду об Осирисе, которая частично включала в себя историю их собственных страданий – нападение заговорщиков, чудесное исцеление, необходимость жить в царстве Тьмы, в загробном мире, невозможность появляться при свете солнца. Они соединили эти мифы с теми, которые уже существовали там, откуда они пришли, – с мифами о богах, которые из любви к Великой Матери умирают и возрождаются вновь.
Эти легенды и мифы вышли за пределы тайных святилищ, в которых поклонялись Матери и Отцу и где прятались те, кого они создали с помощью своей крови, и дошли до нас.
Они были древними уже тогда, когда первый фараон построил в Египте первую пирамиду. И даже в самых ранних текстах Мать и Отец описываются в очень странном виде.
В Египте, как и в любой другой стране, правили сотни богов, но культ Матери и Отца, культ Тех, Кто Пьет Кровь, оставался окутанным величайшей тайной. Им приписывались могущество и сила, и те, кто поклонялся им, приходили в святилища, чтобы услышать безмолвные голоса богов и увидеть их священные сны.
Нам неизвестно, кто были первые создания Матери и Отца. Мы знаем только, что они перенесли этот культ на острова Великого моря, в Междуречье и далекие северные леса. Мы знаем, что повсюду в храмах обитали и правили боги луны, которые пили кровь жертв и пользовались своими возможностями, чтобы заглядывать в сердца и души смертных. Между жертвоприношениями, в периоды жажды, разум бога мог покидать тело и странствовать в поднебесье, узнавая за это время очень многое. А те из смертных, кто обладал чистотой сердца, могли прийти в святилище и услышать голос бога. А бог, в свою очередь, мог услышать их.
Но еще до моего появления – а это произошло тысячу лет назад – эти рассказы уже были древними, непоследовательными и малодостоверными. Боги луны правили Египтом, наверное, три тысячи лет. Культ их постоянно подвергался нападкам и преследованиям.
Когда египетские жрецы стали поклоняться богу солнца Амон-Ра, они открыли древние склепы лунного бога и позволили солнцу сжечь его, превратить в пепел. Многие нам подобные были уничтожены. То же самое случилось, когда первые свирепые воины напали на Грецию, разрушили святилища и уничтожили то, что не в силах были понять.
Там, где когда-то правили мы, теперь правит болтливый дельфийский оракул. Последние наши истинные почитатели остались лишь в непроходимых северных лесах, откуда пришел ты и где культ наш сохранился среди тех, кто проливает на наши алтари кровь злодеев, – там да в небольших египетских поселениях, где от силы один или два жреца еще продолжают охранять склепы богов и позволяют оставшимся искренним почитателям приносить в жертву злодеев. Они не могут позволить себе убивать невинных, потому что это вызовет подозрения, а бродяг и разбойников достаточно везде. Нам поклоняются также в джунглях Африки, на развалинах древних и давно всеми забытых городов.
Кроме того, наша история изобилует легендами о так называемых отшельниках – Тех, Кто Пьет Кровь, но при этом не поклоняется и не подчиняется никаким богам, используя собственные возможности и власть по своему усмотрению.
Тех, кто не признает законов добра и зла и пользуется своим могуществом только в собственных интересах, можно найти и в Афинах, и в Риме, и в любом городе Европы.
Многие, очень многие из них, так же как и боги в священных рощах и тайных обителях, погибли самым ужасным образом в жаре или в пламени, а те, кому посчастливилось выжить, скорее всего, даже не подозревают, почему им было суждено умереть в огне, не знают о том, как Мать и Отец были оставлены под палящими лучами солнца.
Он замолчал, внимательно следя за моей реакцией. В библиотеке стояла абсолютная тишина, и, если те, кто был за ее стенами, продолжали бродить, я не слышал их шагов.
– Я не верю ни единому твоему слову, – сказал я.
С минуту он молча и потрясенно смотрел на меня, а потом разразился смехом.
Я в ярости выбежал из библиотеки, промчался по комнатам храма, затем по проходу и выскочил на улицу.
11
Мне было не свойственно подобное поведение – без каких бы то ни было объяснений и извинений резко прерывать разговор и уходить. За свою смертную жизнь я никогда не позволял себе ничего подобного. Но, как я уже говорил, я находился на грани безумия, первого из тех приступов, которые испытывает каждый из нас.
Я возвратился в свой маленький дом возле огромной Александрийской библиотеки и улегся на кровать, словно и вправду мог позволить себе уснуть и таким образом забыть обо всем, что мне пришлось услышать и пережить.
– Полнейшая глупость и ерунда, – пробормотал я себе под нос.
Однако чем больше я думал над его рассказом, тем больший смысл усматривал в нем. Действительно, ведь нечто внутри меня требует, чтобы я пил все больше и больше крови. Смысл был и в том, что это нечто невероятно усиливает все мои чувства и ощущения и поддерживает жизнь в моем теле, которое на самом деле не более чем имитация тела человеческого. Нечто заставляет его функционировать, в то время как оно давно должно было умереть.
Можно было предположить и то, что все мы тесно связаны с Матерью и Отцом, потому что они были существами сугубо духовными, не ограниченными телесными оболочками. Существо, которое жило в нас, можно было уподобить виноградной лозе, а всех нас – цветам, разбросанным по миру на огромные расстояния и связанным между собой простирающимися во все стороны отростками этой лозы.
Именно поэтому мы, боги, способны так хорошо слышать друг друга даже издалека; именно поэтому я знал, что в Александрии есть боги, еще до того, как они позвали меня к себе. По этой же причине они смогли найти меня и прийти за мной в мой дом, а потом привести меня к тайной двери.
Хорошо, пусть все это правда. Допустим, что объединение неведомой силы с человеческим телом и создание в результате совершенно нового существа действительно произошло случайно, как сказал Старейший.
И тем не менее меня не устраивало такое объяснение.
Все во мне протестовало против этого, потому что сам я считал себя прежде всего личностью, особенным существом, обладавшим собственной индивидуальностью, сознанием своих прав и полномочий. Я не в силах был смириться с тем, что являюсь лишь вместилищем совершенно чуждого мне существа. Что бы со мной ни произошло, я оставался МАРИУСОМ.
В конце концов я пришел к единственно устраивавшему меня выводу: если я действительно так тесно связан с Матерью и Отцом, мне необходимо самому увидеть их и убедиться в том, что они находятся в полной безопасности. Мне невыносимо было думать, что в любой момент я могу погибнуть по вине таинственной силы, которую не могу ни понять, ни удержать под своим контролем.
Однако я не вернулся в подземный храм. Следующие несколько ночей я наслаждался кровью до тех пор, пока не топил в ее изобилии все свои печальные мысли, а под утро направлялся в Александрийскую библиотеку, где предавался своему любимому занятию – чтению.
Мое безумие отчасти прошло. Я уже перестал оплакивать свою семью, не так сильно сердился на отвратительное существо из подземного храма и все больше и больше думал о новых возможностях, которыми теперь обладал. Я буду жить еще много веков, а это означает, что я смогу узнать ответы на великое множество самых разнообразных вопросов. Со временем я превращусь в носителя вечного и бесконечного знания! И до тех пор пока я буду убивать только злодеев, я смогу мириться со своей постоянной жаждой крови и получать наслаждение в минуты насыщения ею. Когда же наступит подходящий момент, я создам тех, кто станет моими спутниками, и я сделаю это, как положено.
Что же мне необходимо теперь сделать? Прежде всего пойти к Старейшему и узнать у него, куда он спрятал Мать и Отца. А потом я сам позабочусь о них. Сделаю именно то, что грозил сделать Старейший: спрячу их так глубоко под землю, что ни один смертный никогда не сможет найти их и вытащить на свет.
Как приятно строить подобные планы и думать о том, что все можно решить так легко.
Как приятно строить подобные планы и думать о том, что все можно решить так легко.
С тех пор как я убежал от Старейшего, прошло пять ночей. За это время я успел все хорошо обдумать и разработать план действий. Я снова лежал на своей кровати, сквозь прозрачный полог которой пробивался ко мне свет от ламп. Купаясь в неярком золотистом свете, я прислушивался к звукам ночной Александрии и грезил наяву. Интересно, думал я, придет ли ко мне снова Старейший, обеспокоенный и разочарованный тем, что я не вернулся к нему? И в ту же секунду, как эта мысль пришла мне в голову, я осознал, что кто-то стоит в проеме двери.
Кто-то наблюдал за мной. Я это отчетливо ощущал. Чтобы увидеть, кто это, мне нужно только повернуть голову. И тогда я наконец одержу верх над Старейшим. Я скажу ему: «Итак, ты покончил с одиночеством и разочарованием и пришел сюда, чтобы рассказать мне что-то еще? Почему бы тебе не вернуться обратно и не погрузиться в молчание и одиночество, которые так пугают твоих ужасных спутников, это братство праха?» Конечно же, я не стану говорить все это, но я не мог отказать себе в удовольствии подумать так и позволить ему – если, конечно, это он стоит там, возле двери, – услышать мои мысли.
Существо не двигалось с места.
Неторопливо скосив глаза в ту сторону, я увидел, что это женщина. И не просто женщина, а величественная египтянка с бронзовой кожей, одетая и украшенная как древняя царица. На ней было великолепно сделанное полотняное одеяние с множеством складок, а в спускавшиеся до плеч густые черные волосы вплетены золотые нити. От нее исходила поистине невероятная сила, я всем существом ощущал ее властное присутствие, и казалось, что она заполняет собой все пространство маленькой и очень скромной комнаты.
Когда я сел и резко откинул полог кровати, все лампы вокруг мгновенно погасли, и в наступившей темноте я ясно увидел кольцами и змейками поднимающийся к потолку сизый дымок, который вскоре исчез. Она по-прежнему оставалась на месте. Я отчетливо различал ее лишенное какого бы то ни было выражения лицо, поблескивающие на шее драгоценные камни ожерелий и огромные миндалевидные глаза. И тут я услышал ее безмолвный голос:
– Увези нас из Египта, Мариус.
И она исчезла.
Сердце мое готово было вот-вот выскочить из груди. Я бросился в сад и стал повсюду искать ее, потом перепрыгнул через ограду и долго стоял, прислушиваясь, на совершенно пустой немощеной улице.
Наконец я очнулся и помчался в старую часть города, туда, где я недавно обнаружил тайный ход. Я намеревался вновь проникнуть в подземный храм, найти Старейшего и потребовать, чтобы он немедленно проводил меня к ней. Ведь я видел ее своими глазами, она двигалась, говорила со мной! Она пришла именно ко мне! Я был словно в бреду. Однако когда я добежал до заветной двери, то понял, что не должен спускаться под землю. Я знал, что если выйду сейчас из города и направлюсь в глубь песчаной пустыни, то найду ее именно там. Она сама направляла меня к тому месту, где сейчас находилась.
В течение всего следующего часа я мчался так, как не бегал со времен своих скитаний по галльским лесам. С тех пор мне не приходилось пользоваться этой своей способностью. Город остался позади, и над моей головой в темном небе сияли звезды. Наконец я очутился возле развалин какого-то древнего храма и принялся лихорадочно раскапывать песок. Потребовалось бы несколько часов, чтобы целая команда смертных добралась до тайного люка, однако я нашел его очень быстро, и у меня хватило сил поднять крышку – смертные никогда не смогли бы это сделать.
Винтовая лестница и извилистые коридоры, по которым мне пришлось бежать, не были освещены. Я ругал себя за то, что не захватил свечу. При виде явившейся мне девы я настолько потерял голову, что, ни о чем не задумываясь, словно влюбленный, бросился следом.
– Помоги мне, Акаша, – шептал я.
Вытянув руки, я продвигался вперед, стараясь избавиться от самого обыкновенного, свойственного всем смертным страха перед тьмой, в которой я, как самый обыкновенный человек, совершенно ничего не видел.
Руки мои уперлись во что-то твердое. Я остановился, стараясь перевести дыхание и собраться с мыслями. Потом осторожно ощупал то, что встало преградой на моем пути, и почувствовал, что это нечто похожее на человеческую грудь, на плечи и руки. Однако это не была статуя, руками я ощущал нечто более упругое, чем камень. Когда же пальцы мои коснулись лица, а точнее, мягких губ, я отпрянул.
Я слышал биение собственного сердца. Меня охватило унизительное чувство страха, я позорно трусил. Однако не осмеливался произнести вслух имя Акаши.
Ибо тот, на кого я наткнулся, несомненно был мужчиной – это был Энкил.
Стараясь прийти в себя и решить, что делать дальше, я закрыл глаза. Я, конечно же, не собирался в страхе убегать. Послышался какой-то треск, и сквозь прикрытые веки я ощутил, что где-то зажегся огонь.
Открыв глаза, я увидел возвышающийся передо мной гигантский темный силуэт, а на стене за его спиной – горящий факел. Мужчина смотрел на меня совершенно равнодушно, в черных зрачках его оживших глаз отражался тусклый свет. Во всем остальном его фигура с безвольно опущенными по бокам руками казалась безжизненной. На нем были такие же украшения, как у Акаши, парадная одежда египетского фараона, а в волосы точно так же были вплетены золотые нити. Его кожа имела такой же бронзовый цвет, быть может, чуть темнее. В своей неподвижности он казался воплощением угрозы.
В пустой комнате позади него я увидел Акашу. Она сидела на каменной скамье у стены, чуть повернув в сторону голову и безвольно свесив руки, и выглядела совершенно безжизненным существом. Полотняные одежды были испачканы песком, налипшим также на обутые в сандалии ноги. Пустые глаза смотрели прямо перед собой. Она казалась олицетворением смерти.
А он, словно каменный страж у входа в царскую гробницу, преграждал мне путь.
Так же как и ты, я не услышал от них ни звука. Я думал, что вот-вот умру на месте от страха.
И все же на ее ногах и одежде был песок! Она приходила ко мне! Приходила!
В проходе за моей спиной кто-то появился. Кто-то шаркающей походкой приближался ко мне сзади. Когда я обернулся, то увидел одного из тех, кто выжил после сожжения, – это был самый настоящий скелет с черными деснами и торчащими клыками, которые врезались в сморщенную и блестящую черную кожу нижней губы.
При виде костлявого тела с кривыми ногами и трясущимися при каждом шаге руками я едва не задохнулся от отвращения. Он с трудом двигался в нашу сторону, но, похоже, не видел меня. Воздев руки, он стал наступать на Энкила, толкая его обратно в комнату.
– Нет, нет, – не переставая повторял он тихим, скрипучим голосом, – иди обратно. Нельзя, нет…
Было такое ощущение, что каждое произносимое слово требует от него невероятных усилий. Иссохшими руками он продолжал безуспешно толкать Энкила, но тот не двигался с места.
– Помоги мне, – обернулся он в мою сторону. – Видишь, они сошли со своих мест. Зачем им это понадобилось? Заставь их вернуться. Чем дальше они уйдут, тем труднее будет вернуть их обратно.
Я посмотрел на Энкила, и меня охватил ужас при виде ожившей статуи, которая явно не хочет или не в силах пошевелиться. Обстоятельства тем временем принимали все более жуткий оборот: черный призрак с воплями цеплялся за Энкила, безуспешно пытаясь заставить его двигаться, но ничего не мог с ним поделать. Невыносимо было видеть это беснующееся существо, настолько изможденное, что, казалось, оно давно должно было умереть, рядом с истинным воплощением совершенства, больше походящим на бога и при этом стоящим совершенно неподвижно.
– Помоги мне, – вновь обратился он ко мне, – заставь его вернуться обратно в комнату. Заставь их вернуться туда, где им следует оставаться.
Но как я мог это сделать? Как мог позволить себе прикоснуться к этому существу? Разве смел я силой толкать его туда, куда он не хочет идти?
– Если ты мне поможешь, с ними все будет в порядке, – сказал черный призрак. – Они будут вместе и пребудут в мире. Толкай его! Ну же, толкай! Посмотри на нее! Что это с ней? Смотри!
– Ладно, будь ты проклят! – прошептал я и, сгорая от стыда, попытался ему помочь. Я уперся руками в грудь Энкила и попробовал сдвинуть его с места, однако это оказалось невозможным. От моей силы не было никакой пользы, а обожженное существо своей шумной суетой раздражало меня все больше и больше.
Вдруг он вскрикнул, забормотал что-то и попятился, вскинув руки.
– Что с тобой?! – воскликнул я, с трудом удерживаясь от испуганного вопля. Однако почти сразу я понял причину его страха.
За спиной Энкила возникла фигура Акаши. Она стояла прямо за мужем и смотрела на меня из-за его плеча. Я увидел, как пальцы ее обхватили сильные руки Энкила. Ее прекрасные застывшие глаза были по-прежнему пусты. И тем не менее она заставила его сдвинуться с места. Глазам моим предстала поистине удивительная картина: эти два существа возвращались к себе по своей воле, при этом Энкил медленно пятился, почти не отрывая ступни от пола и прикрывая телом Акашу, так что я мог видеть только кисти ее рук, макушку головы и прекрасные глаза.