— Здесь лучше, правда? — спросила она.
— Да, — кивнул Маттиа.
Он стоял, безвольно свесив руки, и указательным пальцем теребил край заусеницы на большом пальце — ощущение не из приятных: все равно что колоть себя иголкой, но оно помогало забыть о неловкости.
Аличе опустилась на кровать Виолы, на самый краешек, даже матрас под ней нисколько не прогнулся. Взгляд у нее был растерянный.
— Сядешь? — спросила она наконец Маттиа.
Он повиновался и присел на некотором расстоянии от нее.
В соседней комнате гремела музыка, от этого казалось, будто здесь тяжело и надсадно дышат стены. Аличе посмотрела на сжатые кулаки Маттиа.
— Поправилась рука? — спросила она.
— Почти, — ответил он.
— А что случилось?
— Порезался. В биологической лаборатории. Случайно.
— Можно посмотреть?
Маттиа сжал кулаки еще сильнее. Потом медленно раскрыл левую руку. Темный шрам ровной линией пересекал ладонь по диагонали. Но Аличе бросилось в глаза даже не это. Ладонь пересекало множество других шрамов, короче и светлее, почти белых. Они походили на голые ветви дерева на фоне неба.
— Знаешь, у меня тоже есть шрам, — сказала она.
Маттиа сжал кулак и опустил руки между колен, словно желая спрятать их. Аличе встала, приподняла кофточку и расстегнула джинсы. Маттиа охватила паника. Он уставился в пол, но все же увидел руки Аличе — они отворачивали края джинсов и обнажали закрепленный пластырем кусок марли и ниже, под ним, край светло-серых трусиков. Потом Аличе оттянула резинку, и у Маттиа перехватило дыхание.
— Смотри, — сказала она.
Длинный шрам тянулся до самого бедра. Он был выпуклый и широкий, шире, чем у Маттиа; на равном расстоянии его пересекали полоски швов, что делало шрам похожим на рисунок, какой дети наносят себе на лицо во время карнавала, желая превратиться в пиратов.
Маттиа не знал, что сказать. Аличе застегнула джинсы и заправила майку. Потом снова опустилась на кровать, чуть ближе к Маттиа.
Молчание было почти нестерпимым для обоих. В воздухе, казалось, повисло жгучее ожидание, приправленное мучительной неловкостью.
— Тебе нравится новая школа? — спросила Аличе, лишь бы что-то сказать.
— Да.
— Говорят, ты гений.
Маттиа втянул щеки и со всей силой стал давить на них зубами, пока не почувствовал металлический вкус крови, наполнившей рот.
— А тебе и вправду нравится учиться?
Маттиа кивнул.
— А почему?
— Это единственное, что я умею делать, — произнес он.
Ему хотелось сказать, что любит учиться, потому что может делать это один, потому что все, что изучаешь, уже мертвое, холодное и пережеванное. И еще ему хотелось сказать, что страницы всех школьных учебников одинаковой температуры, что они никому не наносят никакого вреда и ты тоже не можешь сделать им ничего плохого.
Но он промолчал.
— А я тебе нравлюсь? — вдруг выпалила Аличе. Голос ее прозвучал тоненько, а лицо залилось краской.
— Не знаю, — поспешно ответил Маттиа, глядя в пол.
— Почему?
— Не знаю, — повторил он. — Я не думал об этом.
— Тут и не нужно думать.
— Если я не думаю, ничего не понимаю.
— Ты мне нравишься, — сказала Аличе. — Немного. Мне так кажется.
Он кивнул и прищурился, старательно разглядывая геометрический рисунок ковра.
— Хочешь поцеловать меня? — спросила Аличе.
Она не устыдилась своих слов, но когда произносила их, желудок свело от страха, что услышит равнодушное «нет».
Несколько секунд Маттиа сидел не шелохнувшись. Потом медленно покачал головой, продолжая изучать орнамент на ковре.
Напряжение нарастало, Аличе обхватила руками талию, словно измеряя ее окружность.
— Неважно, — торопливо произнесла она и уже совсем другим тоном добавила: — Ты только не рассказывай об этом никому, пожалуйста.
«Вот идиотка, — подумала она. — Глупее первоклашки». Внезапно комната Виолы, где сидели они с Маттиа, показалась ей не только чужим, но и враждебным местом. От всех этих ярких красок на стенах, от письменного стола, заваленного косметикой, от балетных туфелек, болтающихся на створке шкафа словно ноги повешенного, от огромной фотографии Виолы у моря — лежит на песке, безумно красивая, — от кассет, нагроможденных как попало у магнитофона, от одежды, валявшейся на кресле, у нее закружилась голова.
— Вернемся туда, — сказала она.
Маттиа взглянул на нее, и Аличе показалось, будто он просит прощения. Она открыла дверь, впустив в комнату орущую музыку, и быстро, как могла, пошла по коридору, но вдруг представила лицо Виолы. Тогда она вернулась и, не спрашивая позволения, взяла Маттиа за одеревеневшую руку. Так, держась за руки, они и вошли в шумную гостиную дома Баи.
14
Девчонки затолкали Дениса в угол возле холодильника просто так, чтобы немного поддразнить. Они встали перед ним, образовав живой барьер из сияющих глаз и распущенных волос, из-за чего Денис не видел Маттиа.
— Ну что, поиграем? — спросила Виола. — Выбирай: либо отвечаешь на любой вопрос, либо выполняешь любое наше требование.
Денис уныло опустил голову, как бы говоря, что не желает играть в эту игру.
Виола выразительно закатила глаза, открыла холодильник, еще больше притиснув Дениса в угол, достала бутылку персиковой водки и сделала глоток прямо из горлышка.
— На, держи, — сказала она, передавая ему бутылку.
Денис чувствовал себя плохо, его слегка подташнивало, от выпитого виски во рту скопилась горечь, в гортани щипало, но в действиях Виолы было что-то такое, из-за чего он не смог противиться. Он безвольно взял бутылку и глотнул. Потом передал ее Джаде Саварино — та с жадностью сделала несколько глотков, словно пила не водку, а лимонад.
— Ну, и что же ты выбираешь? — повторила Виола. — Иначе мы сами решим.
— Мне не нравится эта игра, — промямлил Денис.
— Да уж, таких зануд, как вы с приятелем, еще поискать надо, — ответила Виола. — В таком случае решаю я. Будешь отвечать. О чем бы тебя спросить?.. — Она приложила указательный палец к подбородку и обвела взглядом потолок, будто размышляя. — А, придумала! — с ликованием возвестила она подруг. — Ты должен сказать, кто из нас нравится тебе больше всех.
Денис в растерянности пожал плечами.
— Ну-у…
— Как это «ну-у…». Неужели никто? Быть не может!
Денис подумал, что ему и в самом деле ни одна из этих девчонок не нравится и хочется только одного — чтобы они поскорее отпустили его к Маттиа. До одиннадцати оставалось всего ничего — не более часа, и это время он мечтал провести с другом. И еще он подумал, что если выберет кого-то, девчонки оставят его в покое.
— Вот она, — он указал на Джулию Миранди, которая показалась ему самой безобидной.
Джулия закрыла руками рот, как делают все девушки, когда узнают, что их выбрали королевой бала или первой красавицей. Виола скривила губы. Две ее подружки громко расхохотались.
— Хорошо, — сказала Виола. — Ну а теперь ты выполнишь наше требование.
— Нет, теперь хватит, — возразил Денис.
— Какой же ты скучный! Послушай, рядом с тобой четыре красивые девушки, а ты даже не хочешь поиграть с ними немного. Когда еще такой случай представится!
— Пусть играет кто-нибудь другой!
— Ну нет, мы тебя выбрали, и ты должен выполнить наше требование. А вы что скажете?
Девчонки оживленно закивали головами.
— Да, да, да! — дружно заголосили они.
Бутылка снова оказалась в руках Джады. Она пила из нее так, словно боялась, что сейчас отберут.
— Ну, слышал? — спросила Виола, кивая на подруг.
Денис тяжело вздохнул.
— Что я должен сделать? — покорно спросил он.
Виола улыбнулась и загадочно произнесла:
— Поскольку я хозяйка приличного дома, выберу для тебя приятное задание.
Девчонки оживились, им не терпелось узнать, какую новую пытку она придумала.
— Ты должен поцеловать Джулию.
Девушка покраснела.
Денис почувствовал, как остро кольнуло под ребрами.
— Ты что, с ума сошла? — возмущенно воскликнула Джулия, но в голосе ее звучало притворство.
Виола пожала плечами, в эту минуту она была похожа на капризного ребенка, с которым лучше не спорить.
Денис вжался в стену, упрямо мотая головой.
— Но ты же сам сказал, что она тебе нравится.
— А если я не стану целовать? — осмелел Денис.
Виола внезапно сделалась серьезной.
— Не станешь, тогда придется отвечать на следующий вопрос, — сказала она и посмотрела ему прямо в глаза. — Например, расскажешь нам о своем дружке.
«Неужели она догадалась?..» — подумал Денис. У него напряглась шея.
Не помня себя, он повернулся к Джулии Миранди, потянулся к ней, зажмурился и поцеловал. Руки он держал как оловянный солдатик, плотно прижав к телу. Коснувшись губ девушки, он хотел тут же отпрянуть, но Джулия удержала его голову за затылок и силой втиснула свой язык в зажатые губы.
Денис почувствовал во рту вкус чужой слюны, и ему стало противно. Целуясь впервые в жизни, он открыл глаза как раз в тот момент, когда в комнату входил Маттиа, держа за руку хромую девушку.
15
Другие сразу заметили то, что Аличе и Маттиа поняли лишь много лет спустя.
Они вошли в комнату, держась за руки.
Они не улыбались, взгляды их блуждали по сторонам, но выглядели они так, словно тела их, благодаря соприкосновению рук, слились воедино.
Каштановые волосы Аличе, обрамлявшие ее бледное лицо, и темные Маттиа, свисавшие на лоб, нисколько не контрастировали на фоне этой тонкой линии, объединившей их.
Некое общее пространство без какой-либо четкой границы, казалось, не нуждалось ни в каких дополнениях, даже воздух в нем был особым — неподвижным, застывшим…
Аличе шла впереди, и оттого, что вела за собой Маттиа, хромота ее была почти незаметна.
Маттиа послушно шел за ней, неслышно ступая по плиткам пола. Его шрамы были надежно спрятаны в ее руке.
Они остановились на пороге в кухню недалеко от девушек и Дениса. Попытались понять, что происходит, но при этом выглядели отстраненно, словно явились из какого-то далека, ведомого лишь им одним.
Денис решительно отодвинул Джулию — их губы, размыкаясь, издали чмокающий звук.
Он с отчаянием вглядывался в лицо Маттиа, пытаясь понять то, что тревожило его сейчас больше всего на свете.
Потом он подумал, что Маттиа и Аличе, вероятно, сказали друг другу нечто такое, чего он никогда не узнает, и кровь ударила ему в голову.
Выбегая из кухни, он нарочно задел друга плечом, чтобы сломать эту тонкую, ненавистную ему линию.
Маттиа на мгновение поймал его взгляд, и ему почему-то вспомнились глаза Микелы в тот вечер в парке: в глазах Дениса читался такой же страх. Он отпустил руку Аличе, и у него возникло ощущение, что его собственная рука заискрила, как обнаженный провод, будто все его нервы замкнулись в одной точке.
— Извини, — шепнул он Аличе и вышел из кухни, желая догнать Дениса.
Аличе подошла к Виоле, которая смотрела на нее в упор.
— Мы… — заговорила Аличе.
— Меня не интересует, — прервала ее Виола.
Глядя на эту парочку, она вспомнила о мальчишке, который не пожелал взять ее за руку на море. А ей так хотелось вернуться на пляж именно с ним… Она не просто завидовала, а была вне себя от злости, потому что счастье, которого так желала, только что сама подарила другой. И она чувствовала себя обворованной, как будто Аличе отняла у нее то, что по праву должно было принадлежать ей.
Аличе подошла к ней, желая шепнуть что-то на ухо, но Виола отстранилась.
— Чего тебе еще надо? — гневно произнесла она.
— Ничего, — отшатнулась Аличе, испугавшись.
В эту минуту Джада вдруг привалилась к столу, будто кто-то невидимый ударил ее кулаком под дых, согнулась пополам и схватилась за живот.
— Что с тобой? — спросила Виола.
— Тошнит… — застонала девочка.
— Фу, какая гадость… Иди в ванную! — приказала Виола. Но было уже поздно. Джада дернулась и изрыгнула на пол содержимое желудка — нечто красноватое, воняющее спиртом и походившее на фруктовый коктейль, который готовила Соледад.
Девушки в ужасе отступили. Аличе попыталась помочь Джаде, поддержала ее. В комнате противно запахло кислым.
— Идиотка, — рассердилась Виола, едва не плача. — Ну и дерьмовый же получается праздник!
Она вышла из кухни, с трудом сдерживая желание садануть по чему-нибудь изо всех сил. Аличе с тревогой посмотрела ей вслед и снова занялась Джадой, которая тихонько всхлипывала.
16
Другие гости группками сидели в гостиной. Почти все парни кивали головой в такт музыки, девушки отстраненно блуждали взглядом по комнате, некоторые были с рюмками в руках. Кое-кто танцевал под «А question of time», культовую композицию «Depeche Mode».
«Как они могут держаться так на глазах у всех?» — подумал Маттиа, но потом решил, что это, наверное, самое естественное, что только может быть на свете, но именно он на это почему-то не способен.
Денис исчез. В поисках его Маттиа обошел весь дом: с опаской приоткрыл дверь в комнату Виолы, заглянул в комнату ее сестры и в родительскую спальню, поискал в обеих ванных и в одной из них обнаружил странную парочку: девчонка сидела на крышке унитаза, а парень перед ней на полу, скрестив ноги; оба грустно и вопросительно посмотрели на него, и Маттиа поспешил ретироваться. Наконец он вернулся в гостиную и вышел на балкон. Склон холма скрывался в полумраке, а внизу раскинулся город, помеченный, словно пунктиром, круглыми белыми точками, убегавшими вдаль, насколько хватало глаз. Перегнувшись через перила, Маттиа осмотрел сад, окружавший дом, но Дениса не увидел. Задыхаясь от волнения, он решил еще раз пройти по комнатам.
В конце коридора он наткнулся на винтовую лестницу, которой прежде не заметил; лестница вела в мансарду. Он поднялся на несколько ступенек и остановился. Потом, чувствуя нарастающий холодок в груди, отправился на самый верх. В мансарде было темно, и все же свет, падающий снизу, позволил ему разглядеть силуэт друга.
Денис стоял посреди комнаты, Маттиа окликнул его. За все время их знакомства он называл его по имени раза три, не больше. В этом не было нужды, потому что Денис всегда был рядом, словно естественное продолжение его самого.
— Уходи отсюда, — сказал Денис.
Маттиа поискал выключатель на стене.
Комната выглядела огромной, вдоль стен тянулись книжные стеллажи. Из мебели — только совершенно пустой письменный стол, и ничего более. У Маттиа создалось впечатление, будто сюда очень давно никто не заходил.
— Уже почти одиннадцать. Нам нужно идти, — сказал он.
Денис не ответил. Он стоял к нему спиной, на середине большого ковра. Маттиа подошел ближе, обошел его кругом и понял, что тот плачет — Денис тяжело дышал, уставившись в пространство, полуоткрытые губы слегка дрожали.
И только тут Маттиа увидел на полу разбитую настольную лампу.
— Что это? — спросил он.
Дыхание Дениса сделалось хриплым.
— Что это… Что ты сделал?
— Я… — начал Денис и умолк.
— Что? Что?
Денис раскрыл левую руку и показал Маттиа кусок зеленого стекла, запотевшего от тепла ладони.
— Вот, хотел почувствовать то же, что и ты, — прошептал он.
Маттиа не понял и в растерянности отступил. Резкая боль обожгла желудок, перекинулась на руки и предплечья.
— Но… я не смог, — добавил Денис.
Он так и держал ладони кверху, словно ожидая чего-то.
Маттиа хотел спросить его: «Зачем?» — но промолчал. Снизу доносилась приглушенная музыка, пульсирующая басами. Денис хмыкнул.
— Уйдем отсюда, — предложил он.
Маттиа кивнул, но еще какое-то время они продолжали неподвижно стоять.
Наконец Денис повернулся и направился к лестнице. Маттиа последовал за ним. Миновав гостиную, они вышли на улицу, где свежий ночной воздух вернул их к жизни.
17
В воскресенье утром отец Джады Саварино позвонил отцу Виолы, перебудив всех в доме Баи. Состоялся долгий телефонный разговор.
Виола, еще в пижаме, прижалась ухом к двери в родительскую спальню, но так ничего и не расслышала. Ни единого слова. Когда же в спальне скрипнула кровать, она бегом вернулась в свою комнату и, нырнув под одеяло, притворилась спящей.
— Потом объяснимся, — сказал отец, тронув ее за плечо. — А пока запомни — никаких вечеринок в этом доме больше не будет, и сама ты никуда не пойдешь. Придется тебе забыть о вечеринках, и надолго.
За обедом мать потребовала объяснить, почему разбита настольная лампа в мансарде. Сестра, которая обычно защищала Виолу, на этот раз промолчала, поскольку уже заметила, что та посягнула на ее запасы.
Весь день Виола просидела в своей комнате, при этом ей было строго запрещено звонить по телефону.
Настроение было паршивым: у нее все не выходили из головы Аличе и Маттиа — как они держались за руки.
В понедельник утром, запершись в ванной, Аличе сняла марлю, закрывавшую татуировку, скомкала ее и бросила в унитаз вместе с раскрошенным печеньем, которое не съела за завтраком.
Рассматривая фиалку в зеркале, она подумала, что навсегда изменила свое тело, во второй уже раз, и даже вздрогнула от волнения. Ей пришло в голову, что при желании она может сделать со своим телом что угодно — изуродовать нестираемыми знаками, или даже уничтожить, или… Она так и не придумала варианта для этого последнего «или».
В то утро она собиралась показать татуировку Виоле и другим девчонкам в женском туалете, а заодно рассказать, как они с Маттиа долго целовались. Не было нужды придумывать что-либо еще. А если вдруг спросят о подробностях, она повторит их собственные фантазии, слышанные не однажды.