И тут его осенило.
Это была карта его пути… Вот отсюда, с яркой звезды, висевшей прямиком у самого горизонта, он начал свое путешествие. Здесь остановился, зигзагами продвинулся еще немного. Мутное облако в точности повторяло пройденный маршрут, точки звезд являлись остановками и привалами, белые нити — дорогой. А вот эта сверкающая звезда, самая яркая и большая, завершала его путь. Млечный Путь. Путь, полный смертельных опасностей, подстерегающих на каждом шагу, ярких и темных красок. Звезда символизировала финальную остановку, пристанище, до которого Тихон должен был дойти. И лежала она на стороне уходящего солнца, где таился зародыш последней надежды.
Желание взглянуть на ночной город оказалось таким сильным, что старик, отбросив все сомнения, непоколебимо решил дойти до своей цели. Поднявшись и больше не оглядываясь ни на реку, ни на затихшую наконец-то рыбу, он зашаркал вперед. Теперь Тихон знал, в каком направлении следует двигаться, и пока под ногами виднелись темные пятна дороги, она вела его и непременно была обязана куда-то привести. Пусть не туда, куда он хотел. Сейчас это было неважно. Старик желал только одного: дойти до конца. Он твердо решил: пока бьется сердце и надежда окончательно не покинула его, вдыхая новые силы, он будет идти к своей цели до последнего.
* * *Солнце тускнело, утрачивая былое величие, и когда потухший диск скрылся за перепаханным горизонтом, Тихон невольно ускорил шаг.
Куда ни глянь, всюду расстилалась выжженная пустошь. Немногочисленные скелеты домов были заметены снегом чуть ли не до самых крыш. Пустые глазницы окон недоверчиво всматривались в старика, нехотя пропускали мимо, подслеповато моргая острыми краями выбитых стекол. По разрушенным до основания зданиям, стенам с облупившейся краской, осколкам фундаментов, переплетаясь в узлы, бежали тысячи трещин. Обезображенные временем корни деревьев, вспучивающие бетон и обвивающие остовы машин, и поваленные столбы электропередач, опутавшие дома паутиной рваных проводов, походили на вены и артерии какого-то невиданного чудовища. Просевшая полоса дороги, вильнув, уводила куда-то глубоко под землю, в неизвестность. Изредка где-то неподалеку от старика что-то позвякивало и поскрипывало, но никто не появлялся. Никто…
Поправив натирающий подбородок воротник, Тихон вытер влажное лицо рукавом. Потом достал из внутреннего кармана плоскую фляжку, которая только чудом не выпала при встрече с речным исполином, отвинтил крышку и приник к горлышку.
Казалось, они где-то совсем рядом… Прячутся в своих темных норах и спокойно выжидают, пока жертва не подойдет достаточно близко. Легкое движение крыльев, почти неуловимый звук на грани слуха… Понимание приходит слишком поздно, когда клыки уже вонзились в плоть, а обжигающий яд бежит по венам.
Тихон хотел было продолжить путь, но тут где-то совсем близко послышался шорох, потом — короткий вскрик, а за ним — хлюпанье и чавканье. Забившись под изъеденную кислотными дождями крышу покосившейся беседки, старик прикрыл голову руками и, почти не дыша, прислушался к внешнему миру. Сердце в клетке ребер заколотилось так сильно, что грудь буквально заходила ходуном. Где-то в стороне от старика, неуклюже покачиваясь, скользнула и тут же сгинула чудовищная тень. Еще с минуту он сидел, не смея шевельнуться и прикрыв ладонью рот, чтобы не издать ни единого звука, и только после этого поборол себя и рискнул заглянуть за угол. Взору Тихона открылась леденящая кровь картина: сидя верхом на искореженной лунным светом мусорной куче, громоздкий хищник нетерпеливо сдирал с распростертого перед ним тела мешковатый костюм химзащиты — словно скорлупу с яйца.
«Значит, все-таки есть здесь люди! — подумал старик и чуть ли не взвыл от переполнявших его чувств. — Есть, есть!»
Чтобы убедиться окончательно, Тихон высунул голову за металлический край беседки еще раз. Все верно, бестия уже отшелушила «химзу» и теперь, причмокивая, запускала когти в кожу и плоть несчастного. Лицо старика скривилось и он, чуть не потеряв сознание от подступившей боли, отвернулся. Тихон сомневался, что в тот момент он был достоин права называться человеком. Ему стало стыдно за столь неуместное ликование, но все же, чтобы не стать вторым блюдом для мутанта, нужно было действовать рассудительно и четко.
Поддавшись инстинктам, Тихон незаметно выскользнул из беседки и попятился к ближайшему зданию, по пути заряжая ружье и мысленно моля бога, чтобы после «водных процедур» оно еще смогло сослужить хоть какую-то службу. И тут под ногами что-то предательски хрустнуло.
Тварь прервала трапезу, а потом медленно-медленно повернулась к старику, разводя в стороны перепончатые крылья. Теперь Тихон отчетливо мог разглядеть бестию, оседлавшую свою жертву. На спине у монстра можно было различить многочисленные шипы, идущие от самого хвоста до стоящего торчком капюшона, закрывавшего затылок. Его передние конечности (лапы? руки?) были непропорционально длинными по сравнению с телом, а задних старик так и не смог разглядеть из-за кожистых крыльев, облегающих туловище, словно полы истрепанной мантии. Голова твари больше всего походила на большую шишку, украшенную на затылке пучком смоляной щетины. Мутант оскалил кривые зубы и предупреждающе зашипел, безвольной куклой отшвыривая в сторону тело жертвы. Почти не целясь, Тихон разрядил в тварь ружье и, спотыкаясь и оскальзываясь, кинулся бежать вдоль хлипких двухэтажных строений. Чудовище расправило крылья и, оттолкнувшись от мусорной кучи, тяжело поднялось в воздух, готовясь спикировать на потревожившего его наглеца.
Под ногами предательски хрустели битое стекло, осколки шифера и кирпича. Юркнув в ближайший проем, старик запетлял между руинами, стараясь выбирать наиболее узкие места, где мутанту с его широкими крыльями было бы трудно протиснуться. Тот, разгадав его замысел, разорвал тишину ночи истошным воплем и взмыл вертикально вверх, моментально потерявшись на фоне черного, как тушь, небосвода. Но старик знал: этот охотник не отпустит его.
* * *Ноги тяжелели с каждым шагом. Поскользнувшись в очередной раз, Тихон уже не смог подняться. Он жадно хватал ртом воздух, из последних сил сжимая ствол ружья наподобие дубины. В следующий миг чуть в стороне снова показался мутант. Злобно заверещав, по спирали поднялся выше, потом сложил крылья и камнем рухнул вниз. Старик зажмурился и взвыл, словно попавший в капкан зверь, пытаясь заслониться бесполезным оружием от неминуемой гибели.
— Сверху! — донесся до его ушей приглушенный голос. И следом за ним по ночному городу эхом прокатился гром автоматной очереди.
Сбитая прямо над Тихоном бестия взвизгнула и в следующую секунду обрушилась на дорогу в нескольких шагах от старика, разметав железную требуху — останки машин — по сторонам. Невидимые стрелки тут же вновь открыли огонь.
Пули впивались в тело бестии, а оно впитывало их, словно губка. Уже пораженная десятки раз живучая тварь яростно пыталась выбраться из ловушки и броситься на дерзких двуногих. Но силы были неравны… Безвольно уронив изрытую кровоточащими ранами голову, тварь в последний раз вздрогнула и затихла.
Ошарашенный, оглушенный грохотом выстрелов и воплями гибнущего чудища Тихон еще плохо понимал, что произошло. Сколько лет прошло? Год, два, десять?.. А может, и больше? Нужно было хоть как-то привлечь внимание спасителей! Но те даже не взглянули в его сторону. Старик попытался приподняться на локтях и встать. Не вышло. Хотел что-то сказать — пересохшее горло породило лишь едва слышный хрип.
Нет, это не может вот так закончиться! Он не мог пройти этот путь лишь для того, чтобы в последний момент просто лечь и медленно подохнуть!.. Эта остановка не может быть конечной!..
И тут взгляд зацепился за валяющееся рядом ружье.
Зарядить один из двух оставшихся в кармане патронов и взвести курок было невыносимо трудно. Казалось, за всю свою жизнь старик не сталкивался с такой непосильной задачей. И все же он справился и, отчаянно шепча молитву, нажал на спуск.
После сухо треснувшего выстрела со стороны побоища донеслись забористые ругательства, а потом блеснули узкие лучи света. Не спеша и чем-то побрякивая при ходьбе, к Тихону приблизились две могучие фигуры. Яркий свет налобных фонарей больно резанул по глазам. Кажется, незнакомцы пытались что-то сказать, но все слова их были беззвучными, терялись где-то в воздухе. Не дождавшись от старика ответа, один из спасителей нагнулся, схватил его на доху на груди и рывком поставил на ноги. Тихон застонал, жмурясь от света и боли где-то в подреберье.
— Смотри, живой! — с изумлением произнес другой человек, выключая фонарь.
Когда перед глазами перестали мелькать разноцветные круги, Тихону удалось рассмотреть спасителей. Двое вооруженных автоматами мужчин неопределенного возраста, в камуфляже и высоких шнурованных ботинках. Лица скрывают очки и маски респираторов, карманы разгрузочных жилетов распирают запасные магазины к автоматам, за спиной — туго набитые вещмешки.
Сталкеры…
Именно их он так надеялся здесь увидеть.
От облегчения ноги Тихона подкосились, и он начал заваливаться на бок, но к его счастью, реакция у спасителей была отменная. Один из них ловко подхватил старика под мышки, удерживая сухое тело в вертикальном положении, и вопросительно взглянул на товарища:
— Что делать будем?
— Не знаю… — после недолгой паузы, отозвался тот, будто нехотя опуская ствол автомата. Несколько мгновений пристально глядя на старика, он, наконец, принял решение. Расстегнув висящую через плечо сумку, сталкер извлек запасной противогаз с панорамной маской и неодобрительно причмокнул:
— Э-эх, старик!.. И чего ты здесь забыл, да еще без намордника?.. Ладно, держи… Костян, — обратился он к своему напарнику, — давай его к нам, что ли?.. Не по-человечески здесь бедолагу оставлять. Смотри, тощий, что скелет! Не протянет долго…
— Лады, — не стал спорить верзила, вновь включая фонарь. — Только сам он не дойдет.
— Тогда ты помогай топать, а я прикрою. Только быстро, а то, чую, сейчас еще прилетят. — Сталкер брезгливо посмотрел на тушу крылатой бестии и, больше не проронив ни слова, зашагал вдоль дороги.
Его товарищ, закинув руку Тихона себе на плечо, помог старику справиться с противогазом и медленно двинулся за проводником.
* * *Шли молча. Холодная резина противогаза мгновенно прилипла к коже, дышать стало заметно тяжелее. Изредка поднимая глаза, Тихон оглядывался вокруг сквозь мутноватое стекло маски. Левее по направлению их движения возвышалась неподвижная фигура. Еще один сталкер? Нет. Памятник. Бронзовый человек с распростертыми руками, будто устремленными к небу, гордо возвышался над площадью. Когда-то в прошлой жизни эта статуя была красива, но под воздействием времени металл потемнел, постамент сильно просел, накренив памятник в бок, а дожди и время разъели контуры и превратили их в небрежные мазки.
— Как сложить песнь о подвигах тех отважных героев, что жили до нас, если не осталось ни героев, ни песен, ни того мира?.. — не поворачиваясь, вдруг сказал сталкер, шедший впереди.
Покрывшуюся паутиной трещин дорогу обрамляла стена обезображенных ракит, над верхушками которых виднелся яйцеобразный купол какого-то древнего храма. Ветер трепал седой ежик мха на деревьях, в тусклом свете фонарей возникали силуэты домов, автомобилей, поваленных наземь шкафов, буфетов, стульев. Мелькнули спицы бледно-розовой коляски, валяющейся в стороне, потом большая пластмассовая кукла…
Старик покосился на сталкеров. Нервно осматриваются по сторонам, вскидывают автоматы при каждом шорохе. Дети нового мира… Сильно ли они изменились после стольких лет, или остались такими же, как и раньше? Кто они теперь: охотники или падальщики? Тихон точно знал лишь одно — они стали… другими. А остальное ему придется выяснить позже. Если, конечно, он сможет продержаться…
«К смерти нельзя привыкнуть». Когда-то эти слова значили для старика многое, но сейчас они казались Тихону насквозь фальшивыми. Наверняка фраза эта принадлежала человеку, ни разу не видавшего смерти, не пробовавшему ее на вкус, не ощущавшему ее запаха. И все-таки это было неправильно. Наверное, Тихон все же разучился быть человеком. Где-то в глубине души он понимал, что меняться давно уже поздно, что он до самой смерти останется таким бесчувственным, бездушным, бесчеловечным… существом. Но старик не хотел выглядеть чужим среди своих, хотя ему было безумно стыдно и обидно за себя и за тех, кто шел рядом. Обидно за то, во что они превратились. Стыдно, что позволили судьбе и случаю превратить себя в это. Но главное — позволили самим себе…
Сталкер, помогавший ему идти, а фактически — волочивший старика, явно устал и теперь шел все медленнее, а дышал — все чаще. Почувствовав, как лютый мороз начинает добираться до тела, Тихон плотнее закутался в кургузую доху.
На фоне нескончаемых руин показались слетевшие с петель ворота, покрытые разноцветными пятнами лишайника. Обогнув широкую кирпичную стену, группа подошла к холму, на который старик не обратил особого внимания. Но сталкер, шедший первым, остановился и, указав рукой на холм, сказал:
— Засекреченное здание. Здесь-то мы и отсиживались, пока припасы были. Выход замурован. Другим путем пойдем.
Он вновь отвернулся и, выбирая безопасную дорогу, ступая по скрипучему, притоптанному снегу, направился к какой-то необычной конструкции. С виду она походила на вентиляционную трубу. С заметным усилием сняв решетку, сталкер вынул из-за пазухи «кошку», размотал ее и надежно зацепил за металлический край трубы. После этого он скинул вниз вещмешки и, повернувшись, спросил старика:
— Ну, как? Сможешь?
Тихон попытался пройтись без поддержки и кивнул. Не считая легкой боли в коленях, тошноты и головокружения чувствовал он себя сносно.
— Отлично, — без энтузиазма отозвался сталкер. — Тогда полезешь первым, дождешься нас внизу.
Старик неуклюже забрался внутрь вентиляционной шахты и, мертвой хваткой вцепившись в трос, принялся осторожно спускаться, упираясь ногами и спиной в стены трубы. Гулко приземлившись, он подергал за веревку, давая понять сталкерам, что все в порядке. Через пару минут те присоединились к нему.
Согнувшись в три погибели, Тихон и двое проводников медленно продвигались по бесконечному лабиринту шахт. Казалось, он не имел конца. Кое-где старику удалось разглядеть светящиеся зеленые пятна. «Плесень», — отметил он про себя. Свернув в очередное ответвление, Тихон хотел было остановиться, но тут впереди блеснул слабенький огонек света. Подгонять Тихона не было нужды, и через минуту он уже стоял в узком коридорчике, где даже втроем было довольно сложно разминуться.
Один из его спасителей скрылся в одной из многочисленных подсобок, заполнявших практически все пространство узенького хода, где они очутились. В подвале было темно и сыро. Стены покрывали глубокие трещины, пустившие свои корни во всех направлениях. В бетонном полу зияли дыры, до лучших времен прикрытые гнилыми досками. С трудом сняв липкую маску противогаза, Тихон вопросительно взглянул на оставшегося сталкера.
— Сейчас откроют, — успокоил старика тот.
Вблизи что-то щелкнуло, фыркнуло, зашипело. Глухая стена вдруг стала расползаться прямо на глазах. Сжимая в руках ружье и противогаз, старик замер, как изваяние. Перед ним открывались врата. Врата в Рай.
Гермоворота, натужно пыхтя, медленно приоткрывались, осыпая плитку пылью и ржавчиной. Колеса на миг остановились, будто лишенные сил, но все же через несколько секунд вновь потащили дверь по дугообразным рельсам, монотонно скрипя.
Теперь старик мог быть уверен: он дошел.
Вот она — конечная станция.
Вот она — новая жизнь. И какая разница, сколько ее осталось.
Сергей Москвин
ЗА ПОРОГОМ РАЯ
Жене сказал: умножая умножу скорбь твою
в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей…
Адаму же сказал: …проклята земля за тебя;
со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей;
терния и волчцы произрастит она тебе;
и будешь питаться полевою травою;
в поте лица твоего будешь есть хлеб,
доколе не возвратишься в землю,
из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.
И нарек Адам имя жене своей: Ева,
ибо она стала матерью всех живущих.
И выслал его Господь Бог из сада Едемского,
чтобы возделывать землю, из которой он взят.
Быт.3:16–20, 23— Куда тебя посылают?
В свете прикроватного ночника широко раскрытые глаза Ольги ярко сияли. Игорь поймал себя на мысли, что может бесконечно долго смотреть в эти глаза. Он провел рукой по ее распушенным волосам, потом опустил руку и положил ладонь на пока еще плоский и мягкий живот жены.
— Это неважно. Главное, что, когда я вернусь, у нас все будет хорошо.
Прежде любая его неуклюжая попытка уловить биение крохотного сердца их собственного, не зачатого из пробирки ребенка вызывала у Ольги улыбку, но только не сейчас.
— Скажи, куда тебя посылают? — требовательно повторила она.
— На правый берег, — нехотя ответил Игорь. — Большего я не могу тебе сказать. Но это настолько важное дело, что… В общем, старик разрешил оставить мне, то есть нам, малыша.
По телу Ольги пробежала дрожь — Игорь буквально почувствовал это сквозь кожу, — а ее глаза округлились от ужаса.
— Ты сказал Грахову о ребенке? О нашем ребенке?!
— Сама подумай, мы же не могли скрывать твою беременность вечно. Рано или поздно это все равно стало бы заметно. А тут такой случай… Пойми, тебе совершенно не о чем волноваться. Грахов мне лично обещал: если все получится…
Ольга не дала ему договорить:
— Если получится? То есть, может и не получиться?