— Диос, ты уверен что с тобой все в порядке? — спросил он.
— Да, Ваше Величество. Излишняя осторожность не повредит, Ваше Величество.
— По моему тебе лучше выйти на свежий воздух, — предложил Теппик, не в силах совладать с соблазном.
Растерянный, Диос производил зловещее впечатление, способное смутить кого угодно: вас вдруг охватывало инстинктивное ощущение нереальности бытия.
— Да, Ваше Величество. Спасибо, Ваше Величество.
— Присядь, а я пока попрошу кого-нибудь принести воды. Потом пойдем проведаем пирамиду.
Диос сел.
Раздался негромкий, но поистине ужасный хруст.
— Он сел на трирему, — прокомментировал царь. — Первая его шутка за все время нашего знакомства.
* * *Применительно к пирамиде слова «массивный» обретало новый смысл. Она нависала над окружающим пейзажем, подавляя его. Теппику казалось, что сам ее вес искажает пропорции предметов, расплющивая царство как свинцовый шарик.
Впрочем он понимал, что это нелепо. Какой бы огромной пирамида не была, по сравнению, скажем, с горами, она смотрелась крошечной.
Но по сравнению со всем остальным она действительно была гигантской. Но горы и предполагались большими, такова была их идея, заложенная в системе мироздания. Пирамида же была рукотворной, размерами своими превышая все отпущенные рукотворному границы.
А еще она была очень холодной. На черном мраморе граней белоснежный иней сверкал в лучах полуденного солнца. Теппик по глупости дотронулся до него пальцем и сразу отдернул руку — лоскуток кожи прилип к ледяной поверхности.
— Ну и холодная!
— Она уже накапливает энергию, о дуновение реки, — пояснил Птаклюсп, активно потея. — Иными словами — пограничный эффект.
— Я заметил, что ты остановил работы над погребальными покоями, — произнес Диос.
— Люди… температура… пограничные эффекты… слишком рискованно, — пробормотал Птаклюсп.
Теппик переводил взгляд с одного на другого.
— В чем дело? — спросил он. — Есть проблемы?
— M-м, — промычал Птаклюсп.
— Вы немного опережаете график. Блестящая работа, — признал Теппик. — Ты вложил в эту постройку столько труда…
— M-м. Да. Столько.
Кругом было тихо, если не считать отдаленных голосов перекликающихся работников да тихого свиста ветра, рассекаемого острыми каменными гранями.
— Как только установим вершину, все будет в порядке, — наконец выдавил из себя строитель пирамид. — Когда она засветится — никаких проблем.
Он ткнул пальцем в навершие из сплава золота с серебром. Лежащий на козлах камень был на удивление небольшим — примерно фут или около того в диаметре.
— Хотим поставить завтра, — сказал Птаклюсп. — Надеюсь, ваше величество, вы почтите церемонию своим присутствием? — Не в силах скрыть волнение, он судорожно мял полы своей одежды. — Будут напитки, — запинаясь пообещал он. — И серебряный мастерок, который вы сможете взять на память. Все будут кричать ура и бросать шапки в воздух.
— Безусловно, — вмешался Диос. — Это большая честь.
— Для нас тоже, ваше величество, — заявил Птаклюсп с самым, что ни на есть верноподданным видом.
— Я и имел в виду тебя, — ответил жрец, поворачиваясь к широкому берегу, лежащему между основанием пирамиды и рекой, в два ряда уставленному изваяниями и стелами, которые отражали деяния царя Теппицимона[19].
— Да, еще, вот это — убрать, — добавил он, указав пальцем.
Птаклюсп взглянул на него с видом оскорбленной добродетели.
— Вот эту статую, — пояснил Диос.
— Ах эту… Понимаете, мы подумали, что, когда вы увидите ее на месте, при правильном освещении… Это Шляп, Бог Нежданных…
— Убрать, — повторил Диос.
— Вы, как всегда, правы, ваше преподобие, — униженно сказал Птаклюсп.
В данный момент судьба Шляпа мало его волновала, но вкупе с прочими проблемами архитектору уже начинало казаться, что изваяние буквально преследует его.
— Не появлялась ли здесь молодая женщина? — спросил Диос, наклоняясь поближе.
— На стройке нет женщин, мой повелитель, — удивился Птаклюсп. — Дурная примета.
— Такая, ну, вызывающе одетая… — описал Диос.
— Нет, нет, никаких женщин.
— Дворец недалеко. А здесь есть где спрятаться, — не унимался Диос.
Птаклюсп шумно проглотил слюну. Он и сам прекрасно это знал. Но как бы ему ни хотелось угодить Диосу…
— Уверяю вас, ваше преподобие… — пробормотал он.
Диос бросил на него гневный взгляд и повернулся посмотреть, где Теппик.
— Пожалуйста, попросите его ни с кем не здороваться за руку, — крикнул строитель вдогонку Диосу, поспешившему вслед за мелькнувшей вдали золотой маской.
Царь все еще никак не мог уразуметь, что люди меньше всего хотят, чтобы с ними обращались как с ровней. Работники, не успевшие вовремя смотаться, прятали руки за спину.
Оставшись один и обмахиваясь веером, Птаклюсп нетвердой походкой двинулся в тень под навес.
Здесь его уже поджидали Птаклюсп 2-а, Птаклюсп 2-а, Птаклюсп 2-а и Птаклюсп 2-а. Птаклюсп и без того чувствовал себя неуютно в присутствии бухгалтеров, но четверо счетоводов — это совсем чересчур, особенно если все они — одно и то же лицо. Трое Птаклюспов 2-б тоже были тут; еще двое — хотя теперь уже трое — остались на стройплощадке.
Птаклюсп примиряюще помахал рукой.
— Ладно, ладно, — промолвил он. — Какие проблемы сегодня?
Один из Птаклюспов 2-а сунул ему стопку вощеных табличек.
— Знаешь ли ты, папа, — начал он тем режущим, как лезвие бритвы, голосом, каким счетоводы всегда предваряют сообщения о непредвиденных и крупных расходах, — что такое калькуляция?
— Вот ты мне и расскажи, — ответил Птаклюсп, плюхаясь на стул.
— Это такая штука, которую я выдумал, чтобы разбираться с ведомостями на оплату, — встрял второй Птаклюсп 2-а.
— А я думал, это имеет отношение к алгебре, — удивился Птаклюсп.
— От алгебры мы отказались еще на прошлой неделе, — заявил третий Птаклюсп 2-а. — Сейчас речь о калькуляции. Мне пришлось расчетвериться, чтобы управиться с ней, и еще трое нас работают над… — он мельком взглянул на своих братьев, — квантовой бухгалтерией.
— А это зачем? — устало спросил отец.
— Для будущей недели. — Главный бухгалтер посмотрел на верхнюю плиту. — Вот, например, — промолвил он. — Ты ведь знаешь Ртура, мастера по фрескам?
— Ну и?
— Он, вернее они, представили счет на оплату двухгодичной работы.
— Уф!
— Они сказали, что сделали ее в четверг. В соответствии с астрономическим временем, сказали они.
— Так и сказали? — уточнил Птаклюсп.
— Просто поразительно — умнеют на глазах, — хмыкнул один из бухгалтеров, глядя на паракосмических архитекторов.
— И сколько их там сейчас? — нерешительно поинтересовался Птаклюсп.
— Откуда нам знать? Было пятьдесят три. Во всяком случае, попадается на глаза он чересчур часто.
Двое Птаклюспов 2-а сели, сцепив пальцы, — дурной знак у людей, имеющих дело с деньгами.
— Суть в том, — продолжал один из них, — что, когда первый порыв энтузиазма прошел, многие стали размножаться без официального на то разрешения и теперь могут сами сидеть дома, а двойников посылать на работу.
— Что за чушь, — слабо запротестовал Птаклюсп. — Как ни крути, а это все равно один человек.
— Сей факт никого не смущает, — махнул рукой 2-а. — Много ли двадцатилетних бросили пить только ради того, чтобы спасти какого-то незнакомца, который в сорок умирает от цирроза печени?
— Незнакомца?… — растерянно переспросил Птаклюсп.
— Я имею в виду себя самого, только на много лет старше, — оборвал его 2-а. — Впрочем, это вопрос философский.
— Вчера какой-то каменщик избил своего двойника, — мрачно произнес один из Птаклюспов 2-б. — Подрались из-за жены. Теперь он сходит с ума, потому что не знает, была ли то его ранняя версия или некто, кем он еще не успел стать. Боится собственной мести. Но знаешь, папа, есть вещи и похуже. Мы платим сорока тысячам работников, в то время как на самом деле их всего две тысячи.
— Если все так — мы банкроты, — понурился Птаклюсп. — Да, это моя вина. Я всего лишь хотел, чтобы ты не сидел без дела. Просто представить не мог, что все так обернется. Вначале все казалось куда проще.
Один из 2-а откашлялся.
— В общем… м-м… все не так уж и плохо, — успокоил он.
— Что ты хочешь сказать? Бухгалтер выложил на стол двенадцать медных монет.
— Понимаешь, мне пришло в голову, что, раз уж творится такая чехарда со временем, через петли можно пропускать не только людей, но и, понимаешь… Вот, взгляни на эти монеты.
Одна из монеток вдруг исчезла.
— Это все одна и та же монета? — поразился кто-то из братьев.
Одна из монеток вдруг исчезла.
— Это все одна и та же монета? — поразился кто-то из братьев.
— Да, — кивнул Птаклюс 2-а. Он чувствовал себя несколько неуютно. Вмешательство в божественный кругооборот денег было противно его религии. — Одна и та же, с пятиминутным интервалом.
— И ты пользуешься этим фокусом, расплачиваясь с людьми? — уныло спросил Птаклюсп.
— Это не фокус! Я даю им настоящие деньги, — резко ответил 2-а. — Что с ними потом происходит — уже не моя забота.
— Не нравится мне все это… — протянул отец.
— Не переживай, в конце концов все сходится, — вмешался один из Птаклюспов 2-а. — Каждый получает то, что ему причитается.
— Этого-то я и боюсь, — буркнул Птаклюсп-старший.
— Таким образом, твои деньги работают на тебя, — укорил еще один сын. — Возможно, это тоже заслуга квантовой механики.
— Ладно, ладно, — слабо согласился Птаклюсп.
— Не волнуйся, сегодня ночью мы положим последнюю плиту, — сказал один из 2-б. — Как только она начнет отдавать энергию, все само собой уладится.
— Но я сообщил царю, что мы кладем последнюю плиту завтра!
Все Птаклюспы 2-б разом побледнели. Несмотря на жару, в палатке стало заметно холоднее.
— Сегодня ночью, отец, — проблеял один из них. — Ты оговорился — сегодня ночью.
— Завтра, — твердо повторил Птаклюсп. — Я заказал большой навес, и люди будут бросать в царя цветы лотоса. Приглашен оркестр. Цимбалы, колокола и трубы. После речей — чай и закуски. Мы всегда так делали. Это привлекает новых заказчиков. Им нравится все осматривать.
— Отец, но ты же сам видел, как она впитывает… видел иней…
— Ну и пусть впитывает. Для нас, Птаклюспов, завершить пирамиду — не то что поставить садовую ограду. Такие вещи ночью не делаются. Люди ждут торжественной церемонии.
— Но…
— И слушать не желаю. Я и так уже вдоволь наслушался всей этой новомодной чепухи. Завтра значит завтра. Я заказал бронзовую табличку, бархатное покрывало и много чего еще.
Один из 2-а пожал плечами.
— Что проку спорить с ним? Я из будущего — из того, что случится через три часа. И я помню этот разговор. Нам так и не удалось переубедить его.
— А я из двухчасового будущего, — высказался один из двойников. — И я помню, что ты говорил то же самое.
За стенами палатки пирамида шипела, исходя накопленным временем.
* * *В сверхъестественных свойствах пирамид нет ничего сверхъестественного.
Пирамиды — это плотины в потоке времени. Выверенный и сориентированный в соответствии с паракосмическими измерениями временной потенциал огромной массы камня может на небольшой площади ускорять или обращать время вспять, подобно тому как гидравлический насос способен гнать воду против течения.
Первые строители — древние, а потому мудрые — прекрасно это знали, и вся суть правильно построенной пирамиды заключается в том, чтобы достичь в центральном покое абсолютного временного нуля — так, чтобы лежащий в этой тесной келье покойный царь мог жить вечно или, по крайней мере, никогда не умирать до конца. Время, протекающее там, откладывается во всем огромном теле пирамиды и позволяет ей ярко вспыхивать каждые двадцать четыре часа.
Однако утекла не одна вечность, люди позабыли об этом и решили, что того же эффекта можно добиться: а) с помощью особого обряда; б) консервируя людей и в) храня их внутренности в специальных сосудах.
Это редко срабатывает.
И вот искусство настройки пирамид было утрачено, и великое знание обратилось в горстку переиначенных правил и смутных воспоминаний. Древние были достаточно мудры и слишком больших пирамид не строили. Ведь иначе могли начаться странные вещи, по сравнению с которыми временные отклонения — незначительная ерунда. Кстати, вопреки распространенному мнению, никакие бритвенные лезвия пирамиды не затачивают. Пирамиды лишь переносят их назад, в тот момент времени, когда те еще были острыми. Возможно, дело и тут не обошлось без квантовой механики.
Теппик возлежал на горе перин и подушек, внимательно вслушиваясь в ночную тишину.
Два стражника стояли за дверями спальни, еще двое — снаружи, на балконе, и один — тут Теппик не мог не подивиться предусмотрительности Диоса — на крыше.
Он даже не мог толком воспротивиться. Если злоумышленники стали пробираться во дворец, то, само собой разумеется, царю требуется усиленная охрана. Что можно возразить на это?
Теппик выскользнул из-под толстой перины. В спальне было полутемно. Он на цыпочках проследовал в угол, к статуе Баста, Кошачьего Бога, оглянулся и достал спрятанный там костюм убийцы. Наскоро одевшись, проклиная отсутствие зеркал, он мягкими шагами вновь пересек комнату и притаился за колонной.
Главная трудность заключалась в том, чтобы ненароком не засмеяться. Быть солдатом в Джелибейби отнюдь не считалось рисковым занятием. Внутренним мятежом и не пахло, а поскольку любой из двоих соседей за считанные минуты мог раздавить царство силой оружия, то не было и особой нужды подбирать отважных, умудренных в своем ремесле воинов. Но меньше всего жрецы хотели видеть в солдатах пламенных энтузиастов. У солдата-энтузиаста, сидящего без дела, скоро появляются опасные мысли: а почему бы самому не попробовать поуправлять страной.
Вместо настоящих вояк на службу брали крупных, солидных мужчин, способных часами стоять навытяжку по стойке смирно и при этом не скучать, — мужчин, грузных, как волы, и мысливших соответственно. Желательно, чтобы и с мочевым пузырем у них был полный порядок.
Теппик осторожно ступил на балкон.
Еще в Гильдии он выучился не передвигаться крадучись. За миллионы лет, на протяжении которых людей пожирали существа, передвигавшиеся исключительно крадучись, люди научились распознавать крадущуюся походку. Перемещаться бесшумно тоже вряд ли имело резон, поскольку краткие, двигающиеся мимо тебя паузы тишины всегда вызывают подозрение. Весь фокус заключался в том, чтобы скользить сквозь ночь спокойно и уверенно, как ветер.
Обойдя стоящего за дверью стражника, Теппик осторожно вскарабкался по стене. Стена была украшена пышным барельефом, изображающим триумфы монархов прошлого, так что волей-неволей Теппику пришлось воспользоваться родственной помощью.
Он перебросил ноги через парапет и бесшумно пошел по крыше, еще обжигающей босые ступни. Легкий ветерок дул со стороны пустыни. Пахло кухней и специями.
Странное это было чувство — пробираться по крыше собственного дворца, прятаться от собственных стражников, затевать дело, прямо противоречащее собственному же указу, и осознавать, что если тебя поймают, то в соответствии с этим же указом ты будешь брошен на растерзание крокодилам. Во всяком случае, он лично отдал инструкции — не проявлять к себе никакого снисхождения, если его вдруг поймают.
Так или иначе, это придавало ощущениям дополнительную остроту.
Здесь, на крыше, можно держаться свободно — единственная свобода, доступная царям долины. Теппику не раз приходило в голову, что даже безземельные крестьяне дельты пользуются большей свободой, чем он, хотя мятежная, отнюдь не царственная сторона его натуры возражала: да, конечно, у них есть свобода умереть по своему выбору от любой болезни, а также свобода голодать вволю и в конце скончаться от какой-нибудь болотной лихорадки. Но и такая свобода — свобода.
Слабый звук, донесшийся в великом молчании ночи, привлек его внимание. Джель медленно катил свои воды в лунном свете, широкая поверхность воды маслянисто блестела.
Посередине реки он увидел лодку, она плыла со стороны некрополя. Ошибиться в том, кто сидел на веслах, было невозможно. Отсветы пирамид играли на лысой голове.
«Как-нибудь, — подумал Теппик, — я прослежу на ним. Надо узнать, чем он там занимается».
Только, конечно, днем.
При дневном свете некрополь выглядел просто мрачно, словно в один из тех дней, когда магазины и вся вселенная закрываются раньше времени. Теппик пару раз исследовал некрополь, бродя по улицам и аллеям, безжизненным и пыльным, какая бы погода ни стояла на другом, живом берегу. Перехватывало дыхание, и, казалось, лучше не задумываться над всяческими несоответствиями. Убийцы предпочитали ночь — по общим соображениям, — но ночь в некрополе совсем иное дело. Или, скорее, это все та же ночь, только ночь вдвойне. И кроме всего прочего, некрополь — единственный город на всем Плоском мире, где убийца вряд ли может рассчитывать на работу.
Теппик подобрался к световому колодцу мастерской бальзамировщиков и заглянул вниз. Спустя мгновение он легко приземлился на пол и проскользнул в комнату, где стояли заготовки для саркофагов.
— Здорово, приятель.
Теппик открыл крышку. Саркофаг был по-прежнему пуст.
— Поищи в одном из тех, сзади, — указал царь. — Она всегда плохо ориентировалась на местности.