— Поищи в одном из тех, сзади, — указал царь. — Она всегда плохо ориентировалась на местности.
Дворец был поистине огромен. Даже днем Теппику с трудом удавалось не заблудиться. Он прикинул, каковы его шансы отыскать что-либо в такой колодезной тьме.
— Знаешь, это семейная черта. Твой дед вообще писал на сандалиях «правая» и «левая». Тебе еще повезло, что в этом смысле ты пошел в мать.
Странно. Она не говорила — она болтала. Даже самую простую мысль не могла обдумывать более десяти секунд. Мозг ее накоротко замыкался на язык, и стоило хоть одной мысли появиться у нее в голове, как она тут же произносила ее вслух. По сравнению с дамами, с которыми он встречался на званых вечерах в Анке и которые находили особую усладу в том, чтобы развлекать молодых убийц, угощать их дорогими, изысканными деликатесами, разговаривать с ними о высоких и деликатных материях, глаза горят, как карборундовые сверла, а губы влажно блестят и переливаются… гм, так вот, по сравнению с ними она была пустой, как… как пустышка. И все же ему отчаянно хотелось разыскать ее. Ее прямота и нетребовательность действовали на него, как приворотное зелье. О ее груди он вообще старался не вспоминать.
— Я рад, что ты вернулся за ней, — неопределенно выразился царь. — Она тебе, знаешь, как сестра. Наполовину. Помнится, я хотел жениться на ее матери, но, увы, она была не царских кровей. Яркая женщина.
Теппик напряг слух. Да, вот опять: слабый звук, словно кто-то дышит, слышный только потому, что так глубоко молчание ночи. Огибая ящики, юноша прошел в глубину комнаты, снова прислушался и открыл крышку.
На дне, свернувшись клубочком, лежала Птраси и спала, подложив руку под голову.
Теппик осторожно прислонил крышку к стене и дотронулся до волос девушки. Она пробормотала что-то во сне и повернулась поудобнее.
— Эй, — шепнул Теппик, — пожалуй, пора просыпаться.
Птраси снова перевернулась и пробормотала что-то вроде: «Встфлгл».
Теппик не знал, что делать. Ни Диос, ни его наставники не готовили его к такого рода ситуации. Он знал по меньшей мере семьдесят способов убить спящего человека, но ни одного — как разбудить его перед этим.
Теппик осторожно дотронулся пальцем до самой нейтральной части ее тела. Птраси открыла глаза.
— А, это ты, — зевнула она.
— Я пришел забрать тебя отсюда, — прошептал Теппик. — Ты проспала весь день.
— Я слышала, как кто-то разговаривает, — промолвила девушка, потягиваясь так, что Теппик поспешил отвернуться. — Это был все тот же жрец, ну, похожий на лысого орла. Жуткий человек!
— Правда? Ты так думаешь? — Теппик облегченно вздохнул, услышав это непредвзятое мнение.
— Да. Я и затаилась. А еще царь приходил. Новый.
— О, и он здесь был? — слабо спросил Теппик. Тон, которым она произнесла слово «новый», стилетом пронзил его сердце.
— Все девушки говорят, что он со странностями, — добавила Птраси, пока Теппик помогал ей выбраться из ящика. — Знаешь, вообще-то до меня можно дотрагиваться, я не фарфоровая.
Он поддержал ее руку, чувствуя, что больше всего на свете ему сейчас хочется принять холодную ванну и хорошенько проветриться, пробежавшись по крышам.
— А ты убийца, да? — продолжала Птраси. — Я про это вспомнила, когда ты уже ушел. Убийца, откуда-то из-за границы. Смотри-ка, весь в черном. Ты что, хочешь убить царя?
— Я бы не против, — ответил Теппик. — Он начинает действовать мне на нервы. Слушай, ты не могла бы снять свои браслеты?
— Зачем?
— От них такой шум, когда ты идешь…
Даже серьги в ушах Птраси, казалось, вызванивали часы, когда она поворачивала голову.
— Не хочу, — топнула ножкой Птраси. — Без них я буду как голая.
— Ты и в них почти голая, — прошипел Теппик. — Пожалуйста!
— Она умеет играть на цимбалах, — произнесла тень Теппицимона XXVII, не зная, какое еще умение в ней отметить. — Правда, не то чтобы очень. Разучила до пятой страницы «Маленькие пьесы, для развития беглости пальцев».
Теппик ползком пробрался к выходу из комнаты бальзамировщиков, периодически подолгу прислушиваясь. Во дворце стояла тишина, прерываемая только тяжелым дыханием и доносящимся сзади звоном: это Птраси снимала с себя украшения. Теппик по-пластунски вернулся обратно.
— Пожалуйста, поторопись, — взмолился он, — времени у нас…
Птраси плакала.
— Ну, — промямлил Теппик. — Ну…
— Некоторые мне подарила еще бабушка, — всхлипнула Птраси. — И старый царь тоже делал мне подарки. А вот эти серьги хранились у нас дома много-много лет. Поставь себя на мое место!
— Видишь ли, она эти драгоценности не просто носит, — пояснила тень Теппицимона XXVII. — Они как бы часть ее самой.
«До чего же проницательным я стал, — добавил он уже сам для себя. — И почему мы после смерти вдруг резко умнеем?»
— Да, но я не ношу украшений, — ответил Теппик.
— А все эти твои кинжалы и прочие штучки?
— Они нужны мне для работы.
— Что ж, ладно.
— Послушай, можешь не выбрасывать их, вот, положи в мою сумку, — добавил Теппик. — Но нам надо идти, и как можно скорее. Пожалуйста!
— До свидания, — печально изрекла тень, глядя, как молодые люди выскользнули во двор.
Потом, плавно проплыв по комнате, вернулась к своим останкам — не лучшая компания.
Ветер на крыше был еще суше и жарче. За рекой одна из старых пирамид уже светилась, но отсветы казались слабее — что-то было не так.
— У меня кожа как будто зудит, — заметила Птраси. — Что-то случилось?
— Словно мы попали в грозу… — задумчиво пробормотал Теппик, глядя через реку на Великую Пирамиду.
Сейчас она была похожа на черный треугольный провал в ночи. Люди метались вокруг ее основания, как психи, наблюдающие пожар родного дурдома.
— А что такое гроза?
— Очень трудно объяснить, — озабоченно ответил Теппик. — Ты случайно не видишь, что они там делают?
Птраси взглянула за реку.
— Похоже, очень заняты.
— По-моему, это больше смахивает на панику.
Зажглись еще несколько пирамид, но обычно отвесные, рычащие языки пламени неровно вспыхивали и раскачивались взад-вперед, словно под неощутимыми порывами ветра.
Теппик встряхнулся.
— Надо поскорее увести тебя отсюда, — заявил он.
* * *— Я же говорил, нужно было закончить ее сегодня же вечером! — прокричал Птаклюсп 2-б, стараясь перекрыть издаваемый пирамидой скрежет. — Теперь до нее не добраться, там, наверху, должно быть, кошмарный вихрь!
Дневная корка льда, покрывавшего черный мрамор, растопилась, а до самого камня с трудом можно было дотронуться. Птаклюсп 2-б рассеянно взглянул на навершие, потом на брата, который прибежал как был — в ночной рубашке.
— Где отец? — спросил он.
— Я послал одного из нас разбудить его, — ответил Птаклюсп 2-а.
— Кого?
— Вернее, одного из тебя.
— А… — и Птаклюсп 2-б снова уставился на навершие. — Не такое уж оно и тяжелое. Мы вдвоем могли бы на руках поднять его туда.
Он испытующе взглянул на брата.
— С ума сошел. Пошли кого-нибудь из людей.
— Все разбежались…
Вниз по реке еще одна из пирамид попыталась засветиться — раздался треск и шипение, и воющий, рваный язык пламени по дуге прочертил небо, вонзившись в землю у самого подножия Великой Пирамиды.
— Она начинает взаимодействовать с другими! — воскликнул 2-б. — Давай. Надо зажечь ее немедленно — это единственное спасение!
Неподалеку от одной из граней пирамиды синий зигзаг взметнулся в небо и ударил в каменное изваяние сфинкса. Воздух зашипел.
Братья взяли камень с двух сторон и кряхтя стали тянуть его вверх по лесам. Пыль, клубящаяся вокруг, принимала странные очертания.
— Слышишь? — нахмурился 2-б, когда они поднялись на первую площадку.
— Хочешь сказать, что мы столкнулись с утечкой времени и пространства?
Во взгляде, который архитектор бросил на брата, сквозило неподдельное изумление. Не каждый день услышишь такое верное определение от какого-то там бухгалтера. Но вскоре изумление вновь сменилось ужасом.
— Я не о том, — едва вымолвил он.
— Воздух стонет, будто его пытают!
— И не это, — с досадой ответил 2-б. — Я имею в виду скрип.
Разряд прогрохотал еще над тремя пирамидами и, пронзив роящиеся облака, ушел в черную мраморную вершину.
— Нет, скрипа не слышу, — признался 2-а.
— По-моему, он идет изнутри самой пирамиды.
— Что ж, можешь приложить ухо и послушать, но я этого делать не собираюсь!
Порывы ветра раскачивали леса. Еле удерживая тяжелый камень, братья с трудом перебрались на другую лестницу.
— Я же сказал, у нас ничего не получится, — пробормотал бухгалтер, когда камень нежно опустился прямо ему на ногу. — Не надо было браться за эту стройку.
— Заткнись и тащи.
Братья Птаклюспы, переходя с одной шаткой лестницы на другую, прокладывали свой путь к вершине Великой Пирамиды, а между тем протянувшиеся по берегам Джеля пирамиды поменьше вспыхивали одна за другой и шипящие зигзаги времени перечеркивали небо.
* * *Примерно в то же время величайший математик в мире, лежа в стойле и прислушиваясь к уютному бурчанию собственного брюха, вдруг перестал жевать свою жвачку, почувствовав, что происходит какая-то свистопляска с числами. Со всеми числами сразу.
Скосив глаза вдоль носа, верблюд взглянул на Теппика. По выражению их можно было легко догадаться, что из всех всадников в мире стоящий перед ним человек возглавляет список самых антипатичных. Впрочем, верблюды смотрят так на всякого. Их подход к роду человеческому отличается крайним демократизмом. Верблюды ненавидят каждого из его представителей, независимо от положения в обществе и вероисповедания.
«Мыло он, что ли, жует?» — с досадой подумал Теппик.
Царь окинул рассеянным взглядом полутемные конюшни, где некогда насчитывалось не меньше сотни верблюдов. Сейчас он готов был отдать весь мир за одного коня и средних размеров континент за пони. Но вокруг валялись только обломки нескольких боевых колесниц — остатки былого могущества, — да застыл в своем углу пожилой слон, чье присутствие было необъяснимым. Плюс еще этот верблюд. Сразу было видно, что от этой твари многого ожидать не приходится. На коленях у животного виднелись большие проплешины.
— Такие вот дела, — повернулся Теппик к Птраси. — Переправляться через реку ночью я не рискну. Зато могу попробовать переправить тебя через границу.
— А это что — седло? — спросила девушка. — Ужасно забавное.
— Это потому, что находится оно на ужасно странной твари, — ответил Теппик. — Как нам туда забраться?
— Я как-то видела погонщиков за делом, — откликнулась Птраси. — По-моему, надо просто лупануть верблюда большой палкой.
Верблюд преклонил колени и презрительно взглянул на молодую даму.
Теппик пожал плечами, распахнул внешние ворота и столкнулся лицом к лицу с пятью стражниками.
Он сделал шаг назад. Стражи сделали шаг вперед. Трое из них были вооружены тяжелыми джельскими луками, пущенная из такого лука стрела может пронзить дверь или, скажем, превратить гиппопотама в три тонны шустрого люля-кебаба. Стражникам еще никогда не приводилось вести огонь по своим собратьям, но было похоже, что они не прочь попробовать.
— Поди и оповести верховного жреца, — приказал начальник стражи, хлопнув одного из своих подчиненных по плечу.
Потом сверкнул глазами на Теппика.
— Брось оружие!
— Что — все?
— Ты плохо слышишь?
— Боюсь, это займет слишком много времени, — осторожно ответил Теппик.
— И держи руки так, чтобы я мог их видеть, — добавил начальник.
— Так, пожалуй, мы ни до чего не договоримся, — рискнул Теппик.
Он переводил взгляд с одного стража на другого. Теппик знал много методов самообороны без оружия, но ни один из них не предполагал, что противник при первом же твоем движении может выпустить стрелу прямо тебе в глотку. Правда, можно увернуться, используя в качестве прикрытия верблюжье стойло…
Но тогда он подставит под удар Птраси. К тому же ему не улыбалось сражаться с собственной стражей. Такое поведение недостойно царя.
Стражники расступились, и Диос явился, безмолвный и неотвратимый, как лунное затмение. Он высоко держал зажженный факел, отблески которого дико плясали на его лысине.
— Ага, — произнес жрец. — Итак, злодеи схвачены. Прекрасно. — Он кивнул начальнику: — Бросьте их крокодилам.
— Диос? — опешил Теппик, видя, как два стражника, опустив луки, решительно устремились в их с Птраси сторону.
— Ты что-то сказал?
— Не дури, приятель. Ты ведь знаешь, кто я такой.
Верховный жрец поднял факел.
— Образно говоря, ты пользуешься мной, мальчик, — покачал головой он.
— Это не смешно, — рявкнул Теппик. — Приказываю тебе сказать им, кто я есть.
— Как тебе будет угодно. Этот негодяй, — сообщил Диос голосом разящим, словно тепловой луч, — убил царя.
— Проклятье, но я и есть царь! — вскричал Теппик. — Как я мог убить самого себя?
— Нас не так-то легко провести, — возразил Диос. — Этому человеку прекрасно известно, что царь не шатается ночью по дворцу и не вступает в преступный сговор с осужденными злодеями. Нам остается только выяснить, куда ты дел тело.
Диос не отрываясь глядел Теппику прямо в глаза, и Теппик понял, что верховный жрец действительно, на самом деле сумасшедший. Это был редкий вид безумия: человек настолько долго был самим собой, что привычка к здравомыслию наложила пагубный и неизгладимый отпечаток на его мозг. Интересно, сколько же ему лет?
— Эти убийцы хитры, — сказал Диос. — Не спускайте с них глаз.
За спиной жреца раздался скрежет. Птраси метнула в него верблюжье стрекало, но промахнулась.
Когда все вновь обернулись к Теппику, его уже не было. Стражники, стеная, корчились от боли на полу.
Диос улыбнулся.
— Взять ее! — отчеканил он, и начальник стражи, стрелой метнувшись вперед, сгреб Птраси в охапку.
Девушка не тронулась с места. Диос нагнулся и поднял стрекало.
— Снаружи дворец окружен, — предупредил он. — Надеюсь, ты это понимаешь. Выйти к нам в твоих же интересах.
— Это почему? — спросил Теппик, стоя под прикрытием тени и лихорадочно пытаясь нашарить на поясе духовую трубку.
— Тогда, по повелению царя, тебя бросят священным крокодилам, — пожал плечами Диос.
— Неплохая перспектива, верно? — хмыкнул Теппик, дрожащими руками собирая разобранную на части трубку.
— Не хуже прочих, — ответил Диос.
В темноте Теппик ощупывал знаки на маленьких шишечках дротиков. Большинство действительно эффектных ядов испарились или изменили состав и стали безвредными, но оставалось еще немало других снадобий, предназначенных обеспечить клиенту мирный непродолжительный сон. Таким образом, убийца мог подобраться к цели, минуя многочисленных неусыпных телохранителей. Вовлекать их в погребение считалось невежливым.
— Ты мог бы отпустить нас, — тянул время Теппик. — Подозреваю, что именно этого тебе и хочется. Чтобы я ушел и никогда не вернулся. И меня это тоже вполне устраивает.
Диос заколебался.
— Ты забыл сказать: «И отпустите эту девушку», — произнес он наконец.
— Да, конечно. И ее тоже. Отпустите, — исправился Теппик.
— Нет. Я не изменю своему долгу перед царем! — вскричал Диос.
— О боги, Диос! Ты ведь прекрасно знаешь, что царь — это я!
— Я не раз видел настоящего царя, — сказал Диос. Ты — не царь.
Теппик окинул взглядом ясли, где лежал верблюд. Верблюд, обернувшись, взглянул через плечо.
И тут мир разом свихнулся.
* * *Мир и раньше был с приветом, но сейчас он тронулся окончательно и бесповоротно.
Все пирамиды ярко пылали, озаряя небо коричневым, как копоть, светом. Братья Птаклюспы из последних сил волокли камень на главную рабочую площадку.
Птаклюсп 2-а упал на дощатые подмости, сопя и свистя, точно прохудившиеся мехи. Несколькими футами выше пирамида раскалилась так, что до нее уже нельзя было дотронуться, и не оставалось никаких сомнений, что это именно она скрипит, подобно паруснику, застигнутому штормом. Птаклюсп 2-а всегда уделял вопросам механики неизмеримо меньше внимания, чем стоимости постройки, но он был совершенно уверен, что пирамида не может издавать такой звук. Это как дважды два не может равняться пяти.
Птаклюсп 2-б протянул руку к камню, но тут же отдернул ее: мелкие искры вспыхнули на кончиках пальцев.
— Тепло ощущается на ощупь, — выдохнул он. — Это удивительно!
— Почему?
— Для того чтобы раскалить такую массу, я имею в виду столько тонн…
— Не нравится мне все это, Два-бэ, — дрожащим голосом произнес 2-а. — Давай бросим камень здесь, и все. Уверен, так будет правильнее всего, а утром пошлем сюда народ, они точно знают, что…
Слова его перекрыл рев. В пятидесяти футах над их головами еще один язык пламени пляшущей колонной вознесся к небу. Птаклюсп 2-а вцепился в помост.
— Будь все проклято! Я больше не могу…
— Потерпи еще минутку, — перебил Птаклюсп 2-б. — Что же все-таки скрипит? Камень скрипеть не может.
— Не будь идиотом, весь этот чертов помост сейчас рухнет! — Птаклюсп 2-а, выпучив глаза, уставился на брата. — Ну скажи, скажи, что это он так скрипит!
— Нет, на этот раз я абсолютно уверен. Скрипит изнутри.
Братья уставились друг на друга, затем одновременно взглянули на шаткую лестницу, уходящую к вершине — или туда, где она должна была быть.
— Давай! — скомандовал Птаклюсп 2-б. — Она никак не может зажечься, нужен разряд…