– Я тоже. – Славка оседлал стул, выдвинул из-под стола длинный ящичек с радужными кругляшами в пакетах. – Вот, мне это очень нравится.
Он ловко достал из одного пакета диск, положил в «вертушку». И Денис дернулся, изумленно приоткрыв рот, когда услышал:
Никаких на небе звезд нет…
Но ничего не сказал, дослушал песню молча. Славка тоже молчал – сидел, широко расставив ноги, руки – одна на другой на спинке стула, подбородок – на руках. И только когда песня закончилась, а Славка словно бы нехотя ткнул пальцем кнопку паузы, Денис нерешительно сказал:
– Но это… это же из кино?
– А, ты тоже смотрел? – Славка поглядел в окно. – Да, из кино… Но это не для кино написано, это песня тех времен. Певца звали Виктор Третьяков. Вот еще, послушай… – И спохватился: – Хочешь?
– Конечно! – тихо завопил Денис.
Славка улыбнулся и снова ткнул кнопку.
Отчаянная была песня и страшная. Денис примолк, даже не двигался. И только краем сознания отмечал, что и Славка как-то нахохлился на стуле и спрятал глаза. А певец кричал…
Песня В. Третьякова
Славка протянул руку и выключил проигрыватель. И сказал, не поднимая глаз:
– Когда я в первый раз ее слышал, я подумал: сколько же хороших людей тогда погибло. Нет, я знаю, я тогда уже знал, что… что, в общем, по-другому было нельзя. Но это я умом понимаю, а так… Миллионы хороших людей погибли. По-настоящему хороших…
– В Парголово… – Денис помедлил и пояснил: – Это такое место недалеко от Петрограда… сейчас там лунадром недалеко… Вот. В Парголово наши старшеклассники – я тогда был во втором классе – нашли подвал. Такой большой, там цех какой-то был. И больше семисот детских скелетов. В общем, ребята наши доискались. Там детский дом погиб. Когда зима началась. Они из города выбирались, а власти уже никакой не было, и вообще никому ни до чего… Они там просто замерзли, наверное. Устали идти, оголодали и замерзли… Я только фотографии видел, но мне потом долго-долго сон снился. Что я там… – Денис помолчал. Славка молчал тоже, и Денис продолжал тихо: – И даже не страшно, а просто уныло так. Снег падает, падает снаружи, а мы лежим и смотрим. И ждем, чтобы все кончилось. Не снег перестал, а чтобы… чтобы умереть поскорее. А впереди – ничего-ничего-ничего… Никаких звезд.
– Это не просто сон, – сказал Славка. – Это генетическая память.
– Может быть… Я не об этом. Страшно, что впереди ничего нет, понимаешь? Не что смерть, а что вообще все кончается. А ведь тогда только так и казалось… Большинству, наверное. И ты даже не понимаешь, за что тебя убивают. А эти ребята… они же, наверное, не понимали… И другие…
– И какое мужество нужно было иметь, чтобы не поверить в смерть и начать бороться… – кивнул Славка. – Но ведь не у всех этого мужества хватало. Да, я и про это думал. Я даже иногда не понимал, как мы вообще выкарабкались. Ведь не должны были. Точку невозврата прошли. Это…
– Я знаю, мы учили. Только людей наукой не померяешь.
– Да, это верно… Один детей подбирал и делал из них боевой отряд, чтобы у них и у России было будущее. А другой тоже подбирал – и на бойню. А потом мясо засаливал, чтобы холода пересидеть.
– Бррр… – Денис без наигрыша передернулся. – Не надо, а? Про это я даже думать не могу.
– Было и такое, сплошь и рядом…
– Да знаю, что было. Просто не хочу.
– «Витязи» таким сразу живот распарывали и внутренности солью засыпали…
– Слав, ну не надо!
– Ладно, – Славка кивнул. – Пошли на кухню все это отнесем, и я тебе покажу моего конька-горбунка.
* * *Честно говоря, Денис и правда ожидал почему-то увидеть коней. Но на улице Славка тут же свернул в дверцу гаража – сбоку от крыльца – и мальчишки оказались возле мотоцикла.
Денис изумился. Мотоцикл был огромен, черен и сверкал хромом, тугой кожей и зеркальцами. Перед украшал металлический флажок с гербом Муромцевых. Сзади крепился тоже металлический имперский флаг.
– Это что? – Денис удивленно обошел вокруг рогатого чудовища.
Славка гордо хлопнул по обтянутому кожей сиденью:
– Мой «Харлей». Раритет, даже бензиновый. На все Семиречье таких два – у меня и у… у еще одного человека.
– Твой друг? – уточнил Денис, с уважением трогая бензобак с надписью «УМРИ ПОД МОИМ КОЛЕСОМ!!!».
Славка дернул бровями:
– Он ничей друг. Просто интересный парень. Ну что, вот на этом и поедем, ты не против?
– Да конечно нет! – Денис в жизни не ездил на бензиновых аппаратах. – Поехали сейчас?
– Сейчас и… нет, сейчас мы точно не поедем. – Славка быстро шагнул к выходу. – Ой… смотри, это же…
Денис встал рядом с Муромцевым-младшим:
– Что там… – и тоже не договорил.
По аллее ехали четыре машины – приземистый броневик и трое «Жигулей» с флажками республики. Машины заворачивали одна за другой на кольцевую дорожку и останавливались; из них выбирались люди в форме.
– Это кто? – Денис забеспокоился.
Славка одернул шорты:
– Это президент, Денис. Идем встречать. Опять он не предупредил…
– П-кхр-езидент?! – подавился воздухом Денис.
И тоже одернул шорты, прежде чем сделать первый шаг…
Скорее всего, президент Семиречья и в лучшие годы красотой не отличался. Чудовищно широкоплечий, кривоногий, грудь бочкой, с длиннющими узловатыми руками и ладонями шириной с две Денисовых, он еще и заработал когда-то шрам через все лицо – чудом уцелевший глаз уехал выше другого, синего и веселого, надо лбом огромное красное пятно обозначало место, где снесло скальп, часть подбородка была стесана… Денис даже не смог заставить себя отвести взгляд, так и смотрел, пока Бахурев, отмахиваясь от свиты, как от мух, тяжелой быстрой походкой взлетал на крыльцо. Костюм сидел на президенте и бывшем казачьем полковнике нелепей нелепого, видно, подогнать его было просто невозможно.
Президент остановился перед мальчишками, которые отдали синхронный салют.
– Третьякова сынок? – Денис кивнул, силясь отвести взгляд. – Ну, чего смотришь? Красивый я? – Бахурев вдруг подмигнул Денису одним глазом, другим, и мальчишка растерянно сказал:
– Я… н-не смотрю… Здравствуйте… товарищ президент.
– Смотришь, смотришь! – Бахурев захохотал, широко открывая зубастый рот – зубы у него были белые и острые, даже жутковато. – Все смотрят! Ну а мне да и лучше – не забудут, какой на лицо президент-то, а то знаешь как бывает – ты свинья, я свинья, у тя рожа не твоя… Это меня, – он провел по лицу, – один уйгурский кутак, батыр недоделанный, на герце аж двадцать лет назад так – мне тогда лет было сколько вот… да не, на пару годков твоего постарше, точно, сразу после первой моей бабы, чуть не на другой день… А герць – это поединок, грамотно говоря… Уж тот кутак нас и так! И сяк! И наперекосяк! Орыс, орыс, бла-бла-бла… А здоровый, морда – как жопа у слона… Ну, я и подался вперед, кричу – а вот я сейчас тебя натяну по помидорки, иду, штаны сымай, готовься… – станишники и остановить не успели… Съехались, кэ-э-эк он меня… Ах ты ж, думаю, пропала моя юная красота! Ну, падать-то с коня я не стал, да й-иххх… как пизданул батыра напересек шеи… – Бахурев кашлянул. – Рано тебе такое слушать. Слова такие, в смысле. А уйгура я свалил, башка все каталась, глазами луп-луп, где ж остальное на х… куда делось, я хотел сказать! – повысил он голос, оглядываясь на свиту. Обнял Дениса за плечи своей лапищей и прошептал, буквально таща сбоку от себя вверх по ступенькам крыльца: – Батя твой где? Давай, веди! Веди, веди, чего ждешь… Муромцев, а ты где прячешься?! – заорал он так, что зазвенела люстра. – Славян, твой-то где?!
Денис знал уже, что Бахурев матерщинник, «кулачник», «разносчик», буйный самодур, но кристально честный, очень храбрый и на самом деле почти болезненно добрый человек, которого и в президенты-то привела жалость к русскому народу и желание ему помочь. А еще он не знал, дома ли отец.
Но выяснилось, что отцы обоих мальчишек дома и уже выходят из дверей вместе с мамой Дениса. Мальчишки подались в стороны. Бахурев расцеловался с Муромцевым-старшим, с изяществом кабана поцеловал руку Валерии Вадимовне и уставился в глаза Третьякову-старшему.
– Знаешь, как вашу контору расшифровывают у нас? – в лоб спросил он, называя штабс-капитана с ходу на «ты». – ОБХСС – Один Будешь Хапать Скоро Сядешь! – и Бахурев сам захохотал своей шутке. Потом поставил локоть на широкие перила. Наклонился к Борису Игоревичу и шепнул заговорщически: – А я ведь вешаю. Прямо перед дворцом. Не боишься?
– И много наших вы повесили? – уточнил Третьяков-старший.
– Ни одного! – Бахурев хлопнул себя по колену и сокрушенно покачал головой. – Не воруют! И другим не дают – ну не сволочи?! Что ты будешь делать, не за что вешать! Не просто ж за шею или там х… прочие места, извиняй, хозяйка… – Валерия Вадимовна, подрагивая губами в сдерживаемой улыбке, кивнула благосклонно. – Нечем прямо душу мою злодейскую потешить! Читал небось, как я кровь пью и сырым костным мозгом сырьем заедаю? Не читал?! Ну, это мне даже и обидно… А про мой гарем на Медео читал?! – с надеждой продолжал президент. – Ну?! Тоже нет?! Я тебе газету пришлю, от сердца оторву, один номер у меня – раритет! Но самая страсть знаешь что?! – Бахурев понизил голос: – Лизка, дура моя старая, поверила. Седина в бороду, говорит… Я говорю – окстись, дура, я ж без бороды! А она меня… в общем, был скандал в семье. Про него тоже писали, но этот номер мне не достался, расхватали… Ну, пошли, пошли, поговорим про виселицы…
– Вы куда-то собирались? – спросил, задержавшись, у мальчишек отец Славки. Он выглядел обеспокоенным и раздраженным, не в пример вчерашнему себе.
– Да, но, пап… – начал Славка.
– Вот и валите, – отрезал Виктор Анатольевич. – Быстро.
Он сказал это так, что мальчишки тут же скатились по ступенькам.
– Пасторальные нравы, – сказал Денис изумленно, оглядывая конвой Бахурева.
– Что-то у них неладно, – Славка поморщился. – Ладно. Пошли, вернее – поехали, пока не досталось нам на кокосовые орехи… Ты пистолет взял?
– Взял… – пробормотал Денис и повторил: – Пасторальные нравы.
Глава 9 Пасторальные нравы-2
Мотоцикл давал не меньше двухсот километров в час. Хорошее шоссе не неслось – летело по сторонам и внизу, под колесами. На поворотах Славка клал своего «горбунка» так, что прямо возле голого колена Дениса опасно свистел асфальт. Но это было здорово! Денису очень хотелось сдернуть шлем, чтобы ветер шарахнул в лицо. Однако на такой скорости от малейшего камешка можно остаться слепым. Жук какой-нибудь контузит, как удар боксера. Да и шлемы – копии шлемов все той же косморазведки – стоили того, чтобы их носить.
Машин было мало, попадавшиеся попутки Славка обходил, как стоячие. Денису нравилось все. Как летит над асфальтом «Харлей». Как бьется над правым плечом галстук. Как хлещет по ногам ветер. И даже то, как в небе движутся тучи, цепляясь за Голодный и где-то над горами проливая дождь…
…А вот знаменитый Медео Денису не понравился.
Нет, спорткомплекс был огромен. Но он выглядел чем-то вроде руин Колизея – у нормального человека руки так и чешутся привести их в порядок. Денис ни разу не видел таких гигантских и таких запущенных сооружений. Имперские стадионы почти все были меньше (кроме, разве что, петроградского «Динамо» на тридцать тысяч мест… да столичного сорокатысячного «Космоса»). Но они оставляли ощущение веселья и бодрой подтянутости – чистые, светлые, украшенные десятками флагов спортивных обществ, многолюдные… А тут… Со всех сторон – горы, покрытые мокрым туманным лесом. Сам лед, правда, был на удивление хорош (со здешними-то запасами энергии – конечно…). Но тут и там трибуны были провалены, большинство хозяйственных помещений явно заброшено, а то и просто разрушено. Да и люди… От большинства у Дениса осталось неприятное впечатление все той же истеричной вокзальной толпы, странной и глупой в своей торопливости. Только эти нелепо торопились отдыхать. Жгли костры, спешно пили что-то, что-то готовили… Настоящего веселья не было видно даже там, где собрались компании подростков. Более-менее приятно выглядели несколько домиков на дальнем склоне гор – наверное, какие-то… о, а уж не президентские ли это дачи, где он «свой гарем содержал»?
Впрочем, Славка тут нигде и не задерживался. Мотоцикл, правда, сбросил скорость, но достаточно уверенно шел по все той же дороге – как ни странно, по-прежнему хорошей, – постепенно спускаясь все глубже и глубже в котловину, где был расположен каток. Тут было безветренно и душновато. Это Денис ощутил, как только «Харлей» встал и, соскочив с него, мальчишки стащили шлемы.
На обложенной кирпичами площадке горел большой костер, с нескольких краев на отодвинутых углях жарились шашлыки из сочных кусков мяса и кипел большой котелок. На скамейках – по два бревнышка с прибитой сверху доской – сидели человек двадцать, не меньше, ребят и девчонок, ровесников или немного постарше-помладше Дениса и Славки. Они все уже издалека наблюдали за подъезжающим мотоциклом. Когда же Славка положил шлем на сиденье, послышались возгласы:
– Ого, Славян со своей быстрокрылой птицей!
– Привет, Славян!
– Славян приехал!
– А это кто с тобой?!
– Погоняем, Славян?
Какая-то девчонка, поднявшись, крепко чмокнула Славку в щеку – тот скривился и сделал вид, что стряхивает поцелуй в огонь. Вокруг костра проскочил хохот, девчонка замахнулась кулаком:
– У-ух, ты!
– Всем привет! – Славка плюхнулся на скамейку. – Это Денис, он из Империи приехал.
– Из Империи-и-и?
– Да хоть с Севполюса, садись, Денис!
– Чай будешь?
– Ты его не слушай, он живет по принципу – «чай будешь, а шашлык я сам съем…».
– Привет, я Олег…
– Я Нина.
– Тимка.
– Сашок.
– Ксана…
Денис почти сразу всех перезабыл, конечно. Но эта компания здорово отличалась в лучшую сторону от остальных, виденных по пути сюда. Собственно, Денис решил бы с ходу, что попал в обычную компанию имперских ребят. Но тут же различил среди пионеров «гражданских» мальчишек, нескольких – в какой-то серо-золотой форме, вроде бы уже виденной на улицах Верного, но пока неизвестной… Однако ясно было одно – ребята хорошие. И правда рады не только знакомому Славке, но и незнакомому Денису – то есть ведут себя именно так, как должны вести нормальные мальчишки и девчонки. Он охотно уселся в общий ряд, взял на себя заботу о «шашлыках по правому флангу», как выразилась девчонка с роскошным золотистым хвостом до лопаток, и стал просто прислушиваться и приглядываться.
Довольно быстро выяснилось, что вокруг – и ребята из сеттльмента, дети имперских специалистов, и местные пионеры, и просто «сочувствующие», а эти, в серо-золотом, из кадетского корпуса Верного. Разговор вращался вокруг самых разных тем и, на взгляд Дениса, выглядел как ничего не значащая для него смесь обрывков, смеха и непонятных реплик. Но потом возникла в руках одной девчонки гитара – и все сразу утихли, а ее голос, задумчивый и спокойный, поднялся над огнем, как тонкая струна:
– А ну дай, – Славка протянул руку, когда девчонка допела, и все молчали, как это часто бывает после хорошей песни. – Дай-дай.
– Держи, оп! – Она перебросила дворянину инструмент, и Денису показалось, что Славка начал играть, еще когда гитара находилась в полете. И это была совсем другая песня, а голос у Славки оказался сильным и хорошо поставленным – в лицеях учили петь по специальной методике, развивая даже бесталанных, казалось бы, в этом отношении, так как считалось, что без умения петь дворянин неполноценен.
Кругом оживленно зашевелились, у всех заблестели глаза. Многие – неосознанными жестами – положили руки на плечи соседям. Денис не знал этой песни и подумал, что она, наверное, местная. Да и неудивительно – в Империи просто не могли петь о таком.