– А потом у них кончится вода! – перебил меня северянин. – Однако если ты думаешь, что после этого они решат, что мы погибли, снимут дозоры и все как один поскачут к Столпу Кейна или в Аркис-Нью-Инглэнд…
– Я так не думаю, – в свою очередь перебил я его. – Дон Риего-и-Ордас далеко не наивен. У него хватит терпения искать вокруг «терки» наши следы и два, и три месяца напролет. Конечно, мы тоже можем тянуть до последнего – запасов воды и провизии у нас примерно на полгода. Но ведь «терка» – не хамада. Она – это абсолютно голое и безжизненное пространство. Вряд ли мы высидим слишком долго на солнцепеке, дыша раскаленным воздухом и глядя на окружающую нас ослепительную белизну. Вот почему нам придется выгадать момент и убраться оттуда через три или четыре дня.
– То есть когда часть Кавалькады отбудет за водой, – понимающе кивнул Сандаварг.
– Именно, – подтвердил я. – В этом случае оставшиеся кабальеро станут патрулировать лишь те сектора периметра, на которых наше появление наиболее вероятно. И вряд ли они будут думать, что мы сунемся в каньон Дельгадо – ведь мы не идиоты, чтобы загонять себя в тупик, верно? Но если вдруг дону Балтазару тоже стало известно, что сегодня Дельгадо проходим для бронекатов…
– Насчет этого не переживай, – заверил меня Убби. – Люди, которые открыли этот путь, не выболтали бы о нем даже под пытками. И если ты сумеешь переправить свою развалюху через коралловую «терку», у нас в распоряжении будет не просто дорога, а своя собственная дорога! Это я тебе, шкипер, обещаю совершенно точно, загрызи меня пес!..
Чем хороша коралловая «терка», так это тем, что ее очень легко описать человеку, ни разу в жизни ее не видевшему.
Представьте себе, что вы стоите на раскинувшемся до горизонта пространстве, похожем на остекленевшую, густую и блестящую на солнце пену. Самые крупные пузырьки, из которых состоит эта пена, величиной со зрелую тыкву. Из-за того, что их верхний слой веками выгорает на солнце, они постоянно крошатся и лопаются, отчего поверхность «терки» и впрямь выглядит шершавой. Вот, в общем-то, и все, что можно сказать об этой уникальной, но скудной на детали и краски пустыне.
Само собой, что ходить по ней пешком или ездить на лошадях невозможно в принципе. Хрупкая как кварц и пористая структура этого окаменелого образования не является препятствием только для широких колес бронеката. И то – лишь гипотетически. До нынешнего дня среди перевозчиков не находилось идиотов, готовых рисковать своей техникой ради прокладки дороги по сомнительной местности. Было гораздо практичнее объехать ее стороной, тем более что это, как правило, не отнимало много времени.
Отец рассказывал, что подобные скопления кораллов появились в Атлантике после Всемирного Затмения, когда Столпы Вседержителей начали делать свое гиблое дело. Именно тогда в катастрофически мелеющем океане вокруг вырастающего из волн Срединного хребта возникло множество мелких разрозненных водоемов. Большинство скопившихся в них морских обитателей вымерло, а те, что остались, видоизменились почти до неузнаваемости. К таким мутантам относился и один из видов кораллов, который в новой среде вдруг разросся настолько, что стал заполнять собой целиком впадины, где он сохранился. А с окончательным их высыханием окаменел и превратился в ту «терку», какой мы ее сегодня знаем.
Словами не описать, что мы испытали, когда «Гольфстрим» съехал с камней на хрустящий коралловый слой. Я даже не знал, как глубоко утонут в нем колеса, и уповал лишь на свое чутье и кое-какие знания, полученные при прошлых моих знакомствах с подобными «терками». Раньше, проезжая мимо них, я не упускал возможности опробовать их на крепость ломом и кувалдой – исключительно в целях любопытства. И вот теперь пришла пора перейти от досужих исследований к практическим экспериментам. Которые, без преувеличения сказать, имели шанс войти в историю, а я – стать первооткрывателем новых маршрутов!
Или, что более вероятно, – очередным сгинувшим без вести перевозчиком, наподобие Пьяницы Ханя, о многих из которых ныне не осталось даже воспоминаний…
Дон Риего-и-Ордас наверняка тоже сверялся с картой. И потому по мере нашего приближения к «терке» начал выказывать беспокойство. Последовала еще одна попытка штурма, на сей раз, правда, обошедшаяся без жертв. Малабонита не зевала и при помощи «Плаксы» согнала гвардейцев с прицепа, едва они вновь взобрались на него.
Команданте явно не желал, чтобы мы – самоубийцы – похоронили вместе с собой нужный ему груз Макферсона. Но, увы, дон Балтазар ничего не мог с нами поделать и был вынужден отпустить нас в коралловую пустыню, приказав Кавалькаде остановиться на самом ее краю. А мы двинулись дальше, навстречу неизвестности и, вполне вероятно, ужасной погибели…
Однако Смерть проявила к нам снисхождение и не настигла нас сразу, как только мы въехали на зыбкую безжизненную поверхность. Я знал о том, как трещат антарктические ледники, лишь понаслышке, поэтому не мог сказать, походил хруст ломающихся под колесами кораллов на треск льда или нет. Но страху он на нас нагнал будь здоров.
Поначалу мне почудилось, будто эти звуки издает не «терка», а разваливающийся на части буксир. Вдобавок при этом он сильно просел, словно у него отлетели одновременно все колеса. Трудно сказать, от чего на самом деле подогнулись мои колени: от этого нырка или от леденящего ужаса, что охватил меня подобно порыву северного ветра.
К счастью, колеса «Гольфстрима» остались на месте, а сам он прекратил тонуть и, круша хрупкие окаменелости, ринулся вперед, через пустыню. Скорость его тут же упала больше чем наполовину. Но я ожидал этого и сразу приказал Гуго переключить коробку скоростей на малую передачу.
– Просвет! – выкрикнул я команду, которую прежде отдавал Долорес, когда мы выезжали на песчаные участки хамады. Малабонита высунулась по пояс из бортового люка, глянула вниз и, выяснив, что требовалось, доложила:
– Просвет минус два метра! Стабильный!
Бронекат утоп ниже уровня, на какой я рассчитывал, но это терпимо. Проломив верхний, иссохший под солнцем слой «терки», колеса уперлись в более крепкий, слежавшийся пласт. А подминаемые ими под себя обломки сыграли роль амортизационной подушки, удерживающей «Гольфстрим» на ломкой пористой поверхности.
Если дальше ничего не изменится, при скорости десять-двенадцать километров в час мы преодолеем пустыню уже завтра к вечеру. Так, по крайней мере, должен думать дон Риего-и-Ордас, провожая нас взглядом с высокого утеса, нависающего над «теркой». Команданте заехал туда верхом и теперь торчал на скале, будто памятник из Брошенного мира, что в хорошую погоду бывают видны на краях многих плато. Остальные всадники выстроились вдоль границы непроходимой для них территории и тоже глядели нам вслед, не выказывая ни раздражения, ни злобы. Хотя каждого гвардейца наверняка распирало желание поквитаться с нами за павших этим утром compaceros.
– Кажется, получилось, загрызи нас пес, – неуверенно пробормотал Сандаварг, озираясь по сторонам.
– Рано еще судить об этом, – поморщился я. – Однако начало положено и мало-мальски обнадеживает. А теперь давайте побережем глаза и наденем солнцезащитные очки. Если эта сверкающая белизна не разверзнется под нами, то зрение испортит однозначно…
Удивительно, но к вечеру мы были все еще живы и продолжали двигаться на север. Теперь со всех сторон от нас простиралась блистающая под солнцем и испещренная дырами, бескрайняя пустыня. Скалы, у которых мы расстались с Кавалькадой, давно скрылись за горизонтом. Лишь на западе его линия нарушала унылое однообразие. Там вздымался в небеса могучий Срединный хребет – промежуточная цель нашего проклятого путешествия. Мы отчетливо видели ее, но почти не верили, что нам повезет преодолеть эту преграду и достичь западной Атлантики, не говоря уже о крепости Гексатурм.
Не сказать, что «терка» была щедра на сюрпризы, но без неприятностей не обошлось. Больше всего мы боялись гигантских пустот, какие могли скрываться под внешним слоем коралловых окаменелостей. Такие опасные «пузыри» нам на пути пока не попадались, хотя на более мелкие мы периодически натыкались. Частенько «Гольфстрим» то клевал носом, то резко кренился на борт, то с грохотом оседал на корму, проваливаясь колесами глубже обычного. Сколько я ни таращился вперед, так и не научился предугадывать по изменению рельефа, когда ожидать следующую рытвину. Поэтому приказал команде, в которую волей-неволей пришлось теперь включить и Убби, быть постоянно начеку и закрепиться на палубе.
Пустыня позволяла вести бронекат по прямой, однако трижды я отклонялся от курса, объезжая подозрительные места. Они представляли собой неглубокие, но хорошо заметные, крупные вмятины на ровной поверхности пустыни. В них не было заметно трещин, которые могли бы косвенно указать на сокрытый под ними провал. И все-таки я поостерегся пересекать эти впадины и обогнул их по краю от греха подальше.
Никаких каменных островков, где можно было бы устроиться на ночлег, нам так и не встретилось. Пришлось остановить буксир прямо на «терке», которая вновь продемонстрировала нам свой коварный нрав, когда мы улеглись спать. Около полуночи «Гольфстрим» сотрясся от внезапного толчка. Не слишком сильного, но вмиг заставившего нас проснуться и броситься к борту, дабы выяснить, что стряслось.
Днем у нас не было возможности расслышать из-за шума, так сказать, голос этой пустыни. Однако за ужином я обратил внимание на доносящееся со всех сторон зловещее потрескивание. Если бы оно раздавалось только из-под бронеката, я бы сразу встревожился. Но поскольку эти звуки шли отовсюду, мы решили, что их издает нагретая за день солнцем и теперь остывающая «терка». Скорее всего, так на самом деле и было. И тем не менее наш незапланированный ночной подъем дал понять, что здесь нельзя расслабляться даже на минуту.
Тревога разразилась из-за трейлера, чьи оба левых колеса внезапно провалились в коралловую «пену» вплоть до самых осей. Провалились, хотя последние четыре часа мы стояли на месте и не двигались! Это означало, что к утру не только прицеп, но и буксир могли улечься на брюхо. Или, говоря языком перевозчиков, заполучить дорожный просвет с критической отметкой «минус четыре». Чтобы вытащить бронекат из этой западни, его придется снова ставить на колеса – только так и не иначе. Что с учетом здешней зыбкой почвы попросту нереально: он станет утопать гораздо быстрее, чем мы будем успевать его откапывать.
Бранясь как последний базарный грузчик, я разогнал команду по местам и, пока трейлер окончательно не увяз, перегнал «Гольфстрим» на пару сотен метров севернее. А затем взялся делать так каждый час, ибо накрепко усвоил истину: торча подолгу на одном месте, буксир неминуемо продавливает под собой «терку». Дабы это предотвратить, он должен постоянно передвигаться. Так что вряд ли у нас получится здесь как следует выспаться.
Утро преподнесло нам очередное открытие. Да такое, какое я совершенно не ожидал тут совершить.
Согласно моей стратегии, к обеду мы должны были пройти примерно три четвери пути. Потом – остановка и выжидание, пока, предположительно, у ищущей нас Кавалькады не иссякнет вода. А по прошествии трех суток нам предстояло взять курс на северо-восток, к каньону Дельгадо, где, по словам Сандаварга, шанс столкнуться с кабальеро будет почти нулевым. История с трейлером дала понять: на праздное времяпрепровождение в ближайшие дни уповать не стоит. Других отклонений от плана вроде бы не намечалось, и с рассветом мы, зевая после беспокойной ночи, отправились дальше.
А спустя час нашим глазам предстала странная и одновременно пугающая картина. Метрах в двухстах левее нашего курса громоздился невысокий, с человеческий рост, курган из коралловых обломков. Откуда он мог взяться, было решительно непонятно. Однако вскарабкавшаяся на мачту Долорес быстро внесла ясность: оказывается, мы видим вовсе не курган, а подковообразную насыпь, набросанную вокруг пробитого в «терке» отверстия диаметром около полудюжины метров.
– Метеорит? – спросил я у Малабониты, пристально вглядывающейся с мачты в обнаруженную нами диковину. – Или обломок корабля Вседержителей?
– Вряд ли, Mio Sol, – откликнулась Моя Радость. – Я не вижу воронку. Похоже, дыру пробили не снаружи, а изнутри. А потом тот, кто это сделал, выбрался на поверхность и уполз. Вал потому и похож на подкову, так как разрыв в ней – это начало идущего на запад следа.
– Что за след? – оживился Убби, собравшийся было заняться сменой пластыря на своей заштопанной заднице. Хромоногого северянина, как и меня, тоже не тянуло сходить с «Гольфстрима» и ковылять по «терке» к аномалии, чтобы изучить ее поближе. Какой бы зверь или катаклизм ни пробил ту дыру, нам в любом случае лучше держаться от нее подальше.
– Это явно не змей-колосс, – уверенно помотала головой впередсмотрящая. – И не змеежор. Странные отпечатки, ни на чьи не похожие. Разве только немного напоминают следы Физза, если бы он был величиной с бронекат и имел на хвосте метровые шипы.
– Все ясно. Я так и думал, загрызи меня пес, – пробормотал удовлетворенный ответом Сандаварг и как ни чем не бывало приступил к обработке раны, опустившись для пущего удобства на колени.
– Что именно тебе ясно? – не выдержал я. – Раз знаешь, что за дрянь живет в этой пустыне, так поделись с нами своим секретом!
– Вижу, тебе еще не доводилось сталкиваться с вактами – псами Вседержителей, которые стерегут северный Полярный Столп и, вероятно, южный тоже, – заметил Убби, не отвлекаясь от своего деликатного и щепетильного дела. – У северян есть поверье, что тот, кто сумеет убить вакта и испить его крови, станет неуязвимым в бою и абсолютно невосприимчивым к холоду. Эйнар, Бьорн и Родериг Сандаварги верили в эту легенду. Я – тоже.
– Я слышал про псов Вседержителей, – сказал я. – И о том, что многие ваши храбрецы безуспешно пытаются совершить паломничество к Полярному Столпу, чтобы сразиться с его стражами. Отец рассказывал мне подобные сказки на ночь, вперемешку с историями о древних рыцарях и драконах. Не спорю, возможно, все это и правда. Однако не припоминаю, чтобы в тех легендах говорилось о вактах, забредающих южнее каньона Чарли Гиббса и роющих норы не во льду, а в коралловых «терках».
– Псы Вседержителей могут не только стеречь Полярные Столпы, – просветил меня крепыш-коротыш. – Эти твари, что сошли на землю из самого небесного ада, шпионят на своих хозяев и рыщут по всей планете везде, где для них есть еда. На наше счастье, они не жрут мясо и другую земную пищу, а иначе всем нам давно пришел бы конец. У них вообще нет пищеварительной системы – лишь одно гигантское легкое. Все, что нужно вактам для жизни, – жидкий иногаз, которым они заполняют это легкое и который постепенно всасывается им в кровь вместе с обычным земным воздухом. Тот самый иногаз, что скапливается в кратерах древних вулканов и на дне некоторых разломов. И который якобы не дает раскаленной лаве вырваться наружу и покрыть планету сплошной тучей метафламма. У нас этот газ называют Слезами Фрейи.
– А у нас – Плевком Вседержителя, – добавил я, после чего высказал догадку: – Значит, по-твоему, на дне этой впадины, под «теркой», есть иногазовое скопление, которое и приманивает к себе шастающих в округе псов, так?
– Судя по всему, да, – не стал отрицать Убби. – И я хорошенько запомню это место на случай, если доживу до того дня, когда у меня возникнет непреодолимое желание поохотиться на вактов.
– А у них случайно не может возникнуть желания поохотиться на нас? – полюбопытствовала спустившаяся с мачты Долорес.
– Скорее всего, нет. Если, конечно, ты не пальнешь в него с перепугу из баллестирады, – ответил северянин. – Вакты избегают людей и прячутся от них в расщелинах или пещерах. Больше всего о повадках псов Вседержителей известно вингорцам. Они часто летают над кратерами и наблюдают с высоты за вактами. Так что если у вас есть друзья среди крылатого народа, они расскажут вам о псах намного больше, чем я.
Я посмотрел на Физза. Он, прикрыв веки, как обычно грелся на солнцепеке и не выказывал беспокойства, которое сигнализировало бы о близкой опасности. Что ж, может, Убби и прав: местным вактам действительно нет до нас никакого интереса. Хорошо, если так, потому что на «терке» и без них хватает поводов для волнения…
Часть вторая
Когти и крылья
Глава 8
Следующие двое суток стали для нас сродни самоистязанию. Днем воздух раскалялся столь нещадно, что, казалось, вся выпитая мной вода успевала впитаться и испариться через кожу, не достигнув желудка. Смотреть на ослепительно-белую поверхность пустыни было больно даже сквозь темные очки, отчего возникало ощущение, будто мы перенеслись с Земли прямиком на Солнце. Я и Гуго растянули над палубой тент, под которым мы и спасались от жары, отвлекаясь лишь на короткие переезды с места на место. Все свободное время я старался дремать, дабы ночью было не так мучительно вставать каждый час к штурвалу. Однако неутолимая жажда и постоянный треск окаменелых кораллов мешали мне как следует расслабиться и забыться сном.
После заката жара спадала и на озаренную луной «терку» можно было смотреть без рези в глазах. Но с приходом темноты треск усиливался, а вместе с ним возрастала и тревога. Она принесла с собой бессонницу, которая, будучи помноженной на усталость, превратила меня в натуральную сомнамбулу.
Я выливал себе на голову кружку воды, чтобы взбодриться перед тем, как проехать очередную двухсотметровку, после чего ложился и старался заснуть. Сон упорно не приходил, но бодрствованием это назвать тоже было нельзя. Я лежал с закрытыми глазами, но когда открывал их, мог вдруг обнаружить себя не на матраце, а стоящим у борта или сидящим на ступеньках мостика. Причем я мог поклясться, что не засыпал ни на миг! Мысль о том, что я расхаживаю по бронекату как лунатик, пугала и слегка отрезвляла меня, но через час все повторялось опять. Чертовщина, одним словом!