К тому времени, как Дана добралась до его дома, она уже кипела.
Она громко хлопнула дверью и прошествовала в комнату, где оба, хозяин и его пес, валялись как мертвые.
— Мне нужно поговорить с тобой, Казанова.
— Не вопи. — Флинн даже не сделал попытки изменить положение на софе. На полу возле него заскулил Мо. — Мо нужен был укол. Мы оба были травмированы. Уйди. Возвращайся завтра.
— Нет, мы поговорим прямо сейчас, или я найду что-нибудь острое и воткну в твой зад. Что еще за идея трахнуть Мэлори, когда ты прекрасно знаешь, что ей сейчас не до этого?
— Я не знаю. Может, это как-то связанно с тем, что я споткнулся и рухнул возле ее обнаженного тела? И я ее не трахал. Я возражаю против термина «трахнуть», и это исключая тот факт, что это не твое чертово дело.
— Это мое дело, так как она только что стала моим деловым партнером. А перед этим мы стали партнерами и в деле другого рода, и это мое дело, потому что она мне очень нравится, и она влюблена в тебя. Это говорит об удивительном отсутствии вкуса, но, тем не менее, это так.
Чувство вины змейкой зашевелилось в его животе.
— Я не виноват, если она думает, что влюблена в меня.
— Я не сказала «думает». Она не идиотка, за исключением паршивого вкуса, когда дело касается мужчин. Она знает себя, свой разум и сердце. И если ты не принял в расчет ее чувства, прежде чем расстегнуть ширинку…
— Ради Бога, пощади. — Он сел, уронив голову на руки. — Она не захотела меня слушать. И это она расстегивала.
— А ты был просто невинным свидетелем.
— Да не пили ты меня по этому поводу. Я черт знает сколько времени провел за самобичеванием, но дело сделано. И я понятия не имею, что делать дальше.
Она села на стол и наклонилась к нему.
— А что ты хочешь делать?
— Не знаю. Она послала мне цветы.
— Прости?
— Она послала мне дюжину красных роз этим утром. С карточкой: «Думай обо мне». Как, черт возьми, я могу не думать о ней?
— Розы? — идея позабавила ее. — Где они?
Он смущенно поежился.
— Ммм. Я поставил их в спальне. Глупо. Эта перемена ролей, это просто неправильно. Это неестественно. Это просто противоречит всем бесчисленным законам мироздания. Мне необходимо, чтобы все стало как прежде. Не знаю как. Просто стало как прежде. Перестань ухмыляться.
— Ты попался.
— Я не попался. И это еще один термин, против которого я возражаю. Кое-кто со степенью по библиотечному делу мог бы подобрать более подходящее слово.
— Она просто создана для тебя. — Она поцеловала его в щеку. — Мои поздравления. Я больше не сержусь на тебя.
— Меня не волнует, на кого ты сердишься. И не важно, кто там для меня создан. Я не создан ни для кого. Я разгильдяй. Я невнимательный и эгоистичный. И мне нравится моя свободная жизнь без обязательств.
— Ты разгильдяй, не вопрос. Но ты не невнимательный и не эгоистичный. Это эта невнимательная и эгоистичная сука Лили вбила тебе в голову. И если ты купился на это, ты просто дурак.
— И что, ты бы пожелала тупого разгильдяя своей новой подружке?
— Может быть. Я люблю тебя, Флинн.
— И я тебя, сестренка. — Он схватил ее за нос. — Но я еще припомню тебе все это, попозже.
— Нет. Скажи: «Я люблю тебя».
— Да ладно тебе.
— Всего три слова, Флинн. Выдави их.
— Я люблю тебя. А теперь уходи.
— Я не закончила.
Он со стоном упал обратно на диван.
— Мы тут вздремнуть пытаемся, для нашего психического здоровья.
— Она никогда не любила тебя, Флинн. Ей нравилось то, кем ты был в Долине. Ей нравилось, когда ее видели с тобой, и ей нравилось пудрить тебе мозги. Может, ты и дурак, но в некоторых областях ты проявляешь не слабую смекалку. Она использовала тебя.
— И от этого мне должно полегчать? Знать, что я попросту позволил себя использовать?
— Это должно помочь тебе перестать винить себя за то, что произошло с Лили.
— Я не виню себя. Я ненавижу женщин. — Он обнажил зубы в злобной улыбке. — Я всего лишь хочу трахать их. Теперь ты уйдешь?
— У тебя дюжина красных роз в спальне.
— О, черт.
— Попался, — повторила она и ткнула пальцем ему в живот.
Он принял сестринский тычок как мужчина.
— Позволь спросить кое-что. Кому-нибудь вообще нравилась Лили?
— Нет.
Он со свистом выдохнул, устремив взгляд в потолок.
— Просто проверял.
Стук в дверь заставил его выругаться, а ее подскочить.
— Я открою. — Объявила она. — Может, это еще цветы.
Ухмыляясь, она открыла дверь. Уже в следующий момент она выругалась, причем так грязно и замысловато, как Флинну и не снилось.
— Привет, Стретч.[15] Как не стыдно.
Джордан Хоук, красивый как дьявол, а по мнению Даны, как дьявол в квадрате, подмигнул ей и неторопливым шагом вернулся в ее жизнь.
На одно короткое, безрассудное мгновение она задумалась, не подставить ли ему подножку. Вместо этого она схватила его за руку, вообразив что скручивает ее, как в мультяшной драке.
— Эй. Никто не приглашал тебя войти.
— Ты сейчас живешь здесь? — Он переместил свое тело медленным, непринужденным движением. Он всегда был в движении. Ростом в шесть футов и три дюйма, он на целых пять дюймов возвышался над ней. Когда-то она находила это возбуждающим, теперь это просто раздражало.
Он не стал толстым или некрасивым, не пал жертвой мужского облысения. Нет, он по-прежнему оставался долговязым и эффектным, и эта копна черных волос так и осталась сексуально растрепанной вокруг загорелого, худощавого лица, выгодно оттеняя пронзительные голубые глаза. Его губы были красиво очерчены и, у нее была возможность узнать это, очень изобретательны.
И сейчас они кривились в ленивой, насмешливой улыбке, от которой в ней просыпалось желание разбить их в кровь.
— Хорошо выглядишь, Дана. — Он провел руками по ее волосам, заставив ее отпрянуть прежде, чем она смогла себя сдержать.
— Руки прочь. И нет, я не живу здесь. Чего ты хочешь?
— Свидания с Джулией Робертс, возможности поболтать с Брюсом Спрингстоном и по-настоящему холодного пива. А как насчет тебя?
— Прочитать о подробностях твоей медленной, мучительной смерти. Что ты здесь делаешь?
— Надоедаю тебе, по-видимому. Но это всего лишь дополнительное преимущество. Флинн дома?
Не дожидаясь ответа, он отошел от нее и заглянул в комнату. Мо нехотя проснулся и издал вялое ворчание.
— Давай, Мо, — подбодрила его Дана. — Так его.
С очевидной беззаботностью по поводу опасности быть атакованным громадной собачьей тушей, Джордан присел на корточки.
— Так это и есть знаменитый Мо.
Эмоциональная травма от посещения ветеринара была забыта, Мо неуклюже подскочил с места, бросился на нового гостя и, водрузив обе передние лапы на плечи Джордана, одарил его щедрым приветственным поцелуем.
Дане оставалось только скрипеть зубами, слушая смех Джордана и счастливый лай Мо.
— А ты большой парень, да? Только посмотрите на эту морду. — Он помял шкуру Мо, почесал его уши, мельком бросив взгляд в сторону Флинна. — Как дела?
— Нормально. Не знал, что ты приедешь так скоро.
— Появилось немного времени. Есть пиво?
— Конечно.
— Мне очень жаль прерывать столь эмоциональное воссоединение. — Голос Даны ледяным копьем целился в затылок Джордана. — Но какого черта он здесь делает?
— Решил провести немного времени со своими друзьями в родном городе. — Джордан поднялся на ноги. — Ничего, если я поживу тут?
— Без проблем. — Флинн наконец оторвался от дивана. — Черт, как же здорово тебя снова видеть.
— Все также. Большой дом. Огромная собака. Ужасный диван.
Со смехом, Флинн обнял своего лучшего друга.
— Я правда рад тебя видеть.
В какой-то момент, всего на мгновение, при виде крепкого объятия двух взрослых мужчин, сердце Даны смягчилось. Что бы она ни говорила о Джордане Хоуке — а ей было, что сказать — он всегда был и оставался другом Флинна. Даже больше чем другом — братом, подумала она.
Затем эти голубые глаза встретились с ней взглядом, и ее сердце вновь обрело каменную твердость.
— Как насчет пива, Стретч? Мы можем сыграть в кэч-ап,[16] и ты сможешь рассказать мне, как ты докатилась до поиска воображаемых ключей.
Она послала брату обвиняющий взгляд и вздернула подбородок.
— В отличие от вас двоих, мне действительно есть что делать.
— Не хочешь увидеть картину?
Это почти остановило ее, но уступка собственному любопытству испортила бы ее уход. Так что она продолжила свой путь и, не оглядываясь, вышла за дверь.
У нее было, чем заняться, это точно. И первое — вылепить из парафина куклу Джордана и проткнуть булавками особо чувствительные места.
— Тебе обязательно доставать ее? — спросил Флинн.
У нее было, чем заняться, это точно. И первое — вылепить из парафина куклу Джордана и проткнуть булавками особо чувствительные места.
— Тебе обязательно доставать ее? — спросил Флинн.
— Ее достает уже одно мое дыхание. — И эта мысль, словно язва, разъедала его изнутри. — Как получилось, что она не живет здесь? Дом достаточно большой.
— Она не хочет. — Пожав плечами, Флинн пошел на кухню. — Хочет своего собственного пространства и бла-бла-бла. Ты знаешь Дану. Если ей что втемяшилось в голову, ее и катком не сдвинешь.
— И это ты мне рассказываешь.
Так как Мо пританцовывал вокруг, Флинн выкопал собачье печенье и бросил ему, прежде чем достать пиво.
— Ты привез картину?
— Ага. Только я не очень понимаю, чем она тебе поможет.
— Я тоже. Надеюсь, она скажет что-нибудь Мэлори.
— И когда я получу возможность познакомиться с этой Мэлори? — Джордан оперся на стойку.
— Не знаю. Скоро.
— Думаю, это дело имеет свои крайние сроки, — предположил Джордан.
— Да, да. У нас еще есть пара недель.
— Проблемы?
— Нет. Может быть. Все так запуталось. Слишком серьезно, слишком быстро. Не могу думать.
— Какая она?
— Умная, забавная, сексуальная.
— Ты упомянул сексуальность в последнюю очередь. — Джордан сделал неопределенный жест своим пивом. — Это серьезно. Что еще?
— Целенаправленная, я бы сказал. — Флинн начал вышагивать по кухне. — Порядочная по своей натуре. Честная. Рассудительная. Поэтому то, что она ввязалась в эту историю с ключами, заставляет задуматься, не является ли это все правдой. У нее голубые глаза. Большие голубые глаза, — Флинн вздохнул.
— Опять же, физические параметры упали в конец списка. Ты влюбился.
Смущенный, Флинн опустил свое пиво.
— Есть разные степени влюбленности.
— Верно, но если она заставила тебя беспокоиться об этом, значит, ты уже увяз по колено и продолжаешь тонуть. Почему бы тебе не позвонить ей? Она могла бы прийти взглянуть на картину, а я — на нее.
— Давай оставим это до завтра.
— Та-ак, она тебя уже пугает. Похоже, не по колено, а по грудь.
— Заткнись. Я просто подумал, что было бы неплохо, чтобы Брэд принес свою картину, и мы втроем хорошенько на них посмотрели. Посмотрим, что мы сможем понять, без женского вмешательства.
— Согласен. У тебя тут какая-нибудь еда есть?
— Вряд ли. Но можно что-нибудь заказать по телефону. Что предпочитаешь?
— Удиви меня. Пойду, занесу вещи.
Ничего не изменилось, все было так же, как во времена их юности, если не принимать во внимание, что комната, где они сейчас развалились в самых небрежных позах, принадлежала одному из них, а не их родителям.
Так как выбор оставили Флинну, они ели итальянскую еду, но алкоголь улучшился с паршивого пива до бутылки виски «Джонни Уокер Блю», которое принес Брэд.
Картины стояли у стены, в то время как они трое сидели на полу. Мо занял диван.
— Я не настолько разбираюсь в искусстве, — начал Флинн.
— Но ты знаешь, что тебе нравится, — закончил за него Брэд.
— Не собираюсь опускаться до клише.
— На самом деле, это справедливое утверждение, — согласился Джордан. — Искусство, по своей исконной природе, субъективно. «Чашка супа» Вархола, «Нежный взгляд» Дали, «Мона Лиза» Да Винчи. Все это на любителя.
— Невозможно сравнивать «Водяные лилии» Дали с «Леди в голубом» Пикассо, как невозможно сравнивать Дэшела Хаммета со Стейнбеком. Стиль, замысел, восприятие.
Флинн закатил глаза и посмотрел на Брэда.
— Что я хотел сказать, прежде чем вы двое устроили тут маленькую интеллектуальную интерлюдию, так это то, что по моему мнению, один и тот же человек написал обе эти картины. Или, если это все же были два человека, то один из них подражал стилю другого.
— О. — Брэд поболтал жидкостью в своем стакане и ухмыльнулся. — Ну что ж, я, пожалуй, соглашусь с этим. И что нам это говорит?
— Это скажет нам больше, если мы протестируем картину Джордана. Мы уже знаем, что два других полотна написаны с более чем пятисотлетней разницей по времени. Теперь нужно узнать, к какому времени отнести картину Джордана.
— Пятнадцатый век.
Флинн обернулся и уставился на Джордана.
— Ты уже датировал ее?
— Пару лет спустя, после того как купил. Мне нужно было избавиться от лишнего барахла. Оказалось, она стоила в несколько раз больше, чем я заплатил за нее. Приятно, конечно, но в то же время, если задуматься, это странно, так как в Галерее цены скорее завышенные, но никак не заниженные.
— Почему ты вообще купил ее? — удивился Брэд.
— Не знаю, как много раз я сам задавался этим вопросом. Я даже не знаю, почему я пошел туда в тот день. Обычно я стороной прохожу подобные места. А потом я увидел картину, и она буквально захватила меня. Этот момент между невинностью и силой, всего в одном дыхании до исполнения судьбы. Он вытащит меч, вы знаете. И в это мгновение мир изменится. Родится Камелот, и судьба Артура будет определена. Он объединит людей, будет предан женщиной и другом, и породит своего будущего убийцу. В этот момент он всего лишь мальчик. В следующий — он станет королем.
— Есть мнение, что он был рожден королем.
Джордан помотал головой на замечание Брэда.
— Нет, пока не взялся за рукоять меча. Он мог просто пройти мимо. Интересно, что бы он выбрал, если бы знал последствия. Слава и величие, конечно, и кусочек мира, но потом ложь, предательство, война. И ранняя смерть
— Да, заманчивая перспектива. — Флинн налил еще виски, потом остановился и посмотрел на картину. — Минуточку. Может в этом что-то есть. Стал бы бог-король жениться на смертной женщине, если бы знал, к чему это приведет? Выбор, именно он решает дальнейшее направление.
— Пусть так, — согласился Брэд. — Но что это нам дает?
— Это дает нам схему. Если предположить, что картины — это подсказка о местонахождении ключа, тогда мы должны следовать этой схеме. Может быть, первый ключ находится в месте принятия некоего решения, изменившего дальнейшую жизнь.
— Флинн, ты правда веришь, что эти ключи существуют?
— Они существуют. И если бы вы, парни, были бы здесь с самого начала этой истории, сейчас вы бы в этом не сомневались. Это невозможно объяснить, Джордан, как невозможно объяснить и то, почему именно этот мальчик оказался единственным, кто смог вытащить Эскалибур из камня.
— А как насчет тебя? — спросил Джордан Брэда.
— Я стараюсь держать разум открытым. Ко всему прочему следует добавить и все эти совпадения, или то, что может показаться простым совпадением. Мы с тобой приобрели две картины. Мы оба вернулись в Долину, а значит и они тоже. Флинн вовлечен во все это, будучи лично связан с двумя женщинами, приглашенными в Варриорс Пик. Джордана и Дану можно считать еще одним пунктом в перечне совпадений. И я купил картину, потому что был захвачен этим лицом — лицом Зои. Оно просто пнуло меня под зад. Только давайте оставим эту маленькую пикантную подробность между нами.
— Тебя интересует Зоя?
— Да, что просто отлично, учитывая, что она воспылала мгновенной неприязнью ко мне. Которой я абсолютно не заслужил, — добавил он с жаром. — Женщины не вспыхивают ко мне неприязнью с первого взгляда.
— Нет, обычно на это требуется немного времени, — ухмыльнулся Джордан.
— Напротив, я само очарование. Обычно.
— Ага, я помню, каким очаровашкой ты был с Маршей Кент.
— Мне было семнадцать, — оправдался Брэд. — Да пошел ты.
— У тебя все еще остался отпечаток ее ступни на заднице? — поинтересовался Джордан.
— А как насчет отпечатка Даны на твоих яйцах?
— Уел. Вопрос. На этих картинах другие две сестры также похожи на реальных женщин, как первая на Дану?
— Да, — подтвердил Флинн. — Одно и то же лицо.
— Брэд, а возраст картин не вызывает сомнений?
— Никаких.
Джордан сел, цедя свое пиво и молча изучая лицо Даны. Такое спокойное, тусклое, пустое.
— Окей, забудем о логике. Шестеро нас и три ключа. И сколько, около двух недель осталось, чтобы найти первый из них? — Он вновь потянулся за бутылкой. — Хорошая будет работенка.
В этой истории с ключами, подумал Флинн, хорошо уже то, что это заставило его друзей вернуться. Даже когда он ближе к утру дополз до кровати, было приятно осознавать, что точно также доползает до своего тюфяка Джордан в комнате для гостей. А Брэд дрыхнет в полном отрубе на диване внизу, под охраной Мо.
Ему всегда казалось, что нет ничего такого, чего бы они не смогли сделать вместе. Будь то борьба с воображаемыми иноземными захватчиками, постижение сложнейшей науки расстегивания девчоночьего лифчика одной рукой, или поездка через всю страну на подержанном бьюике.
Когда умерла мать Джордана, они оба, он и Брэд, были рядом, бодрствуя той бесконечной ночью в госпитале.