З а б е л и н. Опять не то. Они знают Забелина, ты - отца.
М а ш а. Ты сам вспомни, на какой почве мы чуть до полного разрыва с тобой не дошли?
З а б е л и н. Опять-таки ты моего вопроса не понимаешь. Поставь рядом со мной матроса и подумай: уживусь ли я с ним? Я серьезно спрашиваю. Мне сейчас не до шуток. Матрос и я в одном колесе возможны? А? Такую комбинацию ты можешь себе представить?
М а ш а (вдруг). Могу. У меня слов нет. Я не знаю, что отдала бы, чтобы ты мне поверил.
З а б е л и н. Машка, а Россию-то... самоварную, попадью паровую... Россию они хотят побоку? Каково!
М а ш а. Так о чем же ты думаешь?.. Что ты осматриваешься? Чего тебе жалко?.. Иди... Торгуй спичками. (Передразнивает.) "Серные, довоенные... безопасные..."
З а б е л и н. Не смей надо мной издеваться!
М а ш а. Скажи, милый мой, о чем ты думаешь?
З а б е л и н. Тс... Скажу.
М а ш а. Слушаю, папа.
З а б е л и н. Я сейчас в Кремле видел гениального человека.
Занавес.
Действие четвертое
Картина первая
Огромный, во всю сцену, старинный зал. В углу у дверей метла и куча мусора, Где-то у стены рыночный стол, черное кресло и простая табуретка. На столе телефон. З а б е л и н ходит по комнате, посвистывает. Переставил табуретку к окну, секунду посидел под окном. Вскочил, взял метлу и снял из угла паутину. Бросил метлу. Опять стал ходить по комнате и посвистывать. Входит М а ш а. Она здесь впервые. Удивленно осматривается.
З а б е л и н. Сторож. Сторож, окаянная душа! Уважаемый гражданин сторож!.. Был, и след простыл. Возьму и позвоню... кому? Хотя бы самому Дзержинскому... в Чека. Прекрасно... И что же я ему скажу? Что сторож меня не признает? Глупо! Или что я изголодался по самым простейшим рабочим расчетам с логарифмической линейкой? Тоже глупо... Нет, такого положения даже я не мог себе представить. (Заметив Машу.) А! Пришла? Восхищайся, аплодируй мне. Меня назначили главой всероссийского учреждения, дали особняк, а сторож удрал, не хочет вымести мусор, оттого что ему никто не платит, и он уходит торговать барахлом.
М а ш а. Откуда такое странное кресло?
З а б е л и н. Сейчас с чердака снял. Сугубо готический стиль. Старая дрянь. В сарае стоит карета с гербом. В этом доме я сам чувствую себя экспонатом. Здесь бегают крысы, толстые и наглые, как спекулянты у Иверской. Они меня презирают.
М а ш а. Ты только не сердись.
З а б е л и н. Я не ангел и не простофиля, принимающий бытие как величайшее одолжение. Иди домой, нового ничего не скажешь.
М а ш а. Хорошо, я уйду, а ты что будешь делать?
З а б е л и н. А что можно делать в этих условиях? Играть "Короля Лира", сцену безумия. Удивительная сцена.
М а ш а. Ты мне очень не нравишься.
З а б е л и н. Зато я тебя обожаю.
М а ш а. Какой ты злой!
З а б е л и н. Какая ты добрая.
М а ш а. Я ведь знаю тебя, в таком состоянии ты способен бросить, уйти, написать ужасное заявление. Трудности надо преодолевать.
З а б е л и н. Какой афоризм! Никогда не слыхал.
М а ш а (вдруг в тоне отца). Мне стыдно за тебя.
З а б е л и н. Как-с?
М а ш а. Горько, стыдно, противно! Ты дал слово...
З а б е л и н. Ну да... я дал слово...
М а ш а. И постой, постой, я тоже знаю, что сказать. Ты же был рад, что дал согласие, ты ожил у нас на глазах, к тебе вернулась твоя энергия.
З а б е л и н. Ты мне толкуешь о том, что было вчера, а я говорю о том, что происходит сегодня...
Маша порывается что-то сказать.
Не смей меня перебивать! Как ты не понимаешь, что я лопаюсь от злости оттого, что не могу немедленно, как мне было предложено Лениным, немедленно в буквальном смысле приступить к работе. Да, я дал слово и готов его сдержать... хочу, понимаешь? Мечтаю выполнить. Но я могу сделать это через людей, то есть в живом общении с живыми существами, а их вокруг меня нет... Ау! Слышишь? Эхо... и больше ничего.
В дверях появляется Р ы б а к о в, в руках держит пишущую машинку.
З а б е л и н. Смотрите, это он! Конечно же, это он!.. Позвольте, вы условились? Что же молчите? Условились? Так и отвечайте. Вы хоть поздоровайтесь, сударь. Чем обязан радости вновь видеть вас?
Р ы б а к о в. Я прислан к вам сюда работать.
З а б е л и н. Вы присланы сюда работать? Пожалуйста, садитесь, вот вам мое кресло, приказывайте.
Р ы б а к о в. Напрасно, честное слово, у вас такая ирония. Меня послали вам помогать.
З а б е л и н. А что за предмет вы принесли? Пишущая машинка?
Р ы б а к о в. По пути в одном месте взял... то есть одолжил...
З а б е л и н. Может быть, отнял?
Р ы б а к о в. Не без этого...
З а б е л и н. Ставьте ее куда-нибудь.
Р ы б а к о в. Сейчас что-нибудь придумаем. Это пока. Вы сами понимаете.
З а б е л и н. Не старая машина... Ремингтон. Позвольте, а кто же будет работать на ней?
Р ы б а к о в. Я одолжил ее вместе с машинисткой. Сейчас придет.
З а б е л и н. Маша, смотри. Вот уже становится похоже на какую-то контору... (Подумав.) Нет, ничего не похоже.
М а ш а. Мне, кажется, пора уходить.
Р ы б а к о в. Тут мусор! (Забелину.) Позвольте мне вынести мусор. Некрасиво.
З а б е л и н. Святая наивность! Кого вы думаете перехитрить?
Р ы б а к о в. Почему - перехитрить? Нельзя же запускать помещение.
З а б е л и н (строго). Молодой человек, почему же при мне вы делаете физиономии, что не видите друг друга, и скрываетесь от меня, как воры?
М а ш а. Неправда. Я тебе говорила. Ты знаешь... Я не скрываюсь. И не думала и вообще ничего не хочу. Прощайте.
Р ы б а к о в. А мне по этому поводу сказать можно?
З а б е л и н. Сколько угодно.
Р ы б а к о в. Нельзя рубить дерево не по себе. Я не обижаюсь, что Мария Антоновна сказала, будто я под видом любви к ней выслеживал вас. Что там было выслеживать?
З а б е л и н. Да... Нуте-с?
Р ы б а к о в. Я не об этом. Между нами большая разница в образовании, воспитании. Так я и решил. Ну, я займусь этой маленькой операцией, а то нехорошо. (Идет к двери.)
М а ш а. Рыбаков...
Рыбаков оборачивается.
Вы правы... Между нами целая пропасть. Вы очень умно рассудили. Незаслуженно обидела вас и прощения просить не хочу. Но вы всегда по отношению ко мне были удивительно благородны. Теперь я вас попрошу в последний раз - уходите отсюда, совсем уходите. Я никогда не должна слышать о вас. (Бросилась прочь.)
З а б е л и н. А он стоит... Бегите вслед, просите прощения...
Р ы б а к о в. То есть я действительно побегу.
З а б е л и н. Какое там, к черту, "то есть"! Ступайте уж...
Р ы б а к о в убегает.
Что поделаешь?.. Жизнь... Остра ты, матушка-жизнь, с перцем, с полынью, а принимать надо. Бедная Машка-то, любит. Кто там?
Входит З а б е л и н а. В руках судки.
Будь здорова.
З а б е л и н а. Я принесла тебе завтрак.
З а б е л и н. Безумно рад. Благодарю.
З а б е л и н а. Садись и ешь! Возьми салфетку и ешь, как прежде на службе.
З а б е л и н. Не хочу.
З а б е л и н а. Мне твои пируэты надоели. Садись и ешь.
З а б е л и н. Лида, ты не шуми... Я сажусь.
З а б е л и н а. Молчи и ешь.
З а б е л и н. Ем.
З а б е л и н а. Лучше жуй.
З а б е л и н. Жую... Ты на улице никого не встретила?
З а б е л и н а. На улице много людей.
З а б е л и н. Конечно...
З а б е л и н а. Антон Иванович, работай, ради бога, и не дерись ни с кем.
З а б е л и н. Не буду.
З а б е л и н а. Приди в себя. Успокойся. И вообрази себе, что все это... обстановка... дела... будет выглядеть иначе.
З а б е л и н. Воображу, воображу.
З а б е л и н а. Если бы ты знал, как хочется, чтоб снова ты ушел с головой в свое дело.
З а б е л и н. Довольно меня нянчить! Я не грудной младенец! Ей хочется! А я мешок с опилками?! Болванка без души? Благодарю за угощение. Сыт.
Входит М а ш а.
А ты опять зачем?
М а ш а. За мамой... проводить ее.
З а б е л и н. За мамой...
Входит Р ы б а к о в.
Вот все святое семейство! Но вместо Христа - матрос!
Р ы б а к о в (обиделся, разозлился, вспылил). В конце концов мне не до шуток. И я пришел сюда работать. Пожалуйста, вот мое назначение, прочтите. Мне дано строгое, указание не терять времени. Давайте обсудим, что и как.
З а б е л и н. Давайте обсудим. А вы энергетик, электрик или хоть бы электромонтер?
Р ы б а к о в. Умею чинить электрические пробки.
З а б е л и н. Чтобы работать по электрификации России, этого слишком мало.
Р ы б а к о в. Я найду себе дело.
З а б е л и н. Впрочем, это даже обстановочнее - то один болван свистел в пустом зале, теперь будут - двое.
Р ы б а к о в. Я свистеть не буду, а главное - вам не дам. Прежде всего, с чем вы здесь столкнулись?
З а б е л и н. Ни с чем.
Р ы б а к о в (смутился). Так... ну и что же?
З а б е л и н. Ну и ничего же! Поняли? Так начинается библия.
З а б е л и н а (знаками отозвала Машу в сторону). Маша, нам нельзя уходить... Пойдем походим по комнатам...
З а б е л и н а и М а ш а незаметно уходят.
Р ы б а к о в (задумчиво осматривается). Насколько я могу понять, вы, я, и вся эта обстановка составляют нашу организацию. Телефон есть. А средства передвижения вам дали?
З а б е л и н. Дали. В сарае стоит карета. Без лошадей.
З а б е л и н. Дали. В сарае стоит карета. Без лошадей.
Р ы б а к о в. Без лошадей карета не годится. Не надо ничему удивляться... Однажды я взял город, пришел в городскую управу и конфисковал кассу. А в кассе города оказались две медные копейки. С двумя копейками я начинал Советскую власть.
З а б е л и н. Любопытно... как же вы начинали?
Р ы б а к о в. Я созвал в театр мелкую, среднюю и крупную буржуазию и на сцену поставил пулемет и будильник... И через три часа, по звонку будильника, они положили на стол три миллиона.
З а б е л и н. Что же, вы собираетесь и сюда созвать всю оставшуюся в Москве буржуазию?
Р ы б а к о в. Нет... Вы мне скажите, что сейчас вам крайне необходимо?
З а б е л и н. Мне крайне необходимы инженеры, техники, чертежники, теоретики, ученые...
Р ы б а к о в. Ну и давайте их привлекать.
З а б е л и н. Что же, вы поедете с пулеметом и будильником по Москве?
Р ы б а к о в. Нет, в данном случае тут с пулеметом ничего не сделаешь. Я дам во все газеты сообщение, что Антон Иванович Забелин приступил к работе.
З а б е л и н. Очень простая мысль.
Р ы б а к о в. Я сейчас буду вызывать сюда журналистов.
З а б е л и н. А разве они существуют? Да-да, конечно... Я просто забыл, какие бывают журналисты. Но у нас негде их принять, посадить.
Р ы б а к о в. Ничего, постоят. Итак, я буду вызывать журналистов, а вы садитесь готовиться к докладу. Нам с вами... то есть вам... лично вам... не позднее чем через три дня надо представить обещанный доклад товарищу Ленину.
З а б е л и н. Как - через три дня?
Р ы б а к о в. Вот так... обыкновенно.
З а б е л и н. Откуда вы это знаете?
Р ы б а к о в. Знаю очень точно.
З а б е л и н. Нет, вы это, голубчик, совсем серьезно?
Р ы б а к о в. Очень серьезно.
З а б е л и н. Что же вы молчали, сударь?
Р ы б а к о в (вызывает номер телефона). Вы на меня накинулись и ошарашили.
З а б е л и н. Вас ошарашишь!
Р ы б а к о в (по телефону). Двадцать два - двадцать три... Редакция "Известий"?.. С вами говорит ученый секретарь особой комиссии. Мы разворачиваем огромную работу по подготовке электрификации... А вы и не знали?! Плохо работаете, да... да... Пришлите-ка нам сотрудника. Сивцев Вражек, семнадцать.
З а б е л и н (достает записную книжку). Вот вам номер телефона инженера Вострецова. У меня с этим господином получился парадокс... иначе говоря, я с ним подрался у Малого театра. Мне нужно получить у него копию моего доклада в Академии наук. Позвоните ему.
Р ы б а к о в. Четырнадцать - сорок пять.
З а б е л и н. А жена ушла? Кто просил уходить?.. Лидия Михайловна! Верните их...
Р ы б а к о в. Четырнадцать - сорок пять?.. Инженер Вострецов дома?.. Как - не знаете, а вы кто такая, жена?.. Где работает?.. Говорит особая комиссия... Благодарю вас.
Вбегают З а б е л и н а и М а ш а.
З а б е л и н а. Извини... мы судки забыли.
З а б е л и н. Судки... какие судки! Сию минуту поезжайте домой и пришлите мой лондонский чемодан из свиной кожи; там спрятаны мои лучшие труды. Марья, ты сама найди изводчика и вези. Опять они ждут. Ведь ясно сказано?
З а б е л и н а (подходит к мужу, тихо). А тот портфель... ты знаешь, о чем я говорю... не нужен?
З а б е л и н. Он здесь со мной.
З а б е л и н а. Ведь я понимаю... Я все понимаю... Вся жизнь как на ладони. Пойдем, Маша. (Уходит.)
М а ш а (у дверей). Папка, как я тебя люблю! И вас люблю, Рыбаков... (Целует Рыбакова, уходит.)
З а б е л и н. Вы нашли Вострецова? Позвольте, вы взволнованны...
Р ы б а к о в. Конечно, взволнован... Но я этого Вострецова со дна моря достану.
Входит м а ш и н и с т к а.
Вот, Антон Иванович, машинистка, о которой я вам говорил.
З а б е л и н (машинистке). Вы прикомандированы к нам работать... Душевно рад. Забелин. И вы не удивляйтесь, если мы сейчас экстренно начнем работать. Усаживайтесь. (Ходит, думает вслух.) Идея... идея... Нет, мы начнем так-с. Электрификация России является величайшей идеей современности на долгие времена... (Машинистке.) Можно?
М а ш и н и с т к а. Все готово.
З а б е л и н. Я обыкновенно диктую и хожу при этом. Итак, пожалуйста, начнем. "Председателю Совета Народных Комиссаров..."
Картина вторая
Служебный кабинет Ленина в Кремле. В кабинете находятся а н г л и й с к и й п и с а т е л ь и с е к р е т а р ь. Они сидят друг
против друга.
А н г л и ч а н и н. Разрешите посмотреть иллюстрации в этом журнале?
С е к р е т а р ь. Пожалуйста.
Входит Л е н и н.
Л е н и н. Я заставил вас ждать? (Протягивает руку.) Ульянов-Ленин. Милости прошу!
Английский писатель ритуально раскланивается. Ленин приглашает его
садиться. Сели. С е к р е т а р ь уходит.
Слушаю вас.
А н г л и ч а н и н. Я, конечно, не верю рассказам, что вы масон.
Л е н и н. А в Лондоне еще водятся масоны? Боже мой, какая дичь!
А н г л и ч а н и н (не теряя достоинства). Но мне кажется, что вы плохо знаете русскую жизнь. К вам очень трудно проникнуть. Здесь так много часовых. Как же вы можете иметь связь с вашим народом?
Л е н и н. Связь с народом от часовых не зависит.
А н г л и ч а н и н. Я собираюсь написать обширную книгу против Маркса.
Л е н и н (улыбнулся). Это интересно.
А н г л и ч а н и н. Он мне надоел.
Л е н и н. Кто?
А н г л и ч а н и н. Я сказал кто. Я сказал, Маркс.
Л е н и н. Ну что ж, валяйте!
А н г л и ч а н и н. Что это такое - валяйте?
Л е н и н. Действуйте... работайте!
А н г л и ч а н и н. Я не понимаю, как вы, мистер Ленин, можете делить мир на бедных и богатых. Это примитивно, грубо. Среди богатых есть честные люди, как и среди бедных. Вот эти честные люди из богатых и бедных должны объединиться и построить разумный социализм. Я вижу по вашим глазам, что вы не верите в эту идею.
Л е н и н. Ни на грош не верю.
А н г л и ч а н и н. Я готов спорить.
Л е н и н. Я слишком ценю ваше время, чтобы спорить о таких вещах.
А н г л и ч а н и н. О-о... Это же фанатизм - верить только в одну идею большевистского социализма!
Л е н и н. Ваше правительство истратило много денег, чтобы пушками доказать несостоятельность наших идей.
А н г л и ч а н и н. Я был одним из тех, кто протестовал.
Л е н и н. Да-да, я знаю, вы один из тех честных, и не помогло!
А н г л и ч а н и н. Не помогло.
Л е н и н. А почему же не помогло?
А н г л и ч а н и н. Потому что у них власть.
Л е н и н. У них банки, у них пушки... А у вас честность. Что такое ваша честность по сравнению с самой плохой пушкой? Только вы соберетесь начать свой разумный социализм, а они поставят одну самую плохую пушку, и бац по вашим милым социалистам! Послушайте, это ведь вещь вполне возможная... что же тогда вам делать? Отстреливаться? Но ведь это же большевизм. Бежать? А как же социализм?
А н г л и ч а н и н. Мистер Ленин, это обычная красная пропаганда.
Л е н и н. Но я же самый настоящий красный!
А н г л и ч а н и н. Мистер Ленин, я удивлен...
В это мгновение доносится звук курантов - две-три ноты из
"Интернационала".
Л е н и н (прислушиваясь). Чем?
А н г л и ч а н и н. Вы находите в себе юмор, а между тем всякому беспристрастному наблюдателю, явившемуся с Запада, легко заметить, что вы на краю гибели.
Л е н и н (серьезно). Пожалуйста, расскажите, что вы у нас заметили?
А н г л и ч а н и н. Я заметил, что люди в России очень плохо побриты.
Л е н и н. Да, побриты они неважно.
А н г л и ч а н и н. К тому же они все страшно оборванны... Может быть, вам эта тема неприятна?
Л е н и н. Пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно, что вы у нас увидели!
А н г л и ч а н и н. Все люди ходят с какими-то свертками. Я сначала не мог понять, в чем дело. А потом мне рассказали... Это их пища, паек... Они из своих учреждений несут домой в газетах вареную кашу. У вас никто не гуляет по улицам. Все куда-то бегут. У Максима Горького всего один костюм.
Л е н и н. Неужели? Он вам говорил?
А н г л и ч а н и н. Мне сказали его близкие.
Л е н и н (как бы про себя, задумчиво). Всем трудно. Горькому тоже трудно. (Вдруг, прищурившись.) А сколько у вас костюмов?
А н г л и ч а н и н. Я не помню... как у всякого порядочного человека... десять... двенадцать...
Л е н и н. У вас двенадцать, а у Горького один... Видите, какая разница! Но продолжайте, пожалуйста!
А н г л и ч а н и н. Когда я простудился, то в аптеке не нашлось никаких лекарств.
Л е н и н (горько). Вот это ужасно... я знаю, это ужасно!
А н г л и ч а н и н. Я ел хлеб, который не годен для пищи, но я слыхал, что где-то в районе реки Волги русские едят друг друга. Правда ли это?
Л е н и н. Правда.
А н г л и ч а н и н (патетически). Человеческие силы не в состоянии остановить эту катастрофу! В России в скором времени никого не останется, кроме деревенских мужиков. Железные дороги заржавеют, так как ваши города перестанут существовать. Я вижу Россию во мгле, в страшной мгле ее конца... катастрофы, гибели...
Л е н и н (просто, задумчиво). Наверно, мы производим жуткое впечатление... "Во мгле"... Наверно, и мгла есть. Нет-нет, я не спорю, наверно, все это так и кажется.