– Вас ожидает один англичанин, месье, – сказал он.
Это был, конечно, Алекс. В легком белом костюме и светло-голубой тенниске, он занял столик рядом с музыкальным автоматом, похожим на старинный шкаф, который стоял здесь, видно, еще со времен Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и «эры джаза». Автомат, к счастью, не работал. По другую сторону от нашего столика возвышалась позолоченная колонна. В этом рассаднике пафоса и китча – пестрые карусельные лошадки, розовые диванчики, напоминающие секундантов официанты – средний счет содержит три – четыре нуля. Впечатления девушек выразил возвышенный штиль Кристины:
– Блин, Юлька, как нас сюда пустили?
На что та незатейливо ответила:
– Значит, мэны у нас крутые!
Наверное, услышав английские слово, британец обаятельно улыбнулся и поднялся навстречу, галантно поцеловал девушкам ручки.
Я представил высокие обедающие стороны друг другу:
– Алекс из Лондона, специалист по промышленной резине. Кристина и Юлия, учительницы французского из Москвы…
– Я не просто учительница! – гордо передернула плечами Кристина. – Я еще переводчик!
– Объясняю: она переводит деньги мужа, – скромно улыбнулась Юлия. – На шмотки, украшения, косметику…
– Неправда! Я, наоборот, помогаю ему в бизнесе! Он иногда направляет ко мне своих партнеров из-за рубежа, ну и документацию всякую…
– Очень интересно. А кто ваш муж? – вежливо поинтересовался Алекс.
– В какой-то оборонной фирме, я толком и не знаю.
Юлия закатила глаза.
– Короче, он тоже переводит деньги. Только государственные.
Все рассмеялись, в том числе и Кристина. Я сразу заметил, что между нею и Алексом что-то промелькнуло, как искра пробежала. По крайней мере со стороны англичанина. Не знаю, возможно, в русских девушках и есть что-то от столь любимого им барокко. С его вычурностью, излишествами и аффектацией. Возможно, Кристина чем-то напоминала ему собор Святого Петра – высокая грудь, струящиеся золотистые локоны… И – да! – этот чудовищный старофранцузский язык! Во всяком случае, на лице Алекса появилось голодное и даже несколько хищное выражение. Я списал бы его на обычный аппетит, но Алекс под столом наступил на мою ногу и показал глазами на Кристину. Я понял. Что ж, бери ее, друг, уступаю без борьбы, дуэлей и прочих глупостей.
Однако мы пришли сюда обедать. Лично я проголодался. А когда я голоден, я в первую очередь думаю о еде… Кстати, в африканской Борсхане, где я также имел счастье бывать, такие разные ценности, как «девушка» и «бифштекс», могут быть объединены в одну понятие – например, «бифштекс из девушки». Но я не поклонник борсханской кухни. И борсханских обычаев тоже. К тому же иногда я решительно против всякого рода интегрирования, особенно если речь идет об объединении удовольствий – их я предпочитаю раздельно. Все-таки два удовольствия лучше одного. А три – еще лучше…
Мы читаем меню в кожаных переплетах. Очень подробные описания блюд, например: «Каре ягненка, выращенного на прованских травах, замаринованного в альпийских специях и бургундском вине, поджаренного на дубовых углях с добавлением…» Короче, не хватает только имен и родословных – самого барашка, хозяина, который его вырастил, и повара, который его приготовил… Девушки сглатывают слюну. Я, признаться, тоже.
– Все-таки молодцы лягушатники, не зря столько голов в революцию посрубали, не зря столько крови пустили, – ерничает Алекс. У англичан и французов взаимная нелюбовь, восходящая, наверное, еще к Столетней войне. Поэтому вывод его предсказуем:
– Зато насчет красиво и вкусно пожрать – первые в мире!
Он сидит, уткнувшись в винную карту, и потряхивает ногой, обутой в элегантнейшую мокасину от Тестони. Пижон! Производит впечатление на наших дам. Самое удивительное, что в моей московской гардеробной стоит пара таких же точно мокасин, такого же светло-серого цвета, одни из моих любимых. Кажется, даже размер совпадает. Хорошо, что я не обул их в эту поездку.
При слове «революция» девушки даже оторвали глаза от меню.
– Это ужасно! – восклицает Кристина. И непонятно, что она имеет в виду: цены или государственные перевороты.
Юля более прямолинейна.
– Кровь не повод для шуток! – Она смотрит обиженно и с укоризной, словно Алекс только что предложил ей зарезать… нет, не барашка, а какого-нибудь французского министра. Или хотя бы обслуживающего нас официанта.
– Революция – очень плохо! Мы это испытали на себе!
Молодцы девчонки! Вот что значит вбитые в головы азы политграмоты и антагонизм к иностранцам! А может, у Юлии были предки-дворяне, пострадавшие в годы «красного колеса»? Есть в ней некий флер врожденного благородства…
– Вы делали революцию, чтобы вашим аристократам и миллионерам стало плохо, – кривит губы Алекс. – И вам это удалось. А французы делали революцию для себя. Чтобы всем стало хорошо. В этом вся разница!
По-моему, он просто прикалывается.
Точно! Алекс отложил винную карту и обаятельно улыбнулся. Улыбаться он умел, я уже говорил.
– Как-то слишком сложно, – призналась Кристина, пряча глаза. По-моему, она просто не успевала переводить. Или не знала каких-то слов.
– Но нам тоже хорошо! – не сдавалась Юлия. – Мне вот хорошо!
– Конечно. В этом благословенном месте всем хорошо, – дипломатично заметил Алекс.
Юлия упрямо наморщила тонкий носик.
– Мне и на родине хорошо! – патриотично сказала она и зачем-то оглянулась. – А вам разве не нравится Москва? Ну скажите, разве там плохо?
Она обратилась почему-то ко мне.
Зигфрид Майер развел руками:
– Никогда не был в Москве. Слышал, что это прекрасный город. Э-э… Икра, водка, медведи… Очень доброжелательные люди…
Вот честное слово, давно так не врал.
– Медведи у нас только в зоопарке, – настороженно уточнила Юлия. – Но мы всем довольны. И не нужно нам никаких революций!
– И рестораны у нас не хуже этого! – неожиданно вставила Кристина.
Браво, соотечественницы! Я вами горжусь!
– Смотри не завирайся, – по-русски процедила Юлия. – В какие такие рестораны ты ходишь?
– А чего? Водил меня один в «Порто»… Они все равно ничего у нас не знают, – с очаровательной улыбкой огрызнулась Кристина. – Будем мы сегодня жрать или нет? Я бы уже и багет проглотила!
Эх, милая, так говорить нельзя! Если девушке все равно что есть – фастфуд или изысканные деликатесы, то ее будут кормить только гамбургерами и картошкой фри! Конечно, не такие джентльмены, как мы. Да и то, по большому счету, мы делаем красивый праздник для себя. А то, что и вам перепадают частицы радости, это… гм, побочный эффект…
Алекс подал знак официанту, стоявшему неподалеку с видом робкого влюбленного. Мы сделали заказ: мусс из фуа-гра с сотерном, свежевыловленный сибас-гриль, утиная грудка прожарки «медиум вел», бутылочка бургундского с виноградников Комт Лафон и к ней сухой козий сыр «кротен», который нам настоятельно рекомендовал сомелье. Сыр принесли наколотый наподобие щебенки и такой же примерно твердости.
– Булыжник – орудие пролетариата, – изрекла Юлия.
Хотя она мыслила стереотипами, но мне определенно нравилась. И дело не только в такой абстракции, как шарм и флюиды. Сквозь веселенькую маечку проглядывали твердые соски, а под узкой крохотной юбкой скрывались ягодицы поистине классического, эллинского совершенства, что наглядно подтверждали щедро открытые остальные части тела.
Ну а что касается сыра, то чем суше «кротен», тем, как известно, он лучше. Официант с гордостью продемонстрировал нам облепленный плесенью молоток, которым разбивал сырную головку, – так в мусульманской провинции родители невесты демонстрируют след крови на брачной простыне.
Обед прошел превосходно. Ближе к десерту созрело решение отправиться на яхте в соседний городок Болье-сюр-Мер, знаменитый своими виллами и живописными лагунами. Если, конечно, девушки не будут против… Кристина с Юлией не были против, они только подкатили глаза и сказали: «Вау!»
Я попросил официанта вызвать такси, но Алекс воспротивился: «Тут недалеко стоянка, там дешевле!» Вот что такое настоящая британская скупость! А я удивился, что новый друг легко отдал триста евро за бутылку «Мерсо шарм» 2001 года… Но натура свое все равно берет, пусть и в мелочах: на разнице в три-пять евро он и прокололся! Что ж, на стоянке так на стоянке, какая разница? Тем более что я сам тоже стараюсь не садиться в ждущий именно меня таксомотор… А вдруг его специально подставили?
Я прошептал пару фраз на ухо официанту, и через пару минут он с улыбкой вынес объемистый бумажный пакет. Девушки заинтригованно переглянулись, и даже Алекс приподнял свою аккуратно подстриженную бровь.
Стоянки здесь на каждом шагу, мы прошли двести метров в сторону, противоположную цели нашего маршрута, сели в новенькую «Рено лагуну» и через десять минут прибыли в марину.
* * *1 августа 2011 г.
1 августа 2011 г.
Н-ский ракетный полк стратегического назначения
К вечеру стало прохладно, из лесного массива ощутимо тянуло холодом. Поэтому плащ-накидка лишней не будет. Да и нести караульную службу в белые ночи не так утомительно, и кормят неплохо, и беспощадной дедовщины нет. А до Холмска всего полтора часа на автобусе, это тебе не в сибирской глухомани куковать! К тому же профессию редкую получил, на гражданке без работы не останется. Можно сказать, со службой повезло. Разве что прапорщик Елисеев придирается, когда выпьет. Вначале ничего – улыбается, поет: «Тополя, тополя… И, как в юности вдруг, вы уроните пух на ресницы и плечи подруг…»
А потом начинается: «Не так стоишь, не так докладываешь, головной убор не так надет!» Но это ненадолго, через пару минут как будто тумблер назад перещелкнули – снова улыбка, и снова все вокруг друзья: «Тополя, тополя…»
Про тополя он не просто так поет, тут у вполне мирной песни особый смысл. Потому что прапорщик, как и все остальные, служит в полку «Тополей» – передвижных ракетных комплексов стратегического назначения. Вон выдвигаются на боевое дежурство три огромных восьмиосных «МАЗа», каждый несет здоровенную елду – двадцать два метра в длину и два в диаметре, – это контейнер, а внутри трехступенчатая ракета весом сорок пять тонн, которую если врагу под шкуру загнать, то мало не покажется… «МАЗы» медленно и плавно двигались по проселку – почти двухметровые колеса сглаживали неровности и рытвины. А Васька Федотов научился эту громаду водить, а к концу службы так навострится, что его на любом карьере с руками оторвут! Водил на «МАЗы», «БелАЗы» и «КрАЗы» не хватает, а платят на карьерах огроменные бабки!
Рядовой Федотов удовлетворенно поправил на груди автомат и посмотрел, как чудовищные машины разъезжаются и въезжают в лес, каждая по своей просеке. Сейчас они затеряются на тысяче квадратных километров района боевого патрулирования – попробуй их уничтожить: хрен попадешь! Тем более что там передвигается еще полтора десятка таких же монстров да десяток стоит в «Кронах» в полной боевой готовности! В случае чего такой ответ дадим америкосам – от их хваленых небоскребов только камни останутся!
Три «Тополя» скрылись в лесу. Федотов продолжил обход территории. Он хорошо знал свои задачи. Основная – обнаружить разведывательно-диверсионную группу противника, оказать ей противодействие и поднять тревогу. РДГ – самая реальная опасность для «Тополей». Потому по периметру части работают противодиверсионные группы нашего спецназа, на подходах стоят скрытые видеокамеры и тревожные датчики. Но если враг все же просочился, то задача часового – стать на его пути последним рубежом… Только хрен они сюда пройдут! Хотя в кино всякие чудеса показывают… Например, «Миссия невыполнима», а ее все же выполняют! Конечно, кино есть кино, только раз на экране такое бывает, то и в жизни вполне может произойти. Потому у Федотова патрон в патроннике и предохранитель сдвинут на «автоматический огонь»…
Впереди стоят неказистые сооружения с двухскатной крышей – это и есть «Кроны». Они похожи на обычные гаражи для каких-то там «Жигулей», только побольше. Но ворота все равно узкие, так что загнать туда задом «Тополь» дело непростое, сколько он тренировался, а все равно каждый раз спина потеет… Но все загоняют: и Витек, и Петька, и Федя-Убей-Медведя… Стоит там комплекс на домкратах – вывешенный, отъюстированный, готовый к пуску… Если надо – включится механизм, крыша разойдется, ТПК[7] поднимется, отстрелят крышку, ракета вылетит из гнезда и помчится по заданному маршруту. А с виду захудалый гаражный кооператив на окраине города… Надо обойти его с тыльной стороны, посмотреть – все ли в порядке…
Федотов приблизился к крайней «Кроне», как вдруг наверху раздался резкий скрежещущий звук. Он отскочил, вскидывая автомат: такого звука здесь и сейчас быть не могло! При штатной ситуации, разумеется. Но то, что он увидел, настолько выходило за пределы штатной ситуации, что он окаменел: крыша «Кроны» медленно расходилась! Значит, включен пусковой механизм, за одним действием произойдет другое, потом третье, не пройдет и пяти минут, как произойдет пуск! Несанкционированный пуск, потому что никакого предупреждения по громкой и радиосвязи не было и даже тревожный ревун не включен!
Федотов схватился за рацию, нажал кнопку вызова:
– Гора, я «восьмой», на «Кроне»-6 раздвигается крыша! Причина неизвестна! Повторяю, на «Кроне»-6 раздвигается крыша! Не знаю почему! Повторяю…
Дежурный по части что-то спрашивал, но он не понимал и продолжал кричать одно и то же:
– На «Кроне»-6 раздвигается крыша! Крыша раздвигается сама по себе!
Дежурный сообщил о происшествии командиру полка, тот по экстренной связи доложил в штаб дивизии…
Часовой Федотов смотрел, как крыша раздвинулась окончательно, и в ангаре что-то зашевелилось. Он даже боялся подумать о том, что это может быть. Но происходящее не давало оснований для иллюзий: медленно и неотвратимо в небо поднималась толстая, с тупо закругленным концом громада пускового контейнера.
– Скорей! Скорей! – кричал он в замолкшую рацию, забыв, что пробуждение «Тополя» номер шесть отражается на приборах командного пункта. О часовом все забыли. А известие о чрезвычайном происшествии поднималось все выше и выше по ступеням управленческих структур. Линии связи Ракетных войск стратегического назначения раскалились. Секунды складывались в минуты, наконец информация достигла штаба РВСН.
– Отключить энергопитание! Основное и резервное! – наконец раздалась команда с самого верха управленческой пирамиды. Причем ее спустили напрямую в полк, продемонстрировав, что военная бюрократия умеет быть разворотливой и быстрой, впрочем, как и любая другая, когда огонь разожжен прямо под ее задницей.
«Елда» выпрямилась, уставившись прямо в зенит. Раздался грохот пиропатронов, и крышка контейнера отлетела в сторону, тяжело ударившись об землю.
Нервы Федотова не выдержали, он развернулся и бросился прочь, подальше от страшного места, которое вот-вот должно было стать точкой начала Третьей мировой войны. Бежал он, не чуя ног и не глядя по сторонам, и, конечно, по закону подлости споткнулся и упал, разбив нос и губы. Перевернувшись на спину, он приподнялся на локтях и с замиранием сердца взглянул на пусковую трубу, из которой с секунды на секунду должна была вырваться окутанная клубами пламени ракета. Но ничего подобного не происходило. Минута, вторая, третья… Срез ТПК оставался чистым, четко выступая на фоне серого неба. И он интуитивно понял: обошлось, больше ничего не произойдет. Так и получилось.
Через двадцать минут сел первый вертолет с особистами и военными следователями, а потом понаехало столько начальства, сколько никогда не видел замаскированный в лесном массиве полк. И всем рядовой Федотов докладывал о мельчайших подробностях происшествия, потому что он был единственным человеком, который визуально наблюдал картину ЧП. И, в конце концов, он первым поднял тревогу. Федотов стал героем, полковники и генералы жали ему руку и обещали отпуск. На разбитое лицо рядового внимания не обращали – кого интересуют такие мелочи?
* * *7 августа 2011 г. Вечер
Залив Ангелов. Борт прогулочной яхты
С открытой воды сверкающая огнями Ницца была видна как на ладони. Дул свежий двухбалльный ветер, и мы шли под парусами. Один из угрюмых матросов стоял за штурвалом и вполне справлялся со своими обязанностями: электроприводы автоматически управлялись с такелажной оснасткой. Его напарник обслуживал красиво сервированный, под крахмальной белой скатертью стол. Увидев захваченную мной «Вдову Клико» и корзинку с клубникой, Кристина и Юлия восторженно зааплодировали:
– Спасибо, мальчики! Красиво жить не запретишь!
– Давайте выпьем за продолжение знакомства! – Алекс сам откупорил шампанское, при этом будто случайно щедро облил девчонок пеной. Те радостно завизжали. И в узкие длинные бокалы он налил от души – так что пена через край побежала на выдраенную палубу. Так «гуляют» мои соотечественники, а не сдержанные бритты…
– За продолжение!
Девушки сноровисто выпили, и Кристина по-русски спросила:
– Юлька, а чего мы в мокром-то сидим?
– Дуры потому что!
В мгновение ока девушки сбросили и так не слишком тяжелые наряды, оставшись в символических стрингах: крохотный треугольник впереди и два шнурочка – вокруг талии и между ягодиц…
– Музыку включай, музыку! – закричала Кристина.
– Секундочку, мадемуазель, – кивнул Алекс и нажал кнопку.
Я ни секунды не сомневался, что «русский прием» на его яхте будет озвучен чем-нибудь из Мусоргского. Не ошибся. Над заливом Ангелов полился неторопливый напев интермедии, будто сам Модест Петрович, тяжело ступая, ходил по нашей тисовой палубе, всматриваясь в… О да. Смотреть было на что. Во времена Мусоргского, если не ошибаюсь, женский купальный костюм состоял из глухого платья ниже колен, панталон и специальных туфель. Да, и еще чулок! Так что для великого русского композитора наши дамы были не просто голыми, а голыми совершенно бесстыдно и вызывающе. Интересно, какую бы музыку он написал, разглядывая наших нимф? Боюсь, что совершенно разнузданную и бесстыдную.