Машина приземлилась на просторном лугу чьего-то поместья. Похоже, это было то самое место, где допрашивали покойного Тима. Метрах в десяти от нас дважды моргнули фары городского антиграва. Детеринг решительно распахнул дверцу и спрыгнул вниз. Я последовал за ним. Мы быстро прошагали расстояние, отделявшее нас от кара, и из тьмы выплыла фигура Иоахима Касьяна.
— Все, как вы приказали, полковник, — сообщил он.
— Понял, — ответил Детеринг, — где моя машина?
— Садитесь в эту. Водитель профессионал в своем деле.
— Хорошо, ждите нас.
— Как ваша нога? — спросил я.
— Слава Богу, — бледно улыбнулся Касьян. — Вашими, кавалер, стараниями. Ваша портупея уже давно вымыта, ждет вас.
— Оставьте ее себе на память, милорд, — усмехнулся я. — Я с ней уже как-то распрощался.
Касьян хлопнул меня по плечу и исчез в мокром мраке. Я открыл дверцу кара и влез на заднее сиденье. Детеринг устроился спереди и что-то тихо сказал худощавому парню, сидевшему за рулем. Тот молча кивнул. Кар тронулся. Мы миновали темную длинную аллею, выехали за ворота и понеслись в направлении центра города. На небольшом расстоянии от нас двигались две большие машины с людьми.
Наш кар пронесся через центр, обогнул районы многоэтажных «ульев» и углубился в благопристойно спящий край респектабельных особняков. Через подце-сятка кварталов машина остановилась.
Я быстро выбрался наружу и осмотрелся. Недурно. Участки по два гектара, изящные строения, в основном эклектического стиля — смесь разных древнеземных архитектур, но все в высшей мере комфортабельно — солярии, бассейны, подземные ангары, и зелень, зелень, зелень… Сплошные сады.
— Вперед! — глухо скомандовал Детеринг.
Мы пробежали вдоль чьего-то изящного заборчика, повернули за угол и так же бегом преодолели еще сотню метров.
— Это, — сообщил Детеринг, указав на красивые «а-ля кованые» ворота на противоположной стороне улицы.
— Системы? — тихо спросил я.
Детеринг покачал головой и достал из нагрудного кармана тонкий стерженек.
— Готовность…
Стерженек хрустнул, ломаясь, и я ракетой полетел через улицу. Охранные системы были парализованы. На любые хитрости такого рода у нас есть свои.
Ворота я перемахнул за пару секунд. Рядом со мной бесшумно приземлился Детеринг. И тут вспыхнули прожекторы, залив окрестности ледяным ксеноновым светом. Впрочем, мы и не планировали бесшумного проникновения. Прожекторы я расстрелял моментально. Пока я стрелял, Детеринг пронесся по выложенной цветными плитками дорожке и превратил в кашу охранника, высунувшегося на порог. С глухим шлепком вылетела дверь. Когда я вбежал в холл, мне осталось только снести голову идиоту, который вынырнул из боковой комнаты.
— Вверх-вниз, две минуты! — отдал команду Танк.
Ударом сапога я распахнул первую дверь. Это был пост охраны. На меня бессмысленно вытаращился придурок в патрульной форме. Он глотал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, и силился что-то сказать. Я решил, что оратор из него заведомо слабый, и нажал на спуск.
Пульт и стены обильно окрасились кровью и печеными мозгами. Я даже удивился, что у копа может оказаться такое изобилие по части начинки костяного шара, именуемого в просторечии головой.
Стремительно осмотрев еще две комнаты, в которых никого не оказалось, я ринулся по лестнице на второй этаж, поскользнулся на чьих-то кишках, споткнулся о развороченный труп еще одного охранника и влетел в коридор. Действовать без шлема мне стало трудно. Здесь было полдесятка дверей, и все они оказались запертыми, а помещения, как выяснилось, — пустыми.
Зато на третьем творилось что-то веселое. Стоило мне высунуть нос из-за угла, как откуда-то из темноты полоснула длинная очередь. Что-то обожгло мне правую скулу. «Ну, привет», — сказал я себе, клубком выкатываясь на оперативный простор и от души расходуя боеприпасы. Уж не знаю, кто мог уцелеть в этой темной пыльной кишке, но через облака дымящейся штукатурки огненным глазом вновь блеснул чей-то ствол. Это было сделано зря, я сразу понял, где притаился мой многоуважаемый оппонент, тем более что я победил темноту', глядя на мир через прицел моего «нокка». Большой палец коснулся сенсора перевода огня, и пахнущая адом машинка послушно отозвалась сладким пением смертоносного квартета. Ответом был долгий, переходящий в предсмертное клокотание крик.
Тем временем на последнем, четвертом этаже что-то громыхнуло, и по лестнице на меня почти свалилась обнаженная дамочка лет тридцати, с ног до головы перемазанная кровью и дико орущая на абсолютно неизвестном мне языке. Точнее, орала она на нормальном инте-ре, но красноречие ей, похоже, враз изменило и в вопле ее начисто потерялись все согласные. Мадам набросилась на меня с такой яростью, что я от ужаса чуть не забыл, под каким пальцем у меня находится спуск. Извилины ее отличались истинной колониальной пышностью: надеюсь, они стали прекрасным украшением стены над лестницей. К горести моей, я не успел налюбоваться их изящным рисунком — из дыма и пыли возник Детеринг, тащивший на плечах какой-то бочкообразный предмет. При ближайшем рассмотрении предмет этот оказался почтеннейшим шерифом Николасом Казаковым — к сожалению, мало напоминавшим самого себя, так как измордован он был до неузнаваемости.
— Закончили, — сообщил мне Детеринг, — назад.
Пока мы упражнялись в доме, наши подмастерья сумели тихо и квалифицированно срезать ворота, и во мраке сада нас ждал большой кар, в который мы погрузили связанного шерифа, а за воротами, в тени кустов — и наш шустрый антиграв.
Кар с шерифом на огромной скорости ушел в сторону окружного ситивэя, а мы в сопровождении второй машины нырнули в сумрак припортовых кварталов. Мы долго петляли по сырым закоулкам, в которых через тяжкий холодный туман светились вывески бесчисленных кабаков и секс-салонов на всякий вкус и любую мошну. В конце концов, кар встал у невзрачного двухэтажного строения, первый этаж которого занимал бар с кричаще яркой вывеской, а на втором располагались квартиры.
Едва я вышел из машины, как двери бара распахнулись и выплеснули на тротуар троих мертвецки пьяных типов. Я оказался в метре от них и, видно, чем-то им не понравился. Один из пьянчуг подошел ко мне и попытался схватить меня за волосы. Это ему не удалось. Раньше, чем я успел занести руку для удара, вся троица была уложена на бетон лицом вниз людьми, выскочившими из второй машины. Мы же с Детерингом быстро обогнули строение, вбежали в подъезд и по удивительно аккуратной лестнице поднялись на второй этаж. Здесь уже любой шум был крайне нежелателен.
Возня с замком заняла у Детеринга несколько секунд. Обитая светлым мохнатым пластиком дверь распахнулась, и в глаза нам ударил свет.
— О, черт, — прошептал я.
Снаружи света, конечно же, не было видно, так как в окнах стоял полароидный материал. Но мы этого не ждали. Детеринг быстро обернулся, закрыл входную дверь и рванулся в глубь квартиры. Но я, видимо, был не столь тих, как хотелось.
В дальнем конце коридора раскрылась дверь, и из комнаты вышла милая девушка в длинной юбке и светлой кофточке, на ногах у нее были мягкие домашние тапочки. Признаться, я опешил. Я видел транссексуалов обоих типов, и обычно наши спецы-хирурги вместе с прочими спецами здорово делают свое дело, но лицевые кости — это порой нечто нетрансформируемое. А передо мной стояла очаровательная, я бы сказал — трогательно прелестная девуля лет двадцати, и в ней не было ничего, ну ничего мужского! Я даже усомнился — а наш ли это клиент? Детеринг, видимо, тоже был порядком удивлен. Но ствол в его руках не сдвинулся ни на миллиметр.
— Лейтенант Маркус Эйген? — спросил он.
— Да, это я… что с-случилось? Я…
Голос у нее (него?!) был мягкий, чуть грассирующий. Лейтенант, и до того не шибко румяный, побледнел как смерть… Детеринг не дал ему договорить.
— Один звук — и конец. Вперед.
— Господи… — слабо простонал он (или, дьявол его раздери, все-таки она?), — зачем я вам нужна? Позвольте мне хоть туфли…
— Они вам уже не понадобятся, — спокойно ответил Детеринг. — Повторяю: один звук — и конец.
Она пошатнулась, но все же спокойно вышла с нами. Детеринг шел спереди, я — сзади. Улица была пустынна.
— Что с твоим лицом? — спросил, не оборачиваясь, Детеринг.
— Где? — удивился я.
— На скуле.
Я коснулся рукой лица. Вся правая щека была в крови. В моей, как я понял. Скула была разворочена до кости. Боли я не чувствовал, и это было странно. Вероятно, ее следовало ожидать с минуты на минуту.
К счастью, у Детеринга была аптечка. Я, кстати, спорол такого идиота впервые в жизни — у меня ее не оказалось. Привычка к кибердоктору дала о себе знать.
— Тебя придется чуточку подклеить, — сообщил мне шеф, прилепив к скуле блокадер, — но это позже.
К счастью, у Детеринга была аптечка. Я, кстати, спорол такого идиота впервые в жизни — у меня ее не оказалось. Привычка к кибердоктору дала о себе знать.
— Тебя придется чуточку подклеить, — сообщил мне шеф, прилепив к скуле блокадер, — но это позже.
Через полчаса мы въехали в давешнюю усадьбу на окраине. Машины остановились возле входа в старинный, чуть мрачноватый дом. Хлопнули дверцы.
— Девушку не трогать, — распорядился Детеринг, — ею мы займемся позже.
Мы поднялись наверх. Все в той же комнате, где покойный Фишер допрашивал когда-то покойного же (хм!) Тима, сидел в кресле столичный шериф. Детеринг выгнал охрану и плотно затворил дверь.
— Ну здравствуй, Ник, — произнес он, доставая сигару.
— А, Танк, — разомкнул разбитые губы Казаков, — это таки опять ты…
— Да, Ник, это я. Ты помнишь, Ник, я говорил тебе: человек, не играй с огнем, доиграешься. Доигрался.
— Аты не меняешься, — криво усмехнулся шериф, — ха. Слышал, крутенек ты стал? А впрочем, ты всегда был… тварь. Я — да, я человек, хомо, мать твою. А ты? Ты — человек?
— Какая теперь разница? Это уже ничего не меняет. По крайней мере для тебя. Твои игры кончились. Скажи-ка, ты знал, что твой Лафрок уложил Фаржа?
— Лафрок был идиот из идиотов. Но это, ха, темная история.
— Может, поделишься?
— Я рад, что тебя это зацепило, Танк, ха… — Казаков пошевелился в кресле. — Я рад… Так вот, супермен: все концы знал только Миллер. Этот Миллер… о-оо, это был тип. Ты можешь обколоть меня всякой дрянью, но я действительно мало что знаю. Я тебя не боюсь, чего уж мне бояться? Но… единственное, что я могу тебе сказать четко — это, Танк, вот что: кто-то нашел бомбу. Бомбу, Танк! Миллер крутил что-то сумасшедшее… один из Фаржей, похоже, об этом пронюхал. Ну и Лафрок…
Детеринг прошелся по комнате, задумчиво качая головой. Потом вдруг остановился перед креслом шерифа.
— Я верю тебе. Но скажи, на кой черт надо было убивать людей в отеле? Зачем нужно было посылать лейтенанта Эйгена с целым дивизионом?
— Эйгена? — захохотал Казаков. — Эйгена? Да Эй-ген торчал в коптере, над городом в патрульном эшелоне, стала бы эта сопля лезть на рейнджеров, ха! Это Миллер… когда он узнал, что Лафрока вычислили, он навалил полные штаны. И примчался ко мне за визой. А я не хотел переполоха… зачем он мне? А Эйген вообще ни при чем, дивизион вел Боровой… а от Борового, ха, одни яйца остались. Когда я понял, что один из ваших все-таки ушел, у меня возникли дурные предчувствия… как тогда, помнишь?
— Я помню. Именно поэтому ты должен умереть. Это будет справедливо, как ты считаешь?
— Да мне плевать. И на тебя, и на твою справедливость.
— Ну уж и плевать. Кстати, Эйген… он что-то об этом знает?
— Эйген? Ха, да это дерьмо, просто куча дерьма. Это, ха-ха-ха, честный коп, Танк, ты видел такого? Мне чихать на его личную жизнь и на его дупло, но, Танк, каким нужно быть идиотом, чтобы испортить отношения со всеми начальниками: оно, понимаешь ли, принципиальное! Это здесь-то, Танк, ха!
— Ты серьезно?
— Ну уж я тебе врать стану, ха!
— Ладно, верю…
Детеринг вздохнул и вытащил из набедренного кармана небольшой бластер.
— Это тебе, Ник.
Шериф посмотрел на индикатор заряда и ухмыльнулся:
— А ты не боишься, что я грохну вас обоих? Тут ведь полный магазин.
— Не успеешь, Ник.
— Да, пожалуй что не успею. Не твой ли это паренек порешил прорву народу в отеле? Он, он, вижу холодные глазки. Х-ха!.. Ты поступаешь со мной благородно, Танк, но я все-таки испорчу тебе настроение. Слушай и запоминай. У Миллера есть родич в Метрополии — Лемберг.
— Был, — хмыкнул Детеринг, — дальше.
— Но Лемберг — не главный в этом шоу. Лембергу держал крышу очень сильный человек, и человек этот попал в большую задницу. А Лемберг с Миллером взялись его вытащить… я не знаю подробностей.
— Подожди, Ник. Ты слышал о шкипере Олафе?
— Нет. Кто это?
— Я сам хотел бы знать, кто это. Хорошо. Имя?
— Имя? Ха-ха, — Казаков дернул затвор и упер ствол бластера себе в подбородок. — Прощай, Танк. Увидимся в аду. Имя — Курлов…
Сухо щелкнул выстрел. Голова шерифа откинулась назад.
— М-мм, — простонал Детеринг, — и здесь он мне напакостил… ч-черт! Курлов! А-ах, черт! Саша, иди потолкуй с этой… с этим лейтенантом. Мне нужно подумать. И позови громил — пускай унесут труп.
Я вышел в коридор и подозвал двоих парней, куривших на лестнице.
— Займитесь трупом. Куда вы сунули девушку?
— Она в том крыле, — махнул рукой один из охранников. — Там комнатка в углу.
Я кивнул и двинулся по указанному адресу. Найдя нужную дверь, я без стука вошел в небольшую, хорошо обставленную комнату. На широком диване сидел наш пленник с заклеенным липкой лентой ртом, а в огромных креслах перед журнальным столиком рубились в карты двое охранников.
— Идите погуляйте, — распорядился я, швыряя на столик свою пушку. — Принесите мне красного… и что-нибудь сладкое типа бисквитов. Есть в этом доме что-то похожее?.. Жрать хочу, как перед смертью.
— Найдем, — улыбнулся парень. — Идем, Стэн, доиграем потом.
Его напарник вежливо кивнул мне, и они вышли в коридор. Я сбросил с плеч окровавленную куртку и посмотрел на нашу добычу:
— Сними эту штуку со рта. Как тебя звать?
— Мэрион… мне нравится это имя.
— Хорошо, — я нашел в кармане смятую пачку сигарет и бросил ее на стол: — Пусть так. Кури, если хочешь.
Она протянула руку, вытряхнула из пачки сигарету и посмотрела на меня.
— Огня? Сейчас.
Я бросил ей зажигалку. Она не сумела поймать ее дрожащей рукой, зажигалка упала на диван. Прикурив, лейтенант осторожно положила ее на стол и откинулась на спинку дивана.
— Скажите, зачем я вам нужна?
Я не ответил. Я осторожно потрогал блокадер на щеке. Боли я, само собой, не чувствовал, но ощущение все равно было противное. Еще и клеить потом это дело. Шрам опять же. Потом шрам своди. Вот тебе и маскировка, могли и голову снести.
В дверь постучали.
— Да! — рявкнул я.
Вошел молодой паренек с подносом, на котором стояла пыльная пузатая бутылка, бокалы и коробка с десятком пирожных.
Я кивнул и отпустил его взмахом руки. Раскупорил бутыль, налил два бокала до краев и пододвинул один к девушке.
— Спасибо, — прошептала она.
Я впился зубами в пирожное и окинул ее внимательным взглядом. Формы уже женские, гормональная стадия, видимо, позади. Да и вообще — девица, и все. Хрен его, что там мужского осталось у нее под юбкой, но воспринимать это испуганное сероглазое существо как мужчину мне было сложно. Честный коп. Феномен. Гм…
Съев три пирожных, я допил бокал вина и спросил:
— Сколько тебе лет?
— Двадцать три. А что?
— Да так, ничего. Ты понимаешь, из-за кого это все?
Она опустила глаза.
— Понимаю.
— Перестань трястись. Лучше выпей. Ты знала, что он натворил?
— Да. Знала.
— Почему ты оказалась… с ним?
Мэрион взяла со столика бокал, отпила половину, покрутила его в пальцах.
— Вы не поймете.
— Ну почему же? У меня высшее гуманитарное образование. Попробуй.
— Какое, если не секрет?
— Академия Службы безопасности в Метрополии. Прикладная и аналитическая ксенология, полный курс.
— Я должна была догадаться, — она поставила бокал на стол. — Ну что ж… Матье был единственным человеком, который хорошо ко мне относился. Единственным, за всю мою жизнь. Может быть, вы сможете понять меня, если попытаетесь. Что такое жить в чужом теле? Вы думаете, это здорово? Терпеть издевательства родителей, изнасилования сокурсников… Вы знаете, сколько раз меня насиловали?..
— А Лафрок тебя пожалел?..
— Может быть, и пожалел, не знаю, что это такое, меня никто никогда не жалел. Даже тогда, когда у меня уже не было сил плакать… Можно еще сигарету?
— Пожалуйста, — я протянул ей пачку и заглянул в ее печальные серые глаза. Нет, она не играла. Так не играют. Она говорила совершенно искренне, уверенная в том, что живой ей отсюда не выбраться.
— Ты была в курсе его дел?
— В принципе я ими не интересовалась. А что касается…
Хлопнула дверь, вошел Детеринг. Сел в кресло, глотнул вина прямо из бутылки, элегантно вытер рот перчаткой и посмотрел на умолкшую девушку:
— Продолжайте, лейтенант. До рассвета мы вас не съедим.
— Что касается убийства генерала Фаржа… За три недели до этого появился следователь Эгон Миллер из прокуратуры планеты, и они о чем-то долго говорили с Матье. Я их разговора не слышала. Матье после разговора выглядел очень довольным. А потом Миллер пришел с каким-то странным человеком… они называли его Олафом.
— Вот как? — аристократически изогнул бровь Детеринг. — И что ж в нем было странного?
— Даже сложно сказать, что именно… так, вообще. Он явно нездешний, одет был… я не знаю, где так одеваются. И еще — у него были разные глаза. Один черный, другой голубой. Я решила…