— Еще бы, — отозвался я.
— Ты помнишь ту девушку на платформе? Мою дочь… Я до того момента не верил. Знал… — а не верил. Не верил, что плоть от плоти моей окажется у меня в прицеле. Не верил, что мне придется это сделать. И о каком же милосердии я могу говорить сейчас? Не-ет… Здесь нужно быть безжалостным зверем. Мы же вернулись в пещеры!.. Око за око, зуб за зуб. Убей или будь убитым.
Он умолк и поднял глаза к равнодушно серому зимнему небу. Я присел на корточки в двух метрах от него, посасывая сигарету. По редколесью гулял сырой противный ветер, обещавший неотвратимые нудные дожди. До весны еще далеко, да и где я увижу эту весну? В каком мире?
— Поэтому они умрут, — вдруг сказал небу Детеринг и оттолкнулся спиной от дерева. — Другого пути у нас нет.
Я поднялся на ноги и двинулся за ним по узкой, едва заметной тропинке, усыпанной гниющими листьями. Мы шли молча. Умирающий лес был полон непривычным пряным запахом, ароматом чужой зимы — сырой, скользкой и туманной. Лес умирал, чтобы возродиться вновь, когда придут на эту землю жаркие ласки весеннего солнца. Мы можем умереть лишь один раз. Второго нам не дано. И ладно умереть в бою, видя глаза своего врага и до конца веря в собственную руку… а так, как Фарж или Фишер? Н-да… А сколько, интересно, народу уцелело из моего выпуска? Кто-то служит в Метрополии, кто-то торчит в миссиях дипкорпуса, кто-то жиреет в колониальных службах. Кто-то уволился — если нервы пли ранения оказались несовместимыми с дальнейшим прохождением службы. А остальные съедены червями… или еще кем. Больше половины, а ведь нас в тот год было почти сто двадцать человек — сорок с чем-то девушек и семьдесят парней. Много, много костей украшают собой самые разные планеты. А как мы радовались в тот день, когда наш факультет получил офицерские мечи!..
Детеринг остановился и посмотрел на часы.
— Пожалуй, не стоит заходить далеко. Тем более скоро пожалует этот коп. Да и к тому же, — он улыбнулся, — тебя ждет женщина. Идем…
Мы медленно двинулись в обратную сторону.
— Погрома в порту не было? — спросил я.
— Нет, конечно. Историю с твоим уходом из отеля вообще замяли… она теперь не упоминается, как я понял. Ты их хорошо попугал. Мне сказали — люди из отеля, разумеется — что ты накрошил не менее взвода. Трупами была завалена вся крыша, да и на верхнем этаже… А кстати: Касьян-то ведь теперь твой должник!
— Да ну, — махнул я рукой, — что ж я, должен был его бросить?
— Так или иначе, — хмыкнул Танк, — но ты его вытащил. А Касьян — человек серьезный, он этого никогда не забудет. Касьян многое изменит в семье, вот увидишь. Харрис — это был просто хороший добрый дядька, а Касьян — тип иного рода, да… И вообще на Кас-сандане многое может измениться.
— Что, например?
— Многое, многое, — лукаво улыбнулся Детеринг, — сам узнаешь.
В просветах между деревьями появился острый черный нос «Газели» с распахнутым клюзом батареи главного калибра. Корабль был полностью готов к сражению, генераторы стояли в горячем режиме, взлет занял бы считанные секунды.
— Иди, — хлопнул меня по плечу полковник, — я зайду к командиру.
В холле я наткнулся на здоровенного мужика с аккуратно подстриженной рыжей бородкой. На меня он смотрел с опасливым изумлением.
— Где дворецкий, уважаемый? — поинтересовался я, — Или, точнее, где миледи?
— Миледи ожидает вас на верхней террасе, — ответил он, — а дворецкий…
— Отставить дворецкого. Проведи меня к миледи.
Он послушно закивал и повел меня по мраморным лестницам на четвертый этаж. Мы миновали длинный коридор со стеклянной крышей и остановились возле резной автоматической двери.
— Миледи вас ожидает здесь, — сообщил мой провожатый, нажимая кнопку. — Прошу вас, флаг-майор.
Дверь ушла в сторону, и я шагнул на просторную террасу, укрытую колпаком прозрачного пластика. Под стенами из скрытых в полу лунок торчали кусты неестественно ярких местных цветов, наполняя воздух слад ким пьянящим ароматом. Ольга сидела за изящным плетеным столиком, одетая в розовое длинное платье. На столике перед ней стояла пузатая бутыль вина, бокал из прозрачного красного камня и коробка сладостей.
— Так вот ты кто, — тихо произнесла она, когда дверь за моей спиной с шорохом вернулась на свое место. — Если б я могла знать…
— Это что-то меняет? — спросил я, садясь в легкое кресло.
— Это меняет почти все, — печально ответила она, опуская глаза.
— Не понял. Объяснись.
— Что я могу тебе объяснить? Я знаю этого человека… милорда Детеринга. Я понимаю теперь, кто ты, если он — твой патрон. В твоих руках огромная власть… ты страшнее любой мафии.
— К тебе это не имеет никакого отношения, Ольга. Для тебя я просто солдат.
— Ну конечно! Солдат!.. Кем и чем я могу быть для тебя — я, проститутка, случайно унаследовавшая титул? Я, выросшая в нищете и грязи городского дна?
— Ты думаешь, я этого не знаю? Знаю. И что? Ты женщина, я мужчина — какая разница, кто мы там еще?
— Я хотела, чтобы ты остался здесь.
Я вскочил, схватил со стола бутылку, сделал большой глоток и с бутылкой в руке прошелся по террасе. Чего-чего, но этого я не ждал.
— Я могу умереть, Ольга. В любую минуту. Такая у меня профессия. Не перебивай меня! Я должен находиться в Метрополии. Но, помимо этого, я постоянно болтаюсь по всему обитаемому миру. Я могу отсутствовать по нескольку месяцев. Подумай хорошенько, Ольга, подумай, с кем ты хочешь связать свою жизнь.
Я прекратил беготню, снова приложился к бутылке и заглянул ей в глаза. Она спокойно выдержала мой взгляд.
— Это судьба. Или ты сам не видишь?
Помещение наполнилось мягким гулом.
— Войдите! — громко произнесла Ольга.
Из разъехавшихся дверей появился Детеринг в сопровождении очень мощного мужчины средних лет в полицейском мундире. Рядом с ним Танк казался дистрофиком. Впрочем, я не помню, чтоб его когда-либо смущали такие подробности — мышечная система полковника была оптимизирована в предел, сильнее хомо просто быть не может; в нашем деле важна именно максимально высокая мощность при минимально возможном весе. Оптимизация энергетики начинается с детства и длится долгие годы. В результате хиловатый с виду рейнджер пробивает боксера-тяжеловеса ударом пальца. Система подготовки человека — универсального воина разрабатывалась столетиями… при сохранении железного запрета на любые генные модификации. В итоге раса пришла к сложнейшему комплексу тренировок, которые должны начинаться в возрасте пяти-шести лет, и только каждый стотысячный хомо способен воспринять их в полном объеме. Детеринг же ушел от обычного рейнджера настолько, насколько рейнджер ушел от, скажем, хорошо подготовленного телохранителя.
— Здравствуй, девочка, — гулко проронил полисмен Ольге и с удивлением посмотрел на меня. — Простите, флаг-майор… капитан Армии Пирс к вашим услугам.
— Флаг-майор Королев, — я отдал честь и повернулся к хозяйке, но она опередила меня:
— Я думаю, джентльмены, нам лучше спуститься вниз.
Мы проследовали за Ольгой на второй этаж и очутились в небольшой уютной комнате, освещенной лишь пылающим камином. Напротив камина стоял низкий деревянный столик и несколько глубоких кожаных кресел.
— Прошу вас, джентльмены, — Ольга указала на кресла и сделала извиняющийся жест. — Одну минуту.
Мы расселись вокруг стола, и Пирс, уважительно ко-сясь на мой Рыцарский крест, спросил:
— Как я понимаю, именно вы, кавалер, желали меня видеть?
— Не только видеть, — раздался из мрака голос Детеринга, но и слышать, капитан.
Пирс кивнул.
— Конечно, могу я закурить?
— Несомненно. Курите. И слушайте. Сперва будете слушать вы, потом будут слушать вас. Итак. Ситуация такова, что на Кассандане в скором времени придется умереть многим людям. На планете был совершен ряд подлых преступлений… теперь за них придется отвечать. Вы можете помочь своим коллегам избежать случайной смерти. Когда придет возмездие, многие могут попасть под огонь… огонь не будет разбирать, кто прав, кто виноват.
— Вы говорите загадками, милорд, — поежился Пирс. — Простите, кто вы?
— Смерть, — безразлично ответил Детеринг.
— Смерть? — поднял брови капитан. — Но чья, позвольте?
— Это нам и предстоит выяснить. Вы, вероятно, слышали о налете на отель «Интерстар»?
Пирс потер лоб. Вид у него был рассеянный.
— «Интерстар»? О, я начинаю понимать… я начинаю все понимать. Вы, кавалер, — он посмотрел на меня, — вы тот, кто уложил целую кучу людей на крыше. Никто не понимал, кто же их атакует с таким кошмарным оружием. А это были вы.
— Не понимали? — ощерился я. — А что же они понимали? Когда первым же залпом свалили всех, кто был во внешнем баре, когда они увидели труп офицера СБ — они тоже ничего не понимали?
— Они были уверены, что это обычная акция… что там — преступники. А их встретил рейнджер с тяжелым оружием. Это были простые мальчишки из штурмового дивизиона! Нет, я не оправдываю тех, кто их послал, но вы!..
— Что я?! Мне было плевать, передо мной был вооруженный противник, и я убивал их — да, убивал их всех. Всех, кого видел. А что ж, по-вашему, я должен был делать?
— Мы не собираемся обсуждать здесь вопросы морали, — бесцветным голосом перебил меня Детеринг. — Офицер Королев, капитан, никогда не согласится с вашей точкой зрения. У него своя колокольня. Да и речь не об этом. Кто возглавлял налет?
— По-моему, лейтенант Маркус Эйген из департамента шерифа. С ним был почти весь штурмовой дивизион второго уровня. Вернулись немногие.
Детеринг едва заметно кивнул.
— Вы знали капитана Матье Лафрока?
— Да кто ж его йе знал. Его недавно грохнули на какой-то операции, я не знаю подробностей. А что?
— Как Лафрок контактировал с Эйгеном?
— Самым непосредственным образом. Он был его любовником. Эйген — транссексуал, но Лафрок умолял его не ложиться на реконструкцию. В мужском виде он ему нравился больше. По-моему, единственная мужская одежда, которую носит Эйген, — это полицейский мундир.
— Ну и типы у вас тут, — поморщился я. — Хотя, возможно, я слишком консервативен в некоторых вопросах. А Лафрок, оказывается, был человеком широких взглядов. Я слышал, он предпочитал молоденьких мальчиков.
— А у вас таких не встречается? — спросил Пирс.
— Это исключено. Мы проходим сложную процедуру генной идентификации. Любые отклонения… психологическая устойчивость слишком важна. Мы все в параметрах абсолютного стандарта.
— Ваши коллеги меня всегда удивляли, — Пирс выдвинул вперед массивную челюсть. — Вот ваша неприкасаемость, к примеру…
— Подготовка одного офицера СБ обходится Империи в сумму, достаточную для постройки десяти линейных кораблей класса «Виннер», — ответил я.
— Вы знаете следователя Эгона Миллера? — спросил Детеринг.
— Ну, я слышал это имя, — пожал плечами Пирс, — но лично — нет. Я давно служу в патрульном дивизионе и не пересекаюсь с такими экземплярами.
— Вам знаком шкипер по имели Олаф?
— Олаф?.. Да я вообще не знаю ни одного шкипера, я не интересуюсь транспортом, зачем мне?
— Я понял. — Детеринг прикрыл глаза. — Забудьте все, ничего этого не было. Ничего не бойтесь. Прощайте.
— Вы?..
— Я даю вам слово офицера и лорда, что вас ничто не коснется. Прощайте, капитан Пирс.
Глава 7
Стандартный вариант, — сказал Детеринг. — Захват живьем.
Я молча кивнул; мы стояли посреди Ольгиной спальни — я в одном бронекомбинезоне, Танк сменил свой шикарный наряд на полевую форму десантника без эмблем и знаков различия. Ольга сидела возле зеркала и не отрываясь смотрела на меня, покусывая нижнюю губку.
— Надевай штанишки и сандалии, а сверху — вот это.
Он нагнулся и вытащил из своего кофра короткую кожаную куртку с полковничьими погонами — форма «полигон А». Быстрыми движениями отстегнул погоны и сорвал нашивки, которые украшали рукава. Нашивок было несметное количество: офицер-снайпер, мастер-пилот, мастер полевой разведки, мастер полевой хирургии, офицер-наставник и что-то еще. Все они полетели на пол. Я тем временем влез в узкие, как чулки, мимикрирующие штаны и натянул высоченные мягкие сапоги из того же боевого комплекта. Сапоги эти держали удар до четырехсот единиц и температуру в пару тысяч градусов. Под куртку я надел Ольгин черный свитер, пахнущий тонкими дорогими духами. «Все это ничего, — подумал я, — но вот что я увижу без шлема?»
— Увидишь, — сказал Детеринг, — все, что нужно, ты увидишь. Так, все? Оружие.
Я загнал в «нокк» двойной магазин, еще три запихнул в набедренные карманы, туда же — блок связи, кинжал и кое-какие мелочи. Спрятал под куртку боевой пояс с ненужной без шлема АСУ и системой жизнеобеспечения. Отсутствие наплечника и кибердоктора мне также не нравилось, но что делать — лазить по городу в полном снаряжении?
— Завяжи ему волосы, — Детеринг бросил Ольге широкую черную ленту, — на лбу и сзади.
Она послушно встала и подошла ко мне. Я ощутил ее прохладные пальцы на щеке, поежился. Ольга быстро перехватила лентой мои кудри, завязала на затылке некое подобие банта и вдруг уткнулась носом мне в шею. Детеринг едва заметно улыбнулся.
— К бою.
Мы вышли из спальни. Впереди шел Танк со своим верным «четырехсотым» на плече, за ним мы с Ольгой. Она молчала всю дорогу, все так же покусывая губу. Глаза ее были устремлены в невидимую мне даль, и лишь когда Детеринг распахнул дверь коптера, она посмотрела на меня и произнесла лишь одно слово:
— Вернись.
Я кивнул, коснулся губами ее лба и запрыгнул в салон. Коптер рванулся в черное беззвездное небо раньше, чем я успел задвинуть пассажирскую дверь. Я пробрался вперед и занял правое от пилота кресло.
— Сперва Казаков, — сказал Детеринг, не отрывая глаз от лобового стекла.
— Там, вероятно, охрана, — ответил я.
Тонкий профиль Детеринга, подсвеченный призрачным малиновым сиянием приборной панели, слегка качнулся.
— Они не должны нас видеть.
Я дернул плечом. Что ж, значит, умрут все. Все, кому мы попадемся на глаза. Впрочем, что толку об этом рассуждать? Да, у них тоже, вероятно, есть жены, есть дети… Да, мы звери. Хищники. Зубастые твари, безжалостные драконы. Да. Только умираем мы почему-то первыми, и умираем молча, сжав челюсти и не издав ни звука. Умираем тогда, когда они спят, размножаются, чавкают или вытирают сопли. И нам милосердия ждать неоткуда. Потому что наш оппонент не бывает ни слабым, ни беззащитным. К не бывает нас сто на одного. Только наоборот.
А они — что ж, они живут неплохо. Еще как неплохо. Каждый капрал имеет своих данников, везде ему почет и уважение. И виски лучших сортов, и девочки с мальчиками по вкусу, и денежки с заискивающей улыбочкой — а как же? Ате, кто повыше — о, это бизнесмены иного полета. Туг уж и дружба с таможней, и попойки с вездесущим налоговым управлением, и сложные комбинации с запугиванием честных работяг, скупка паев в фартовых делах, оформление любых «левых» документов и прочее, прочее… Да люди ли это, мастер Алекс? Прав был Фишер — маски, кругом маски. Ухмыляющиеся, самодовольные, презирающие всех и вся, и что им до тех, кто почему-то, в силу дури своей, подставляет за них свою голову? У них ведь все в порядке.
Империя повзрослела после войны. Империя наела брюшко, в Империи все хорошо, Империя не думает о таких высоких материях, как защита жизненного пространства. На кой черт налогоплательщикам огромный флот? Распродать его! На хрена дорогостоящие научные институты, занятые разработкой систем вооружения? На биржу труда этих высоколобых профессоров со всеми их докторами и магистрами! Пусть лучше занимаются совершенствованием фризеров или домашних роботов. А то сидят там, понимаешь ли, жируют на нашей шее со своими дурацкими пушками и генераторами. Ведь лучше лишний раз жене меха купить вместо всех этих пушек. А про этих сумасшедших, что на границах вечно с кем-то там стреляются, вы нам не рассказывайте, нечего детей пугать. Они у нас послущные, любят папу с мамой и боевиков не смотрят. Правда, у старшего что-то одни мальчишки в друзьях, видно, внуков от него не жди. Ну так что ж теперь делать. Главное, чтобы из дому не удрал да возле военных не околачивался, а то заманят вербовщики — и поминай как звали. А у нас, знаете, главное — это семья. Живем тихо, мирно и благолепно.
Да! И плевать вам всем на то, что через двадцать лет у этих тварей завершится шестидесятилетний цикл, и их маточники выбросят из своих сырых аммиачных недр миллиарды, десятки миллиардов личинок, которые через год после рождения станут новыми солдатами, вполне обученными и боеспособными. Начхать вам, что леггах, похоже, уже обогнали нас по разработкам в области физики субполя… а это — принципиально новые двигатели, новые корабли. Будет вам тишь и благолепие, когда их десант сомнет не нюхавшие пороху имперские легионы, сотрет в пыль тех малочисленных пацанов и девчонок, у которых нет ничего, кроме мужества, ярости и боли. И они будут умирать в своих устаревших железных коробках, хватаясь за свои мыльные пушки… они будут вариться заживо в намертво заклиненных отсеках, они будут кричать от ужаса и боли, проклиная вас, голосовавших за сокращение военных расходов, но вы не услышите их проклятий…
Коптер пошел на снижение. В мерзком сыром тумане огни ночной столицы сливались в какое-то неясное багровое марево на горизонте. Детеринг протянул руку к панели, коснулся тревожно мигающего сенсора, и на лобовом остеклении кабины вспыхнула яркими неживыми цветами чехарда сонарной графики. Полковник вывернул штурвал влево, заложив пологий вираж, вернул коптер на прежний курс и наконец уверенно бросил его вниз.