– Кстати, а откуда ты к нам прибыл, добрый господин? – спросил хозяин таверны, принося очередное блюдо (поскольку одна лишь жареная баранина довольно быстро приестся, Лоуренс и его спутники заказали также тушеную баранину с кислой капустой). Обратился он не к Хоро, но отнюдь не из-за ее юной внешности – просто она была слишком занята поеданием мяса. Глядя, как она жадно работает челюстями, прочие посетители ее подбадривали.
– С материка, из города Кербе. А до того я путешествовал еще южнее.
– Кербе?.. О! Там ведь недавно большая суматоха была, да? Что же там было… эй, Ханс! Напомни, что там случилось в Кербе?
– Нарвал, нет? Как ты вообще торгуешь, если ничего не знаешь, старый ты пень? Я слышал, они поймали одну из этих тварей северных морей. Даа, суматоха была что надо! Мне рассказал один лодочник, который у Леона работает – он совсем недавно к нам в порт явился.
Сведения распространяются очень быстро, даже через океаны – это всегда следовало иметь в виду. История с нарвалом ведь всего несколько дней назад закончилась.
– Точно-точно-точно! Нарвал, это был нарвал. Скажи, слухи врут или нет?
На лице хозяина было написано неподдельное любопытство. Он и не догадывался, что те, кто повернул вспять поднявшиеся в Кербе ураганные ветры, сидели прямо перед ним. Лоуренс повернулся к Хоро, чтобы незаметно обменяться с ней улыбками… но лишь обнаружил, что она на него вовсе не смотрит.
Если бы Лоуренс сейчас кинул взгляд на Коула, мальчик бы непременно понял, чего он хочет, и улыбнулся бы их общей тайне. Но которому из двух своих спутников со столь разным характером Лоуренс хотел выказать больше доброты? Ответ лежал на поверхности.
– Слухи не врут. Из-за этой истории город почти что раскололся на две части – северную и южную. В конце концов один торговый дом приготовил несколько ящиков, полных золотых монет, отвез их к собору и потребовал у Церкви продать нарвала ему. Из-за всей этой суматохи у нас там ни минуты отдыха не было.
– Ооо… ящики, полные золота, э?
При упоминании ящиков с золотом все посетители, окружившие Лоуренса и жадно внимавшие его словам, среагировали очень живо. Нетрудно было догадаться, что сейчас больше всего интересовало этих людей.
– Но что привело вас троих в наши края из стран к югу от Кербе? Торговать здесь собираетесь, да?
– Нет, мы в паломничестве, идем в монастырь Брондела.
Лоуренс умышленно не стал затрагивать тему денег – он видел, насколько она болезненна для окружающих. На его взгляд, не меньше половины людей здесь были либо торговцами, либо ремесленниками. Если бы он сказал, что пришел ради денег, ему бы не удалось собрать тут нужные сведения – все, вместо того чтобы говорить, начали бы пытаться продать ему свои товары.
– О, монастырь Брондела…
– Возможно, в это трудно поверить, но мои спутники – дети Господа. Хоть это и противно моей природе, мне приходится вести себя так, будто я ищу отпущения грехов.
– Понятно. Но торговец в паломничестве к монастырю Брондела… есть в этом ирония, да?
С этими словами хозяин таверны (Лоренс и не заметил, как в его руке оказалась кружка с вином) огляделся, ища согласия посетителей. В улыбке на его лице, да и во всех остальных улыбках тоже, явно читался сарказм. Лоуренс постарался надеть на себя маску ни о чем не подозревающего путешественника.
– А в чем ирония?
– Ну, видишь ли, монастырь Брондела сейчас настолько сильно интересуется торговыми делами, что создателям легенд и не снилось; а вот к паломникам он уже много лет не очень-то дружелюбен. Большинство иностранцев, которые туда направляются, проходят через наш город, и я уже слишком многих из них видел на обратном пути, и все они были с унылыми физиономиями.
– Вообще-то им положено давать деньги на починку дорог и постройку постоялых дворов для паломников, но дают они сущие крохи, особенно если сравнить с тем, что выручают от продажи шерсти! Даже ребенку ясно, в какую сторону наклонены их весы. Да защитит нас Господь!
Когда посетитель, смахивающий на торговца, произнес эти слова, хозяин таверны одобрительно закивал. Будь то монастырь или торговый дом – похоже, все они идут одной дорогой, когда их ведет жажда наживы. Правда, многое в результате и теряют.
– Вот за такое свое поведение, должно быть, они и заслужили на свою голову божественную кару. Последние несколько лет уинфилдская шерсть почему-то очень плохо продается, и монастырю от этого достается сильнее всех. Даже те торговцы, что покорны, как ягнята, больше туда не ходят. И паломники, которых они оттолкнули, тоже уже не придут наполнить их казну, как бы их ни просили.
– Но подумать только – в такое время иностранный торговец отправляется туда в паломничество… быть может, божественная кара и к концу подходит. А жаль, они ее заслуживают.
Церковные заведения почитаются огромным множеством людей; тем поразительнее видеть, как сурово те же люди относятся к тем же заведениям, когда благоговение сходит на нет. Все до единого посетители таверны с наслаждением ругали монастырь. А это значило, что, скорее всего, разузнать про Альянс Рувика будет легче легкого.
– Вот, значит, какие тут дела… так, стало быть, монастырь сейчас вообще никто не посещает?
При этом вопросе на лице хозяина появилось непонятное выражение. «Эта мысль мне так приятна, но в то же время и немного печальна» – казалось, что-то вроде этого он сейчас чувствовал. Несмотря ни на что, монастырь оставался важным религиозным центром, он пустил корни в сердце каждого жителя Уинфилда.
– Кое-кто посещает. Даже сейчас там немало торговцев собирается. Только их цели немного другие, не такие, какие привычны нам. Тебе доводилось слышать про Альянс Рувика, добрый господин?
Хоро перестала поглощать баранину громадными кусками и отхлебнула вина из кружки, словно делая передышку… но это было отнюдь не совпадение. Она поняла, что темы, оживлявшие атмосферу таверны, закончились.
– Ты говоришь о величайшем торговом союзе, имя которого известно по всему миру?
– Именно о нем. Я слышал, их люди в монастырь ходят целыми стадами. Сперва туда ездили большие шишки в черных каретах, но – может, из-за холодной зимы – их быстро сменили торговцы, которые ходят на своих двоих. Вроде бы эти торговцы один за другим ходят то туда, то обратно – каждый хочет первым успешно провести переговоры. Из-за этого у нас тут целый год одни лишь торговцы с каменными рожами – они идут прямо в луга, а на мою таверну и не смотрят.
– А что у них за переговоры?
То, что Лоуренс сейчас услышит, либо подтвердит, либо опровергнет слова Дойчмана. Он только ради этого и спросил, так что ответ стал для него полной неожиданностью.
– Ты только не смейся – они хотят купить Золотого барана.
Лоуренс готов был поклясться, что слышал, как дернулись уши Хоро под капюшоном. Что до него самого – он мог лишь неверящим взглядом уставиться на хозяина таверны.
– Эта легенда, похоже, всегда всплывает в тяжелые времена – что у монастыря есть луг, простирающийся до самого горизонта, и на самом краю белого моря овец на этом лугу ходит сверкающий золотой баран, словно воплощение солнца.
– А еще в той легенде говорится, что человек однажды сумел выдернуть клок золотой шерсти, но она растворилась, как луч света, сразу же, как только отделилась от тела.
Лоуренсу доводилось слышать много подобных легенд. Чем хуже было положение той или иной страны – например, во время войны, – тем больше таких историй ходило. Истории о плачущих статуях Святой девы-матери, о ведьмах, которые крадут детей, ухмыляясь до ушей, о громадных флагах с эмблемой Церкви, развевающихся высоко в небесах.
Легенда о Золотом баране монастыря Брондела была хорошо известна на материке. Всякий раз, когда мир скатывался в черноту, эта легенда чудодейственным образом дарила людям новую надежду.
– Должно быть, на самом деле они тут, чтобы купить имя монастыря, а может, его землю.
– Я слышал, Альянс собирается стать аристократией Уинфилда.
– Но король Сильван – внук Уинфилда Первого; едва ли он позволит кому-то покупать титулы. Однажды у нас торговец уже купил титул падшего аристократа, так король был в таком гневе, что выпустил закон, из-за которого тот разорился на торговле шерстью. А мы в конце концов получили то, что сейчас имеем.
Человек, сказавший это, с последними словами провел ладонью по шее, изображая обезглавливание. Лоуренс догадался, что упомянутый торговец был мужем кое-кого, кого он очень хорошо знал.
– Денег никто не зарабатывает, а король все повышает налоги. Хотя, может, правильнее наоборот сказать: король так бесится с налогами именно потому, что ни у кого нет денег.
– Вы хорошие покупатели, так что я дам совет: если собираетесь отправиться в монастырь, будьте осторожны. Обитель Господа сейчас в руках у демонов. А Господь, который должен был бы прийти к нам на помощь, видать, заблудился в лугах, его уже много веков не слышно и не видно.
– Вы хорошие покупатели, так что я дам совет: если собираетесь отправиться в монастырь, будьте осторожны. Обитель Господа сейчас в руках у демонов. А Господь, который должен был бы прийти к нам на помощь, видать, заблудился в лугах, его уже много веков не слышно и не видно.
Лоуренс уже перестал понимать, кого именно ругают местные – монастырь или Альянс Рувика. Быть может, они и сами не знали, кого им больше хочется ругать. Быть может, им хватало уже того, что было на кого жаловаться. Но на кого бы они ни жаловались, делали это не из ненависти.
И король, и Альянс для них – нечто из другого мира, не из их собственного; а на монастырь они привыкли смотреть снизу верх, пусть даже его положение стало плачевным. Смятение чувств в их сердцах было как на ладони для любого. И Лоуренсу казалось, что он понимает их трудности.
– Спасибо. Я буду осмотрителен.
– О да, ну а тогда лучше вам всем есть и пить как следует, чтобы набраться сил! Как только вы покинете город, сразу познакомитесь с заснеженными полями. Если у вас будет недостаточно сил – умрете на полпути!
Слова хозяина таверны вновь подогрели всеобщее настроение. Лоуренс поднял кружку и выпил за хозяина. Коул, похоже, был уже на пределе, а вот Хоро явно еще могла пить.
Монастырь Брондела посреди заснеженной равнины… если это и есть их цель, заранее наполнить животы – и впрямь мудрая идея.
***
Он слышал потрескивание, как от горящих дров. Но они же не разводили костер накануне вечером, так ведь? А, ну конечно, очаг… его они тогда разожгли. От него просто звук был не такой, как от костров, к которым он привык.
Наконец-то мысли в голове забегали. Он открыл глаза и поднял голову.
В комнате царил полумрак – значит, еще совсем рано. Он мог разобрать, хорошая или плохая погода снаружи, просто по свету, вливающемуся в окна. Увы, похоже, день предстоял хмурый.
Он как раз начал думать, что будет холодно, но тут волна морозного воздуха нахлынула на него и разбудила окончательно. Похоже, холод пробрался-таки в комнату, несмотря на потрескивание дров в очаге.
– Снегопад, э, – пробормотал он себе под нос, после чего с наслаждением зевнул и сел. Да, шерстяное одеяло и вправду прекрасно хранило тепло. По правде сказать, давненько он не спал так крепко. Даже Хоро, судя по всему, дрыхла без задних ног. Ее пушистое одеяло ритмично поднималось и опускалось; это было даже более заметно, чем обычно.
Но холод стоял страшный. У Лоуренса было такое чувство, будто он свалился в ледяную реку. Кинув взгляд на кровать Коула, он обнаружил, что мальчик, как и Хоро, сжался в комочек и залез под одеяло с головой. Лоуренс был единственным из троих, кто спал с открытым лицом.
Потерев это самое лицо, Лоуренс выдохнул струйку белого тумана. Поднялся с кровати, вздрогнул, потом подошел к столу, взял кувшин и встряхнул. Он не очень-то надеялся на лучшее – и действительно: вода в кувшине замерзла.
– Видимо, придется спуститься и взять еще…
С тех пор, как Лоуренс начал путешествовать с Хоро, его привычка вслух говорить с самим собой стала проявляться куда реже. Однако в подобных ситуациях он всегда возвращался в плен той старой привычки и бормотал себе под нос фразу-другую.
В едва горящий очаг он кинул соломы, потом, дождавшись, пока она разгорится, подбавил немного дров. Это могло показаться излишним, но подобные кирпичные очаги могут гаснуть сами собой – просто от холода кирпичей.
Когда дрова занялись как следует, Лоуренс вышел из комнаты. Снаружи царила мертвецкая тишина, но ощущения, что это из-за отсутствия людей в столь ранний час, не возникало. Казалось, будто что-то просто съедает все звуки. Половицы при каждом шаге издавали скрип, но он тут же глох. Такая тишина, как будто все закутано в хлопок, бывала только лишь в снежные дни.
Спустившись на первый этаж, Лоуренс сообразил вдруг, что рабочий день на постоялом дворе еще не начался – входная дверь была закрыта на деревянный засов. Однако в глубине коридора, ведущего на задний двор, открылась другая дверь. Вскоре Лоуренс увидел красноносого владельца постоялого двора с шарфом вокруг шеи и с бочонком на плече.
– О? Да ты ранняя пташка.
– Доброе утро.
– Черт бы подрал этот мороз! Даже колодец замерз. Умучался даже просто разбивать лед на поверхности. Похоже, сегодня нас накроет одеялом.
Хозяин отнес бочонок в противоположный конец коридора и опустошил в стоящую там кадку. Людям, живущим в краях, где зимы суровы, приходится заботиться о воде, когда становится холодно. Вообще, если задуматься – необходимость беспокоиться о воде, когда вокруг столько снега, выглядит довольно-таки нелепо.
– Накроет одеялом?
– О, мы здесь так говорим, когда снег заваливает все. Одного дня хватает, чтобы все вокруг стало совершенно белым.
– Ясно.
– А, да. Желаешь чего-нибудь? Я могу приготовить гостям завтрак… только на это время понадобится.
– О, не утруждай себя. Честно говоря, вчера вечером мы принесли с собой из таверны довольно много еды.
В таверне накануне царила настолько оживленная атмосфера, что даже ночная стража заглянула посмотреть, что происходит. В конечном счете у Лоуренса и его спутников не осталось выбора, кроме как забрать остатки еды и уйти. Все блюда были приготовлены великолепно, так что, если их разогреть на очаге, завтрак получится замечательный.
– Ха-ха-ха! Такую хорошую баранину достать непросто. Ужасно жалко будет, если ее никто не доест.
– Вот именно! А, да, могу я попросить немного воды?
– Конечно, конечно. Хмм… в вашем железном кувшине вода замерзла, да? Я скоро принесу вам ящичек с опилками. Держи кувшин в опилках, тогда вода не так быстро будет замерзать.
– Я буду весьма признателен.
Получив от хозяина заведения куда более практичный глиняный кувшин с водой, Лоуренс направился обратно в комнату, думая на ходу, что «накрыло одеялом» – очень точное описание снежной погоды. Он припомнил, как один наемник говорил что-то похожее, когда они вдвоем пережидали холодную ночь и пили дешевое спиртное в какой-то хибаре.
Если необходимо вести войну, ее надо вести на севере, где вся боль и печаль, даже самая великая, рано или поздно будет погребена под снегом.
Где бы снег ни падал, всюду он несет с собой меланхолию. Неловко улыбнувшись этой мысли, Лоуренс открыл дверь в комнату.
– О? Ты уже проснулась –
Лоуренс замолчал на полуфразе, почувствовав, что атмосфера в комнате требует тишины. Хоро, сидя на своей кровати, молча смотрела в окно. Просто сидела и смотрела; если бы не белые облачка, срывающиеся с ее губ, можно было бы без особого преувеличения сказать, что она походит на глиняную статую.
Даже когда Лоуренс закрыл за собой дверь, Хоро продолжала молча смотреть. Дрова в очаге еще не выгорели, но Лоуренс подбавил еще, а потом, поставив кувшин на стол, подошел к кровати Хоро.
– Снегопад, – промолвила волчица, не повернув головы. Лоуренс посмотрел туда же, куда она, и, ответив «да», сел рядом. Хоро по-прежнему смотрела наружу. Она сидела как-то необычно – не скрестив ноги, не обняв колени… а просто как будто время вокруг нее внезапно застыло. Так они с Лоуренсом вдвоем молчали и смотрели в окно.
Окно было открыто, и в комнату вливался морозный воздух. Тихонько вздохнув, Лоуренс положил руку на голову Хоро. Пряди ее прекрасных волос замерзли. Было совершенно очевидно, о чем именно ей напоминал снег, так что Лоуренс не стал ее обнимать, а просто сидел рядом.
– …
– Что еще ты видишь?
Услышав слова Лоуренса, Хоро лишь молча повернулась к нему. Ее лицо оставалось бесстрастным, но оно уже не казалось замерзшим – чувства, прячущиеся там, в глубине, как будто начали оттаивать. К бледным губам тоже постепенно возвращался цвет.
– Значит, все-таки ты немножко умеешь быть деликатным.
– Смотри не заболей.
Лоуренс предпочел ответить так, нежели пытаться парировать ее иронию. Кивнув, Хоро тут же чихнула – и в следующее мгновение была уже под одеялом. Лоуренс встал и захлопнул окно.
– Когда я в своем истинном обличье, я могу смотреть сколько хочу.
– Ты имеешь в виду, пока тебя не занесет снегом.
Хоро лишь улыбнулась и показала на кувшин с водой. Но когда Лоуренс передал ей требуемое, она обхватила его руку своими.
– Я ведь говорила, что ничего не случится, даже если пойдет снег? – со слабой улыбкой сказала она. Она имела в виду, что снежная погода для нее – не повод прыгать и резвиться. Она столетия жила в деревне Пасро, где, в отличие от ее родного Йойтсу, вообще не знали снега.
Лоуренс, в свою очередь, обхватил ее заледеневшие руки и ответил:
– Как я могу быть уверен – ты же не хрупкая дева из тех, что вечно в слезах? Я совершенно не удивлюсь, если увижу, как ты, полная сил, носишься по снежным полям.