– Как я могу быть уверен – ты же не хрупкая дева из тех, что вечно в слезах? Я совершенно не удивлюсь, если увижу, как ты, полная сил, носишься по снежным полям.
– …
Молча улыбнувшись, Хоро выпрямилась и глотнула из кувшина. Но тут же улыбка сменилась хмурой гримасой, и волчица укоризненно посмотрела на Лоуренса.
– Почему здесь не вино?
– Дуреха, – ответил Лоуренс, воспроизведя ее манеру обзываться. Хоро пихнула кувшин ему в руки и кинулась на кровать, словно ребенок, собирающийся закатить истерику.
– Что? Собираешься дальше спать? Имей в виду, сегодняшний завтрак обещает быть вкусным.
Да, где бы снег ни падал, всюду он несет с собой меланхолию. Но, бесспорно, точно так же вкусная еда несет с собой радость.
***
Как и следовало ожидать от страны, где преуспевали пастухи, среди принесенной накануне еды нашелся кожаный мешочек, доверху наполненный маслом. Хоро с восторгом намазывала это масло на ломти овсяного хлеба и отправляла их в рот. У Коула, напротив, даже его обычного неважного аппетита не было; он встал слишком рано, ну и манеры Хоро, конечно, тоже не порождали желания есть.
– И что – чавк – мы будем – чавк – делать теперь?
– Не разговаривай с набитым ртом. Дойчман сказал, что познакомит нас кое с кем из Альянса Рувика, так что сейчас нам остается только ждать, когда они с нами свяжутся.
– Ладно – чавк.
Проглотив наконец овсяный хлеб, Хоро сделала паузу, чтобы отдышаться. Потом раскрыла рот, и Лоуренс решил было, что она хочет еще что-то сказать – но она откусила еще один громадный кусок хлеба.
– Ты что, готовишься в спячку залечь или что?
– Это – чавк – тоже неплохая идея.
Когда перед глазами Хоро появлялась вкусная еда, ничьи слова не задерживались у нее в голове надолго. Лоуренс положил ломтик баранины на кусок хлеба, разогретый на очаге, и откусил.
– Но в такую холодину, да еще по снегу, передвигаться будет тяжело, да? – вступил наконец в разговор Коул, до того с удовольствием наблюдавший за Хоро и Лоуренсом и потягивавший теплое овечье молоко.
– Конечно. Кстати говоря, как тебе раньше удавалось путешествовать одному?
– Когда я ушел из дома, погода была не такая уж плохая, так что все было нормально, но когда я пересек Ром, вдруг стало очень холодно. Но я постепенно научился избегать тех мест, где много снега.
– Я так и думал. С твоей-то одеждой – стоит тебе попасть под снегопад, и одним небесам известно, проснешься ты или нет, если уснешь.
Лоуренс снял кусочек жира, прилипший к щеке мальчика. Коул смущенно улыбнулся, но Лоуренс не понял, что смутило его сильнее – этот жест Лоуренса или потрепанная одежда.
– Ну, там, где часто идет снег, люди принимают меры. Они ставят на одинаковом расстоянии друг от друга столбы с указателями. А рядом с ними маленькие хижины – убежища на случай метели. Я как-то был в месте под названием Архтшток – там метели очень злые; зато по крайней мере там на разбойников не нарвешься. В такой страшный мороз даже медведи и волки ищут убежища в пещерах, так что путешествовать на удивление легко.
– Вы были в Архтштоке? Это ведь один из самых северных городов, да?
– Меня как-то попросили отвезти туда вещи одного умершего путешественника. Только тогда, один раз. Он на северо-западе, дальше даже, чем равнина Доран. Я своими глазами видел эту легендарную землю – она как поверхность моря в полный штиль. Зрелище такое, что просто дух захватывает.
Говаривали, что давным-давно громадный дракон, взлетев в небо, поднял страшный ураган, который вырвал с корнем всю траву и деревья и оставил лишь голую землю. Поскольку из осадков там выпадал только снег, близ Архтштока было не только холодно, но и очень сухо. Голая снежная пустыня, в которой любой сознавал, какой же он на самом деле маленький.
– Если верить легенде, Святой Арагая провел там тридцать лет в медитации. Когда я там побывал, я понял, почему после этого его стали называть святым.
– Ух ты… – и Коул, вслушивавшийся в историю Лоуренса, втянул воздух. Количество еды перед Хоро тем временем уменьшалось, и ее настроение стало портиться, но с этим поделать ничего было нельзя. В отличие от Коула, она никогда не выражала желания терпеливо слушать рассказы Лоуренса, так что вполне естественно, что и он к ней относился несколько иначе, чем к Коулу. В душе он надеялся, что небеса простят его за это.
– Когда я учился, я выучил названия городов повсюду в мире, но своими глазами видел так мало…
– Это ко всем относится. Что до меня – я редко присоединяюсь к торговым караванам и редко езжу одними и теми же путями; потому-то мне и удается заезжать в такие далекие уголки и видеть все, что я видел.
– А в южных городах вы были?
– Ну, думаю, с ними ты знаком лучше, чем я; но я еще был в восточных странах –
Лоуренс смолк, но отнюдь не от того, что оставленная в одиночестве Хоро разразилась слезами, – а от стука в дверь.
– Иду! – жизнерадостно воскликнул Коул и вскочил на ноги – к таким мелким побегушкам он уже привык. Хоро все еще ела, но Лоуренсу хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять, что она в дурном настроении – она даже не озаботилась надеть капюшон. Лоуренс лихорадочным движением прикрыл ей голову.
– Кто там?
Коул открыл дверь; за ней оказался человек, облаченный с головы до ног в дорожное одеяние – Лоуренсу это напомнило Ив. Шарф, обмотанный вокруг головы и закрывающий почти все лицо, двухслойный плащ, ниспадающий до лодыжек. На голенях звериные шкуры, через плечо перекинут мешок.
Похоже, он был готов хоть сейчас отправиться в долгий поход сквозь снегопад. По правде сказать, на его голове и плечах уже виднелся снег. Кинув на обитателей комнаты любопытный взгляд через щель в шарфе (судя по всему, этот человек буквально только что прибыл в город), вошедший затем принялся его разматывать.
– В этой комнате живет господин Крафт Лоуренс?
Его голос звучал на удивление юно. Да и лицо, показавшееся из-под шарфа, оказалось юным, под стать голосу.
– Ээ, да. Лоуренс – это я.
– Значит, это ты. Вынужден извиниться, что не оделся подобающе. Я только что получил весточку от господина Дойчмана, потому и пришел в столь неудобное время.
Лоуренс встал и направился к двери. Раз Дойчман послал этого человека, значит, он из Альянса Рувика.
– Нет, нет, это я должен был нанести тебе визит. Пожалуйста, заходи.
– Что ж, прошу прощения за вторжение.
Мужчина легкими шагами вошел в комнату. Он был чуть ниже Лоуренса, однако странно, что он мог двигаться с такой легкостью, навьюченный всем тем, что на нем было. Если он бродячий торговец, то ему явно приходилось зарабатывать на жизнь, странствуя по очень суровым местам.
– Ух ты! Какая прекрасная комната.
– Обычно мы не можем себе позволить чего-то подобного.
– Ха-ха! Думаю, это можно считать профессиональной способностью. В начале осени я здесь тоже понаслаждался роскошью.
Светлые волосы посетителя притягивали к себе взгляды – возможно, из-за очень короткой стрижки. Благодаря жизнерадостному тону он производил впечатление весьма дружелюбного человека. Похоже, даже Хоро была удивлена.
– Ой, я же забыл представиться. Я из Торгового дома Фирса, который входит в Альянс Рувика. Мое имя Логу Пиаски.
– Позволь и мне еще раз представиться: Крафт Лоуренс, Торговая Гильдия Ровена, бродячий торговец. Обычно я веду дела на материке.
– О, это, несомненно, провидение Господне! Уверен, по моей одежде ты и сам догадался – я тоже бродячий торговец.
Лоуренс пожал Пиаски руку; обнаружив, что она такая же жесткая, как его, он чуть расслабился. Хоро подобрала остатки своего завтрака и отодвинулась к краю кровати, так что Лоуренс пригласил Пиаски к столу.
– Итак, по словам господина Дойчмана, вы трое собираетесь отправиться в монастырь Брондела, так?
Пиаски не произвел на Лоуренса впечатление торопливого человека. Он, похоже, был из тех, кто Лоуренсу встречался редко, – из тех, кто предпочитает проводить свободное время, обтачивая края серебряных монет, нежели беседуя с кем-либо.
– Если возможно, мы хотели бы попасть в отделение для торговли, которое близко к главному зданию, а не в то, которое предназначено для паломников.
Лоуренс совершенно не собирался раскрывать, что они разыскивают кости бога-волка. До недавнего времени они вовсе не знали, где эти кости находятся, но теперь, когда они узнали, что кости, вероятно, в монастыре, сообщать об этом первому встречному было бы безрассудно. Особенно – если собеседник из Альянса Рувика.
– …Раз тебя рекомендовал господин Дойчман, я не буду расспрашивать, зачем тебе это нужно. Но, судя по твоим словам, я так понял, ты не собираешься покупать там шерсть?
Он смотрел Лоуренсу прямо в глаза. Некто просит сопроводить его до монастыря, но не желает объяснить причины… что ж, вполне естественно, что проводник так реагирует.
Лоуренс, однако, не собирался отступаться. Он был уверен, что доверие Кимана и Ив купили ему не только Дойчмана, но и Пиаски тоже. Доверие – по сути невидимые деньги.
Вскоре лицо Пиаски расплылось в улыбке.
– Ладно, неважно, зачем это тебе. Я частенько сопровождаю людей, которые желают своими глазами посмотреть на наше с монастырем сражение… ну и кое-какой доход получить, конечно же. Я не буду тебя больше расспрашивать. И потом, часто достаточно просто собрать вместе несколько человек, чтобы вокруг них собралось гораздо больше.
Торговать не получается, если рядом нет тех, кто может стать продавцом или покупателем. Потому легко понять, что все предпочитают вести дела там, где собирается много торговцев. Конечно, если охотишься за большой прибылью, очень важно не болтать языком и не распространяться о том, какого рода торговлей собираешься заниматься. Пиаски, естественно, это понимал.
– Флаг луны и щита будет развеваться на ветру всегда, так что мелочи нас не заботят.
Разумеется, Лоуренс знал следующую фразу, которая никогда не произносилась, но всегда подразумевалась: «Однако каждый, кто захочет вмешаться в наши дела, не отделается легко».
– Благодарю. Конечно, я приготовлю подарок в знак признательности.
Пиаски искренне улыбнулся; да, это был настоящий торговец. Они с Лоуренсом вновь обменялись рукопожатием, как бы заключив символический договор.
– Итак. Я по натуре немного нетерпелив, так что давай обсудим наше отправление прямо сейчас. В монастырь собираются все, кто здесь есть?
– Да. Из-за этого нам будет труднее использовать «покупку шерсти» в качестве повода?
Коул-то ладно, а вот Хоро явно не походила на человека, имеющего отношение к торговле.
– Вовсе нет, вовсе нет. Ничего необычного нет в том, что человек, ищущий душевного спокойствия, берет с собой в торговую поездку слугу Церкви. Кроме того, сейчас обстановка в торговом отделении монастыря Брондела довольно-таки беспокойная, так что новоприбывшие не привлекают особого внимания. Если вы пройдете сквозь главные ворота, дальше все будет хорошо.
– Это приятно слышать.
Лоуренс постарался, чтобы в его голосе звучало облегчение. Он не старался кого-либо обмануть – просто Пиаски казался слишком уж свойским парнем, и Лоуренс должен был напомнить себе, что бдительность терять никак нельзя.
– Так насчет времени отправления…
– Мы готовы отправиться в любой момент.
– Понятно. Честно говоря, я также играю роль посредника между монастырем и торговыми домами на материке, так что я должен расстаться с вами как можно быстрее и заняться своими делами.
Застенчивые слова Пиаски были, похоже, намеренной имитацией уклончивого стиля речи жителей Уинфилда. Лоуренс глянул на Хоро и Коула. Оба кивнули, давая понять, что не против отправиться немедленно.
– Просьба изначально была наша, так что, даже если придется выйти прямо сейчас, мы не будем против.
– Отлично. В таком случае предлагаю отправиться после полуденного колокола.
– Мы пойдем пешком?
– Нет, на лошадях. Здесь снег еще не успел скопиться, но на монастырских землях его уже навалило изрядно. Лошадьми я займусь сам, но еду, пожалуйста, приготовьте свою. О! И еще… – он улыбнулся и загадочным тоном продолжил: – Менять деньги на местные нет нужды.
Первое, что обычно делают бродячие торговцы, когда приезжают в новую страну, – меняют деньги. Так что лишь бродячий торговец мог оценить шутку Пиаски. Лоуренс даже не пытался сдержать смех.
Глава 2
Они ехали на лошади: Коул впереди, Лоуренс сзади. Но им не было тесно, несмотря даже на то, что посередке уместилась еще и Хоро. Под ними был длинношерстный ломовик, какие тянут сани по бескрайней (описания не врали) заснеженной равнине Уинфилда.
– Проклятье… ничего себе тварь.
Такие слова сорвались с языка Хоро, когда путешественники встретились с Пиаски и она увидела лошадь, которую он для них приготовил. Эти слова впечатлили Лоуренса.
Конечно, в своем истинном обличье она была куда крупнее, чем эта зверюга. Ее недовольная реакция при виде громадного коня, по-видимому, была вызвана осознанием собственного невежества: мир был настолько шире того, что она знала. На материке такие крупные лошади практически не встречались.
– Все готовы? – спросил Пиаски, взгромоздясь на лошадь ростом поменьше и взяв поводья. Лоуренс ответил утвердительным жестом, хотя поводья брать в руки не стал: их лошадью было кому править.
Было бы страшным расточительством, если бы эта здоровенная туша всего-навсего несла на себе людей. Даже чахлый мул, едва способный нести ребенка, не падая при этом без сил, может, если его запрячь, везти четырех взрослых людей.
Оглянувшись, Лоуренс увидел позади себя повозку с немыслимой горой товаров. В основном там были еда и спиртное для торгового отделения монастыря. Лоуренс слышал, что, когда снег полностью заносит дороги, такие повозки заменяют на сани. Работа Пиаски и состояла в том, чтобы ездить между монастырем и торговыми домами с материка, передавая сведения и возя подобные товары.
– Что ж, помолимся тогда за безопасное путешествие.
Вполне подходящий ритуал перед тем, как отправиться в монастырь. Помолившись, вся компания тронулась в путь, и одновременно церковный колокол пробил полдень.
Погода была далека от совершенства – слишком холодно. Хотя их еще не «накрыло одеялом», напАдавший на дорогу снег смешался с землей и превратился в грязищу, в которой пешие путники утопали бы по щиколотку. Но когда город остался позади, оказалось, что простирающиеся до горизонта поля почти полностью укутаны снегом.
Открывшаяся перед путниками картина воистину подходила королевству, называемому еще «страной бескрайних лугов»; куда ни посмотри, мир был белоснежен. И лишь до самого горизонта тянулась грязная лента, по которой они ехали.
Все были закутаны в несколько слоев одежды и походили на большие колобки. А сверху Лоуренс и его спутники надели еще меховые плащи и перчатки, одолженные на постоялом дворе.
Несмотря на все это, пронизывающий ледяной ветер в конце концов добрался-таки до них. Сама того не заметив, Хоро крепче прижала к себе Коула, а Лоуренс – Хоро.
Путешествие проходило в молчании. Все, что слышали путники, – звук опускающихся на капюшоны снежных хлопьев да собственное дыхание, нарочно замедленное, чтобы дать морозному воздуху согреться, прежде чем он попадет в легкие. И даже эти звуки посреди мертвой тишины слышались совершено отчетливо. Теперь ясно было, почему северяне мало говорят, а когда говорят – почти не раскрывают рта.
Легче было понять и то, почему монахи, странствуя в поисках просветления, накладывают на себя обет молчания: чтобы сберечь силы.
Снежные хлопья закрыли собой небо, и вскоре стемнело. Путники ехали не особо долго, но все равно устали, когда добрались наконец до места ночлега на исходе первого дня пути.
Один ревностный монах вообще отказался от речи, поскольку считал, что «разговор – это роскошь». Справедливость этих слов сейчас была очевидна, однако Лоуренс и его спутники были ближе к мирской жизни, чем тот монах. Хоро была из троих самой мирской, и монотонная тишина явно действовала ей на нервы.
Она рухнула в кровать, даже снег с капюшона не стряхнув. И Лоуренс совершенно не собирался ее ругать. Он знал, что у нее сейчас такое же выражение лица, как и у Коула, в изнеможении упавшего на стул. Безжизненное выражение лица, показывающее, как близок человек к тому, чтобы свалиться без сил.
Все суеверия про нежить, обитающую в холодных одиноких деревеньках, несомненно, рождались, когда кто-то встречал путешественников с такими лицами.
– Коул.
Услышав, как Лоуренс зовет его, мальчик, воистину походящий на призрака, вернул пустой взгляд.
– Улыбнись – скоро станет лучше.
Странствия Коула до встречи с Лоуренсом, должно быть, научили его этой мудрости. Мальчик натянуто улыбнулся и кивнул.
– Ну тогда пойдем поедим. Пиаски уже должен договориться с постоялым двором насчет ужина.
– Хорошо…
Коул поднялся на ноги. Пока мальчик избавлялся от плаща с налипшим снегом, Лоуренс подошел к Хоро, которая с того момента, как рухнула на кровать, даже не шелохнулась, и откинул ее капюшон.
– Уверен, ты это и сама знаешь, но ты не сможешь уснуть, если будешь просто так лежать. Тебе станет гораздо лучше, если ты пойдешь выпьешь вина где-нибудь в тепле.
Сонливость и усталость вроде бы похожи, но на самом деле – совершенно разные вещи. Уши Хоро обвисли и вяло дернулись, будто говоря: «Я знаю». Но она не попыталась встать – так человек не может заставить себя вылезти из-под теплого одеяла, хоть и знает, что пора подниматься.
У Лоуренса не было выхода, кроме как поднять Хоро самому – и обнаружить на ее лице выражение, как у спящей принцессы, ожидающей, что герой разбудит ее волшебным поцелуем. Но он не был героем. Чтобы снять ее проклятье, больше напоминающее хворь, требовалась магия иного рода.