– Да, но недавно я видел большую очередь к колодцу, так что проблемы могут быть с водой.
Коул, как всегда, был наблюдателен. В нищем странствии нет ничего важнее воды. Когда практически нечего есть, можно продержаться неделю, без воды же – всего ничего.
– Может, мне сейчас сбегать?
– Это было бы лучше всего… ладно, значит, вода за тобой. Она нам и для готовки понадобится, и еще надо не забывать, что за ночь колодец может замерзнуть.
– Бегу!
Коул, похоже, был из тех, кому легче, когда у них есть какое-то задание. Весело ответив, он ухватил ведро и кожаный мех и выскочил наружу. Лоуренс, глядя, как Хоро, не обращая ни на что внимания, лениво поглощает ягоды, почувствовал, что должен что-то сказать.
– Хоть я и подтрунивал над тобой только что, пожалуйста, не сердись.
Чувства не отображались на лице Хоро, но на самом-то деле она тоже хотела быть полезной. Только вот из-за того, что она этого не показывала, иногда случалось, что от нее так и не было никакой помощи.
– …Похоже, ты постепенно совершенствуешься.
– Хотелось бы думать, что я провел с тобой достаточно много времени для этого.
– Хех. Не будем об этом; но если нам придется остаться здесь достаточно надолго, чтобы начать беспокоиться о еде, для меня это будет весьма неприятно.
Она сунула в рот последнюю ягодку и приподнялась.
– Это верно. А застрять мы можем – например, если все завалит снегом. Если уж где-нибудь застревать, то лично я предпочел бы в городе.
– Для меня это одна из причин, но есть и вторая.
– Есть и вторая?
– О да. Возможно, ты окажешься погребен заживо в шерсти всех тех овец, что я сожру.
– Пожалуйста, приложи все усилия, чтобы до этого не дошло.
Лоуренс сказал это в шутку, но подумал, а шутила ли Хоро. Ему лишь мельком удалось взглянуть на стадо, но, похоже, руно у овец было превосходное. А раз руно отличное – почти наверное и мясо вкусное.
– С другой стороны, любому путешественнику, кто здесь застревает, не остается ничего другого, кроме как обмениваться слухами. Нам же нужно собирать сведения, так что для нас это самое подходящее, не так ли?
– Не обязательно. Слухи могут расходиться слишком быстро, и тогда из них никому пользы не извлечь. Нам важнее всего решить, как втихую собрать сведения о костях и не привлечь к себе внимания.
Лоуренс принялся обдумывать эти слова Хоро, поглаживая начавшие уже завиваться волосы на подбородке. Впрочем, выбор был небогат, так что и думать долго не пришлось. Держать рты других людей на замке чрезвычайно трудно. А значит, единственным выходом было – заручиться помощью кого-то, кому можно доверять.
Лишь один человек годился. Однако Лоуренса невольно охватила нерешительность при мысли о том, чтобы просить Пиаски о помощи. Пиаски – выдающаяся личность; настолько выдающаяся, что Лоуренсу не хотелось стоять рядом с ним перед Хоро.
– Не вижу никакой проблемы. В стае, где два вожака, они часто грызутся, как и двое старейшин в клане. Нет нужды беспокоиться из-за таких мелочей.
Она в точности угадала, что его тревожило. Но, каким бы тугодумом Лоуренс ни был, ему было невероятно трудно признать, что причина его нерешительности – опасение, что Хоро слишком хорошо поладит с Пиаски.
К несчастью, молчать сейчас – лишь играть на руку Хоро. В худшем случае она даже может принять его нерешительность за недоверие. Поэтому Лоуренс произнес так, будто намереваясь выложиться без остатка на переговорах колоссального масштаба:
– Сейчас мне безразлично, к кому ты будешь ближе.
На его слух, это заявление было идеальным. Он не сомневался, что даже Хоро не сумеет поймать здесь ложь. Однако же у нее было такое выражение лица, словно она наблюдала за идущим прямо в капкан кроликом.
– Хмм? Или ты не вожак стаи?
И ее лицо мгновенно стало совсем другим.
– Ты стараешься поладить с тем самцом, одновременно оставаясь настороже, не так ли? Что ж, когда кто-то лишь начинает вести стаю, нередко бывает, что он чересчур сильно старается. Не могу сказать, что не понимаю этого…
Лоуренс еще раз прокрутил в голове предыдущие слова Хоро. Нарочно подпускать неопределенность в свои фразы она умела просто потрясающе. Более того, она отлично знала, как люди будут эти фразы понимать.
– Я всегда считала тебя вожаком, а оказывается, ты тревожишься вот об этом? Ты не только считаешь вожаком меня, но и надеешься, что я не перенесу свою привязанность на другого?
Она улыбнулась довольной улыбкой.
– Какой же ты милый мальчик.
Сто лет уже Лоуренсу не приходилось так краснеть. Он даже застонать не мог. То, как она непочтительно опустила голову и ткнулась ему в руку подбородком, виляя хвостом, разожгло в нем безумное желание со всей силы ущипнуть Хоро за щеки, а потом завернуть в одеяло и вышвырнуть в ближайшее окошко.
Но если он сейчас выйдет из себя, это лишь подольет масла в огонь – его позор лишь увеличится, а наказание станет злее. Он убедил себя, что сдаться, лишь обозначив намек на вызов, – лучший выход, и выкинул белый флаг, как подобает хорошему торговцу.
Потом Лоуренс услышал шелест материи и догадался, что Хоро перевернулась в кровати. Она явно была разочарована его неожиданно спокойной реакцией.
– Пфф, теперь-то ведешь себя как разумный самец.
Столь ядовитые слова он никак не мог оставить без внимания.
– Все становится понятно, как только я вспоминаю прошлое.
– Хмм?
Лоуренс поднял указательный палец, а вторую руку положил на пояс, словно собираясь читать лекцию.
– Каков самый прекрасный способ привлечь внимание той, кого любишь, и выиграть ее искреннюю улыбку?
Хоро смотрела удивленно.
– Намеренно искать неприятностей – и тогда она тебя заметит.
– Вот поэтому я не могу выходить из себя по мелочам.
С этими словами Лоуренс подошел к ее кровати и прижал нос Хоро указательным пальцем. Конечно, он был открыт для контратаки и прекрасно знал, что, стоит только Хоро пожелать, она нанесет ответный удар с легкостью. Уже ведь не сосчитать было случаев, когда Лоуренс был уверен, что загнал Хоро в угол, но в итоге сам терпел поражение. Так что он был готов, что его могут укусить за руку.
Сейчас, однако, Хоро явно наслаждалась его маленькой лаской. Лоуренс терпеливо ждал контратаки, но волчица лишь молча лежала и смотрела на него. Прошло какое-то время, и она заговорила – чуть в нос, так как этот самый нос по-прежнему был прижат пальцем Лоуренса.
– В конце концов, о вкусах не спорят.
Она имела в виду, что люди не всегда выбирают то, что для них лучше; вот и она не обязательно перенесет свою привязанность на Пиаски. Таким образом, Хоро показала, что сдается, сумев при этом ни в малейшей степени не польстить Лоуренсу.
– Я… я, пожалуй, сочту это за комплимент.
Он был неописуемо зол на себя за то, что запнулся в самый ответственный момент. Зато достопочтенная Мудрая волчица была довольна.
– Фмм, – хихикнула она в нос. И почти тут же в комнату вбежал запыхавшийся Коул с водой.
***
Лоуренс и его спутники не собирались скрывать, кто они такие, но все же дождались заката и лишь затем отправились в святилище. Видимость была ужасная: даже если бы они зажгли свечу, все равно ничего вокруг было не разглядеть.
Снег продолжал падать, так что непривлекательное обычно времяпрепровождение за молитвой на церковных скамьях выглядело куда более желанным. Обитатели монастырей обычно начинают работать и ложатся спать раньше мирян, так что вечерняя служба давно закончилась, и в церковном зале, кроме Лоуренса, его спутников и Пиаски был лишь дежурный монах.
В руках у монаха была сума – изрядно потертая, но из превосходной овечьей кожи. Когда новоприбывшие закончили молитву, он тут же подошел и молча открыл суму. Пиаски и Лоуренс опустили туда несколько серебряков с материка.
– Да пребудет с вами благословение Господне, – холодно произнес монах и ушел. Лоуренс понимал, что ему, скорее всего, пришлось поторопиться, чтобы зажечь свечи к поздней молитве, но все равно не мог удержаться от мысли, что подобное отношение не прибавит Церкви ревностных сторонников.
– Пора, – приглушенно сказал Пиаски, и слова, покинув его рот, тотчас растворились в белом облачке дыхания. Холод стоял невероятный; и вообще – в это время суток люди обычно наслаждаются вином и бараниной. Но, в отличие от Лоуренса, у Пиаски здесь было много друзей, к кому он мог бы пойти в столь занятое время.
Спутники Лоуренса продолжали беззвучно молиться. Лоуренс кивнул Пиаски, потом похлопал их по плечам. Коул с Хоро одновременно встали.
Чтобы в полной мере ощутить все величие святилища, достаточно было взглянуть на потолок, стоя у входа в зал, напротив алтаря. Чувствовалось, что за много лет сюда были вложены немалые деньги – достаточные, чтобы святилище внушало священный трепет. Расшитая драпировка, свисающая с потолка, потускнела от свечной копоти и холодного климата; казалось, отодвинь ее чуть в сторону – и глазу откроется море золота.
– Великий монастырь Брондела… обитель всемогущего Господа… – прошептал Коул, когда троица прошла извивающимися коридорами и выбралась наружу через большие ворота, способные, казалось, выдержать удары тарана. Мальчик, хоть и был язычником с точки зрения Церкви, не питал к ней особой вражды.
Он просто восхищался торжественным духом этого святилища, возведенного в краю падающего снега. А может, ему просто нравилась та ода.
В обычной ситуации Хоро не упустила бы случая посмеяться над ним, но сейчас даже она не могла заставить себя подергать Коула за руку. Она встала рядом с мальчиком, и они вдвоем молча смотрели какое-то время, лишь потом побежав догонять Лоуренса и Пиаски.
– Если бы это было возможно, я бы с удовольствием пригласил тебя, господин Лоуренс, и твоих спутников ко мне присоединиться…
– Ничего, ничего. Я понимаю твое положение. Вот если бы ты отправлялся на деловые переговоры, я бы обязательно потащился следом, что бы ты ни делал.
– Ха-ха-ха, спасибо за понимание. Ну, тогда до завтра!
– До завтра. Хорошего тебе вина!
Распрощавшись с Пиаски возле освещенного факелами входа в святилище, троица направила стопы к дому пастухов. В столь поздний час им не встретилось ни души, даже возле святилища. И света, кроме как от факелов высоко над головой, тоже не было.
– Уверена, его ждет отличное вино.
Хотя в святилище они провели не так уж много времени, каменное крыльцо дома пастухов уже исчезло под толстым слоем снега.
– У него и в том мехе было прекрасное.
– Вино бывает хорошим, только когда пьешь его в хорошей компании.
– И что ты этим хочешь сказать…
Сперва Лоуренс заподозрил, что Хоро намекает, что он – плохая компания для выпивки, но, вспомнив, что было раньше, быстро сообразил, что ее намерением было вовсе не это.
– Только не говори подобных вещей сегодня за ужином, слышишь?
Из-под капюшона донесся тяжкий вздох. Потом Хоро зашагала вперед, особо громко топая ногами.
– Но как можно наслаждаться напитками, когда рядом такой унылый и грязный тип? Мало того, что он поздороваться как следует не может, – не успела я подумать, куда это он исчез, как он имел наглость появиться передо мной с сырой бараниной! Во что вообще он играет, что выкладывает ее возле печи? Он что, нарочно пытается вывести меня из себя?
Пастухам приходится уходить из дома рано утром и возвращаться поздно вечером. Поэтому все их трапезы, кроме ужина, проходят под открытом небом. Поскольку здесь выпадает очень много снега, ночевать они вынуждены в помещениях. Конечно, овец в собственном доме Хаскинс держать не стал бы, но готовить пищу для своих товарищей по профессии – одна из обязанностей пастуха.
Пожалуй, правильнее было бы говорить не «Хаскинс такой нелюдимый, потому что ему недостает навыков общения», а «он должен готовиться к предстоящему дню и не может позволить себе роскошь долгих вежливых разговоров». Но Хоро больше всего раздражал, скорее всего, отнюдь не характер Хаскинса, а то, что он сушил баранину прямо у нее перед носом. Он даже развесил бараньи колбасы рядом с кожаным шнуром, на котором сушилось остальное мясо.
– У нас тоже осталось еще немного вяленой баранины, разве нет?
– Такое жесткое мясо не по мне, – и Хоро недовольно отвернулась. При виде такого ее поведения Лоуренс даже подумал, уж не хочет ли она, чтобы он ее отшлепал за ребяческое нахальство… Во всяком случае он знал, что, если бы она пожелала вынудить его купить ей что-нибудь вкусненькое на ужин, она бы подготовилась лучше. Сейчас, похоже, Хоро всего лишь пыталась отныть себе немножко такой аппетитной на вид баранины Хаскинса – без особой охоты, просто потому что она оказалась перед носом.
– Достаточно его сварить в горшке, как Пиаски делал, и оно станет мягким и вкусным.
Хоро подняла голову и уставилась на Лоуренса с надутым видом, как будто все ее надежды обратились в пыль.
– Думаю, с сегодняшнего дня тебе надо привыкать пользоваться горшком вместо подушки.
Лоуренс устало вздохнул.
– Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы моя голова стала еще мягче?
Ничего не ответив, Хоро отвернулась и стала глядеть вперед. Так беседуя, троица вошла в дом пастухов, где из каждой комнаты доносились ароматы пищи и тихий смех. Воздух был полон запахов вареной и жареной баранины, так что губы облизывала в предвкушении не только Хоро.
Все внутренние двери прогнили настолько, что хорошим пинком в них можно было бы дыру проделать. Хоро проказливо заглядывала в каждую комнату, мимо которой проходила, в надежде увидеть, чтО там едят. Комнат было пять, Лоуренс и его спутники жили в комнате на втором этаже.
Всего в доме обитало полтора десятка пастухов, и здесь же была псарня. Если подсчитать и отдельные фермы, стоящие то тут, то там на обширных монастырских землях, можно было прийти к выводу, что всего пастухов не меньше тридцати. Лоуренс слышал, что некоторые из них жили попеременно то здесь, то на фермах; стало быть, они даже друг друга не все знали.
Хаскинс был одним из самых старых. Местные говорили, что по части знаний об овцах он превосходил самого Единого бога.
– Мы вернулись.
Для путешественников останавливаться на ночлег в чужих домах – обычное дело. Но чтобы постой проходил приятно, необходимо по возможности тепло приветствовать других жильцов первыми.
– Здешнее святилище воистину впечатляет.
Хаскинс лишь молча кивнул и продолжил свое занятие – очистку сырой баранины от жил и жира. Во взгляде Хоро вновь появилось недовольство – видимо, ее возмущало, что пастух удаляет такой превосходный жир.
Проводив Хоро и Коула до комнаты, Лоуренс занялся ужином; ведь им разрешили здесь остановиться на одном условии – они будут кормить Хаскинса. Лоуренс поднял один из горшков – и тут Хаскинс раскрыл рот.
– …Очень подходящая обитель для всемогущего Господа.
Лоуренс улыбнулся и кивнул, поняв, что старик имеет в виду святилище. Позаимствовав затем один из инструментов Хаскинса, чтобы сделать подставку для горшка, Лоуренс наполнил посудину водой и продуктами в нужных долях, как его научил Пиаски.
Хоро предпочитала более пряную пищу, так что он добавил немного больше соли. Хаскинса это должно было устроить – Лоуренс слышал, что пастухи, как и овцы, тоже предпочитают соленое. Затем он добавил много твердых полосок вяленого мяса и раскрошившийся в дороге хлеб. В результате должно было получиться весьма питательное варево.
В обычной ситуации сейчас была бы прекрасная возможность насладиться беседой о том о сем, но Хаскинс продолжал работать в молчании. Кто-то когда-то сказал, что люди, бОльшую часть жизни проведшие как пастухи, говорят только со зверями, – и Лоуренс теперь понимал, как могло родиться такое поверье.
– Ужин готов.
Зайдя в соседнюю комнату за Хоро и Коулом, Лоуренс обнаружил, что они выдрали из своих постелей немного сена и увлеченно посвятили себя детской забаве «угадай, где самая короткая травинка». Судя по широкой ухмылке на лице Коула, он выигрывал.
Проходя мимо Хоро, Лоуренс похлопал ее рукой по голове; волчица тут же кокетливо прильнула к нему. Похоже, она была в неважном настроении.
***
– Благодарим тебя, Господи, за хлеб наш насущный.
Перед ужином троица прочла соответствующую молитву из Священного писания – чего обычно они не делали. Коул, улыбаясь до ушей, тут же принялся набивать рот, но лицо Хоро приняло недовольное выражение, придавшее ей еще большее сходство с монахиней.
Должно быть, она так реагировала, потому что в их супе была сушеная баранина, а не свежая, и – еще важнее – потому что горячий суп плохо сочетался с крепким вином, которое они пили.
Эта проблема возникала и по дороге сюда, но тут, в монастыре, Хоро даже напиться как следует не могла. Лоуренс не сомневался, что совсем скоро она начнет ныть по этому поводу, но, увы, поделать тут он ничего не мог. Ведь рядом с ними с видом отшельника сидел Хаскинс.
Чтобы лучше ухватить происходящее, Лоуренс решил, что всем троим следует изображать ревностно верующих паломников. Их единственным другом здесь, если только это слово тут вообще применимо, был Пиаски. Как раз сейчас монастырь пожирался Альянсом Рувика; даже имя Торговой Гильдии Ровена едва ли имело здесь какой-то вес.
Им улыбнулась удача – они жили с человеком, проводящим почти все время на монастырских землях, пусть это и был простой пастух. Естественно, такой удачей надо было пытаться воспользоваться. Но губы молчаливого старика запирали знания в его голове подобно крышке на кувшине. Как же поднять эту крышку?
Хаскинс, конечно же, ел молча, не выражая ни признательности, ни недовольства. С учетом того, что он сам попросил Лоуренса обеспечивать его пищей, это следовало признать мудрым: если бы он ругал вкус еды, это могло бы привести к ссоре.