Хаскинс, конечно же, ел молча, не выражая ни признательности, ни недовольства. С учетом того, что он сам попросил Лоуренса обеспечивать его пищей, это следовало признать мудрым: если бы он ругал вкус еды, это могло бы привести к ссоре.
Но, к сожалению, такое отношение Хаскинса не давало Лоуренсу возможности приоткрыть крышку, под которой таились знания. Оставалось лишь сидеть и ждать, когда такая возможность представится. Лоуренс ел и думал, как же ему подступиться к Хаскинсу, как вдруг тот медленно встал.
Горшок был практически пуст, оставалось лишь вычерпать остатки бульона. Уголки губ Хоро приподнялись; она даже не пыталась скрыть жадную улыбку, без слов говорящую: «Одним едоком меньше!» Но пастух тут же сел обратно, и улыбка исчезла с лица Хоро… до того момента, когда он кинул в горшок кусок баранины, висевший только что на кожаном шнуре.
– …Время от времени делить трапезу с такой компанией вовсе не плохо.
Голос старика звучал ненамного громче, чем пепел, оседающий в огне, но для его гостей, которым прежде частенько доводилось есть в одиночестве, эти слова были теплее любого приветствия. Даже настроение Хоро, похоже, улучшилось – она уже тянулась к мясу, не давая ему свариться.
Лоуренс повернулся к Хаскинсу, чтобы поблагодарить его, и обнаружил, что старик протягивает ему бутылочку. Если белая жидкость вокруг горлышка о чем-то говорила, то там было какое-то спиртное на овечьем молоке. Лоуренс одним глотком осушил свою чашку, чтобы Хаскинс налил ему своего напитка.
– Мм, давно забытый вкус.
Такого рода напитки человек либо обожает, либо терпеть не может, и Лоуренс принадлежал к последним. Но он прекрасно сознавал, что Хаскинс предлагает ему свою дружбу – по крайней мере на то время, что они тут живут. Лоуренс преувеличенно изобразил благодарность, хоть и знал, что Хоро мысленно смеется над ним.
– Господин Хаскинс, ты…
Лоуренс сделал вид, что эти слова вырвались у него под действием спиртного, а потом умолк, наблюдая за реакцией Хаскинса. Старик отрезал кусок сварившегося уже мяса, положил в рот, потом глотнул из чашки и поднял глаза на Лоуренса.
– Ты всегда жил здесь, господин Хаскинс?
– Я живу здесь несколько десятков лет, еще с прошлого аббата.
– Понятно. А я с детства путешествовал, вел жизнь торговца. Иногда я оставался на одном месте какое-то время, но все равно не знаю, на что это похоже.
Хаскинс ничего не ответил, но Лоуренс чувствовал, что он слушает, и потому продолжил.
– А, да… Помню, я слышал, что в королевстве Уинфилд никогда не меняются три вещи… как там дальше? Интересно, сколько правды в этих словах?
Хаскинс, резавший баранину в своей миске, остановился, услышав эти слова Лоуренса. Его взгляд устремился куда-то в пространство, как у любого, кто ищет ответ в памяти.
– Надменные аристократы, красивые луга и –
– …И огромные стада овец!
Еле заметная улыбка тронула губы Хаскинса, когда Лоуренс закончил за него фразу.
– …Здесь и вправду ничто не изменилось.
– Звучит замечательно.
– …Ты действительно так считаешь?
Голос Хаскинса звучал отчетливо, будто он с самого начала видел насквозь Лоуренса с его попытками льстить. Набившая рот мясом Хоро, судя по всему, подглядывала за ними из-под капюшона. Ее поведение было верным признаком того, что Хаскинс и впрямь раскусил Лоуренса, но паниковать не стоило. В конце концов, Лоуренс был весьма опытным торговцем.
– Конечно. Вот возьмем меня. Когда я возвращаюсь куда-то, где год не был, я всегда говорю всем с улыбкой… – и, удерживая улыбку на лице, продолжил: – «Как хорошо, что здесь все осталось по-прежнему».
– …
Серые глаза под длинными бровями, похожие одновременно на человеческие и на звериные, взглянули на Лоуренса. Впервые Хаскинс прямо смотрел на Лоуренса, и взгляд этот был довольно пристален. Потом он поднес к губам чашку с овечьим спиртным, сделал глоток и кивнул. Повисло молчание, нарушаемое лишь бульканьем варева в горшке.
– …Да, здесь ничто не изменилось и не изменится впредь.
– Ну конечно же – в конце концов, здесь же Великий монастырь Брондела.
Хаскинс молча кивнул, налил Лоуренсу еще спиртного и кивнул опять. Похоже, Лоуренсу удалось произвести хорошее впечатление. Торговец не удержался от мысли, что, если бы еще вино было вкусным, все было бы просто идеально.
– Но даже каменные стены изо дня в день меняются, – заметил он.
– …Ты имеешь в виду тех торговцев? А вы не такие, как они?
Подобная осторожная манера речи была характерна для жителей королевства Уинфилд. Лоуренс осушил свою чашку одним глотком и улыбнулся несколько натянуто.
– Я торговец, да, но моя цель немного не такая, как у других.
– …О? Прийти сюда, в нашу глушь, и привести с собой детей Господа…
– Мы в паломничестве; до нас дошли слухи, что в монастыре Брондела хранится некая святая реликвия.
Лоуренс намеренно не стал говорить о костях бога-волка. В таком громадном монастыре непременно должна быть не одна реликвия – потому-то паломники сюда и идут. На лице Хаскинса отразилось легкое удивление, но он тут же принял объяснение Лоуренса. Старик пробормотал что-то неразборчиво, будто слова застряли у него во рту, потом кивнул и добавил:
– …Этот неинтересный мир показывает свои истинные цвета, когда люди путешествуют с разными целями.
Его слова показались бы выспренними, если бы их произнес менестрель, но в его устах они прозвучали как великая правда. Лоуренс с улыбкой кивнул и налил Хаскинсу особенно большую порцию супа, оставшегося в горшке.
***
На следующее утро Хаскинс ушел еще до рассвета. Похоже, для него это было обычным делом, если только радостный лай пастушьих псов и говор пастухов вообще что-то значили. Лоуренс дрожал от морозного воздуха, прокравшегося под одеяло; в поисках тепла он крепче прижался к надежной грелке – хвосту Хоро.
Ему захотелось понаслаждаться теплом еще чуть-чуть. Но когда он проснулся в следующий раз, оказалось, что прошло уже немало времени. Солнце поднялось высоко, его лучи заглядывали в комнату через ставни.
Лоуренс подумал было, что, долгое время не занимаясь торговлей, вконец обленился, но тут выяснил, почему ему так хорошо спалось. Под одеялом было восхитительно тепло. Рядом с ним спала Хоро – она-то его и согревала.
– Я такая замечательная, правда?
Любой мужчина был бы счастлив проснуться рядом с прекрасной юной девой, но если при этом у нее изо рта свисает полоска сушеного мяса – дело другое. Тем более – если от нее еще и несет перегаром.
Конечно, Лоуренс знал, что Хоро забралась к нему лишь для того, чтобы над ней не насмехались, что она напилась в одиночку и заснула у печки. Поскольку она предпочитала спать, свернувшись калачиком, она решила свернуться под боком у Лоуренса. Даже Лоуренс терпеть не мог пить спиртное в одиночестве. Впрочем, самым правильным ответом, как правило, оказывается простейший – Хоро залезла под одеяло, потому что там теплее.
– …Коул?
– Не знаю, где он. Малец сперва возился у печки, потом, когда рассвело, пошел следом за пастухом. Куда – я не знаю.
Пока Хоро говорила, полоска мяса у нее во рту подергивалась. По ее цвету Лоуренс ясно видел, что это та самая баранина, которую Хаскинс развесил накануне вечером. Но он слишком устал, чтобы корить Хоро, и лишь надеялся, что Хаскинс не заметит.
– Значит, погода улучшилась.
В плохую погоду зимой люди часто оказываются заперты в своих домах, поэтому в ясные дни они всегда выходят наружу и весело переговариваются.
– О да. Один из этих пастушьих псов еще совсем недавно носился неподалеку. Но, по-моему, некий милый мальчик здесь прижимается ко мне, как щенок.
– Так явно теплее, чем пить с самого утра. Ладно, выпусти меня. Мне нужно идти собирать сведения.
Лоуренс похлопал Хоро по плечу, однако та не желала двигаться с места, и он, вздохнув, сам перелез через нее. Солнце взошло уже довольно давно, но выбираться из-под одеяла от этого теплее не стало. Лоуренсу страшно хотелось вернуться в постель, где ждала Хоро с мясом в зубах, но он знал, что это его дьявол искушает. Он распахнул деревянные ставни, и солнечный свет, отраженный от снега, ударил его по глазам, затуманив зрение.
– …Уфф. Какой потрясающий вид.
– Холодно.
– Когда ты увидела море, тебе захотелось по нему пробежаться; а при виде вот этой снежной равнины тебе не хочется того же? А, вон где Коул – играет с собаками на той стороне.
За колодцем, по ту сторону большого двора возле амбара мальчик весело возился с собаками – они игриво наскакивали на него. Это был не кто иной, как Коул. Внезапно Лоуренс осознал, что Хоро не может возиться с пастушьими псами, как Коул. Хоро почувствовала его безмолвный смешок и подозрительно уставилась на Лоуренса.
– Ну, думаю, он скоро вернется с белыми губами. И тогда можешь потешаться над ним сколько захочешь.
– …
На лице ее было написано безразличие, но колышущийся хвост ясно показывал, что идея ей по душе. Лоуренс прошел в соседнюю комнату и обнаружил, что в печи еще есть дрова. Коул явно не забывал своих обязанностей. Даже вода еще оставалась в ведре. Да, прилежание мальчика впечатляло.
Взглянув на сушащуюся баранину, Лоуренс заметил, что за ночь она заметно потемнела. Он пропихнул в глотку немного черствого овсяного хлеба, запил водой, потом несколько минут приводил в порядок бородку. Заранее зная, что Хоро к нему не присоединится, он тем не менее задал бесполезный вопрос:
– Не желаешь пойти со мной?
Естественно, он имел в виду «пойти со мной собирать сведения о костях». В конце концов, это ведь она предложила их искать.
Как Лоуренс и ожидал, Хоро осталась лежать, не произнеся в ответ ни слова, лишь хвостом виляла.
– Ну, тогда счастливо оставаться.
Уже закрыв за собой дверь, Лоуренс заметил, что невольно подбавил возбужденных ноток в конце фразы. Интересно, заметила ли Хоро. Здесь собралось множество торговцев из Альянса Рувика. Лоуренс непременно узнает много интересного и помимо новостей о костях бога-волка.
Стоял морозец, но из-за отражающихся от снега солнечных лучей было светлее, чем летом. Прикрыв обеими руками уверенно улыбающееся лицо, Лоуренс двинулся прочь.
***
– Крапп от Ассадзи, вайда от Эролла, дуб от Вудо, шафран от Рокатты.
– У Рокатты шафран отменный. Я слышал, господин Милон на последнем пиру был в прекрасных желтых одеждах.
– Ты про тот пир, который потряс даже архиепископа Миры? Благодаря ему один из моих постоянных покупателей-аристократов купил у меня много всего разом и принес мне неплохой доходец.
– О? Завидую. Но если тебе надо пополнить запасы – мой груз пряностей скоро придет. Как насчет заказать немножко? Они из самых разных мест…
Не зная, кто все эти люди, любой пришел бы в полную растерянность от их разговоров, доносящихся со всех концов улицы. Друзья торговца – тоже торговцы. Если вести дела здесь, можно купить любой товар в мире, это уж наверное. И какой торговец не радовался бы, попав в такое место?
Лоуренс, в отличие от остальных, был всего лишь бедным бродячим торговцем, почти ничего не знающим даже об общеизвестных дорогих вещах. Зато он был уверен в своих познаниях о необычных, даже уникальных сельских товарах. Не присоединиться ли вот к этой компании торговцев? Нет! Вон та кажется более подходящей.
Сумев каким-то образом победить многочисленные соблазны, Лоуренс подошел к зданию, над главным входом которого висел зеленый флаг с изображением луны и щита, – это был один из постоялых дворов для торговцев из Альянса Рувика.
– Можешь не стучать.
Эти слова произнес, помахав Лоуренсу рукой, один из группки торговцев, оживленно беседующих о какой-то кузнечной лавке. Лоуренс улыбнулся и благодарно кивнул; остальные торговцы приподняли шапки и улыбнулись в ответ.
– Здесь и вправду рай для торговцев, – пробормотал Лоуренс себе под нос и, открыв дверь, громко спросил: – Прошу прощения, господин Пиаски здесь?
– Хмм… Пиаски? А, ты про Лаго. Он вон там, в глубине, пишет что-то.
– Благодарю.
На первом этаже всех постоялых дворов и иностранных отделений гильдий располагается зал для отдыха. Поблагодарив торговца, Лоуренс направился именно туда. В зале было десятка два столов; сидящие за ними люди занимались самыми разными делами – играли в карты, обсуждали какие-то схемы, взвешивали монеты.
Пиаски был абсолютно поглощен письмом; его рука с пером яростно летала над столом. Лоуренс не решался его побеспокоить; но Пиаски был опытным бродячим торговцем, обостренные чувства которого позволяли ему замечать засады наемников в двух холмах впереди. Он поднял голову и, увидев, что перед ним Лоуренс, слегка улыбнулся.
– Доброе утро, господин Лоуренс. Хорошо спалось ночью?
– Да, благодаря тебе. Желал бы я с уверенностью сказать то же и про следующую ночь.
– О Господи. Почему же так? – ответил Пиаски, подыграв Лоуренсу с его преувеличенно тревожной интонацией. Да, этот молодой человек впечатлял. Думая про себя, что у него есть чему поучиться, Лоуренс указал на глаза Пиаски.
– Никогда не видел бродячего торговца в очках. Теперь, думаю, от зависти всю ночь не буду спать.
– А, ты про это? Ха-ха-ха! Ну, здесь же монастырь, страна письма. Тут можно найти много пар, которые уже никому не нужны… эти не мои.
Создание стекла само по себе трудное дело, но изготовление линз требует поистине выдающегося мастерства. Очки – товар редкий и дорогой; но для монахов, которым постоянно приходилось переписывать фразы, записанные изощренными буквами с тонкими, вычурными линиями, они являлись предметом первой необходимости.
– Итак, какое важное дело привело тебя сюда? О, присаживайся, пожалуйста.
Лоуренс заметил на столе известняковую табличку, на которой было высечено множество названий товаров и чисел. Пиаски, судя по всему, составлял список того, что нужно купить и привезти сюда в следующий приезд.
– Торговцу-одиночке нужно запоминать лишь те товары, которые ему самому необходимо приобрести. Тот, кто входит в организацию, должен знать, что покупают все.
– Ну, не зря же есть поговорка «Писаное слово живет дольше, чем память». К тому же, если уж ты вступил в организацию, то, когда ты умрешь, тебя запишут в погребальной книге Церкви, и тогда тебя будут помнить не только твои спутники.
– Да уж. О, да защитит нас Господь.
Пиаски макнул перо в чернильницу и продолжил писать улыбаясь.
– Приношу извинения, что пишу во время разговора. Насколько я понимаю, ты пришел, чтобы узнать, каково у нас тут положение дел?
– …Тебе можно это так громко говорить?
– Ха-ха-ха! Все нормально. Здесь все друг друга знают, так что чужаки всегда на виду.
Лоуренс удержался от того, чтобы заоглядываться с дурацким видом, и остался сидеть с улыбкой на лице. Пиаски, тоже продолжая улыбаться, кинул на Лоуренса неожиданно острый взгляд.
– Ты купил проход сюда доверием господина Дойчмана, так что не волнуйся. Меня так и подмывает спросить, что же ты ему сказал, из-за чего он стал тебе доверять… но это, полагаю, торговый секрет, не так ли?
Его улыбка стала озорной. В свою очередь, Лоуренс продолжал улыбаться естественно, при этом напоминая себе не терять бдительности.
– Увы, так и есть.
– Тогда не буду больше беспокоить тебя по этому поводу. В любом случае, наш противник не собирается сдаваться, пусть даже их крепость на грани полного разрушения. От наших усилий им, похоже, становится больно, так что они взяли небольшую передышку.
– …Они по-прежнему держатся, хотя их атакуют со всех сторон?
– Мы предприняли множество попыток вести переговоры напрямую, но, похоже, безуспешно. Поэтому, я слышал, мы начали пытаться переманить на свою сторону их аббата, его помощника, прежнего аббата, настоятельницу женского отделения монастыря и даже летописца. В конце концов, здесь множество торговцев, и вполне возможно, кто-то из них – друг или хороший знакомый кого-то из здешних шишек. Но они упрямо отказываются от всех предложений, хотя их положение явно оставляет желать лучшего… невольно начинаешь испытывать уважение к таким людям.
Голос Пиаски звучал искренне, не насмешливо. То, что монастырь до сих пор выдерживал атаки, должно быть, со стороны Альянса выглядело настоящим чудом.
– Ладно… какие именно сведения тебе нужны от меня, господин Лоуренс?
На губах Пиаски играла честная улыбка, но Лоуренс не был простофилей – он ведь постоянно имел дело с Хоро, мастерицей словесных ухищрений и уверток. Внезапная атака Пиаски не поколебала его спокойствия, и он начал думать, что ответить.
В конечном итоге он решил не притворяться глупее, чем он есть, и отвел глаза. Попытки обхитрить собеседника едва ли закончатся чем-то хорошим. В конце концов, над этим постоялым двором висит флаг Альянса Рувика. Хитростью заставлять Пиаски плясать под свою дудку достойно нахального молокососа, а не выдающегося торговца.
– Честно говоря, предмет моих поисков слишком стыдно называть вслух, тем более здесь.
– Большинство тем, обсуждаемых в этих священных землях, стыдны для уха, так что, пожалуйста, не стесняйся.
Манеры Пиаски, когда он приглашал Лоуренса высказаться, напомнили ему священника на исповеди.
– Ты вправду так считаешь?
– Да. Кроме того, мне самому это очень интересно. Ты не похож на человека, пришедшего сюда, чтобы посмотреть на наше печальное положение дел. Я предположил, что тебе необходимо повидаться с кем-то, однако же ты пришел ко мне, а не к какому-нибудь монаху. Каким бы никчемным я ни был, я все же бродячий торговец и не могу подавлять свое безграничное любопытство. Если я вижу задернутую штору, мне всегда хочется узнать, что же за ней.