В БЕЗДНЕ ВРЕМЕН. ИГРА НА ОПЕРЕЖЕНИЕ - Алексей Рюриков 41 стр.

Николай Степанович наблюдал за долгожданным собеседником внешне спокойно, выглядел даже расслабленным. Внутри же он был собран и в любой момент готов к действию. Понимал - бывший коллега непредсказуем. Полковник выхаживал по набережной в одиночку, открытый всем взглядам уже пятый день, ежесекундно ожидая то ли выстрела, то ли встречи, то ли - сообщения о крупном, провороненном им теракте. Сейчас последние два варианта отошли в сторону, но вот выстрел был вполне вероятен.

"Он может выстрелить в любую минуту - быстро анализировал Гумилев. Рука в кармане - наверняка пистолет, под пальто тоже что-то припрятано. Как же его на откровенный разговор вывести? Вспугнуть никак нельзя, выстрелит и уйдет… Ну - тут же поправил он себя, - уйти, допустим, может и не уйдет, но ни его заказчика, ни задания не установим. И тогда все насмарку… Задумался, гляди-ка. Похоже, я своим предложением его озадачил… Почему?"

Флеш колебался. Нет, владел он собой не хуже самого Гумилева, но опытнейшему контрразведчику это колебание было все же заметно.

"Вегетативные нервные реакции - вспомнился красивый термин. Эмоции, они ведь не только на лице отражаются, но и на всем теле, осанке, поведении, речи… Что же его все-таки удивило?"

И мягко, стараясь не вызвать у контрагента тревоги или гнева, полковник добавил:

- Это рациональная сделка, Андрей Афанасьевич. Вы даете информацию, и уходите. Я - плачу вам деньги и отпускаю. Здесь нет подвоха, честное слово.

"Слово? - усмехнулся про себя Дубинин. Благородный, а? Впрочем, слово - это хорошо. Такие, чистенькие - они своему слову значение придают, репутацию охраняют. А все ж…"

- Так как? - все тем же добродушным тоном, прервал его раздумья Гумилев.

- Какие у меня гарантии? - прямо спросил Дубинин. И как вы хотите все это провернуть?

- Ну, паспорт для вас у меня с собой - с готовностью ответил жандарм. Деньги уже в банке, счет открыт на имя, указанное в паспорте. Окно готово, граница с Венгрией. В этой стране нас не очень любят, так что можете не сомневаться, не выдадут.

- Звучит недурственно - кивнул уголовный. Он тоже стремительно крутил в мозгу варианты действий, и также как соперник, старался не показывать направления мысли:

- Банк российский?

- Зачем же? - удивился полковник. Швейцария, имеется отделение в Петербурге. Я играю честно.

- И какой?

- А-андрей Афанасьевич - протянул Гумилев, плавным, не настораживающим движением разводя перед собой ладони. Вот судите сами: скажи я все, и кто вам помешает пристрелить бывшего коллегу, да и уйти себе? Вас ведь к тому же наверняка страхуют, правильно? Тогда как я тут один, ситуация требует. Вы же понимаете, мы…

Он в первый раз за время разговора употребил слово "мы", намекая на причастность к группе. До этого Гумилев сознательно вел речь от себя, не напрягая разрабатываемого воспоминаниями о Коттене, и вырабатывая доверие лично к себе, втягивая в разговор, создавая впечатление почти частной беседы.

- Так вот, мы - продолжил он, - не можем поставить в известность лишних людей. Нам оповещение о подобных переговорах совершенно не нужно, вы ведь понимаете?

- Разумеется - кивнул урка ухмыльнувшись. А вот я в этом вопросе человек вольный, не находите?

- Нахожу - согласился Николай Степанович, неспешно отодвинулся от парапета, встал прямо напротив Флеша, боком к Неве, и заговорил жестче:

- Только не стоит нас шантажировать, Андрей Афанасьевич. При любом раскладе, попав в полицию или к нам - вы до показаний не доживете. Тут ведь и мы, и ваш нынешний покровитель, цели единые преследовать будем. Вы - агент. И за ваш счет генералы - тут он пристально взглянул на Дубинина, но тот на упоминание звания никак не отреагировал, и пришлось продолжить: генералы между собою договорятся.

Разговоры ваши после ареста никому не нужны будут, согласны? Ну вот. А на воле вы фигура для комбинации любопытная. Хоть для меня, хоть для… Александра Павловича.

Имя-отчество заместителя начальника Корпуса, полковник сознательно упомянул внезапно, внимательно ловя реакцию Флеша. И сыщик не прогадал - Дубинин не удивившись, ответил тяжелым, застывшим взглядом.

"Точно, Мартынов! - мелькнула мысль у полковника. Попал, похоже".

В подозрениях Гумилева генерал Мартынов изначально стоял впереди начальника Корпуса, Глобачева. Последний, несмотря на высокое кресло, а вернее даже, именно в силу своего положения, имел куда меньше возможностей для личных секретных операций.

Он тут же отметил у человека напротив внезапную подобранность готового к прыжку хищника, и тоже напрягся:

"Правда, судя по его виду, кажется, господин Флеш собирается меня догадливого, на небеса отправить? Что ж тебе сказать-то, такому нервному? Ага…"

Николай Степанович снова демонстративно развел ладони, всем видом показывая свою беззащитность и отсутствие опасности, и добавил:

- Но вы же понимаете, знать - это одно. А вот доказать… да и главное от меня сокрыто - цель операции.

- И все же - как вы планируете обмен? - вернулся к прежнему вопросу Дубинин.

- Паспорт я отдам вам сейчас. В обмен на некоторые устные разъяснения о цели вашего освобождения. Название банка и номер счета сообщу после передачи доказательств участия упомянутой мною особы в вашем побеге, либо - подготовки вашей акции. После этого вы уходите за кордон и при пересечении границы передаете мне вторую часть доказательств.

- Угу - кивнул урка. А после передачи, на границе меня валит особая команда.

- Ваши предложения?

- Паспорт сейчас, банк и счет - тоже.

Гумилев пожал плечами:

- Вы же понимаете, что дать в розыск этот паспорт - дело недолгое. Вам нужно окно и деньги, не так ли? А нам нужно разобраться с гнилью внутри своего ведомства. Это для Охранного важнее, чем сбежавший уголовник.

- С гнилью? - ощерился Флеш. Вас послал Коттен, верно?

- Несомненно.

"Сейчас начнет Фридриховича разоблачать - угадал полковник. Тоже мне, борец за справедливость".

Он не ошибся. Дубинин, взбешенный невозмутимостью собеседника, заговорил:

- Эти деньги - ну мои, с налетов. Они куда пропали, по-вашему, а? Не знаю, что вам Коттен сказал, но деньги эти он украл! Да-да, украл. Я и так собирался завязать, перевести финалы 3) за кордон и свалить. Генерал обещал помочь с переводом, там было сто восемьдесят тысяч - сумма не малая. А взамен того - смазал капиталы, а меня сдал сыскным. Я ведь молчал, ждал - вдруг ошибка, поможет. Ан нет! Вы что, думали, Коттен деньги на операции охранки пустил? Как же!

Он нервно мотнул головой, и продолжил:

- А акция - что ж, скажу. Меня вытащили, чтобы я сделал княгиню Ольгу.

- Ольгу Николаевну? - переспросил, насторожившись, Гумилев. Дочь государя?

- Да, ее.

"Похоже - холодно подумал Николай Степанович. Она сейчас после императора и наследника - самое, пожалуй, значительное лицо в семье. Если государь при смерти… ее устранение простор для игр открывает, широкий простор…"

- И как должно было проходить покушение?

- А вот это - вновь ухмыльнулся Дубинин, - самое интересное. Впрочем, паспорт давайте.

- Пожалуйста - полковник медленно отогнал полу пальто, неспешно достал паспорт и передал убийце. Итак?

- Покушение спланировал еще Коттен, как раз два года назад - заявил, пролистав одной рукой документ Флеш. Но тогда это была инсценировка, подставного исполнителя должна была взять охранка. Ваш начальник желал повысить финансирование департамента, знаете ли.

"М-да - отметил контрразведчик про себя. Знал, что дело грязное, но не настолько".

И тут же поразился экспансивности Дубинина:

"Он что, удивить меня хочет? Тоже мне, пророк каторжный. Судейкин, "отец" нашего богохранимого ведомства, со своим провокатором Дегаевым полста лет назад еще убийство премьера задумывали. А уж Фридрихович ангелом и не был никогда, это я и без бандитов знаю".

Хотя, как всегда, когда он сталкивался с присущей политической полиции империи грязью, ему стало противно.

"Работа такая - тут же одернул он себя. В белых перчатках в дерьме не копаются. Что там генерал задумывал - то сейчас не узнаешь, он простых, без второго-третьего смысла комбинаций уж лет пятнадцать не играл. А деньги… гм, грешен его высокоблагородие, грешен".

Сам полковник по службе не злоупотреблял, и к финансовым прегрешениям коллег относился брезгливо, но без фанатичной ненависти. Спокойно относился, за почти два десятка лет в Корпусе он вообще на многое стал смотреть философски. Профессионал, он прекрасно осознавал, что искоренить все зло в мире - задача непосильная. Зло можно было, тем не менее, приуменьшить… и начать следовало с самого откровенного. Вот тех, кто брал взятки, прикрывая дела, или передавал бомбистам сведения - вот таких не любил, и норовил устроить подобным господам трибунал, это да. А уж тут…

"Ну скинул Фридрихович денег с этого урки - усмехнулся он про себя. Черт с ним, генерал себе к пенсии приварок заслужил, в конце концов".

И тут же поинтересовался:

- Доказательства имеются?

- На которого? - поднял брови Дубинин.

- На обоих - преувеличено резко бросил Николай Степанович. На обоих, разумеется.

Флеш задумался, и снова бросил пытливый взгляд на жандарма.

"Паспорт этот только в банке показать - рассуждал он про себя. Его ж действительно отследить не проблема. Окно их мне на черта не сдалось, за кордон и сам уйду, с деньгами-то. Сейчас вытащить из синемундирного счет, пристрелить его, чтоб время выиграть, да рвануть в банк и перевести рублики в другое место. А потом - на дно, отлежаться. Пусть Мартынов ищет, умается. С княгиней - дело скользкое, ну его к черту. Главное - счет!"

И вслух начал:

- Имеются доказательства. Только ведь, если я вам их сдам - кому я нужен-то стану? Глядишь, до границы и не доеду?

- Моему слову, вы конечно не верите? - холодно, открыто демонстрируя напускную оскорбленность, поинтересовался Гумилев.

- Почему? Верю как раз, и рассказал все как есть. Вот и в наличие счета в банке верю, на слово, заметьте. Ваше слово - оно известно.

"Крутит - определил полковник. Нет у него доказательств. Да и какие доказательства, никто ему, естественно, расписок не давал, только слова. Собственно, что у меня сейчас есть? Участие Мартынова подтверждено? Пожалуй, так сыграть он не мог. Дальше проще, можно выходить на Глобачева, он тоже, я уверен, не хуже Коттена волнуется. Акция выявлена, подробности, если Флеш не врет - а он не врет, я своего начальника хорошо знаю, такая провокация его стиль… Но тогда выходит, подробности покушения Коттен как бы не лучше Флеша знает, так? Что я из этого урки еще полезного вытащу? Да как будто и ничего. Стоит ли ломать комедию дальше?"

- Я не знаю, как еще убедить вас сотрудничать - плавным движением развел ладони в недоуменном жесте Гумилев. Поймите, мы заинтересованы в доказательствах. И именно за это платим такие огромные деньги.

Николай Степанович развел губы в виноватой, чуть заискивающей улыбке, вновь откинулся на парапет спиной к Неве, и жестом сожалеющего недоумения медленно развел руки еще дальше в стороны, поднимая их вверх, за голову.

Выстрела он не услышал. Увидев, как мгновенно остекленели глаза Флеша, отметив появившееся у того над ухом темное пятно, полковник тут же резко скользнул влево, уходя от возможного, посмертного уже, рефлекторного нажатия на спусковой крючок, потом тренированным движением взбросил свое тело над парапетом и спрыгнул вниз, на лед. Провалиться он опасался меньше, чем возможной пули от стороннего, не жандармского снайпера. Лед, впрочем, выдержал.

Под набережной пришлось простоять минут семь, пока над парапетом не появилось знакомое круглое лицо в пенсне, и голос задыхающегося от бега Берии не произнес:

- Целы, Николай Степанович?

- Цел - согласился он, убирая за пазуху браунинг. Лестница-то где?

- Сейчас, несут уже.

Десять минут спустя. Санкт-Петербург. Полюстровская набережная.

Когда он поднялся по сброшенной веревочной лестнице, солдаты из жандармского эскадрона уже выстраивали оцепление, у трупа суетились несколько человек в штатском.

- Слышь, Витька - расслышал он из небольшой группки нижних чинов в темно-синих шинелях, стоявшей поодаль - а лихо ты, с чердака-то?

- Так видимость великолепная, инструмент пристрелян - ответил крепкий парень, похлопав по длинному свертку в руках. И бинокль у меня стоящий, немецкий, с прошлого года трофей. Главное, время прицелиться было, они ж кабы не полчаса толковали. Мы ж в квартире на последнем етаже ждали, как мазурика углядели - враз на чердак, к оконцу. Там, когда наш руки-то поднял - сигнал, стало быть, так я уж в лежке-то приноровился.

"Он Флеша свалил" - понял Гумилев, и махнул рукой унтеру.

- Ваше высокоблагородие, старший унтер-офицер особой команды Абакумов! - отрапортовал немедленно подбежавший жандарм.

- Ты стрелял? - поинтересовался полковник.

- Точно так!

В нынешних Отдельных командах Корпуса, при общении с "чужими", даже и жандармскими же офицерами, принята была нарочито показная уставщина, подчас превосходящая даже гвардейскую. Был в этом для постоянно рискующих в облавах и штурмах бойцов какой-то свой шик.

- Молодец - кивнул Николай Степанович вытянувшемуся унтеру, - отличный выстрел. Фамилию отмечу в рапорте. Кого завалил, знаешь?

- Точно так, наслышан!

По виду и тону было понятно, что материалы на Дубинина парень читал, и сейчас его распирает законная гордость за ликвидированного "особо опасного" знаменитого налетчика. Да и выстрел с чердака далеко отстоящего дома напротив был действительно непростым.

- Что там? - повернулся полковник к подошедшему ротмистру.

- Труп - пожал плечами Лаврентий Павлович. А в карманах два ствола - в боковом браунинг и за пазухой люгер, плюс три "лимонки". Так что, если б его не наповал…

- Да уж - согласился Гумилев. Вон, если б не стрелок… Как вас по батюшке?

- Виктор Семенович, ваше высокоблагородие - рявкнул унтер.

- Вот-вот. Если б не Виктор Семенович - тут и лег бы. Спасибо братец - он пожал руку Абакумову, взглянул на часы, махнул, отпуская, и повернулся к Берии:

- Операция?

- По плану. Когда в бинокль Дубинина засекли, группа в доме выдвинулась на чердак. Ключ у нас был, мы до времени там не следили, но сориентировались быстро. Дворник местный все четко описал, его тоже отмечу. И филеров выпустили. Полсотни человек стянули, из Финляндского и Варшавского управлений. Когда Флеш к вам подошел, они по прилегающим улицам рассеялись. А как вы знак руками подали, им отмашка пошла. Взяли двоих - в моторе на Большеохтинском и у моста, слонялся один. Оба с оружием.

- Должны еще быть - уверенно заметил старший по званию.

- Должны - кивнул ротмистр. Но не обнаружили. Может, эти расскажут. Или после где всплывет, там нанятые из уголовных, похоже.

- Вы тут закончите?

- Обязательно. Вы на доклад?

Гумилев кивнул, повернулся, и тяжело ступая, все еще во власти нервного перенапряжения, пошел к машине.

"К Иванову, молодых офицеров учить - в который раз за последние дни подумал он. Зачем мне все вот это узнавать было?"

Войдя в приемную, полковник с удивлением отметил какой-то неправильный вид секретаря, хотя в чем заключалась эта неправильность, определить с ходу бы не взялся. Выглядел тот "не так", и все тут.

- К его высокопревосходительству - не останавливаясь, бросил он.

Секретарь, однако, к удивлению полковника вскочил, и быстро выговорил:

- Никак невозможно, господин полковник.

- Что? - удивился тот, зная, что генерал распорядился пускать его в любое время.

- Придется обождать, Николай Степанович - вежливо, но упорно пояснил поручик. Занят. Знаю, что сверхсрочно, знаю, что без доклада приказано, все знаю. Но сейчас нельзя.

"Вот так - философски подумал Гумилев. И верно, куда теперь спешить? Флеша уже нет, а остальное потерпит. Впрочем - тут же задал он себе вопрос, - я что, надеялся на вечную признательность? Если взглянуть на это отстраненно…"

Взглянуть получилось. И присев в удобное кожаное кресло напротив генеральской двери, он не отрываясь, на одном дыхании, дописал давно уже складывающееся стихотворение:

Поэт не знал, что как раз в то время, когда он беседовал с Флешем, в Царском Селе скончался Николай II, самодержец всероссийский. И для генерала, уже знающего, что Дубинин убит, первоочередным стало выяснение ситуации во дворце. Впрочем, ждать полковнику пришлось недолго.

Потом был разговор с фон Коттеном, совместный с ним доклад начальнику Корпуса, отчет… А вечером, выходя из Управления, Николай Степанович услышал от дежурного офицера, что в своем кабинете застрелился генерал-лейтенант Мартынов.

"Ну вот - подумал он устало, - как и следовало ожидать. Эпоха уходит, перелом. Государь мертв, и тени его правления с ним ушли. Флеш, Мартынов. Коттен остался при деньгах и должности, Глобачев порадовался успеху Охранного департамента… Только надолго ли они, при новой-то власти? Неблагопристойные тайны ушли в прошлое, покушения на княгиню Ольгу не будет… и интриги во дворце пойдут своим чередом. Нет, к черту, хватит, с меня. На курсы, опыт передавать. Пусть молодые при новом государе и начинают".