Расти без отца – это как иметь пистолеты вместо рук и заряженную пушку – вместо рта. Все нападают, и у тебя нет поддержки. Ты мчишься на полном ходу в кромешную тьму, ярость пересиливает страх, а ты и не ведаешь, что на самом деле хочешь врезаться в кирпичную стену, упасть в яму, получить урок. Сломать ногу. Повредиться головой. Пусть отчим устроит тебе нагоняй, даже если отчим этот – законы физики, тебя должны ударить, сбить с ног, заставить слушаться.
С самого детства ярость стала Феликсу отцом. Старшим братом. Защитником. Ярость придавала сил и смелости, подгоняла вперед, к падениям, ошибкам, насмешкам. Никаких наставлений и объяснений. Гнев спасал от катастрофы. Гнев не давал опуститься. Гнев стал самым ценным активом и тактикой.
Жизнь Феликса питалась от батареи, в которой плюс – это одиночество, а минус – гнев, и Феликс жил, подвешенный меж ними, не в силах ничего изменить. Отец так и не узнал, в какую злую бабу превратилась мать. Она распекала Феликса-мальчика за слабости папочки, отравила ему душу собственным ядом. Когда он вырос, став отражением отсутствующего мужа, мать обрушила на него всю полноту презрения и ярости. От Феликса требовалось невыполнимое: жить в доме бурлящего гнева, где каждый ломоть хлеба подается под толстым слоем небрежения.
Феликс ненавидел отца за то, что тот оставил его на попеченье мегеры. Он их обоих ненавидел, любил и презирал с той страстью, которая принижала и расцвечивала всю жизнь.
Дабы спастись, он женился на той, которая уже мерила свои чувства в пфеннигах, выдаваемых скупой рукой, как мизерная плата за чувства, взращиваемые в супруге и сыне. Даже в веселейшие моменты жизни она легко отдавалась мрачному настроению. Как поздно Феликс распознал в ней собственную мать! Вполне возможно, он сменял шило на мыло, приютившись в знакомой неприветливой гавани.
Если он отсюда не выберется, то сын его примет основной удар материнской злобы.
Феликс обречет сына на ту же участь, на какую обрек его собственный отец. Жена проснется и увидит, что Феликса нет на супружеском ложе, потом выяснит, что на работу никто его не вызывал. Забеспокоится, испугается, и наконец страх перейдет в отчаяние. Жену себе он выбрал – помимо прочих качеств – еще и за потаенный потенциал к возмездию.
Где-то наверху промчался поезд. Силясь описать то, как содрогнулась в тот момент земля, Феликс не смог определиться со словом: не то неопистражуткий, не то невыразижуткотрясающий. Туннели наполнились дичайшим скрежетом.
Волна ярости схлынула, и Феликс сделал вдох. Услышал, как издали приближаются к нему шаги. Нет, не проводник. Этот неизвестный едва волочил ноги, спотыкался, бухал ступнями. Чудовище, слепленное из прочих ужасов в голове Феликса, наконец обрело форму и шло к нему.
Прелесть гнева в том, что места страху он не оставляет. Кто бы там ни крался во мраке – будь то сам пройдоха-проводник или его чудовищное дитя, – Феликс изготовился придушить его. Сунул тетрадь в карман и поспешил унять неровное дыхание. Подтянулся, готовый сойтись с противником вслепую. Стрелой помчался вперед, наугад молотя кулаками воздух, раздавая пустые удары направо и налево.
Кулаки его обратились в снаряды, готовые взорваться от соприкосновенья с целью. Почувствовав наконец близость существа, Феликс бросился на него. Пустил в ход локти, колени, кулаки и пятки.
Повалив противника и оказавшись сверху, Феликс обрушил на него ураган ударов. Неизвестный не защищался. Довольно крупный – крупней ребенка, – он тем не менее был хрупок. Используя гнев как топливо, Феликс молотил его, прицельно и наугад.
Чудовище наконец шумно выдохнуло. Голосом ломким и сухим, словно заржавленным от неупотребления, сказало – да, не просто издало звук, а сказало:
– Sohnemann[45]. – С великой тяжестью оно обреченно вздохнуло. – Ты пришел.
Оно взмолилось:
– Только бы ты не оказался моим сыном.
Ах, этот голос… Чиркая спичкой, Феликс зарылся в глубины памяти, в самые темные. Наконец он поджег страницу из тетради.
И замер пораженно. Нет, не может быть. Что за жестокие шутки? Проводник, обманщик и негодяй, как-то узнал о детстве Феликса и подстроил это ложное воссоединение. Вот он, обещанный ужас.
Прижатый к полу, призрак молвил:
– Я ждал, надеясь, что ты все же не явишься.
Нанятый попрошайка! Мерзкий притворщик! Какой тонкий садизм, какой трюк. Феликс даже захихикал. Оторвав тело от земли и готовый отшвырнуть его в сторону, он прорычал:
– Как смеешь? – От боли в сердце он нанес старику удар тыльной стороной ладони, и тот снова рухнул. Феликса парализовало любовью и одновременно отвращением. – Ты не мой отец!
Старик присмотрелся к нему.
– Он и тебя одурачил.
– Меня еще никто не обманывал!
– Тайлер обманул тебя, – напомнило чудище.
В приступе отчаянного безумия Феликс М*** заорал, прося проводника вернуться. Хотя как можно называть его проводником? Ведь этот человек не приводит людей в нужное место, он их уводит прочь с пути, в пучину смятения. Феликс, давя в себе гнев и отчаяние, проорал:
– Твоя шалость удалась!
Он проорал:
– Ты ранил меня сильней любого лезвия и кулака! – Глянув на распростертое внизу тело, он крикнул: – Заканчивай, не то я – поверь на слово – раздавлю твоего гнусного сообщника!
Ответом ему было эхо собственных угроз, а дабы те не казались пустыми, Феликс поднял хрупкое тело и сдавил ему тощее горло. Жилка на шее билась, как у зайца, которому вот-вот сломают хребет.
Притворщик сипло, булькая, поинтересовался:
– Мальчик мой, тебе все еще нравится выдумывать новые слова? Помню, ты изобретал собственный, тайный, язык.
Об этом Феликс никогда и никому не рассказывал. Только отцу.
Он присмотрелся к мучителю: брови такие же, как на дагерротипе, который семья хранит, но брезгует показывать. Глаза – как состарившееся отражение тех, которые Феликс ежеутренне видит в зеркале. Ослабив хватку, он только и смог выдавить:
– Как?
Взглянув на него грустными глазами, старик шепотом ответил:
– Как и ты, сынок. – Он смиренно улыбнулся. – Тайлер больше не придет. Сколько ни жди.
– Тайлер? – переспросил Феликс.
Отец, этот старик, сказал:
– Твой проводник.
Без него отсюда не выбраться. Очевидно, старик – если он и впрямь отец Феликса – за долгие годы облазил туннели, нашел выход. И все же такая возможность казалась просто невозможной.
Феликс подумал о собственном сыне: ребенок еще дома, спит в кроватке. Всего за час жизнь паренька изменит направление, он станет сам себе капитаном. Еще одним мальчиком, которому придется создавать себя чуть не с нуля. Юношей, который вырастет бессильным перед любой угрюмой злобной женщиной.
– Ты его увидишь снова, – пообещал отец. – В том и беда. – Старик печально улыбнулся. – Лет этак через двадцать. Твой сын побьет тебя и уложит на лопатки, из гнева и любви, как я когда-то поколотил своего батюшку.
Здесь, в мрачных переходах отец отыскал деда. Здесь дед воссоединился с прадедом. Помимо предков Феликса, томились тут отцы бесчисленных сыновей.
– Что за помыслы у этого Тайлера? – спросил Феликс. – Чему он служит?
Старик, словно чувствуя растущую в сыне панику, тепло улыбнулся. На лице его уже выступили фиолетовые синяки.
– Прощаешь своего папочку?
– Прощаю, – робко ответил Феликс.
– Прощаешь Бога?
Феликс мотнул головой.
Отец с размаху ударил сына кулаком.
Из глаз посыпались искры. Потирая ушибленное место, Феликс заныл:
– Ты меня в ухо ударил!
– Простив лишь друг друга, спасения мы не обретем, – нараспев произнес отец, – нам надо простить еще и Бога.
Отец, не извинившись, сказал:
– Я буду искать вместе с тобой.
Он сказал:
– Мы вместе будем искать.
Феликс развернулся и пошел по следам из придуманных им же словечек: саркофагический… хитропасный… склепозный… мезотерический… тьмовоние… всесмрадный… влипчаянный… ощущасывать… неопистражуткий или же невыразижуткотрясающий. Он запалил еще страницу, надеясь, пока не остался совсем без огня и света, добрести до первого из них.
– Не будем торопиться с поисками обратного пути, – просил старик. – Давай углубимся в переходы. – Слова эхом отразились от каменных стен. – Отправимся на поиски сто́ящего приключения, прежде чем возвратиться к свету и воздуху, которыми и так успели насладиться.
Старик развернулся и побрел в темный лабиринт, слепо ныряя в непознанное. После недолгих колебаний Феликс последовал за ним.
Мистер Щеголь[46]
Не спрашивайте, откуда знаю, просто слушайте: когда в следующий раз решите, будто вы жирный, то знайте – есть те, кто выглядит хуже. Всякий раз, выполняя в спортзале кранчи или подъемы колен в висе, вообразите такую картину: есть те, у кого в этом месте растет другой человек. Там, где у вас студенистый выступ, в народе именуемый трудовой мозолью, у других – руки, ноги… почти целый человек.
Эпигастральный паразит.
Такое забавное обозначение «второго близнеца». Того, кто должен был стать вашим близнецом – сестрой или братом, – но застрял головой у вас в брюхе. У него нет мозга, нет сердца. Он паразит, а вы – носитель.
Такое захочешь – не придумаешь.
Прошу, послушайте. Если у вас где-то под мышкой растет еще человек, то поймите меня правильно, не обижайтесь. Я ведь почему это рассказываю? У меня тоже когда-то был такой паразит.
Хуже студенистого мешка подкожного жира может быть бессердечный и безмозглый чужак, который вдруг возьми да и вырасти у вас сбоку. Представляете, живете себе, живете, а тут – бац! – и такое.
Не спрашивайте, откуда знаю, но вот вы сделали сотню миллионов кранчей, пошли устраиваться в стриптизеры – ну, как в «Чиппендейлз», то есть просто накачанным танцовщиком, а вас спрашивают: «Эпилептические припадки случаются?»
Сразу после просмотра вас отправляют к врачу. Сестра дает планшет, к планшету прикреплена куча форм и ручка. Еще дают чашечку, в которую просят пописать. Мое агентство – даже не «Чиппендейлз», но спроси любого бывалого, никому не нужного стриптизера, в какой команде он выступал, и он, долго не рассусоливая, ответит: «Чиппендейлз».
Все с первого взгляда узнают фирменные белые манжеты и черные галстуки-бабочки.
Я вот пошел в «Дикие Рыцари». Ага, «Рыцари» с большой Р. «Дикие Рыцари» – это одни парни, чистый драйв, энергетика, настроение на пике, – выездная труппа стриптизеров а-ля «Чиппендейлз», рассчитанная на женскую аудиторию. Их главный офис помещает рекламу сбоку на разных там сайтах, в категории «досуг», с подзаголовком: «Живи мечтой».
Воскресенье. В банкетном зале «Холидей инн» я надел искусственную улыбку. Загар на мне тоже был искусственный, как и цвет волос (светлый). В анкете я солгал о весе, написав: 185 фунтов. В графе «цвет глаз» указал цвет контактных линз. Соврал, что хочу в «Дикие Рыцари», потому что мне нравится путешествовать в разные интересные места и заводить новые знакомства.
На самом же деле хотелось работать там, где каждую ночь сотни молоденьких и пьяненьких целок зубами суют тебе в трусы деньги.
В графе «возраст» написал: 24, отняв три года. Каждый мой зуб с коронкой – это маленький белый обман.
Машинкой я сбрил с лобка каштановые волосы.
Агент «Диких Рыцарей» сказала, что открылась вакансия – нужен новый Мистер Щеголь. Каждую секунду, говорила она, разные составы «Диких Рыцарей» колесят по всему миру, удовлетворяя запросы жаждущих мужского стриптиза миллиардов. В каждой труппе есть пожарный, полицейский, солдат, строитель в желтой каске. Прямо как на выездной ярмарке вакансий для старшеклассников. Ну и плюс Мистер Щеголь: этот выходит на сцену в смокинге (снимается рывком) и дарит розы дамам за передними столиками. Весь такой прилизанный и космополитский. Реально крутой. Как Джеймс Бонд.
В Одиннадцатом составе Мистер Щеголь оказался из робкого десятка и смылся после того, как на одной вечеринке в честь дня рождения в Фэрбенксе именинница устроила ему перекрут яичка.
Вот тут из меня и полез паразит.
В банкетном зале я сам на себя не был похож: загорелый, лощеный, белокурый и с улыбкой на губах.
Агент пожала мне лоснящуюся руку, поздравила:
– Отлично.
Она сказала:
– Отныне ты Мистер Щеголь…
На сцену вышел мой бессердечный и безмозглый близнец. Жизнь – она как скользкий горный склон.
Я решил: если заниматься постоянно и без пощады к себе, можно вечно выглядеть на двадцать четыре. На просмотре я выступил под композицию «Bodyrock» Моби, а это три минуты тридцать шесть секунд чистого отрыва. Может, мои вкусы и устарели, но если начать с любимой многими песни, то половина пути к победе, считай, пройдена. Плюс, там в конце слова без музыки, что дает идеальное окошко – можно выкинуть трюк.
Я в эту паузу сделал обратное сальто, упал на шпагат и встал разгибом. Все это, плюс загар, бритье и улыбка – и агент «Диких Рыцарей» выдала мне направление на медосмотр. У сестры я получил мочеприемник и анкету, где ждал вопрос:
«У вас случаются эпилептические припадки?»
Поставить галочку в клетке напротив «Нет» труда не составило. Для верности я принял клоназепам.
Если вы видели в Сети ролик, в котором голый качок бьется в конвульсиях, будто вытащенная на берег рыба, в окружении девок с коктейлями, из стрингов у него вывалились яйца, и вообще он плещется в луже собственной мочи, то знаете: солгать при ответе на этот вопрос было ошибкой.
Ребятишки, эти засранцы, теперь пародируют танец, который сами же окрестили «Мистер Щеголь»: падают посреди танцпола и извиваются, будто гиперактивные дэцепэшники, которых бьют током.
Люди думают, что быть стриптизером, накачанным и энергичным, – это как нефиг делать. Мужики считают, что главная проблема – это как бы у тебя на сцене писька не встала.
Еще в анкете имелись вопросы «Вы страдаете недержанием на почве стресса?» и: «У вас случаются приступы нарколепсии?».
Следовало сразу догадаться, к чему все идет. Юристы такие вопросы не с потолка берут. Всякое агентство – от Большого балета до «Чиппендейлз» – заранее составляет план действий на случай апокалипсиса. Вдруг где-нибудь посреди «Лебединого озера» у кого-нибудь из лебедей прямиком на сцене случится приступ: закатит она глаза, пустит слюнку с кончика длинного желтого клюва. Покроется потом. Описает прекрасные белые перья.
У «Диких Рыцарей» есть инструкция: надлежит приглядывать за зрительным залом: вдруг там кто пометки в блокнотике делает. Скорей всего, этот тип – из АСКПИ, Американского сообщества композиторов, писателей и еще кого там… Короче, сидит и пасет: если танцуешь под чью-то песню и не отстегиваешь автору роялти, тебя засудят, вместе с агентством. Плюс еще каждый штат засылает шпионов из Комиссии по обороту спиртного, эти следят, как бы ты не облапал кого из зрительниц неподобающим образом. Даже если просто выйдешь на сцену в белых манжетах и черной бабочке, тебе придет письмо от настоящих «Чиппендейлз» с уведомлением: типа, хорош плагиатить.
Не спрашивайте, чего мне стоит лишний волос на теле. Серьезно, самое страшное в моей работе – когда приходится проставляться, если вдруг с лобка на зрителя упадет хоть волосок. Тряхнешь своим стариной хорошенько, и, возможно, придется угостить передние два ряда банановыми дайкири.
Живи мечтой… Говорю вам: такого нарочно не придумаешь.
Заставить пьяную девочку зубами сунуть тебе в трусы купюру – задача нетривиальная. Как и вечно оставаться в возрасте двадцати четырех. Вот ты трясешь мошной перед носом у какой-нибудь холостячки, упившейся в зюзю «лонг-айлендом», и чуешь запах паленого – это волоски у тебя на лобке скручиваются от огонька сигареты. Страшенная подружка сует тебе языком купюру в зад, а мамочка снимает это дело на видео. Так ведут себя пьяные девки. Полицейские и пожарные – настоящие – жалуются на стресс на работе. Это они еще стресса не испытывали! Стриптизеры, с которыми я работал, вымачивали мошонку в соленой воде, прямо как боксеры – лицо перед большим боем, чтобы снизить чувствительность. Все свободное время ты маринуешь яйца и стрижешь волосню.
Еще мегаважная часть подготовки – умение засекать время по песням. «I’m Afraid of Americans» Дэвида Боуи дает ровно пять минут рваных пауэр-аккордов. «One on One» Кита Суэта – тягучая песня (5:01) идеально подходит для танцующих слоников, стриптизеров, перекачанных настолько, что они даже не танцуют на сцене, а тупо играют мышцой. Шаг, поза, шаг. Зацените бицухи, а теперь банки.
Не дать коню подняться можно, считая оставшиеся до конца песни секунды. Назовите любую композицию, и я скажу точно, сколько она длится. Да не то время, что указано на вкладыше из коробки с диском, а то, которое видит у себя в будке звукач. Все знают дигвидовский ремикс «Slave to Love» Брайана Ферри; на вкладыше написано: четыре минуты тридцать одна секунда, но песня-то длится четыре минуты двадцать четыре секунды. Если танцовщик ленивый и не проверил время, то песня закончится, а он еще будет барахтаться по пояс в пьяных девках.
Можно трясти хозяйством под чумовой микс «Андерворлда» «Mo Move», шесть минут пятьдесят две секунды, и это будет искусством. Но если музыка смолкла, и пусть прошел всего один момент тишины, а ты по-прежнему демонстрируешь бритые наголо драгоценности незнакомым дамам – это уже домогательство.
Вот вам еще один скользкий момент. Не спрашивайте, откуда я знаю.
Тишина. Зажглись огни, означающие конец выступления. Яркие огни. Золушка оборачивается ухмыляющимся, голым, лощеным парнем и трясет членом у тебя перед носом, над водянистым «белым русским» за десять баксов.
В инструктаже сказано: выходя на сцену, Мистер Щеголь дарит розы девушкам в передних рядах. Танцует под клубный микс Джои Негро «Fascinated» (отвязная песня длиной в три минуты сорок две секунды), затем переходит к краю сцены и танцует под более короткую и заводную песню, чтобы выманить у зрительниц деньги. Работает у края и в зале, на коленях у девок, зарабатывает чаевые; вне сцены, правда, недолго – почти перед самым выходом Полицейского.