Патриций - Посняков Андрей 20 стр.

– Может быть, может быть.

– Ага, видишь! Так вот, о свободе, – прищурившись, Домиций покачал в руке полный бокал. – Я думаю, свобода есть не что иное, как уверенность в завтрашнем дне. Да, любой солдат, даже я, может погибнуть в битве, но каждый легионер знает, что государство, в лице принцепса и командиров, всегда позаботится о том, чтобы он был сыт, имел деньги на старость и даже небольшой участок земли к пенсии. Лишь только служи и четко исполняй приказания.

– Это так, – согласился Юний. – А вот моя жизнь зависит только от меня самого, ну и немного от обстоятельств, которые во многом я же сам и формирую. Кстати, о последних… На территории обоих Германий, я надеюсь, все еще действуют римские законы?

– Ну да, – Домиций кивнул. – Не пойму только, к чему ты клонишь?

– А как бы ты, как представитель принцепса, отнесся к тому, что на твоей территории в какой-нибудь захудалой деревне будут решать – казнить или миловать – по законам варваров?

– Здесь, в дальних провинциях, так чаще всего и бывает. – Верула махом опрокинул бокал. – Какое нам дело до варваров?

– Но этим варварам еще Каракаллой даны все права римских граждан!

– Ну, не смеши меня, Юний. Ты же умный человек и хорошо понимаешь, зачем их признали гражданами – чтоб платили налоги.

– И все же… Я бы для примера наказал некоторых злостных нарушителей законов.

– Ах, вот оно что? – Верула расхохотался и, поднявшись на ноги, хлопнул собеседника по плечу. – Признайся, тебя здесь явно кто-то мешает? Ну, говори, говори, не темни. Я, со своей стороны, постараюсь тебе помочь.

– Эрлоин, хозяин постоялого двора в здешней деревушке, – наконец решился Рысь. В конце концов, почему бы не позагребать жар чужими руками?

– Эрлоин, – Домиций потянулся к кувшину, – хозяин постоялого двора? Наверняка человек в здешних местах не последний. Мы предпочитаем на таких опираться.

– Что ж, я просто спросил.

– Э, не отчаивайся. Я вовсе не отказываюсь помочь. И что такого сделал этот Эрлоин? Чем он тебе мешает?

– Видишь ли, он захватил одну мою знакомую, обвиняет ее в каких-то жутких вещах и даже хочет устроить самосуд.

– Эге, так и знал, что опять будет девка! – подмигнул гостю Верула. – Не доведут они тебя до добра, помяни мое слово. Впрочем, рад буду помочь. Как ее зовут?

– Дело не в имени, – выкрутился Рысь. – Дело в принципе. Совсем скоро – может быть, дня через два – в деревне устроят тризну по всем павшим при отражении недавнего налета алеманов. Думаю, что девчонку захотят принести в жертву.

– А ты, я вижу, этого не хочешь?

– Нет. Иначе бы и не просил тебя помочь.

– Что ж, придется помочь, куда деваться? – хохотнул трибун.

Неслышно подошедший слуга принес еще один кувшин вина – прекраснейшего, разбавленного подсоленной водой фалерна – и ловко наполнил бокалы.

– У меня много знакомых юристов и здесь, в Германиях, и Галлии, и в Риме, – улыбнулся Рысь. – Уверяю, если будет нужно, я всегда смогу оказать тебе услугу.

– Значит, говоришь, девица у Эрлоина на постоялом дворе? – задумчиво переспросил Верула.

– Да, у него.

– Что ж… – Домиций наморщил лоб. – Сегодня у меня еще дела – встречаюсь с префектом. А вот завтра с утра… Кстати, ты где остановился? Неужто на этом же постоялом дворе?

– Нет, на вилле бедняги Кальвизия.

– Горе для вдовы и детей… Да. Ну что ж, всяко бывает. Я дам тебе воинов – они проводят тебя и твоих клиентов.

– Да я бы и сам добрался, – Рысь махнул рукой.

– Не спорь, – усмехнулся Домиций. – Думаешь, это я о твоей безопасности так беспокоюсь? А вот ничуть, я же помню, какой ты умелый воин. Просто я вчера еще собирался послать отряд по здешним виллам – разведать да расспросить что к чему? Вот ты и покажешь дорогу.

– Но что с девчонкой?

– Завтра с утра я заставлю этого… как его? Ну, твоего трактирщика…

– Эрлоина.

– Ну да, его… Заставлю отдать девчонку под охрану легиона.

– А если он не захочет?

Верула ухмыльнулся:

– Глупый вопрос. Да не переживай, завтра к обеду уже заберешь свою девку, раз уж так она тебе сдалась.

– Благодарю! – встав, чинно поклонился Рысь.

– После будешь благодарить. – Домиций тоже поднялся с ложа и, прощаясь, крепко обнял Юния.

У шатра дожидались давешние юнцы-разведчики.

– Марк Эмилий, десятник, поедет с тобой со своим отрядом, – несколько запоздало представил его трибун. – Ну, до завтра, мой друг!

– До завтра, – улыбнулся Юний. – Да помогут тебе боги.

Они выехали из лагеря, едва не столкнувшись с двумя колясками, едущими навстречу в окружении вооруженного эскорта всадников. Префект? Нет, слишком уж скромна свита. Наверное, кто-нибудь из штабных. Все в глухих плащах с капюшонами – небо вновь нахмурилось, и стал накрапывать дождик. Пропустив кавалькаду, небольшой отряд Марка Эмилия, подогнав коней, неспешно поскакал дальше. Место во главе отряда почтительно уступили Юнию и его друзьям. Ехали, не оглядываясь… наверное, зря.

Зато оглянулся один из сидевших в одноколке – небольшого росточка, лысый, с редкими усиками и смешными оттопыренными ушами. Трибун встретил его лично, провел за собой в шатер, велел принести вина и оливок – отсутствием аппетита Верула никогда не страдал, а уж про то, сколько он мог выпить вина, ходили легенды еще в Британии.

– Нет… – донеслось вдруг из шатра, и стоявший перед ним часовой напрягся, готовясь отогнать любого – мало ли, подслушают военную тайну?

– Нет, не может быть, Папирий, нет! – Часовой узнал хриплый голос трибуна. – Впрочем, ты точно его узнал?

– У меня очень хорошая память.

Глава 10

Апрель 235 г. Верхняя Германия

И грянул гром!

С гибелью императора Александра надежды Рыси на создание новой провинции в далеких северных землях стали настолько зыбкими, что их можно было вообще не принимать во внимание при планировании всей дальнейшей деятельности. Вряд ли новый принцепс рискнет хоть одной когортой ради неизвестно каких целей. Нападение на германцев с тыла? А не слишком ли далеко будет располагаться новая провинция? И что там есть? Лес? Но леса полно и в Германиях, и за Данувием – в Реции и Норике, все это куда ближе к империи. Что еще? Люди? Их тоже хватает в провинциях – уже почти все легионы в большинстве своем состояли из получивших римское гражданство варваров. И что еще? Пожалуй, все…

Юний потряс головой, прогоняя грустные мысли, обернулся – следом за ним ехали Эрнульф с Арминием и десяток воинов Марка Эмилия. Дождь усилился, и все кутались в плащи, насколько это позволяла верховая езда.

– Долго еще? – перекрикивая шум дождя, поинтересовался Марк.

– Скоро будем, – Рысь показал рукой куда-то вперед. – Во-он с того холма уже будет видна вилла.

– Отлично, – молодой командир сухо кивнул и что-то кратко бросил своим. Наверное, подбадривал, уж слишком хмуро выглядели легионеры. Кому же понравится скакать неизвестно куда под дождем?

Юний тоже не выглядел особенно радостным. Ему было искренне жаль убитого императора, и не только потому, что именно из его рук Рысь, которого тогда звали Рысь из Трех Галлий, когда-то получил деревянный гладиаторский меч – рудис, – символизирующий дарованную свободу. Поступив в охрану принцепса, Юний быстро проникся к нему уважением: император оказался весьма прост и неприхотлив в быту, любил философов и книжников, никогда не показывал своего гнева, а, наоборот, всегда и со всеми был приветлив и ласков, даже с охранниками. Может, эта простота его и сгубила? Рысь усмехнулся – нет, конечно. Много было всего, способствовавшего падению цезаря. Все чаще восставали варварские племена на дальних границах, неспокойно было в Галлии, от набегов германцев страдали Реция, Норик, Иллирия, та же Галлия. И, что хуже всего, императора все меньше поддерживали легионы. Солдаты были весьма недовольны многими императорскими указами, особенно теми, что касались материального содержания легионеров и правового положения ветеранов, которые теперь могли получить свой выслуженный участок лишь на дальних границах империи. Вот этим недовольством, как видно, и воспользовался Максимин Фракиец. Как он теперь зовется? Гай Юлий Вер Цезарь Август? Или как-то похоже… Не суть – все равно, этот пожилой, но еще вполне крепкий авантюрист в глазах многих по-прежнему остается варваром, пастухом с далеких Фракийских гор. Максимин не так глуп, чтобы не понимать этого. А значит, он будет всячески укреплять свою власть, как щедрой раздачей подачек, так и неумеренной жестокостью. Да, наступают смутные времена… которыми обязательно нужно воспользоваться, выловив в мутной воде свою золотую рыбку. Воспользоваться Фракийцем так же, как сейчас Рысь пользовался Верулой. Оба – император и трибун – негодяи: один, возжелав власти, предал своего императора, другой – казнокрад, растратчик и вообще непорядочный человек. Вот такие и стремятся сделать карьеру – ими нужно пользоваться, а однажды использовав, отбросить, словно ненужный мусор.

Рассудив столь цинично, Юний снова вздохнул. Все-таки жаль было императора Александра, хотя именно от его гнева Рысь когда-то скрывался в Британии. Интересно, как теперь будет в Риме? Вновь, как когда-то, расцветут пышным цветом доносы, проскрипционные списки и прочие прелести? Весьма вероятно. Но так же вероятно и другое: да, Максимин – узурпатор и негодяй, но это еще не значит, что он будет плохим правителем. Может быть, как раз наоборот – ему удастся сплотить разваливающуюся империю.

Кавалькада подъехала к воротам богатой виллы Кальвизия, вернее, его вдовы, ведь старший сын погибшего ветерана Феликс еще считался несовершеннолетним. Новые гости были приняты с почетом, еще более возросшим после того, как обитатели усадьбы узнали о новом принцепсе. Наверное, нужно было бы поскорее засвидетельствовать императору Максимину свою верность, однако Кальвизия Домна не считала нужным особенно торопиться, уж слишком пока все было туманно, расплывчато. Убит ли прежний император, нет ли – кто знает? Может, они врут, эти молодые воины, в каких-нибудь своих целях. Здесь ведь не Рим и не какая-нибудь Нарбоннская Галлия, вести доходят медленно, обрастая по пути невероятным количеством подробностей, большей частью лживых. Рассудив так, Кальвизия велела слугам выказывать почтение новым гостям, которым сама пока что не доверяла. Но слухи о смене властителя оказались чистой правдой. Проезжий торговец из Августы Треверов рассказал об убийстве столь красочно, будто сам при том присутствовал. По его словам, переворот произошел где-то в Галлии, ближе к германским провинциям, и отличался особой кровавостью – между сторонниками Александра и Максимина произошла настоящая битва. Впрочем, это была всего лишь одна версия. Другую принесли слуги, встретившие на реке лодочника из Вангион, который, конечно же, давно все знал. Оказывается, императора убили не в Галлии, а здесь, рядом с Могонциаком: ворвались в шатер и закололи мечами вместе с матерью, а Максимин Фракиец до последнего хранил верность своему цезарю, ничего такого против него не замышлял, а просто вынужден был пойти на поводу у своих солдат, очень недовольных заключением мира с германцами и жесткой дисциплиной, введенной Александром Севером в войсках.

– Легионы? Что вы! – замахал руками приехавший к вечеру сосед – Лициний Вер. – Какие легионы? Уж наши-то, «Примигения» и «Августа», разве могли поднять руку на цезаря? Бунт подняли те юнцы, которых привел с собой Максимин Фракиец из Рима, кстати, по прямому приказу принцепса. Цезарь доверял и Фракийцу, и этим детям… как оказалось – зря.

– Эй, эй, полегче! – Кальвизия испуганно посмотрела во двор, где у летней кухни расположились на отдых воины Марка Эмилия. – Как бы тебе, сосед, не попасть под закон об оскорблении величия. Раз уж у нас теперь новый принцепс – так надо его уважать, несмотря на то, каким образом он захватил власть. Кстати, примерно так и сам погибший Александр стал властелином Рима – ведь его предшественника, Гелиогабала, тоже убили.

– Ой, не упоминай об этом развратнике, Кальвизия! – Лициний Вер – коренастый, склонный к полноте брюнет с небольшой аккуратной бородкой – замахал руками и, понизив голос, сообщил, что по приказу Гелиогабала по всей империи отыскивали людей с огромными фаллосами – для того чтобы цезарь (а ему и было тогда всего лет пятнадцать) мог удовлетворить свою похоть.

Лициний, как и явившийся к вечеру Гретиарий, приехал на похороны Кальвизия, назначенные на завтра. Были посланы приглашения и Октавию, и его соседу Манлию – тот все-таки спасся во время нашествия варваров, хотя его усадьбу полностью разграбили и сожгли. Встречаться ни с тем ни с другим Юнию не очень-то хотелось, да и вообще, пора было отправляться за Рейн на розыски Виниция… и Тварра! Но перед этим все же нужно было спасти от страшной смерти незнакомую певунью, ибо Юний старался по мере возможности не забывать один из основных принципов своей жизни – omnes, quantum potes, juva – всем, сколько можешь, помогай!

Впрочем, наверное, девчонке уже ничего не угрожало, ведь Верула обещался помочь в этом деле. Поможет – ведь это ему ничего не стоит, даже не обязательно ехать самому, достаточно послать центурию.

Во дворе послышался шум, и хозяйка, позвав рабов, выбежала из дома. Приехал горшечник – невысокого росточка мужик с темно-рыжей бородой и такого же цвета кудрями, перевязанными тонким кожаным ремешком, одетый в широкие варварские штаны с башмаками лосиной кожи и короткую тунику. Сброшенный плащ – дождь давно уже перестал – небрежно валялся на полной глиняных горшков и кувшинов телеге.

Юний вышел во двор, намереваясь навестить Илмара Два Меча – обсудить поподробнее намеченные поиски. По словам Феликса, варвар обретался сейчас на заднем дворе – подстелив под себя старой соломы, валялся, словно свинья, за амбаром, а попросту говоря, спал.

Горшечник, осторожно сгрузив привезенный товар на подстеленную рабами рогожу, азартно торговался с хозяйкой, немало потешая расположившихся у летней кухни воинов.

– Ты только посмотри, госпожа, какая глина, – взяв с рогожки кувшин, он стукнул по нему ногтем. – А? Как звучит?

– Так мне не барабаны из них делать, – вполне резонно заметила Кальвизия. – Какая разница, как твои горшки звучат?

– О, как раз очень большая разница, госпожа!

Приводя многочисленные примеры, горшечник принялся доказывать вдове связь между гулкостью звука и крепостью посуды; Юний не вслушивался в его слова, просто прошел мимо… И вдруг застыл на месте, задумчиво почесав голову. Горшечник не торопился – видно, ему вся эта процедура жутко нравилась, да и хозяйка, как видно, была рада хоть немного отвлечься от грустных похоронных дел.

– Эй, парень, – Рысь ухватил за локоть пробегавшего мимо мальчишку-раба. – С чего это хозяйка покупает посуду у чужих? Что, на вилле нельзя наделать горшков?

– Наделать-то можно, мой господин, – ухмыльнулся раб. – Да только Барарий – лучший горшечник во всей округе. Хозяйка знает, что делает.

– Гм… Вот как? А что, других горшечников в деревне нет?

– Говорю же, этот – самый лучший. Чего только не делает: и кувшины, и амфоры, и горшки. Даже детские игрушки – всадников, легионеров, свистульки.

– Свистульки?! Это хорошо, хорошо…

– Так я побегу, господин?

– Беги, – разрешил Юний и, решив, что Илмар может обождать, стал неторопливо прохаживаться около ворот, искоса посматривая на торгующихся.

Наконец торг закончился, и Кальвизия, отсчитав несколько серебряных монет, велела рабам уносить горшки в дом. Барарий, взяв лошадь под уздцы, развернул телегу. Юний ждал его у ворот:

– Эй, уважаемый… Есть разговор.

– Что еще за разговор? – Горшечник недовольно посмотрел на вдруг возникшего перед ним вальяжного молодого господина в двух туниках, узких штанах и щегольском плаще с шелковым зеленым подбоем.

– Хочу заказать кое-что для своей виллы. Подожди немного, я принесу образец.

– Заказать? – Барарий довольно осклабился. – Это другое дело, мой господин. Неси свой образец, я буду ждать тебя на углу, у ограды.

Быстро пройдя в дом, Юний поднялся наверх, в отведенные для гостей покои, и, сняв с крючка заплечную суму, спустился обратно. Выйдя во двор, приветливо кивнул Флаксу. Старый слуга сунулся было к своему патрону с каким-то делом, но Рысь нетерпеливо отмахнулся – после, мол, после.

Горшечник, как и обещал, дожидался на углу, у ограды, поставив телегу на узенькой, но уже хорошо подсохшей дороге, ведущей в деревню напрямик, лугом. Желтый краешек солнца сиял над дальним лесом, ни облаков, ни туч видно не было – одно светло-голубое темнеющее небо с серебряным прозрачным шаром луны.

– Видать, боги пошлют завтра хороший денек! – кивнув на закат, усмехнулся Барарий и, подвинувшись, кивнул на телегу. – Присаживайся, мой господин, показывай свой образец. Не сомневайся, сварганю такой же, а то и получше.

– Да я и не сомневаюсь, – усаживаясь, Юний пристроил на коленях котомку и, развязав, вытащил из нее продолговатый глиняный предмет… Тот, что на ветру издавал жуткий вой, прикрывая подходы к мертвому лесу.

– Видать, у тебя тоже имеется вилла, мой господин. – Горшечник не выказал особого удивления, лишь удовлетворенно кивнул, подбросив на руке увесистую «свистульку». – Хорошая штука – отпугивает и ворон, и сусликов.

– Ты сам до такой додумался?

– Не сам. Подсказали. Впрочем, ты все равно не из наших мест.

– Поэтому и спрашиваю. Может, закажу с десяток. Если у нас их не делают.

– Да точно не делают! – с жаром заверил Барарий. – Ведь обычных горшечников много… а вот тех, кто может сотворить что-нибудь этакое, маловато будет!

– Ты, я вижу, как раз из таких.

– Да, – довольно кивнул горшечник. – Уж чем-чем, а сметкой не обидели боги.

«А этот парень падок на лесть!» – не менее довольно подумал Юний, громко расхваливая произведенный предмет.