Пенни снова унеслась мыслями к Эффи. Сколько горя они пережили, когда у сестры случился первый выкидыш. Но, может, все ее страдания уже в прошлом и сейчас у Эффи уже есть малыш или малышка? Интересно, где теперь все они? Мама, отец, сестра. Дай бог, чтобы они успели переехать в Стокенкорт. В деревне, что ни говори, спокойнее. Лондон бомбят. Пенни сама слышала, как немцы, сидя в уличных кафе, во всеуслышание хвалились, что скоро их асы сровняют Лондон с землей. Но как же далеко теперь от нее родительский дом, их фамильный замок в Стокенкорте, и сама Англия, и семья. Сегодня она совершенно одна в этом огромном мире. Ей не на кого положиться, не к кому прийти за советом и помощью. Будут ли у нее когда-нибудь дети? Будет ли ей даровано счастье стать матерью?
Пенни выдали монашеское одеяние: длинное серое платье, фартук и сестринскую наколку. Монахини встретили ее приветливо, несмотря на то, что она пришла к ним совсем из другого мира. Но при всем своем уважении к их образу жизни, к их глубоким и искренним религиозным чувствам, монашеский уклад отпугивал Пенни, он был ей чужд и непонятен. Во время обязательных служб мысли ее постоянно витали далеко от церковного храма. Она пыталась представить себе, где сейчас Брюс, как после ранения сложилась судьба ее брата, что делает Йоланда в оккупированном немцами городе. А еще она искренне надеялась на то, что капитана уже перевели из Ханьи куда-нибудь за пределы острова, на новое место службы, и немецкие власти начали потихоньку забывать о ней.
Особое удовольствие она получала, когда ей доводилось заниматься с сиротами, маленькими девочками и мальчиками, за которыми монахини присматривали в яслях, организованных при монастыре. Их воспитанники были так не похожи на шаловливых жизнерадостных малышей, которых она когда-то знавала до войны. Эти дети никогда не смеялись, не бегали, не кричали. Они лишь молча таращили на нее свои широко распахнутые глазенки, и в них плескался один только страх.
После нескольких недель безотлучного пребывания за стенами монастыря Пенни наконец позволили выйти в город. Ей было поручено сопровождать сестру Клотильду и еще одну монахиню на базар, для того чтобы помочь доставить необходимую провизию с рынка. Пенни обрадовалась, словно школьница, которой предоставили неожиданные каникулы. Все трое поднялись засветло, чтобы успеть к открытию рынка, и сразу же тронулись в путь.
Сестра Клотильда не вызывала у Пенни особой приязни. Бледнолицая сухопарая женщина без возраста, с маленькими, похожими на два буравчика глазками, от которых ничего невозможно было скрыть, она всегда была настороже, готовая к любым неприятностям. Вот и сейчас она с явным подозрением обозрела Пенни, поверх очков в тонкой металлической оправе. Эта девушка никогда не подходит к причастию во время мессы. Интересно, почему? И акцент у нее явно нездешний. Правда, говорят, она очень опытная медсестра. Насельницы монастыря отзываются о ее профессиональных навыках с большим уважением, и это тоже почему-то раздражает сестру Клотильду.
Рынок поразил монахинь своей небывалой скудностью. Пустые прилавки, за которыми коротали время несколько продавцов.
– А где же свежая рыба? – страшно удивилась сестра Клотильда.
Уплыла к немцам, ответили им не без юмора.
Та же картина повторилась и возле овощных и фруктовых прилавков. Урожай загублен на корню, пояснили им. Поля уничтожены взрывами, сады и огороды сгорели в огне вместе с деревнями во время карательных операций. Крестьяне боятся ехать в город, а многих уже и в живых нет.
– Так кто же нас станет кормить? – удивилась монахиня.
– А дальше, матушка, будет только хуже! – обрадовал ее продавец. – Все, что можно, люди прячут в закрома. Впереди ведь зима. Надо как-то выжить самим. Могу предложить вот только немного улиток! – Он приоткрыл корзинку.
– Они же несвежие! – недовольно фыркнула Клотильда.
Пенни стало неловко за свою спутницу, и она тихонько свернула за угол, чтобы посмотреть, чем торгуют там. Никаких продуктов! На нескольких столах разложены старые вещи, и вокруг них оживленно толчется народ. Пенни подошла поближе к одному из столов. В эту минуту какая-то девушка резко отвернулась, и они чуть не стукнулись лбами.
– Прошу простить, – начала девушка и тут же отскочила в сторону, не веря собственным глазам.
– Йоланда! Ты? Слава богу, ты жива! – воскликнула Пенни, почти бегом устремляясь за подругой, которая решительным шагом направилась прочь. – Постой! Куда же ты? Нам надо поговорить!
– Мне не о чем говорить с тобой! – отрезала Йоланда, но Пенни решительно преградила ей путь. Люди стали с любопытством оглядываться на них в предвкушении шумной базарной склоки, которые обычно возникают между женщинами.
– Нет, постой! Я хочу кое-что спросить у тебя. Прежде всего – где ты была все это время? Я ведь обыскалась тебя в Афинах после той ночи. А ты уехала, не сказав никому ни слова. Даже не попрощалась! Оставила свой пост, бросила больных, бросила всех нас на произвол судьбы! – выкрикнула Пенни прямо в лицо подруге.
– Это я-то бросила на произвол судьбы?! – возмутилась в свою очередь Йоланда. – Ты мне лучше расскажи, что делает британская медсестра в компании немецкого офицера, который возит ее по городу в своем шикарном автомобиле! – не осталась она в долгу.
– Да как ты смеешь! – Пенни почувствовала, как краска бросилась ей в лицо. – Если хочешь знать, в той машине меня везли в концентрационный лагерь, в который переоборудовали наш бывший военный госпиталь. Я там трудилась до последнего, пока не пришли немцы. У меня не оставалось никакого выбора, вот так!
– А я оказалась на Крите случайно. Завозилась с раненым, он был без сознания, и не заметила, как корабль отчалил от пирса. Хорошо еще, что корабль шел на Крит. Я послала тебе открытку, но она, видно, не дошла. – Голос Йоланды потеплел. – А сейчас я тружусь в здешнем госпитале Красного Креста.
– А я эвакуировалась из Афин в числе последних, на рыбацкой шхуне. Попали под обстрел, лодка чуть не утонула. И в конце концов нас тоже прибило к Криту. Нет, ты только подумай, Йоланда! Столько времени мы жили и работали, можно сказать, рядом, и даже не подозревали об этом! – Голос Пенни дрогнул.
Подруги сделали шаг навстречу и упали друг другу в объятия, залившись слезами. Толпа, собравшаяся вокруг них в ожидании женской драки, стала стремительно редеть.
– Так где же ты сейчас? Чем занимаешься? – спросила у подруги Йоланда, даже не пытаясь утирать слезы, градом катившиеся по лицу.
– Разве ты не видишь по моей одежде? Я теперь живу в монастыре, – прошептала Пенни.
– Ты приняла обет? – удивилась подруга.
– Неужели я похожа на человека, способного отречься от мирской суеты?
Обе подруги рассмеялись, впервые с момента их неожиданной встречи. И только сейчас Пенни обратила внимание на то, как пожирает их своими сверлящими глазками сестра Клотильда, замерев, словно истукан, в нескольких шагах от них. По ее недовольному выражению лица Пенни поняла, что монахиня категорически не одобряет подобных эмоций на людях.
– Сестра! Пора возвращаться! – строго сказала она. – Мы и так потратили слишком много времени впустую.
Она круто развернулась, встряхнув на прощание пустыми корзинками.
– Если вам нужны овощи, то я могу поспособствовать, – вполголоса обратилась Йоланда к подруге. – У меня есть один знакомый… Промышляет под покровом темноты…
– Черный рынок? – испугалась Пенни.
– Не совсем! Потихоньку таскает у немцев их излишки. Скажем так, грабит награбленное. По-моему, в научной литературе это называется экспроприацией.
– Ах, Йоланда! Прошу тебя! Будь осторожна! Ведь если тебя поймают…
– О, я этим не занимаюсь! Нет времени! Я обучаю молоденьких медсестер. Присоединяйся к нам! Вот будет здорово! А уж как мама и отец обрадуются, узнав, что ты жива! Ты обязательно должна прийти к нам на ужин в ближайшую же пятницу. Мы живем на улице Порту. Узнаешь дом по двери: входная дверь выкрашена темно-зеленой краской. Там кругом все разрушено. Но у нашего дома, слава богу, крыша осталась.
Пенни с чувством сжала ее руку.
– Не могу поверить, что мы снова встретились! Знаешь, – она замялась в поисках нужных слов, – я уже почти поверила, что тебя нет в живых.
– Да и мне всякие нехорошие мысли в голову лезли!
Прощальный взмах рукой, и Йоланда поспешила прочь.
– По-моему, у этой девушки на шее звезда Давида! – сухо прокомментировала увиденную сцену Клотильда.
– Не заметила! – беззаботно отозвалась Пенни. – Мы с этой девушкой вместе работали медсестрами в афинском госпитале Красного Креста. Я так рада, что она жива. Столько наших медсестер погибло при эвакуации.
– Какая разница, кем она работает! Она еврейка! Мы не должны контактировать с подобными людьми!
Вот и не контактируй, подумала про себя Пенни, но вслух ничего не сказала. Конечно, ей бы очень хотелось навестить Маркосов, но для того, чтобы выйти за пределы монастыря, требуется разрешение настоятельницы. А еще вопрос, даст ли она такое разрешение. Впервые за многие недели пребывания в обители Пенни почувствовала себя пленницей. Да, безусловно, это хорошее убежище, но вот свобода… Что ж, за все приходится платить, подумала она со вздохом. В том числе и за собственную жизнь.
Вот и не контактируй, подумала про себя Пенни, но вслух ничего не сказала. Конечно, ей бы очень хотелось навестить Маркосов, но для того, чтобы выйти за пределы монастыря, требуется разрешение настоятельницы. А еще вопрос, даст ли она такое разрешение. Впервые за многие недели пребывания в обители Пенни почувствовала себя пленницей. Да, безусловно, это хорошее убежище, но вот свобода… Что ж, за все приходится платить, подумала она со вздохом. В том числе и за собственную жизнь.
Разрешение на визит к Маркосам в ближайшую пятницу было получено, но при одном условии. Пенни отправится не одна, а в сопровождении еще одной монахини, которая доведет ее до границы еврейского квартала, и вернуться в обитель они обязаны до наступления темноты. Пенни попыталась объяснить матушке, что, согласно еврейским обычаям, Шаббат начинают отмечать после захода солнца, а потому у нее просто не останется времени на саму трапезу. На что матушка настоятельница впервые ответила ей непривычно строгим тоном:
– Мне кажется, вы начинаете злоупотреблять нашим гостеприимством, сестра.
А сестра Вероника, которая должна была ее сопровождать, в своем порицании пошла еще дальше.
– Если вы так привязаны к этим людям, так ступайте и живите у них.
– Боюсь показаться неблагодарной, – проявила неожиданную неуступчивость Пенни, – но я с детства привыкла сама распоряжаться своим временем!
А про себя она подумала, что ей с ее врожденным свободолюбием, видно, путь в монахини заказан навсегда.
– Правильно говорит сестра Клотильда! Вы плохо влияете на некоторых наших молодых послушниц! – едко заметила сестра Вероника.
Но Пенни уже не слушала ее. Какое ей дело до этой вздорной сестры Клотильды? Эта монашка завистлива, чересчур подозрительна и нетерпима к другим людям. И вообще, все в этом монастыре Пенни уже порядком поднадоело. Нет, пора ей уходить из монастыря! Она будет работать вместе с Йоландой в госпитале Красного Креста. Решено!
Пенни отправилась за благословением к матушке настоятельнице.
– Матушка! – воскликнула она, опустившись перед ней на колени. – Ваша обитель стала для меня той скалой, прилепившись к которой я не только выжила, но и сохранила свою честь и достоинство. Вы дали мне крышу над головой, приютили, обогрели, накормили, когда у меня уже ни на что не было сил. И я никогда не забуду вашей любви и сострадания ко мне. Но сейчас отпустите меня. Я должна вернуться в мир и служить людям своими скромными талантами, а не зарывать их в землю за монастырскими стенами. Надеюсь, вы сумеете понять и простить меня за всё. В том числе и за некоторую импульсивность моего поведения.
Матушка ласково погладила ее по голове.
– Поднимитесь, дитя мое! Признаюсь вам по секрету, вы для всех нас стали глотком чистого свежего воздуха. Вы многому научили наших молоденьких послушниц. А уж как вы управлялись с детьми, так и слов нет! Из вас получится прекрасная мать. У вас, Пенелопа, доброе сердце, а потому вы сумеете сделать еще много добра людям. Пока ступайте к своей подруге, а уж потом сами решайте свою судьбу. Я же буду молиться за вас. Дай бог, чтобы все в вашей жизни сложилось так, как вы того желаете. Со своей стороны обещаю, что не стану торопить вас. Я позволяю вам оставаться в обители до тех пор, пока вы окончательно не определитесь со своим выбором.
После такого напутствия Пенни выпорхнула из кабинета настоятельницы окрыленной. В город они направились вместе с сестрой Иринией, на попечении которой находилась старая супружеская чета беженцев из Алжира. Старики были прикованы болезнями к дому и никуда не выходили, а потому сестра Ириния периодически приносила им продукты и помогала по хозяйству.
Все улицы были запружены немецкими солдатами. Серо-зеленый цвет их форменных кителей стал преобладающим цветом в городе. Толпы солдат прогуливались по набережным, бесцеремонно разглядывая проходивших мимо девушек. Те же оливковые мундиры заполнили все таверны и кафе. Громкий смех, полупьяные выкрики, скабрезные шутки вдогонку.
«Какое счастье, – думала Пенни, – что я в монашеском одеянии. Ведь оно любого может превратить в человека-невидимку». Между прочим, неплохая мысль! Вот так же незаметно в один прекрасный день она может улизнуть в горы. Да, горы зовут, и чем дальше, тем все громче звучит в ее сердце их призыв. Каждое утро, просыпаясь в своей келье, Пенни подолгу любовалась горными пейзажами, открывающимися ее взору из окна. Почему-то критские горы напоминали ей родные шотландские места. Ах, с какой радостью она сейчас вскарабкалась бы на какую-нибудь горную вершину. Можно только догадываться, какой потрясающей красоты вид открывается с этих вершин.
А еще Пенни постоянно вспоминала наставления Брюса. Он говорил, что она должна постараться максимально смешаться с местными и ничем не выделяться среди них. Что ж, если она все же хочет доказать ему, что не напрасно ослушалась его тогда и осталась на острове, значит, так и надо поступить.
Пенни машинально подняла голову и посмотрела вдаль. На самом горизонте виднелась гряда Белых гор. Даже сейчас, в средине лета, их вершины были покрыты снегом. Белые горы! Вдруг что-то екнуло у нее в сердце, и она поняла, что именно Белые горы станут ее очередным пристанищем. Как и когда она окажется там, она и сама не знала. Но точно понимала, что она там будет.
* * *Разговоры за пятничным столом были невеселыми. В доме дяди Йоланды нашли себе приют многие соседи, чьи дома были разрушены во время недавних бомбежек. Родители Йоланды сильно сдали с тех давних пор, когда Пенни видела их в последний раз в Афинах. Отец стал седым как лунь и отпустил длинную бороду, мать, снедаемая постоянными страхами за мужа и дочь, совсем исхудала и превратилась в маленькую согбенную старушку.
За трапезой обсуждали последние новости. Раввину приказано в срочном порядке передать в городскую управу списки всех евреев, проживающих на данный момент в Ханье, с указанием их точных адресов, возраста и семейного положения.
– А что потом? – сразу же разволновалась мать Йоланды. – Что они потом станут делать с этими списками?
– Да ничего они не станут делать! – постарался успокоить ее дядя Иосиф. – Самая обычная регистрация, и только! Надо вести себя осторожно, не высовываться лишний раз, не привлекать к себе внимания, и все обойдется.
– Ошибаетесь, Иосиф! – перебил его молодой человек в очках с толстыми стеклами. – Надо уходить в горы и браться за оружие. И женщин с детьми уводить в горы, туда, где никто не знает, что они евреи. Рано или поздно, но у немцев руки дойдут и до нас! Вот увидите!
– Прекрати эти подстрекательские разговоры, Мордехай! Тем более за моим столом! – сердито перебил его Иосиф. – Смирение и еще раз смирение, вот чего ждет от нас Всевышний. Бог всемилостив, и Он не раз доказывал нам это. А мы, в свою очередь, не должны роптать. Мы обязаны жить в строгом соответствии с Его заветами. Евреи пришли на Крит в незапамятные времена. Господь ни за что не допустит, чтобы наша здешняя община была уничтожена.
Сразу же после ужина Йоланда схватила подругу за руку и потащила ее к дверям.
– Идем быстрее! – прошептала она ей на ухо. – Иначе сейчас ко мне прицепится Мордо. А я не хочу его понапрасну обнадеживать. Хотя и вижу, как наши матери все время шепчутся в последнее время. Видно, строят матримониальные планы на наш счет.
– А по-моему, он славный парень! – также шепотом ответила ей Пенни.
– Славный! – охотно согласилась с ней Йоланда. – Но нет в нем искорки! Ты-то ведь понимаешь, о чем я, да? – Она бросила на подругу хитроватый взгляд. – Когда я смотрю на него, ничего не происходит. – Она постучала себя по груди. – Вот здесь ничего не происходит.
– Йоланда Маркос! Какой бес вселился в вас? Я вас не узнаю! – в свою очередь подначила ее Пенни. – Вы были такой скромницей в Афинах!
И обе подруги весело рассмеялись.
– В Афинах я еще не знала, что на свете есть Андреас Андролакис.
Йоланда с готовностью рассказала Пенни о своем приятеле. С гордостью в глазах она поведала, что молодой врач связан с подпольем и силами Сопротивления, что он постоянно бывает в горах, оказывает помощь раненым бойцам, лечит военнопленных, убежавших из концлагерей.
– Конечно, он не говорит мне, где он бывает. Но всякий раз, когда он заступает на смену после очередного похода в горы, он буквально валится с ног от усталости. Он такой мужественный человек! Как бы я хотела помогать ему и там, в горах.
– А что думают твои родители об этом молодом человеке?
– Они даже не подозревают, что между нами что-то есть. В глазах отца я все еще ребенок. К тому же в последнее время он сильно изменился. Ударился в религию, стал очень строгим. Он боится, что я уйду от них. Если он узнает, что я встречаюсь с иноверцем… Нет, они не поймут меня!
– Ты единственное, что у них есть. Неудивительно, что они так боятся потерять тебя! – задумчиво обронила Пенни, понимая, что подруга ждет от нее совсем других слов.