В конце концов он решил сказать правду.
– Позволите ли вы мне изложить мою теорию кораллов? При всем своем уважении к вам должен сказать, что она отличается от вашей точки зрения, согласно которой атоллы возникают по краям кратеров подводных вулканов. Возможно, вы укажете мне на мои слабые или ошибочные места.
Сочувственный взгляд Лайеля сделался строгим.
– Выкладывайте!
Готовясь к предстоящей умственной работе, Лайель принял весьма странную позу. Стоя, он умудрился положить голову на сиденье стула и крепко зажмурил глаза. Подобное положение требовало акробатических усилий от такого высокого человека, как он. Шаг за шагом рассказывал Чарлз о своих наблюдениях за рифами и лагунами южных морей, особенно на Таити, и об экспериментах на островах Килинг, в результате которых он сумел доказать самому себе, что кораллы могут жить только в теплой воде, причем полипы разрастаются на стороне, обращенной к морю, так как именно там они находят себе пищу, и не способны существовать ниже уровня 120 – 180 футов.
– Ни разу, мистер Лайель, мы не обнаружили присутствия вулканического кратера. К-.тому же мне не кажется, что подводный кратер может иметь в поперечнике столько миль, как на атолле Боу. А какой кратер может достичь шестидесяти миль в длину, как остров Меншикова? Вулканическая теория не в состоянии объяснить существование барьерного рифа у берегов Новой Каледонии длиной в четыреста миль или Великого барьерного рифа Австралии, простирающегося на тысячу двести миль. Принимая во внимание глубины, на которых могут жить коралловые полипы, невозможно поверить, чтобы подводные вулканы, разбросанные по океанским просторам, повсюду поднимали края своих кратеров именно на сто двадцать футов ниже уровня моря. Моя теория заключается в том, что основу коралловых образований составляют не вулканические кратеры под поверхностью океана, а подводные горные хребты, континенты, которые когда-то возвышались над поверхностью воды, а потом, постепенно опускаясь, и создали то основание, на котором растут коралловые полипы.
Когда Чарлз закончил, наступила пауза. Лайель оставался в прежней позе, обдумывая услышанное. Мэри молча сидела в уголке, наблюдая за мужем. После показавшегося вечностью молчания Лайель, рывком распрямившись во весь свой poст, в окликнул:
– Я в восторге!
И он принялся танцевать по комнате, выделывая самые невероятные па. Мэри спокойно заметила Чарлзу, остававшемуся посреди гостиной и отказывавшемуся верить своим глазам:
– Мой муж всегда так себя ведет, когда что-нибудь чрезвычайно его обрадует.
Лайель между тем прекратил свои прыжки и начал изо всех сил трясти руку Чарлза, восклицая:
– Я весь переполнен вашей новой теорией коралловых островов. Во что бы то ни стало уговорю Уильяма Юэлла – в феврале он сменит меня на посту президента Геологического общества, – чтобы вы выступили с докладом на ближайшем же заседании.
– Мистер Лайель! Я бесконечно благодарен вам за добрую волю и душевную симпатию, которую вы проявляете к начинающим любителям вроде меня.
– В вопросах науки я действую с осторожностью. Если бы ваши доказательства не были столь очевидны, я привел бы все возможные опровержения. Этому научила меня моя юридическая практика в "Линкольнз инне" [Один из четырех "судебных иннов" (корпораций адвокатов) в Лондоне. Прим. пер.].
Я убедился теперь, что должен расстаться со своей вулканической теорией навсегда, хотя это для меня мучительно: ведь она так много для меня значила.
Лайель тут же попросил его рассказать о своей геологической коллекции, и Чарлз подробно описал ее. Затем он решил, что из соображений вежливости не следует долее злоупотреблять гостеприимством хозяев.
– Сегодня благодаря вам научные открытия сыпались как из рога изобилия. В ближайшую же субботу вы непременно должны быть у нас к восьмичасовому чаю. Я приглашу Ричарда Оуэна. Как хантеровский [Джон Хантер (1728 – 1793) – английский хирург, основатель научной школы. – Прим. пер.] стипендиат, он только что назначен профессором анатомии и психологии в Королевском хирургическом колледже. Это один из тех, кто лучше других в Лондоне сможет посоветовать, как расположить ваш зоологический материал и опубликовать его.
– В субботу утром мне нужно будет съездить в Гринвич, чтобы забрать оставшуюся часть экспонатов, включая растения с Галапагосских островов, и свои приборы. Но я уверен, что поспею к сроку.
..Чтобы разместить несколько тысяч экспонатов, Чарлзу требовалось много места, а в доме Генсло все и без того было заставлено. Знакомые преподаватели из колледжа Христа, пригласив его к обеду, наперебой советовали арендовать комнаты в самом колледже сроком на один учебный год.
– Но я же не знаю, сколько времени мне придется здесь пробыть, отвечал им Дарвин. – Лучше снять помещение с помесячной оплатой и с минимумом обстановки.
Как раз такое помещение он и нашел неподалеку от Трампингтон-роуд на Фитцуильям-стрит, в тупике, образовавшемся там, где ее пересекала Теннисная аллея. На каждой стороне этой тихой благопристойной улицы было, как ему показалось, не больше дюжины домов с ящиками на подоконниках, где росли яркие цветы. Сами дома мало отличались один от другого размерами, окраской или стилем. Он зашел в жилищный трест на Фитцуильям-стрит, владевший многими из домов, как и большим участком на Трампингтон-роуд, где предполагалось, как только жюри отберет лучший архитектурный проект, построить музей. В нем должна была разместиться та самая коллекция картин, которой Чарлз в свое время любовался в здании гимназии Пэрса по соседству с будущим музеем.
– Приятно иметь вас в качестве нашего квартиросъемщика, приветствовал его пожилой клерк. – Вам придется, однако, внести аванс за три месяца. Въезжать можно будет тотчас же.
Узкий четырехэтажный дом как нельзя лучше отвечал требованиям Чарлза. Он пришел в настоящий восторг, осматривая одну за другой все комнаты и решая, в какой что разместить. В подвальном помещении, выходившем на улицу, было одно окно и камин ("Готовая кухня, где Симе сможет готовить еду"). На первом этаже находилась довольно большая гостиная, широкое окно которой выходило на солнечную сторону. Самая лучшая комната в доме была расположена в дальнем конце: размером десять футов на двенадцать. В ней помещались кровать и видавший виды комод. "Здесь будет моя спальня, – решил он. – А Симе может занять одну из комнат рядом с прихожей".
Чарлз поднялся по винтовой лестнице, крутой и узкой. На втором этаже он обнаружил две маленькие гостиные: в той, что справа, можно будет разместить морскую живность, ракообразных, медуз, моллюсков, рыб; в той, что слева, – насекомых и пресмыкающихся. Надо будет только попросить Симса сделать побольше подставок.
Более вместительную комнату в конце коридора он решил предоставить своим животным, позвоночным и беспозвоночным. На следующем, третьем этаже помещались две комнаты со слуховыми окнами. "Одна для птиц, – прикинул Чарлз, – а другая – для ботанической коллекции: растения, цветы, травы, семена, лишайники с тропических деревьев джунглей. Раковины поместятся в одной из боковых комнатушек четвертого этажа".
Крыша дома была сильно.скошенной, но все равно на чердаке уместились еще две комнаты.
– Сюда, конечно, пойдут горные породы! – воскликнул он.
Вызвав к себе из общежития Симса Ковингтона, Чарлз поручил ему нанять лошадь и фургон, прихватить двух портье из гостиницы "Красный лев" и отправиться к дому Генсло.
Симсу и портье понадобилось два дня для того, чтобы вновь упаковать и запечатать ящики, коробки и бочонки, которые Чарлз посылал Генсло, общим числом двадцать один, не считая еще пяти, привезенных им с собою на "Бигле". Большинство коробок нужно было забрать у Генсло из подвала. Остальные хранились в пригороде на складе. В большую гостиную первого этажа, которую он намеревался превратить в кабинет, где можно было бы заняться редактированием дневника путешествия, поместились некоторые из самых тяжелых ящиков и коробок поменьше. В две кладовые за подвалом-кухней и в комнатку рядом с передней влезло еще несколько. Два грузчика кое-как умудрились втащить наверх по крутой винтовой лестнице наиболее легкие бочонки и коробки, а все оставшиеся расставили в ряд, как деревянных солдатиков, в нижнем коридоре.
– Эти придется разгрузить в первую очередь, – определил Чарлз, – чтобы очистить проход. Потом займусь ящиками в гостиной. Надо будет купить пару дешевых корзин, чтобы таскать в них наверх мелочь из коллекций. Ковингтон уже приноровился к этим ступеням, да и мои надписи он прекрасно разбирает.
Разнося тысячи экспонатов (а ведь многие из них были еще и заспиртованы) по соответствующим комнатам, все сбились с ног. Перетаскивая на чердак сотни образцов пород, Дарвин проклинал себя:
Разнося тысячи экспонатов (а ведь многие из них были еще и заспиртованы) по соответствующим комнатам, все сбились с ног. Перетаскивая на чердак сотни образцов пород, Дарвин проклинал себя:
– Идиот! И чего я не разместил всю геологическую часть на нижнем этаже? Тогда не пришлось бы надрывать животы, поднимаясь с этим проклятым грузом на самую верхотуру.
Однако его бесконечно радовало, что дело все же продвигается вперед. Теперь можно будет начать главную работу. Симе, умевший куда лучше играть на скрипке, чем плотничать, сооружая скамейки, успел дважды порезаться пилой. С робкой ухмылкой на широком плоском лице он заметил:
– Прямо музей получается, мистер Дарвин. То-то здорово будет тут у вас работать
На окнах висели выцветшие занавески, на двух походных кроватях имелись белье и одеяла, но зато совсем не было полотенец, кастрюль, посуды. Когда за ужином у Генсло он упомянул об этом, Хэрриет тут же откликнулась:
– Можете не сомневаться, что для вас у нас найдутся кастрюли со сковородками, тарелки, ложки, вилки.
– Хэрриет, вы заботитесь обо мне, как родная мать. Только постарайтесь, пожалуйста, дать мне вашу старую посуду – я же наверняка верну ее в гораздо худшем состоянии, чем получу.
Последующие дни и недели были заполнены захватывающей работой: перед Чарлзом ожили все пять лет кругосветного плавания. Он выкладывал из ящиков маленьких темно-синих медуз и морских моллюсков – то был его первый улов по пути от Тенерифе до острова Сантьягу; а вот каракатица: когда он поймал ее у одного из островов Зеленого Мыса, она выпустила ему струю прямо в глаз; вот пауки и насекомые из окрестностей Рио-де-Жанейро: блестящие по окраске бабочки, жуки, муравьи; вот странное пресмыкающееся, которое они с Фицроем обнаружили возле Монтевидео. Оно выглядело как змея, но имело две задних лапки или плавники. Рядом коллекция его птиц из Маль-донадо: попугаи, грифы-стервятники, пересмешники, дятлы; утка с Фолклендских островов, стоившая жизни Эдварду Хеллиеру [Корабельный клерк, отвечавший за интендантскую часть: поплыв за подстреленной уткой, он запутался в водорослях и погиб. – Прим. пер.]; шкуры зверей, в том числе гуанако (он вспомнил, как в бухте Желания увидел двух животных и подстрелил одного из них); растения, вьюрки и другие животные с Галапагосов с точным указанием, на каком из островов они обнаружены. Самой полной оказалась геологическая коллекция: вулканическая порода с Сантьягу; гравий, перемешанный с молодым ракушечником из Баиа-Бланка, где он впервые нашел ископаемые окаменелости; образцы лавы, собранные во время путешествия вверх по течению реки Санта-Крус. Из экспедиции в Анды в коллекцию попали: чистый белый гипс из долины Валье-дель-Есо; куски породы с горной вершины, где воздух был настолько сухим, что деревянная ручка геологического молотка покрылась трещинами; белые, красные, пурпурные и зеленые осадочные породы, собранные возле Успальята, наконец, черная лава Галапагосских островов…
От Лайеля пришло письмо, подтверждавшее избрание Чарлза членом Геологического общества и предлагавшее ему написать доклад по уже обговоренной ими теме "Наблюдения в поисках доказательств недавнего подъема береговой части Чили". По существу, доклад этот почти полностью содержался в готовом виде в его всеобъемлющей записной книжке по геологии, оставалось всего лишь прояснить кое-какие места и изложить материал научным языком. Чарлз был предельно краток: доклад занял всего шесть страниц, которые он отослал почтой на домашний адрес Лайеля.
Чтобы немного встряхнуться, перед ужином он на часик отправился прогуляться с Генсло. С реки веяло холодом. Они проходили берегом мимо Королевского колледжа, колледжей Тринити, Кинге, Клэр и Сент-Джонс. Оба они кутались в свои пальто и кашне, натянув как можно глубже привезенные Чарлзом вязаные шерстяные шапочки, которые носят моряки. Говорили они о науке.
– Лайель пишет, – поделился Чарлз с Генсло, – что прочел мой доклад с превеликим удовольствием, но в нескольких местах нужны разъяснения. Ему бы хотелось, чтобы второго января я приехал в Лондон и внес кое-какие мелкие исправления в работу. Это займет не более получаса, после чего мне предстоит выступить на заседании Общества.
– Поезжайте не раздумывая! – отозвался Генсло с пылом. – Я был бы рад, если бы они там познакомились не только с качеством вашей работы, но и с вашими человеческими качествами.
– Да, конечно, я поеду. А кроме того, Лайель предложил мою кандидатуру в члены "Атенеума". Он говорит, что уже сейчас я, если захочу, могу обедать в клубе. Вакансий, правда, пока не появилось, но в списке претендентов я как будто первый.
– Великолепно! "Атенеум" – лучший частный клуб в Лондоне. Бывая там, вы получите счастливую возможность встречаться с наиболее известными учеными, литераторами и художниками, не говоря уже о меценатах покровителях науки, литературы и изящных искусств. Я думаю, что вы сможете вступить в члены клуба уже через пару месяцев, как только удалится на покой один из "старичков".
Теперь работа над "Дневником" доставляла Чарлзу куда большую радость. Причиной тому послужило письмо от Роберта Фицроя, содержавшее самую приятную новость: "Находясь несколько дней назад проездом в Лондоне, я советовался с Генри Колберном, почтеннейшим издателем с Грейт Мальборо-стрит, относительно "Дневников" капитана Кинга и моего. По его мнению, следует издать их в одной серии отдельными томами – один Кинга, другой Ваш и третий мой. Прибыль, ежели таковая будет, можно всегда разделить между нами на три равные части. Принимать ли мне это предложение или подождать до нашей встречи, чтобы обсудить все как следует?"
Он заканчивал трогательным приветом: "Желаю вам, дорогой Филос [Филос – сокращенное от "Философ" – прозвище Дарвина 'на "Бигле", – Прим. пер.], счастливого рождества. Всегда Ваш искренний друг…"
Чарлз ответил согласием немедленно.
У Лайеля он был ровно в пять. Работа по переписыванию нескольких фраз и перестановке абзацев и на самом деле заняла полчаса. Чарлз быстро убедился, насколько справедливы были все замечания. В половине шестого он уже сидел за столом вместе с родителями Мэри Лайель. Мистер Леонард Хорнер сердечно приветствовал его – он помнил Чарлза еще по Эдинбургу, где тот выступил на заседании Плиниевского общества с докладом "О яйцах мшанки Flustra". Заинтересовавшись тогда угловатым восемнадцатилетним юношей, Хорнер взял Чарлза с собой на заседание Королевского общества Эдинбурга.
В тот же вечер вместе с Лайелем и Хорнером Чарлз отправился в Геологическое общество и выступил там с докладом. Впервые, если не считать его выступления в Эдинбурге, ему приходилось держать речь перед столь большой аудиторией. Когда Лайель в. качестве президента Общества представил его, Чарлза охватило нервное волнение. Стоило ему, однако, начать говорить, как оно улеглось, и он снова был в Южной Америке, в Чили, снова своими глазами видел вздыбленные участки суши. Голос, поначалу дрожавший, окреп и наполнил собой просторный лекционный зал, где сидели его коллеги.
Раздались дружные аплодисменты. Лайель сиял. Хотя Чарлз был всего на двенадцать лет его моложе, он стал для него чем-то вроде сына.
– Поднимаем паруса – и в "Атенеум". Этот успех надо отпраздновать!
До этого Чарлз ни разу не бывал в клубе, основанном сэром Вальтером Скоттом и Томасом Муром в 1824 году. Особняк на северо-восточном углу улицы Пэлл-Мэлл был в этот поздний час почти безлюден. Чарлз походил по роскошным комнатам, заглянул в богатейшую библиотеку на втором этаже. После нескольких рюмок бренди, перед тем как портье объявил: "Время закрытия, джентльмены!", Лайель доверительно наклонился к Дарвину:
– Чарлз, вы теперь вхожи в Общество, и мне хочется сразу же дать вам серьезный совет.
– Я весь внимание.
– Не соглашайтесь ни на какой официальный научный пост, если этого можно избежать, и никому не говорите, что такой совет вы получили от меня Сам я боролся со своим президентством, этим ужасным бедствием, пока хватало сил. Работайте только на себя и на науку многие годы и не принимайте прежде времени никаких официальных почестей. Есть люди, которым эти обязанности помогают: без них они попросту не могут работать. Вы к их числу не принадлежите.
К тому времени, когда Чарлз вернулся в Кембридж, семестр уже начался. Он получал приглашения на многочисленные встречи, нередко устраивавшиеся в его честь. Одна такая встреча состоялась у Адама Седжвика, считавшего своим долгом отплатить за гостеприимство, оказанное ему в Маунте, другая – у Джорджа Пикока, только что избранного профессором астрономии, который вместе с Генсло в свое время рекомендовал его в качестве судового Натуралиста на "Бигль". У Седжвика Чарлз засиделся далеко за полночь, в остальных случаях он взял себе за правило уходить не позже десяти, с тем чтобы иметь возможность еще пару часов поработать над "Дневником" перед сном.