– Но мы обещали погостить две недели, – пыталась протестовать Эмма.
– Можно ведь опять вернуться. У меня накопилось множество заметок о самоопылении. Я не могу дольше бездельничать. Работа – это жизнь.
Авторы многих писем из все растущего потока корреспонденции хотели бы обсудить религиозные вопросы. Чарлз отвечал на все письма, кроме непристойных. Журналы и газеты без конца просили статьи о его религиозных взглядах. На все подобные просьбы он вежливо отвечал: "Я бы не хотел выступать публично на религиозные темы".
Тем не менее он публично одобрил отмену всех теологических экзаменов в Кембридже и Оксфорде; теперь эти экзамены сдавали только студенты, изучающие теологию.
Даун-Хаус навестил некий доктор Конвей из Американской теологической школы при Гарвардском университете. Фэнни и Генслей Веджвуды приехали с ним познакомиться. Доктор Конвей был автором волнующей проповеди о дарвинизме, которую он читал прихожанам и даже опубликовал. Веджвуды прочитали эту проповедь перед заморским гостем, что тому явно очень понравилось. Когда все уехали, Эмма сидела какое-то время задумавшись, а потом сказала себе:
– Иногда просто не верится, что принадлежащий мне человек может наделать столько шуму во всем мире.
Волна смертей глубоко огорчила его. В Кембридже в возрасте восьмидесяти семи лет скончался Адам Седжвик.
Чарлзу вспомнилась их давняя поездка в Северный Уэльс, теплая встреча в гостинице "Бул" три года назад. И совсем изгладилась из памяти его убийственная критика "Происхождения видов".
Вслед за Седжвиком ушла после недолгой болезни Мэри Лайель. Лайелю было уже семьдесят пять лет; его больше изумила, чем опечалила смерть Мэри.
– Я представить себе не мог, – сказал он друзьям, – что Мэри уйдет раньше. Она была гораздо моложе меня, на двенадцать лет! Я всегда думал, что умру первым.
В день своего восьмидесятипятилетия умер Генри Хол-ланд, много лет исполнявший должность придворного лейб-медика ее величества королевы Виктории; в похоронной процессии принимали участие члены королевской семьи.
– Он был не очень тактичен, но добр и много лет лечил нас, – горевал Чарлз.
А Элизабет с торжеством прибавила:
– Он тогда согласился со мной, что у Генриетты просто была ипохондрия. С тех пор как она вышла замуж, все ее хвори как рукой сняло.
Подождав, пока отец выйдет из комнаты, Эмма прошептала:
– Есть старая пословица, Бесси: "В доме повешенного не говорят о веревке".
В августе у Чарлза обнаружился новый недуг. Он так описал его симптомы Эмме – потеря памяти и постоянное ощущение сильнейшего удара в голове. Встревоженная Эмма настояла на поездке в Лондон для консультации с доктором Эндрю Кларком, который так лвмог Томасу Гекели. Доктор Кларк оказался очень приятным человеком с двб-рыми, сострадательными глазами. Лицо у него было белое, довольно красивое, с тонким гарбааым носом, обрамленное черной с проседью бородой. В нем не чувствовалось никакого снобизма, хотя он был в числе самых знаменитых лондонских медиков. Он очень внимательно выслушал Чарлза, доскональнейшим образом осмотрел его. Окончив осмотр, сказал вселяющим надежду тоном:
– Я смогу помочь вам, господин Дарвин. Но придется приложить усилия. Теперь в голосе его зазвучали властные нотки. – Во-первых, диета. Ее вы будете соблюдать очень строго.
Чарлз стал питаться только тем, что ему предписал доктор. Через неделю он пожаловался:
– Диета отвратительна.
– Но вам стало гораздо лучше.
– Да, стало. Буду и дальше насиловать желудок, чтобы ублажать голову, которая должна быть ясной.
После месяцев воздержания Чарлз старался изо всех сил нагнать упущенное. На завтрак – черный хлеб с маслом, яичница, жареная рыба или крылышко холодного цыпленка и вдобавок чашка какао, выпиваемая со вкусом, неторопливо. На обед нежный, хорошо прожаренный кусок мяса, хлеб, картофельное пюре, рисовый пудинг или тушеные зеленые овощи. Все это запивалось стаканом воды с тридцатью граммами коньяку. Иногда перед сном Чарлз выпивал стакан воды с пятнадцатью граммами коньяку.
Болезнь больше не возвращалась к нему, хотя он и писал кузену Фоксу спустя несколько месяцев (кузен Фокс был жилеткой, в которую Чарлз долгие годы плакал): "Я забываю свои недуги, только когда работаю".
Кузен Френсис Голтон готовил к изданию книгу "Ученые Англии". Чарлз, заполняя анкету, вернул себе потерянные на корабле "Бигль" полдюйма и написал, что рост его равен шести футам.
Его так увлекли изучаемые с помощью микроскопа результаты скрещивания растений, что он обратился к доктору Кларку лишь через четыре года, да и то только по поводу приступов головокружения.
Давно забыты расстройства желудка, дурнота, сердцебиение. Эмма настаивала на частом отдыхе. Ездили гостить в Абинджер-Холл, к кузену и другу Томасу Фарреру, однажды гостили целый месяц. Чарлз любил бродить по древнеримским развалинам, находившимся неподалеку, здесь он нашел виноградный куст с рассеченными листьями, от которого взял веточки для прививки на своих кустах.
Ездили в Саутгемптон к Уильяму. Вернувшись домой после первой поездки, Чарлз сказал:
– Я последний раз чувствовал себя таким же бодрым, отдохнувшим, получившим такой же заряд энергии, как в те далекие дни, когда мы ездили в Мэр.
В Лондоне они гостили у Эразма или Генриетты. Ричард Личфилд попросил позволения привезти в Даун-Хаус попить чай на лужайке шестьдесят учеников класса пения из Рабочего колледжа. Чарлз и Эмма радушно приняли гостей, поили их чаем с печеньем и гренками с огурцами, помогая ухаживать за гостями стареющему Парсло и двум горничным.
Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь из детей Дарвина не гостил в Лондоне у дяди Эразма. Еще одной семейной радостью была любовь дяди Эразма ко всем племянникам и племянницам – и детям Генслея и Фэнни Веджвуд и детям Дарвинов. Он буквально усыновил и удочерил их всех. Его дом на улице Королевы Анны стал для них вторым отчим домом. Дядюшка Рас, как они называли его, говорил им, что они могут приезжать к нему, когда хотят, жить у него, сколько хотят, располагать его домом, каретой и всем его имуществом, как своими собственными.
– Вы даже представить себе не можете, как это замечательно иметь двенадцать детей, не будучи никогда женатым! – восклицал он,
Эмма наслаждалась свободой. Ее увлекла мысль открыть в деревне библиотеку. Чарлз Муди, лондонский книготорговец, основавший библиотеки во многих городах вокруг Лондона, посчитал Даун слишком маленькой деревушкой и не включил ее в свою просветительную сеть. Жители Дауна, чтобы взять из библиотеки книгу, должны были ехать в Лондон или Бромли или ждать, когда к ним наведается книгоноша, появлявшийся раз в месяц. Кроме того, Муди сам отбирал книги для своих библиотек. Церковь в Дауне имела свою крохотную библиотечку, состоявшую из нескольких устаревших религиозного содержания томиков. Эмма устроила читальный зал, выбрала несколько книг из церковной библиотечки, другие купила и собрала у знакомых. Семьи, живущие по соседству, могли брать в библиотеке книги, уплатив тридцать шиллингов в год.
Третий сын, Френсис, прошел медицинский курс в больнице св. Георга. Но практикующим врачом он так никогда и не стал, Когда ему было двадцать пять лет, он влюбился в Эми Рук, девушку родом из Северного Уэльса; она прислала в подарок Чарлзу пакет с листьями от растений Северного Уэльса, в котором оказалось несколько случайно попавших туда насекомых, чем сразу же покорила его. Френсис вошел в кабинет к отцу, закрыл за собой дверь и сел на зеленый пуф,
– Отец, ты ведь знаешь, что я не хочу быть врачом, – сказал он.
– Я тоже этого не хотел, А что же ты собираешься делать?
Френсис придвинул пуф поближе к отцу.
– Я много думал об этом. И я знаю, что мне больше всего по душе. Тебе нужен секретарь, который помогал бы тебе справляться с твоей огромной работой. Мои занятия медициной довольно хорошо познакомили меня с естественными науками. У меня есть диплом.
Чарлзу не надо было долго обдумывать предложение сына.
– Моя жизнь стала бы гораздо легче. А как ты думаешь это организовать?
– Я сегодня же включусь в работу. Когда мы с Эми поженимся, мне хотелось бы переехать в Даун-Хаус и жить с вами одной семьей.
– Ты советовался с Эми?
– Да, она тоже мечтает об этом.
– Ас матерью ты говорил?
– Нет еще. Я сначала хотел узнать, нужна ли тебе моя помощь.
– Тогда пойди поищи ее. Она опять что-нибудь приводит в порядок.
Эмма пришла в восторг от этой идеи, потому что из всех детей ее под родительским кровом осталась одна Элизабет. Уильям жил в Саутгемптоне, Генриетта в Лондоне, Ленард год назад вторым окончил Королевский военно-инженерный колледж; его преподаватели были такого высокого о нем мнения, что он был послан с группой ученых в Новую Зеландию наблюдать прохождение Венеры по диску Солнца; результаты этого наблюдения должны были помочь рассчитать расстояние между Землей и Солнцем. Горас, самый младший сын, сдал первый экзамен на степень бакалавра в Кембриджском университете. Он собирался стать инженером-механиком, о чем всегда мечтал; и он, конечно, поедет туда, где потребуются его знания и умение.
Иногда пустота Даун-Хауса оглушала Эмму. Познакомившись с Эми Рук, она сразу полюбила тоненькую, изящную девушку, милую, спокойную, хорошо воспитанную. Услыхав предложение сына, она поцеловала его, поднявшись на цыпочки.
– Как будет хорошо! Опять сын дома и еще одна дочка, Скажи Эми, что мы ее очень, очень ждем.
– Надо будет заново покрасить одну из больших комнат с тремя окнами-фонарями, которые выходят в сад.
Френсис и Эми поженились. Отношения у Эми с Эммой и Элизабет сложились прекрасные. Она была очень милая, хрупкая молодая женщина с блестящими черными волосами, скрученными на затылке в узел. Лицо у нее было тонкое, продолговатое, темные глаза широко расставлены, взгляд спокойный. Они с Френсисом очень любили друг друга. По настоянию Эми Эмма часть домашних дел передала ей. Элизабет не возражала, она терпеть не могла заниматься домашним хозяйством. Дневные трапезы в столовой Даун-Хауса стали оживленнее, веселее, как и вечерний чай на веранде.
Френсис очень скоро проявил себя не только превосходным секретарем, но и знающим ассистентом, таким, какие помогают в исследованиях университетским ученым. Он помог Чарлзу составить из отдельных кусков рукопись о насекомоядных растениях. С одобрения Чарлза и при его помощи Френсис разработал несколько собственных программ для изучения его коллекций и их описания.
Однажды Чарлз, оторвавшись от микроскопа – он только что обнаружил новую подробность на обратной клейкой стороне листка, – сказал сыну:
– Работа – моя единственная радость в жизни!
– Смотри, чтобы мать не услышала этих твоих слов!
В начале сентября пришло письмо от Лайеля из Белфаста, где проходила конференция Британской ассоциации. С приветственным обращением к конференции выступил президент ассоциации физик Джон Тиндал. Лайель писал: "Я каждый день собираюсь поздравить Вас; здесь, на конференции в Белфасте, Ваше имя и Ваша теория встречены – без преувеличения – овацией. Что бы ни говорили о Тин-дале, надо отдать ему должное – его речь была мужественным и бесстрашным выражением своего мнения…"
Речь Тиндала вызвала бурные отклики по всей Ирландии; в этой стране отношение к Дарвину было резко отрицательное; статья была опубликована и в английских газетах.
В 1874 году выступления английских натуралистов в защиту Джозефа Гукера и его работы в Ботаническом саду в Кью наконец дали результат. Премьер-министр Глад-стон не мог дольше отмахиваться от протестов Британской ассоциации; не мог он и не обратить внимания на статьи в газетах "Тайме", "Дейли ньюс" и "Пэлл-Мэлл", с похвалой отзывающихся о деятельности Гукера. Гладстон переместил министра общественных работ в Управление Верховного суда. Гукеру было позволено пригласить себе на должность помощника директора Тизелтона-Дайера, превосходного ботаника, помогавшего Дарвину исследовать насекомоядные растения.
В начале февраля 1875 года в Даун-Хаус приехал Джозеф Гукер. Три месяца назад скоропостижно скончалась его жена Френсис, оставив на руках отца шестерых детей. Гукер был убит Горем.
– Почему? Почему Френсис? Она прекрасно себя чувствовала. Она была счастлива. Обожала детей…
– Такова воля бога, – мягко утешала его Эмма. – В вашем сердце должна быть вера.
Чарлз мог только положить руку на плечо своего друга. Эмма с беспокойством спросила, как Гукер управляется с семьей, на что Гукер ответил подавленно:
– Только тот, кто сам пережил подобное, может понять, что такое дом без матери, в котором шестеро детей.
– Пройдет какое-то время, и вам, наверное, надо будет жениться второй раз.
Гукер покачал головой.
– Никогда, – почти не разжимая губ, проговорил он. В кабинете Чарлза он спросил, как продвигается книга о насекомоядных растениях.
– Мне казалось, что она написана очень прилично, но теперь я нашел в ней столько мест, которые нужно переделать, что, думаю, раньше чем через два месяца она к издателю не попадет.
– Знаете, что такое два месяца в вашей творческой жизни? – заметил Гукер. – За эти два месяца у вас в голове созреет замысел еще одной книги.
– Я вчера читал, что в Америке один человек по имени Ремингтон делает аппараты, которые он называет пишущими машинками. Оказывается, можно писать без помощи ручек и чернил: просто ударяешь по клавишам с буквами, и все. Я-то сам никогда не научусь новому способу письма, а вот, пожалуй, Френсис научится. Он молод и может решиться на любой опасный эксперимент.
У сэра Чарлза Лайеля не было впереди и двух месяцев творческой жизни. Он умер 22 февраля 1875 года, спустя почти два года после смерти своей жены, умер, скорее всего, от старости. Его близкие и друзья видели, что конец близок. Гукер стал хлопотать, чтобы Лайеля похоронили в Вестминстерском аббатстве, где покоились многие великие люди Англии. Разрешение было дано. Крупнейший английский геолог, пионер в своей области, по книгам которого постигали науку все ученые Англии, был погребен с самыми высокими почестями. Чарлз и Джозеф Гукер написали эпитафию для надгробного камня, под которым покоился Лайель.
Чарлз был безутешен. Он очень горевал об утрате старейшего друга.
Три месяца Чарлз был с головой погружен в работу, "трудился как черт", по его словам, подготавливая второе издание "Происхождения человека". Из Кембриджа помочь отцу приехал Джордж, и все-таки работа над книгой затянулась до конца года.
"Насекомоядные растения" были изданы Мэрреем в июле: две тысячи семьсот экземпляров из первого тиража разошлись мгновенно. В который уже раз английская публика с захватывающим интересом читала о фантастических, невероятных открытиях этого странного гения – Чарлза Дарвина. Он не стал тратить время на то, чтобы отпраздновать успех новой книги, и немедленно сел за переработку "Лазящих растений", увеличив объем книги на девяносто страниц, в которых описывались последние открытия в этой области.
– Ваша прелестная книжица о лазящих растениях, – сказал ему Алфред Уоллес, – представляет собой очень интересное дополнение к вашим "Орхидеям" и "Насекомоядным растениям". Они составили ботанический триптих.
Вскоре Чарлз начал работать над отчетом о десятилетних опытах, исследующих рост и размножение растений, выросших от перекрестного опыления и самоопыления. В письме к Эрнсту Геккелю он писал: "Поистине удивительно, какое действие на потомство оказывает пыльца, взятая с растения, выросшего из саженца, который на протяжении его жизни помещали в самые разные условия".
В семье не было никаких разногласий с 1865 года, когда Уильям выступил с защитой английского губернатора Эйра, подавившего восстание на Ямайке. И вот теперь Генриетта приехала из Лондона и привезла с собой петицию, составленную некой мисс Коб, в которой требовалось запретить вивисекцию в Англии.
– Мисс Коб, – сказала Генриетта, – убедила многих важных лиц подписать эту петицию. В Лондоне петиция наделала большой шум.
– Я знаю, – сухо ответил Чарлз. – Прочитал об этом в газетах.
– Прошу тебя, отец, подпиши и ты.
– Нет, дорогая дочь, никогда не подпишу.
– Почему?
– Потому что я давно считаю физиологию одной из величайших наук. Рано или поздно она принесет человечеству огромную пользу, а развиваться эта наука может только с помощью опытов на животных, – Чарлз похлопал рукой по петиции и продолжал: – Предложение ограничить исследования только тем, что имеет непосредственное отношение к здоровью по нашим сегодняшним понятиям, представляется мне глупым ребячеством. В глазах у Генриетты заблестели слезы.
– Отец, ты только подумай о тех страданиях, которые люди причиняют беззащитным животным!
– Животных всегда сначала анестезируют. Наша задача – как можно меньше мучить животных и в то же время не мешать физиологам в их работе.
Спор о вивисекции разгорелся вовсю и продолжался довольно долго. Муж Генриетты привез Чарлзу черновик законопроекта о вивисекции, который предстояло направить затем в парламент; была создана специальная Королевская комиссия для изучения этого вопроса. Чарлз давал показания в комиссии, председателем которой был Томас Гексли. Было внесено столько поправок, что окончательный вариант законопроекта не мог устроить ни ту, ни другую сторону.
– Закон, который позволяет мальчишкам ловить на удочку щук и насаживать на крючок живых лягушек, – сказал Гексли, – а учителям этих мальчишек под страхом штрафа и тюремного заключения запрещает использовать эту самую лягушку, чтобы продемонстрировать одно из самых прекрасных и поучительных зрелищ – циркуляцию крови в лапке лягушки, – такой закон просто не имеет смысла!
Когда бесценный Парсло, который был тридцать шесть лет членом семьи, ушел на покой, поселившись со своей женой и детьми в домике по соседству, Эмма стала давать ему ту или иную работу в усадьбе и платила столько, чтобы общий заработок у него получался приличным. Скоро она нашла нового дворецкого по имени Джексон. Это был маленький человечек с румяными щеками и длинными вьющимися бакенбардами. По внешнему виду он больше походил на клоуна, чем на дворецкого. Недостаток ума в нем компенсировался веселым нравом. Прислуживая за столом, даже в присутствии гостей, он старался не пропустить ни одного слова, а услыхав что-нибудь смешное, разражался гомерическим хохотом, чем бы в это время ни был занят – собирал ли со стола тарелки или передавал блюла с едой.