– Закон, который позволяет мальчишкам ловить на удочку щук и насаживать на крючок живых лягушек, – сказал Гексли, – а учителям этих мальчишек под страхом штрафа и тюремного заключения запрещает использовать эту самую лягушку, чтобы продемонстрировать одно из самых прекрасных и поучительных зрелищ – циркуляцию крови в лапке лягушки, – такой закон просто не имеет смысла!
Когда бесценный Парсло, который был тридцать шесть лет членом семьи, ушел на покой, поселившись со своей женой и детьми в домике по соседству, Эмма стала давать ему ту или иную работу в усадьбе и платила столько, чтобы общий заработок у него получался приличным. Скоро она нашла нового дворецкого по имени Джексон. Это был маленький человечек с румяными щеками и длинными вьющимися бакенбардами. По внешнему виду он больше походил на клоуна, чем на дворецкого. Недостаток ума в нем компенсировался веселым нравом. Прислуживая за столом, даже в присутствии гостей, он старался не пропустить ни одного слова, а услыхав что-нибудь смешное, разражался гомерическим хохотом, чем бы в это время ни был занят – собирал ли со стола тарелки или передавал блюла с едой.
– Как ты думаешь, – спросила Эмма Чарлза, – не поговорить ли мне с ним, чтобы он вел себя более сдержанно?
– Да нет, не надо, – ответил Чарлз, – гостей развлекает его смех. Кто-то в прошлый раз назвал его "исцелителем".
В 1875 году Англия купила половину всего пая у владельцев Суэцкого канала за четыре миллиона фунтов стерлингов.
– Вот куда идут деньги налогоплательщика, – сетовал Чарлз. – И ведь только подумать, я даже не знаю, какую половину мы купили.
Джексон подумал, что это шутка, громко захохотал и даже чуть не начал аплодировать.
– Я бы назвал его скорее шутом, чем исцелителем, – заметил Френсис.
Смит Элдер, один из первых его издателей, попросил Чарлза приготовить к переизданию его старые книги "Строение и распределение коралловых рифов", "Геологические наблюдения над вулканическими островами" и "Геологические наблюдения над Южной Америкой", опубликованные тридцать лет назад. Студенты и геологи все еще нуждались в этих книгах. Как всегда, Чарлзу очень не хотелось отрываться от своей настоящей работы.
Но чувства юмора он не потерял. Вот что он писал Асе Грею в Америку: "Передайте миссис Грей наш самый сердечный привет. Я помню, что ей очень нравилось, когда мужчины хвалятся; это их так вдохновляет. Так вот, скажите ей: наша с женой турнирная таблица – мы продолжаем состязаться в трик-трак – выглядит следующим образом: у нее 2490 побед, а у меня – ура! ура! 2795!"
Он съездил в Лондон специально для того, чтобы посмотреть, как Гукер председательствует в Королевском обществе. Вернувшись домой, он сказал Эмме:
– Моя поездка доставила мне большое удовольствие. Я видел много людей, и это не причинило мне никакого вреда.
В начале нового года Эми порадовала их новостью – она ждала ребенка. Эмма и Чарлз рассчитали, что они станут бабушкой и дедушкой в середине сентября.
– Наконец-то у нас будет внук или внучка, – с восторгом повторяла Эмма. – Я так давно об этом мечтала.
– Подожди, их будет очень много, – отвечал ей Чарлз. – У тебя ведь еще четыре неженатых сына и одна незамужняя дочь.
Иногда ему казалось, что он занимается перекрестным опылением своих собственных книг. В мае он начал вносить поправки во второе издание своей книги об орхидеях. В июне занялся пересмотром (уже во второй раз) сочинения о самоопылении.
В июле один немецкий издатель попросил Дарвина "написать историю развития его ума и характера и рассказать немного о своей жизни". Это было интересное предложение; до сих пор еще никто никогда не просил его написать автобиографию.
– Эту рукопись ты оставишь своим внукам, – предложила Эмма.
– Да, прекрасная мысль. Особенно потому, что ее исполнение оторвет меня – пусть ненадолго – от микроскопа. Я едва жив.
– Почему бы нам не поехать в Суррей? Генслей и Фэнни несколько раз предлагали нам пожить в их летнем домике.
– Прекрасно. Я буду там писать и надуваться от гордости, как голубь-дутыш.
В Суррее ему работалось легко, без натуги; писал он по утрам, после обеда отправлялся на прогулку. Он рассказал о своем детстве в Маунте, об отце, докторе Роберте Дарвине, о семи годах в Шрусберской школе, о трех с половиной годах в колледже Христа, о пятилетнем плавании на корабле "Бигль"…
"У меня привычки педанта, – писал он, – и это очень помогает в работе… Поскольку мне не надо было зарабатывать на хлеб насущный, у меня всегда был досуг, свободное время. Даже мое слабое здоровье, хотя оно и похитило несколько лет жизни, ограждало меня от светских развлечений и забав…
… Мои успехи в науке, каковыми бы их ни считать, объясняются, насколько я могу судить, сложными и разнообразными свойствами моего ума и определенными условиями. Самые важные мои свойства – любовь к науке, безграничное терпение, благодаря которому я мог долго размышлять над одним и тем же предметом, упорство в накапливании и объяснении фактов, изобретательность и здравый смысл. То, что я с моими скромными способностями, по-видимому, оказал существенное влияние на убеждения ученых в некоторых важных областях, поистине для меня удивительно".
В начале августа вернулись домой; и Чарлз уже дома закончил автобиографию. Получилось около ста страниц. Чарлз дал рукопись Эмме. Она читала ее на веранде. Окончив читать, сказала:
– Это интересно. Другим будет еще интереснее. А этот издатель из Германии действительно хочет напечатать ее?
– Мне кажется, не надо ее публиковать. Пусть возьмут отдельные куски. Но в целом это – небольшой рассказ о моей жизни для внуков, как ты и говорила. Дети про меня знают все.
Джозеф Гукер стал ухаживать за Гайесинт Саймондс, дочерью известного геолога, и сделал ей предложение. Она была намного моложе Гукера, среди ученых пользовалась большим уважением. Гайесинт согласилась стать женой Гукера. Дарвины были счастливы за него; он больше не будет одинок, а за детьми теперь будет присматривать заботливый женский глаз!
Когда Эми подошло время рожать, она спросила Френсиса, не может ли она вернуться на время родов к себе домой в Северный Уэльс.
– Я знаю, Френсис, что значит для отца твоя помощь. Оставайся дома, я поеду одна. Я ведь буду там со своими родителями, у нас есть домашний доктор. Будь за меня спокоен.
Френсис не соглашался. Он хотел ехать с ней. Если придется ждать, он может и вернуться домой, убедившись, что оставляет ее в надежных руках. Но Эми уверяла его, что легко перенесет путешествие. И в конце концов Френсис уступил, хотя на сердце у него щемило. Эми поехала одна. Вскоре в Даун-Хаус пришло письмо, которое потрясло всех. Эми умерла при родах, никаких подробностей в письме не было. Младенец же – у Эми родился мальчик – был жив и здоров.
Убитый горем и мучимый угрызениями совести, Френсис немедленно отправился в Уэльс за сыном. Смерть Эми глубоко ранила Эмму; она стала всего бояться, в душе поселилась тревога. Френсис замкнулся в себе. Но мальчик, его назвали Бернард, приносил огромную радость и утешение. Эмма наняла ему кормилицу, взяв на себя все остальные заботы матери. Ей пришлось ограничить круг своей деятельности, но она не жаловалась.
Книга "Действие самоопыления и перекрестного опыления в растительном царстве" увидела свет в декабре. Уильям Тизелтон-Дайер, помощник Гукера в Кью, опубликовал в журнале "Природа" прекрасную статью, посвященную книге Дарвина; статья послужила как бы благословением: до ее появления было продано уже тысяча пятьсот, а после статьи книга пошла нарасхват.
12 декабря Чарлз отпраздновал свое шестидесятивосьмилетие. Его борода стала длинной и совсем белой. Он убедил Эмму не праздновать день рождения. Но почитатели в Германии и Голландии решили по-своему. И Чарлз получил два великолепных альбома, в каждый были вклеены фотографии ученых: в один немецких, в другой – голландских, под каждой фотографией – несколько благодарственных слов и подпись. Чарлз был глубоко тронут; очевидно, альбомы готовились не один месяц. Он ответил ученым двух стран: "… я думаю, что у каждого ученого бывают порой минуты депрессии, когда ему кажется, что жизнь его прожита зря и что его труды не заслуживают затраченных усилий; так вот, всю остальную жизнь, когда мне будет нужна поддержка, я взгляну на фотографии моих выдающихся коллег и вспомню их добрые слова, сказанные в день моего рождения. А когда я умру, эти альбомы перейдут к моим детям как самое дорогое сокровище".
Когда Чарлз получил очередное почетное звание за научные труды, Френсис спросил его:
– Отец, сколько таких званий ты уже получил?
– Не знаю, Френк. Никогда не считал.
– А хочешь, я сосчитаю?
– Если это доставит тебе удовольствие.
Френсис сосчитал, что отец был почетным членом семидесяти пяти зарубежных академий и университетов; пожалуй, больше почестей, чем он, заслужил только сэр Исаак Ньютон, который тоже окончил Кембриджский университет и был там профессором с 1669 по 1701 год.
Френсис сосчитал, что отец был почетным членом семидесяти пяти зарубежных академий и университетов; пожалуй, больше почестей, чем он, заслужил только сэр Исаак Ньютон, который тоже окончил Кембриджский университет и был там профессором с 1669 по 1701 год.
Через неделю после дня рождения Чарлз получил уведомление из Даунского клуба друзей, в котором он был бессменным казначеем двадцать семь лет, о том, что члены клуба постановили клуб распустить, а находившиеся в казне деньги в сумме тысяча сто пятьдесят фунтов стерлингов разделить между собой. На это были две причины: боязнь, что английское правительство объединит все клубы в один, а значит, объединит и все фонды. И во-вторых, все члены клуба стали уже состоятельными людьми и нужда в таком клубе как будто отпала. Чарлз сурово, по-отечески, отчитал своих собратьев по клубу: "Уверяю вас, что все слухи касательно объединения клубов и создания единого фонда не имеют под собой никакой почвы. Я консультировался со служащим, которому нет никакой корысти обманывать вас; он подсчитал, что можно пустить на дивиденды около тысячи пятисот фунтов стерлингов, а около тысячи фунтов сохранить. Ни один здравомыслящий человек не станет сомневаться, что полученная сумма как раз та, которая может понадобиться для похорон или на лечение. Поэтому я надеюсь, что вы позволите мне самым серьезным образом просить вас не распускать клуб не только ради ваших жен и детей, но и ради вас самих. Я надеюсь, вы понимаете, что я не руководствуюсь неблагородными побуждениями, высказывая вам это свое мнение…"
Члены клуба вняли его совету.
Джозеф Гукер стал сэром Джозефом Гукером. Он чувствовал себя очень неловко оттого, что в рыцарское достоинство возвели не Чарлза, а его, хотя он на восемь лет моложе и, по его мнению, внес в науку и сокровищницу знаний гораздо меньший вклад, чем его друг и учитель.
Ученые коллеги Дарвина были потрясены, возмущены, оскорблены тем, что Чарлза Дарвина обошли. Была организована мощная кампания, требующая восстановления справедливости; участникам кампании не ответили "нет", их просто игнорировали. По-видимому, ни правительство, ни двор не желали связываться с церковниками.
– Меня это нисколько не трогает, – сказал Чарлз своим друзьям, – мои сочинения – вот МОЙ рыцарское достоинство.
И он не кривил душой.
Дочь Гукера Хэрриет вышла замуж за Уильяма Тизел-тона-Дайера, ставшего таким образом членом большой ботанической семьи Гукеров – Генсло. А через пять дней после свадьбы сэр Джозеф уехал в Соединенные Штаты по приглашению профессора Хейдена, главы американского Общества топографических и геологических исследований; ему предстояло принять участие в естественно-геологической экспедиции, участником которой был также Аса Грей; экспедиция должна была пройти по штатам Колорадо, Юта, Невада, Калифорния и закончить работу в Сан-Франциско. В задачу сэра Джозефа входило составить описание флоры, особенно лесов – их характер и размещение. V
– Я почти ему завидую, – сказала Эмма. – Оказывается, что уже все, включая наших мальчишек, побывали в Америке. А мы – нет.
– Если ты найдешь перешеек, соединяющий два континента, я, так и быть, повезу тебя в Америку. А ведь, между прочим, и у нас в Англии есть одно из чудес света. Не съездить ли нам в Стоунхендж?
В Стоунхендж отправились вместе с Джорджем. Джордж, по профессии математик, показал им, что расположение камней, возможно, не случайно, его могли использовать для наблюдения за небесными объектами. "
В разговоре с Горасом Чарлз на один из его вопросов ответил:
– Я часто задумываюсь над тем, что делает человека открывателем неизвестного. Это сложный вопрос. Многие очень умные люди, гораздо умнее открывателей, никогда ничего не могли открыть. Я вижу объяснение в следующем: открывает тот, кто постоянно доискивается до причин или до смысла всего происходящего. Для этого нужно иметь острый глаз наблюдателя и знать по возможности все об исследуемом предмете.
Вернувшись из Америки, Гукер сказал Чарлзу:
– Сотни людей в Америке спрашивали о вас, так что примите через меня привет от американского народа.
Чарлз работал как одержимый.
На очереди была книга о различных формах цветов и растений одного вида. Фактически она уже существовала в отдельных записях, оставалось только собрать их в книгу. Вместе с Френсисом они очень быстро подготовили рукопись и сдали ее в печать 9 июля 1877 года. Чарлз посвятил книгу Асе Грею, который собирал статьи о Чарлзе, помещенные в американских журналах. Джон Мэррей выпустил только тысяча двести пятьдесят экземпляров книги, но их тут же расхватали те, кто любил тщательную и точную методу описаний Чарлза.
– За работой я горю как в огне.
Это означало также, что он и чувствовал себя прекрасно. Энергия била в нем ключом, он даже написал статью о поведении младенцев, используя свои записи об Уильяме; статья вышла в "Майнде" и привлекла внимание публики.
У него появился новый предмет исследования; он говорил, что это, по всей вероятности, его последний научный интерес. Он очень увлекся им, отчасти потому, что у других этот предмет вызывал отвращение. На этот раз Чарлз занялся червями!
Вернувшись из плавания на корабле "Бигль", он не раз задумывался над жизнью этих пресмыкающихся. Как-то он гостил в Мэр-Холле у дяди Джоза, и дядя Джоз показал ему, сколько земли нанесли на его газоны черви. Спустя год Чарлз написал и прочитал в Геологическом обществе доклад, в котором утверждал, что дай земляным червям время, и они похоронят под слоем почвы все, что находится на поверхности земли. Двадцать лет никто не вспоминал об этом сообщении, только однажды в "Гарденерс кроникл" появилась статья, опровергающая точку зрения Чарлза. И он тогда же решил, что придет время, и он ответит своему критику.
И вот время пришло.
Много месяцев изучал Дарвин анатомию, повадки и работу земляных червей. В его кабинете повсюду стояли горшки с землей.
– Я хочу выяснить, – сказал он Френсису, – в какой степени они действуют сознательно, есть ли в их действиях проявления разума. Мне тем более это интересно, что, насколько я знаю, очень мало ученых занималось до сих пор такими низко организованными животными.
– Многие считают, – пожал плечами Френсис, – что черви годятся только для насадки на крючок.
– Это неправильно. Черви принимают участие в формировании гумуса верхнего слоя почвы в странах с влажным климатом.
– А для чего нужен гумус? И как черви формируют его?
– Ты видел маленькие земляные холмики – их бывает везде очень много? Эти холмики нарыты червями.
– А что еще мы должны узнать о них? – спросил Френсис, тон его говорил, что он отнюдь не уверен, что черви – достойный объект исследования для такого ученого, как Дарвин, магистра гуманитарных наук, члена Королевского общества.
– Все: их строение, их чувства, железы внутренней секреции, повадки, разум, что они едят, как переваривают пищу, как роют свои ходы, как подрывают крупные камни и погребают их под слоем земли, вес земли, которую они выносят на поверхность…
Френсис свистнул.
– Опять за микроскоп! Меньше всего я ожидал, что буду резать червей, как ты резал усоногих рачков.
– Черви играют куда большую роль в истории земли, чем ты думаешь. Археологи должны быть им благодарны за то, что они сохраняют на протяжении необозримо долгого времени под своими холмиками предметы, не поддающиеся гниению, причем сохраняют так же успешно, как мы с помощью лопат и заступов.
Эмма была удивлена гораздо меньше, чем Френсис.
– Всюду, где есть жизнь, отец устремляет свой ум исследователя, сказала она ему,
Генриетте Эмма написала:
"… Отец был очень счастлив, найдя в земле два старых камня. Он нанял человека, который роет для него червей. Сн хочет понять, как черви постепенно подрывают камни, а потом погребают их под слоем земли. Пойду отнесу ему зонтик".
Прогуливаясь по соседнему полю, которое он знал как свои пять пальцев, Чарлз обнаружил, что все камни на нем, благодаря земляным червям, каждый год уходят в землю на четверть дюйма. Более трудная задача – выяснить, сколько земли выносит на поверхность один червь. Вскоре удалось установить, что на меловых холмах вблизи Дауна черви поднимают на поверхность восемнадцать тонн земли ежегодно!
Все эти годы Чарлз был вполне доволен своим кабинетом, хотя иногда и приходилось набросить на плечи плед – окна были слишком близко к рабочему месту; и вот наконец в его кабинете негде повернуться: весь он забит книгами, картотеками, инструментами, глобусами, чучелами, стены увешаны фотографиями, портретами, картами. И Чарлз решил выстроить себе новый большой кабинет за гостиной. Он выбрал проект подешевле, сам наблюдал за строительством; пришлось перестроить также крыльцо, входную дверь и сени.