– Так же, – ответила Маша.
– По-прежнему упирается?
– Угу.
– А хочешь, я с ним поговорю?
– Как?
– По-мужски.
Маша хмыкнула.
– После твоего разговора он попадет в больницу.
– Ну, может, ему давно пора подлечиться?
– Нет, Толя, спасибо за предложение, но я как-нибудь сама разберусь.
– Можно было бы Данилова подключить, – продолжил мечтать Волохов. – Он у нас дипломат известный. Обаял бы судью…
– Толя, наш судья – мужчина.
– До по барабану. Данилов обаяет даже лягушку. Докажет ей, что она заколдованная царевна, и дело в шляпе.
Маша засмеялась:
– Болтун ты, Волохов!
– А чего – уладили бы все твои дела за пару дней.
Любимова хотела идти, но Толя опять остановил ее. Веселье на его физиономии сменилось озабоченностью.
– Слушай, Маруся… Черт, даже не знаю, как начать…
– Начни как-нибудь.
– Я тут хотел с тобой поговорить… Нехорошо, конечно, в коридоре, но раз уж мы здесь и притом одни…
– Да говори ты, верзила, не тяни!
Толя чуть наклонился к ней и тихо произнес:
– Я видел тебя с тем парнем.
– С каким?
– С наркодилером.
Маша отпрянула и удивленно уставилась на Волохова.
– Ты за мной следил?
– Не то чтобы следил, но… – Толя слегка порозовел. – Маш, скажи честно, ты все еще глотаешь обезболивающие?
Взгляд Любимовой похолодел.
– Если я скажу тебе «нет», ты поверишь?
Волохов качнул русоволосой лохматой головой:
– Вряд ли.
– Тогда нам лучше оставить этот разговор.
Однако Толя не собирался сдаваться и положил ей на плечо свою руку.
– Марусь!
– Ну что еще!
– Я тебя прошу как друг: не дури. Все это плохо кончится.
– Отстань, Волохов! – вспылила Маша. – Оставь меня в покое!
Она сбросила его лапищу с плеча. Толя нахмурился.
– В общем, так, – заговорил он, посуровев и изменив тон. – Если ты не перестанешь покупать у этого парня наркоту, я его закрою.
– Как это – закроешь? – не поняла Маша.
– Обычно. Поймаю и накостыляю ему по шее. Так, что остаток года он проведет в больнице.
Глаза Любимовой сузились.
– Ты этого не сделаешь.
– Сделаю, Маша. Сделаю.
– Это глупо! Если ты закроешь этого дилера, я найду себе другого.
– Тогда я и второго закрою. Буду закрывать этих гадов, пока меня самого не закроют.
Мария положила Волохову на грудь узкую ладонь и посмотрела ему в глаза.
– Послушай меня, Толя. Ты мой друг, но если ты еще раз позволишь себе вмешаться в мои дела…
Перезвон мобильного телефона помешал ей закончить фразу.
– В общем, ты меня понял, – сказала Маша.
Она убрала руку с груди майора и достала из сумочки телефон. Клацнула кнопкой связи и прижала трубку к уху.
– Слушаю… Так… Так… Да, я все поняла, сейчас выезжаем.
Она убрала телефон и посмотрела на Толю блестящими глазами.
– Что там? – нахмурившись, спросил он.
– Срочный выезд. Убийство.
Волохов вздохнул:
– Приятно денек начинается, ничего не скажешь.
5
По дороге к месту преступления Маша напомнила Волохову:
– Толя, ты обещал опросить всех коллег Ирины Романенко.
– Так точно, Мария Александровна. – Волохов приставил руку к виску. – Докладываю. Коллег и знакомых опросил. Ничего интересного они про Ирину Романенко мне не поведали. Необщительная, молчаливая. В корпоративах не участвовала. Дружбу ни с кем не заводила. Воздерживалась даже от приятельских отношений с коллегами. Про ее личную жизнь никто ничего сказать не может. Что, в общем, неудивительно. – Волохов опустил руку, усмехнулся и добавил: – Она же нигде дольше четырех месяцев не задерживалась. Шла по жизни вечным «новичком».
– Странный подход, – задумчиво произнесла Мария. – Она как будто от чего-то убегала.
– От кого-то или от чего-то? – уточнил сидевший рядом Стас Данилов.
– Будь я писателем, я бы сказала, что так убегают только от себя самого. Убегают – и не могут убежать.
– Ты, Маша, не писатель, ты – философ.
– Тебя бы на мое место, тоже стал бы философом.
– Приехали! – сказал водитель.
Машина остановилась возле валяющихся грудой старых автомобильных покрышек. Любимова, Волохов и Данилов выбрались из салона. День был холодный, лужи покрылись коркой льда. Дыхание зимы в этот день чувствовалось особенно отчетливо. Двое полицейских в форме, дымя сигаретами, переминались с ноги на ногу возле сломанного шлагбаума, чтобы хоть как-то согреться. Завидев оперов, они двинулись навстречу. Мужчинам пожали руки, Маше – просто кивнули.
– Замерзли? – сочувственно поинтересовалась Любимова.
– Не то слово, – отозвался один из полицейских, участковый капитан, с которым Маша была знакома.
– Ничего-ничего, капитан, – сказал Волохов. – Как поется в песне – подтянись и улыбнись.
Маша огляделась. Небо было пасмурным и неприветливым, и такими же неприветливыми были голые деревья, растущие возле старых гаражей.
– Криминалисты уже здесь? – спросил Волохов.
– Нет, вы первые.
– Отлично. Проводите нас к трупу?
– Легко. Надеюсь, вы запаслись нашатырным спиртом? Он вам понадобится.
Участковый повернулся и зашагал к гаражам. Оперативники двинулись за ним.
– Кто нашел тело? – спросила Маша, старательно обходя лужи.
– Местные бомжи. Они рассказали сторожу. Сторож был пьян, но когда вошел в гараж, мигом протрезвел. Он и позвонил в милицию.
– Вы с ним говорили?
– Да. Но сейчас он снова пьян, и на этот раз беспробудно. Если б не служба, я бы тоже напился.
Остановившись возле большого, железного, проржавевшего до дыр и явно заброшенного гаража, участковый сказал:
– Она здесь.
Мария заметила, как побледнело лицо участкового, когда он посмотрел на мятую дверь гаража. А в глазах его застыло странное выражение – будто он увидел в гараже нечто такое, чего ему никогда уже не забыть и что не раз еще явится к нему в снах, которые он предпочел бы никогда не видеть.
Капитан снял фуражку, нервно пригладил ладонью потные волосы и снова нахлобучил ее на голову.
– У вас есть фонарик? – спросил он.
– Нет, – ответила Маша.
– Возьмите мой.
Участковый достал из кармана пальто компактный светодиодный фонарь и вложил его в руку Марии.
– Дай-ка лучше мне, – сказал Толя и забрал у Маши фонарик.
– Я подожду вас здесь, – сказал участковый. – Если что-то понадобится – скажите.
И отвернулся, как бы давая понять, что все, что он мог сказать на данном этапе, уже сказано и для продолжения разговора им нужно увидеть место преступления своими глазами.
Толя вошел в гараж первым. Маша и Данилов последовали за ним. В руке Волохова вспыхнул фонарик, а парой секунд спустя Толя тихо выдохнул:
– Бог ты мой…
Мария попятилась, но наткнулась на стоявшего позади Стаса и остановилась. Луч фонарика вырвал из темноты обнаженное тело девушки. Она лежала на земляном полу, скрючившись в позе эмбриона. Руки ее были заведены за спину и стянуты куском стального троса. На боку, животе, плече и шее девушки темнели рваные раны.
Волохов переместил луч фонарика на ее лицо. Глаза ее буквально выкатились из орбит, в них застыло выражение нечеловеческой боли и нечеловеческого ужаса.
– Маш, посмотри на ее губы, – тихо сказал Волохов.
– Вижу.
Губы девушки были зашиты черной нитью.
– Могу поклясться, что у бедняжки не хватает какой-нибудь кости, – сказал Данилов.
Фонарик дрогнул в руке майора Волохова, а вместе с ним дрогнул и луч света. Порожденная этим игра теней произвела странный и жуткий эффект – на мгновение Маше показалось, что мертвая девушка шевельнулась, пытаясь приподнять голову с земли.
Мария почувствовала, как к горлу ее подступил комок тошноты.
– Хочешь ее осмотреть? – спросил Волохов.
Мария покачала головой:
– Нет. Дождемся криминалистов.
– Тогда пошли на улицу.
Он отвел луч фонаря от жертвы. Мария услышала, как из горла Стаса Данилова вырвался вздох облегчения. Волохов первым шагнул к выходу.
– Смерть девушки наступила в результате удушения около трех-четырех часов назад, – сказал судмедэксперт, снимая перчатки. – Отпечатков никаких. Одной кости не хватает. На этот раз это третье левое ребро. Волохов, дай-ка сигаретку!
Толя достал из кармана пачку «Кэмела» и протянул Лаврененкову. Маша посмотрела, как эксперт прикуривает от поднесенной Волоховым зажигалки, и спросила:
– Убийца ее изнасиловал?
Эксперт качнул лысоватой головой:
– Нет.
– А что насчет ран?
Лаврененков выпустил изо рта облачко голубого дыма, посмотрел, как оно расплывается в воздухе, и сказал:
– Рваные раны на теле – следы от укусов. Предположительно, собачьих. – Он перевел взгляд на Марию. – Убийца удалил жертве третье левое ребро, а затем аккуратно зашил кожу в местах разрезов. Девушка на тот момент была еще жива.
– Твою-то мать… – тихо выругался Волохов.
– Твою-то мать… – тихо выругался Волохов.
– Документов у девушки при себе никаких, – продолжил Семен Иванович. Помолчал и хмуро добавил: – Пальцы на руках девушки объедены крысами. Нам придется здорово попотеть, чтобы установить ее личность.
* * *– Я не согласен, – сказал Волохов. – У нас в городе любую жестокую дурость сразу вешают на сатанистов. На мой взгляд, мы имеем дело с сексуальным маньяком.
– Толя прав, – сказал Стас Данилов. – Сатанисты оскверняют могилы. На большее они редко способны.
Полковник Жук повернулся к Маше:
– А вы что скажете, Мария Александровна?
Маша задумалась. Ей приходилось однажды расследовать преступление, совершенное сатанистами, и она знала, как легко подростковая шалость может перерасти в жуткое кровавое преступление. Во время своих ритуалов сатанисты часто подстегивают себя алкоголем и наркотиками. И в этом состоянии они могут принести в жертву Сатане не только собак и кошек.
– Мне все-таки кажется, что мы имеем дело с ритуальными убийствами, – сказала Маша. – Что касается сатанистов, то они вовсе не так безобидны, как кажется Данилову. К тому же сатанисты используют в своих ритуалах кости.
– Он мог забрать кости жертв в качестве трофеев, – вежливо предположил полковник.
Маша посмотрела на красный карандаш, которым Жук постукивал по столу, и почему-то вспомнила скрип тележки, на которой безмолвные работники в синих куртках вывозили из гаража тело, накрытое серым покрывалом.
– Убийца действует по плану, – сказала Маша. – Он что-то задумал. У этого замысла есть начало и конец, и убийца не остановится, пока не доделает свою «работу» до конца. На мой взгляд, он вполне может быть приверженцем какого-нибудь деструктивного культа. В Москве есть несколько сект подобного толка. «Черный дракон», «Церковь Сатаны», «Левиафан», «Южный Крест», «Черная месса»… А по всей России таких сект насчитывается почти полторы сотни. Вы помните, как несколько лет назад два студента принесли в жертву Сатане своего знакомого и его мать?
Мария сделала паузу, но поскольку никто не пытался ей возразить, продолжила:
– В том, как убийца обставил свои преступления, нет ничего случайного. Тут важно все: и зашитый трупной нитью рот, и вырезанная кость. Это ключи к загадке, которую загадал нам убийца. Или даже подсказки.
– И в чем смысл этих подсказок? – поинтересовался Волохов.
– Пока не знаю, – тихо ответила Маша. – Но попытаюсь узнать.
Глава 5
1
Глеб вошел в здание редакции, привычно подмигнул девушкам с ресепшена и зашагал по коридору к кабинету главного редактора. В коридоре он столкнулся с обозревателем светской хроники Сергуней Свиридовым, который пинал кофе-автомат, надеясь получить свою порцию эспрессо.
– Я вижу, здесь ничего не меняется, – с улыбкой сказал Глеб. – Привет, страдалец! Еще не пробил в кофейном автомате дыру?
– О, Корсак! – улыбнулся Свиридов. – Привет! А ты чего здесь? Не повезло с новой работой?
– Скорее, ей – со мной.
– Бывает. – Свиридов снова пнул по кофемашине. Выдохнул яростное ругательство и глянул на Глеба. – Ну хоть кофе-автомат у них там работает?
– А как же. Там их целых два.
– Я бы на твоем месте хорошенько подумал, прежде чем покидать такое прекрасное место.
– Выбор сделан, Сергуня, выбор сделан.
Секретарши Аллочки, как всегда, не было на месте, и Глеб вошел в кабинет главного редактора без стука.
Турук, сидевший за столом, поднял голову и посмотрел на незваного гостя сквозь толстые стекла очков.
– Глеб Корсак. – Он усмехнулся. – Возвращение блудного сына?
– Ну, на дочь я точно не похож. – Глеб уселся в кожаное красное кресло, предназначенное для VIP-гостей. – Я присяду?
– Да сел уже. Какого черта ты здесь делаешь, Корсак?
– Я здесь работаю.
– С каких пор?
– С сегодняшнего дня.
Турук уставился на Глеба своими водянистыми глазами, затем прищурил их и сказал:
– Даже у такого наглого мерзавца, как ты, должна быть веская причина, чтобы заявить это. Даю тебе минуту, чтобы все объяснить, а потом вызываю охрану.
– Не выйдет. Начальник службы безопасности – мой бывший шурин. А пришел я сюда затем, чтобы дать вам возможность извиниться.
Одутловатое, немолодое лицо Турука вытянулось от изумления.
– Ты что, пьян?
– Нет. Но то, что лежит у меня в сумке, стоит тысячи извинений. А также двадцатипроцентной прибавки к окладу.
Глеб достал из сумки сверток, развернул его и брякнул на стол главному редактору кость с надписью «se».
Турук отъехал от стола на кресле и вытаращил глаза на предмет, лежавший на столе.
– Корсак, ты очумел? Что это за дрянь?
– Кость, – ответил Глеб. – Человеческая. А на ней надпись. Подозреваю, что эта надпись – что-то вроде послания.
– Кому?
– Мне.
Некоторое время Турук недоуменно моргал, а затем подъехал к столу и снова уставился на кость.
– Гм… – Он поднял взгляд на Глеба. – Ты уверен, что она человеческая?
– Уверен. Я отдавал ее на анализ в лабораторию. Но это еще не все.
Глеб достал из сумки второй сверток, извлек из него плоский фрагмент кости с надписью «da» и положил ее рядом с первой костью.
– Это вторая часть послания, – сказал он.
– И что все это, черт возьми, значит?
– Это мне и предстоит выяснить.
Турук помолчал, затем осторожно спросил:
– В полицию уже звонил?
Глеб качнул головой:
– Пока нет.
– А будешь?
– Когда посчитаю нужным.
– И что же ты хочешь от меня?
Глеб прищурил карие глаза:
– Тянет на первополосный материал, верно?
Главный редактор снял очки, протер их платком и снова водрузил на плоскую переносицу. Посмотрел на Глеба, усмехнулся и спросил:
– Соскучился по скандальной славе?
– Скорее, по существенной прибавке к жалованью.
– Кости можно раздобыть где угодно, Корсак. Это во-первых. А во-вторых: где гарантия, что ты не сам их себе послал?
– Определенный резон в ваших словах, конечно, есть, – сказал Глеб. – Но я бы на вашем месте не настаивал.
– Почему?
– Потому что я могу пойти в другое издание.
Турук иронично прищурился:
– И ты уверен, что тебя не поднимут там на смех?
– У меня есть репутация. Все знают, что я – один из лучших в своей профессии. Глеб Корсак – это бренд.
– В последнее время Глеб Корсак – это бред, – парировал Турук. – Но в одном ты прав: отпускать тебя в другое издательство я не собираюсь. Из чистой ревности. Считай, что ты снова в штате.
– С повышением оклада?
– С повышением оклада. Но имей в виду, Корсак: если облажаешься – нового шанса я тебе уже не дам. Иди работай, а формальности мы уладим без тебя.
Глеб покачал головой:
– Это еще не все. Мне нужен аванс.
– Что?
– Аванс, – повторил Корсак. – «Часть суммы, обязательной к платежу, выплачиваемая работнику до начала работ».
Главный редактор откинулся на спинку кресла и, сцепив пальцы, сложил руки на груди. Некоторое время он с язвительной иронией разглядывал Глеба, а потом проговорил:
– И сколько ты хочешь, Норман Мейлер?[3]
– Четыре тысячи.
– Четыре тысячи… – Турук вздохнул. – Скажи-ка мне, Корсак, тебя еще не тошнит от собственной алчности?
– Пока нет. А думаете, уже пора?
– Давно пора, Корсак, давно пора. – Главред снова вздохнул. – Ладно, вымогатель, будет тебе аванс. Теперь все?
– А как насчет извинений?
– Если хочешь – встану перед тобой на колени. Только с моим артритом я вряд ли снова поднимусь на ноги.
– Что ж, будем считать, что извинение принято, – сказал Глеб. И пробормотал в сторону: – И в кого я такой добрый?
Усмехаясь, он собрал со стола фрагменты костей и запихал их в свою объемистую холщовую сумку.
– Держи меня в курсе расследования, – сказал Турук.
– Постараюсь.
Корсак поднялся с кресла, сделал что-то вроде насмешливого реверанса и вышел из кабинета – так же стремительно, как в него вошел.
– Веревки из меня вьет… – проворчал Турук, возвращаясь к чтению бумаг, разложенных на столе. – Сукин сын.
Вопреки утверждению главреда Турука, Глеб Корсак не был алчным человеком. Он любил комфорт, любил тратить деньги на вкусную еду, приличную выпивку, отличные концерты и путешествия, но сам по себе процесс накопления денег никогда его не захватывал, и в роскоши он особого толка не видел. Глебу хватало самого необходимого. Правда, перечень необходимых вещей Глеба кому-то мог показаться слишком обширным, но у каждого свои потребности.
Глеб зашел в редакционное кафе, чтобы пропустить чашку-другую эспрессо и выкурить пару сигарет. А заодно – обдумать стратегию дальнейших действий. Подумать тут и правда было о чем. Прежде всего надо решить – следует звонить ментам прямо сейчас или лучше отложить звонок до лучших времен?
Как только он притащит кости-послания в ближайшее отделение полиции, у него тут же их изымут как вещдоки, и больше он их никогда не увидит. Сыскари, конечно, пообещают ему «максимальное сотрудничество», а потом попытаются его продинамить. Но вряд ли им это удастся. Он ведь не просто журналист, он фигурант этого дела. А значит…