– За мной!
Спасительная теснота подъезда. Узкие лестничные пролета, прихотливые кованые перила. Выбитые стекла, через которые несет гарью. Мертвый дом в мертвом городе.
– Держи дверь!
– Есть!
Учится понемногу. Хотя тут научишься – тот, кто не учится уже на улице, изрешеченный пулями лежит. Война учит быстро. И жестоко.
Площадка между первым и вторым этажом. На такие вот площадки обычно из дома изгоняли курильщиков. Вот, точно – на перилах висит небольшая, заполненная окурками пепельница. На втором этаже три глухие двери выходят на небольшую площадку, одна из них выбита. В квартире никого нет – иначе бы уже выскочили на шум.
Выглянул во дворик с площадки между первым и вторым этажами, окинул его взглядом, пытаясь определить, нет ли опасности. Темень – хоть глаз выколи, освещения больше нет нигде, на улицах подсветка есть хотя бы от костров, пожаров и трассирующих пуль, а тут вообще ничего. Небольшой тихий уютный внутренний дворик, скамейки, несколько припаркованных машин. Припаркованные машины – это хорошо, да ведь времени возиться с тем чтобы завести нету. Дорога каждая секунда. Самое главное – почти невидимые в темноте выходы из дворика, целых два. Это еще несколько секунд форы для нас, пока преследователи будут думать, в какой из них мы проскочили, мы уже…
Первая оконная рама с застрявшими в ней острыми осколками стекла вылетела со второго пинка, вторая – с первого…
– Пошли! За мной!
Прыгаю в темный колодец двора, остро, каждой клеткой тела чувствуя свою уязвимость в этот момент. Если в одном из окон сидит автоматчик – он не мог обратить внимание на вылетающие во дворик остатки оконных рам. Сейчас любой оконный проем может заговорить огнем – охнуть не успеешь.
Тихо. Наверное, лимит неприятностей на этот час исчерпан.
– За мной! Тихо! Маску одень!
Мы – всего лишь боевики, у нас такое же оружие, такое же одеяние, такие же маски на лицах. Мы – одни из вас, мы свои.
Одним броском через двор добегаем до крайнего от стены выхода – просто черного проема в стене. Надеваем маски, сбавляем шаг. Господи, кто сделал эту дурацкую, из какого то дешевого синтетического материала маску? Кожу лица просто жжет, отвлекаешься от всего. Явно в Индии сделана, САСШ и Великобритания превратили Индию в дешевый сборочный цех для продукции, возводя фабрики и заводы с потогонной системой труда и платя работникам сущий мизер. Их дешевые и погано, даже хуже чем в Китае сделанные товары можно было встретить на любом прилавке в САСШ или Великобритании. В нашей стране их не закупали, предпочитали Китай, там хоть японские управляющие за качеством худо-бедно следят и себя не позорят. Так эти твари нам свое барахло теперь вот в таком виде завезли. Нет, это просто невозможно. Снять бы эту гадость – да нельзя…
Когда идешь по разгромленной улице мятежного города – это воспринимается намного острее. Это как будто ты вошел в бассейн, а там кроме тебя еще парочка акул. И вот ты плывешь и думаешь про себя – интересно, а вон та акула, она когда завтракала? А если тот, кто все это устроил, решит поразвлечься и выльет в воду ведро кровавых ошметков с бойни? Просто так, потому что скучно стало.
Улица – не знаю даже названия, одна из улиц, не большая и не маленькая, средняя. Вон там, у еще не сгоревших лавок орудуют мародеры. Вон там, на повороте стоит какой-то грузовик с выбитыми стеклами кабины и с него что-то раздают – понятно, что. Вон навстречу нам идет группа боевиков – небрежно заброшенные на плечо ремни автоматов, у одного в руках какой-то сверток, еще у одного – почему то в руках сабля. Глаза в прорези масок – как дульные срезы стволов, они беспощадны и бездонны, как будто сам сатана взирает на нас. Но мы – свои, мы – одни из них.
Стреляют слева – там стадион и здание министерства. Полномасштабную разведку вокруг него я не проводил, местность не изучал, но знаю. Дорога, стадион и прямо к нему примыкает здание министерства. Если наши заняли стадион – это хорошо. Там можно держать оборону, причем очень долго. Стадион от домов, которые могут послужить прибежищем для снайперов и гранатометчиков, отделает около четырехсот метров – потому что около стадиона расположены стоянки для автомобилей. Достаточно, для того, чтобы держать террористов на расстоянии. Если же стадион в руках боевиков, то все – с него можно даже гранату до окон министерства добросить. Судя по тому, что там стрельба идет, стадион все-таки наш.
Надо пробираться туда. Скверно то, что нет ножа, он бы сейчас пригодился как бесшумное оружие. О глушителе и не говорю.
Ни слова не говоря сворачиваю в проулок. До позиций боевиков лучше вообще добираться дворами и проулками, осторожно и будучи постоянно наготове. Пуля – она, знаете ли, дура…
Сворачиваю в подъезд ближайшего дома – в первый. Обычно в первом или последнем подъезде делают люк на крышу. Осмотреться надо, может даже удастся по крышам пройти.
Дверь в подъезд – стальная, надежная – конечно же выбита. Первый этаж. Второй…
Видимо, все-таки какие-то опознавательные знаки у боевиков есть, а может американский автомат привлек их внимание. На площадке между третьим и четвертым этажом стояли трое, один из них курил, а двое просто стояли. Та же одежда что и у нас, лица замотаны клетчатыми арабскими платками. И один из них, увидев меня, видимо сильно удивился – не испугался – а именно удивился. И задал вопрос…
– What's happened?
– Nothing special, I'm…
Дистанция для удара была уже достаточной, и я, не договорив, ударил – коленом в пах, со всей силы, всем телом подаваясь вперед. Запрещенный в спорте прием, за него сразу дисквалификация, но на войне запрещенных приемов и неспортивного поведения не бывает, так нас наставлял инструктор по РБ. Делайте все, чтобы победить.
Под моим коленом что-то лопнуло, британец даже не завизжал, заскулил на высокой, пронзительной ноте. Продолжая движение и пользуясь элементом внезапности, я выбросил левую руку с растопыренными пальцами в глаза повернувшемуся ко мне второму. Мизинец ткнулся во что-то горячее, мокрое, поддающееся под пальцами – и дикий вой ударил по ушам.
Двое…
Третий успел – понимая, что не успеет ни с автоматом, ни с пистолетом, он выбросил вперед руку с мгновенно выхваченным клинком, ударил широким, маховым движением. Но расстояние между нами уже было слишком маленьким, первым же шагом я сократил его до критического и подставил под удар предплечье – ставить блок было некогда. Третьего же я ударил со всей силы в горло, сжатым до боли в пальцах кулаком, целясь в адамово яблоко. Снова попал – захрипев, британец начал оседать по стене, выпучив глаза. Сломана гортань, скорее всего и трахея повреждена – с этим не живут, умрет от удушья через минуту.
Развернулся – один из британцев согнулся в болевом шоке, схватившись руками за лицо, между пальцев сочилось что-то черное. Ножа чтобы добить у меня не было, поэтому я просто подбил под колени, свалив на землю. Примерился, наклонился, взял голову в захват – и со всей силы крутанул ее как большой, тяжелый штурвал парусного корабля. Что-то хрустнуло, британец обмяк. Спустился на пару ступенек вниз, так же добил и третьего…
Б-р-р-р-у-у-а-а-а-а-а-а-а-а…
Ротмистра вывернуло там же, где он стоял – на площадке третьего этажа, он согнулся, выхаркивая из желудка свой непереваренный до конца обед. Он даже не смог прикрыть меня, он не добил третьего – хотя тот свалился почти что к его ногам. Он просто в ужасе смотрел на то, что происходило – и не выдержал.
А все-таки удачно сделал. Шесть секунд – и трое мертвы, голыми руками, без ножа, без удавки…
Не обращая внимания на избавляющегося от съеденного ранее Голощекова, я принялся обыскивать тех, кого убил. Конечно, еще надо было ножевым заняться, но там – пустяк, царапина. Трофеи – просто прекрасные трофеи. У двоих – те же самые "MASADA", только у одного еще и с цевьем под наш стандарт и подствольным гранатометом ГП-30 нашего образца. И гранаты тоже имеются – шесть штук, еще четыре пустых подсумка на разгрузке. Да и сама разгрузка – тоже трофей ценный. В ней – восемь обойм к автомату, еще один пистолет, тоже Кольт, нож, рация. Бронежилет опять-таки имеется. Великолепно.
У второго – германская полуавтоматическая винтовка Эрма калибра 7,92 с двадцатидюймовым стволом, с ПБС и приличной германской же оптикой. И ночник имеется к этой винтовке, вон в отдельном кармашке разгрузки лежит. Тоже гранаты, нож, пистолет, бронежилет легкий и удобный. Пистолет мне уже лишний и так два, а вот обоймы заберем, они лишние никак не будут.
Ну? Что я говорил? Разживемся трофеями – вот и разжились! Теперь бы еще напарником нормальным где разжиться – да видать не судьба.
Закончив обшаривать трупы, повесил автомат с подствольником на спину, застегнул застежки моей новой разгрузки. Спустился на пролет вниз, к избавившемуся от своего обеда ротмистру Голощекову. Его лицо мертвенно-бедным пятном выделялось в темноте парадного…
Закончив обшаривать трупы, повесил автомат с подствольником на спину, застегнул застежки моей новой разгрузки. Спустился на пролет вниз, к избавившемуся от своего обеда ротмистру Голощекову. Его лицо мертвенно-бедным пятном выделялось в темноте парадного…
– Все просек?
– Да… Так точно…
– Не слышу!
– Так точно – более уверенно и твердо ответил он
– Или мы или они, третьего не дано! Не поймешь это – до утра не доживешь.
Я протянул ему набитую магазинами разгрузку, снятую с одного из трупов, еще один автомат, бронежилет…
– Одевай это! Второй автомат себе за спину повесишь, на всякий случай. И помоги – надо тут убраться.
То, что произошло дальше, рассказывать даже не хочется. Но надо. А то есть люди, которые считают, что мы, русские – дикари. А британцы – вот те настоящие джентльмены и в жизни не совершат дурного поступка. Так слушайте же…
Эти трое вышли из квартиры на четвертом этаже – дверь в квартиру была выбита. Туда я и решил перетаскать трупы – просто, чтобы не валялись на лестнице, чтобы на них не сразу наткнулись. Подхватив первого – я за руки, ротмистр за ноги – мы потащили его наверх. На площадке четвертого этажа я опустил его на бетон площадки, достал пистолет – все-таки в незачищенную квартиру спиной вперед и с обеими занятыми руками лучше не заходить. Прислушался – ничего. Держа пистолет наготове, я шагнул в темную, просторную прихожую. Прихожая как прихожая – какие-то шкафчики для одежды, картина на стене, пахнет то ли духами, то ли очень хорошим и дорогим освежителем воздуха. Кухня, уборная – никого. Гостиная…
На сей раз чуть не стошнило меня. Они и лежали рядом – на ковре. Две девчонки, лет пятнадцати-шестнадцати, близняшки, освещенные лишь слабыми отблесками близкого пожара, пробивающимися в гостиную из окон. Видно было плохо, но и того, что было видно, мне было достаточно. Более чем достаточно…
Я вышел из квартиры, глубоко вздохнул. Если раньше и были какие сомнения – то теперь их не было. Этих – надо давить как тараканов, а потом и к ним на родину наведаться. С ответным, так сказать, визитом… Видимо стресс решили так снять твари, подвернулась возможность – и…
– Что?
– Давай, на пятый перетаскаем и бросим там. Не ходи туда.
Ночь уже вступила в свои права, широко и властно захватив весь небосвод. Через несколько часов новый день ринется в бой и, конечно же, победит. Так было испокон века, так сменялись день за днем, и день всегда выходил победителем над ночью. Наверное, и начало нового дня надо отсчитывать не от двенадцати часов, а от восхода Солнца. Ну а пока – над городом безраздельно царствовала ночь…
Любой крупный город светится в ночи, сверкает причудливыми переливами света подобно дорогому бриллианту в руках опытного ювелира. Не был исключением и сегодняшний Бейрут. Но светился он не разноцветьем реклам и автомобильных фар, не молочно-матовыми шарами фонарей над бульварами. Сегодня Бейрут светился в ночи болезненным заревом пожаров, распарывающими ночь строчками трассеров, огненными вспышками разрывов…
На крышу вела узкая, сваренная из арматуры лестница, вход на чердак преграждал закрытый на замок люк. Замок я снес легко – одним выстрелом из винтовки с глушителем почти в упор – только брызги стальные брызнули. Похлопав, на всякий случай по кобуре с пистолетом – здесь ли – я осторожно вылез на темный, просторный чердак, огляделся. Нет никого – даже голубей, которых разводили в Бейруте на таких вот чердачных голубятнях в немалых количествах. Островок спокойствия в море безумия…
Еще один люк – на сей раз, ведущий на пожарную лестницу, закрепленную на торце дома. Осторожно высунулся, огляделся по сторонам. Надо идти – спуститься во двор, вон там обойти дом и дальше, к стадиону, там немного еще метров пятьсот пройти и все. Если в доме и есть боевики – все их внимание обращено на стадион, в другую от нас сторону. Но все равно, подстраховаться надо…
Достал ночной прицел, закрепил на цевье – он был быстросъемным и крепился на цевье винтовки впереди обычной оптики. Прицелился – работает, но интересно, насколько батарейка у него посажена? Запасных батареек я не нашел, а в любой момент "ослепнуть" – не есть хорошо. Будем считать, что ара часов у меня есть – если не жечь прицел постоянно, то на три часа батарейки хватит. А большего мне и не надо.
– Ко мне!
Шумно двигается ротмистр Голощекин, шумно…
– Боевая задача следующая. Сейчас ты спускаешься по этой вот лестнице вниз, потом занимаешь позицию вон там, у угла стены и не высовываешься. Прикрываешь меня, когда я буду спускаться. Если начнется стрельба – падай ничком и жди, пока не закончится. Понял?
Помочь он мне все равно не сможет – а снайперская винтовка, с ночной оптикой и глушителем в ночном бою громадное, стратегическое преимущество. Если конечно у противника нет такой же. Я надеялся, что нет, по крайней мере, нет у рядовых террористов. Видимо, существовало обычное пушечное мясо, существовали люди с более – менее серьезной подготовкой и существовали спецгруппы, скорее всего состоящие из британцев – у них то и есть и оптика ночная и много чего еще. Вот такую группу я и грохнул недавно.
– Понял.
– Вперед. И не шуми, спускайся тихо, не привлекай внимания. Готов? – я отодвинулся от люка, давая проход
– Да.
– Тогда вперед.
Тихо передвигаться, конечно, ротмистр не мог – автомат зацеплялся за ступеньки, ударялся об них с отчетливым звуком. Я же, отступив чуть вглубь чердака, чтобы не отсвечивать в проеме чердачного окна караулил с бесшумной винтовкой, готовый ответить пулей на любое перемещение в здании напротив.
Но опасность пришла не оттуда. Откуда то слева во двор, светя фарами, въехал небольшой грузовик с открытой платформой – такие, обычно, в фермерских хозяйствах используются. Я его вообще увидел – только когда от яркого света фар прицел на мгновение залило молочно-белой взвесью. Грузовичок свернул к зданию напротив, прокатился пару десятков метров, пофыркивая от натуги дизелем и замер.
Ротмистр соскочил внизу с пожарной лестницы – по звуку понял. Но укрыться нормально он уже не успевал. Впрочем, и боевики не должны сразу начать стрелять – они считают, что город уже полностью, за исключением нескольких анклавов принадлежит им и снайперского обстрела не ждали…
Я немного подвинулся вперед, опустил винтовку цевьем на приступок, целясь в высаживающихся из машины боевиков – и тут вдруг в обычную какофонию боя вплелся далекий рев турбовинтовых авиационных моторов и какой-то, негромкий, но отчетливый рокот с неба.
Я не знал, тогда что это был "Громовержец", прошедший над городом и направляющийся к аэропорту для подавления сопротивления врага. Тогда этот самолет, возможно, спас от беды и нас…
Боевики засуетились – сразу – видимо звук авиационных моторов в небе был им хорошо знаком и от него они не ожидали ничего хорошего. Сначала они задрали головы к небу – я в это время прицелился – потом засуетились, начали вытаскивать что-то из кузова машины, к ним присоединился выскочивший из кабины водитель. Все внимание их отныне было уделено тому, что происходить в небе, ни меня, ни Голощекина они не замечали.
Вытащив из кузова машины что-то напоминающее гранатомет, но длиннее, один из боевиков начал возиться с этой трубой, второй стоял рядом. А вот двое отбежали от машины – один влево, второй вправо. Отлично – вот с этих и начнем…
Первый прятался за припаркованной машиной, его голова выделялась светлым свечением на насыщенном, изумрудно-зеленом фоне ночного прицела. Подведя перекрестье прицела к переносице, я задержал дыхание и плавно дожал спуск. Светлый силуэт головы дернулся, начал темнеть, и окончательно исчез за машиной. Звук выстрела нельзя было различить и с пяти шагов – какофония близкого уличного боя перекрывала его начисто. Остальные ничего не заметили.
Медленным, плавным движением – чтобы не выдать себя, человеческий глаз замечает, прежде всего, движение, перевел прицел на второго – тот отбежал в другую сторону от машины, зачем то прикрылся подъездом. Та же выделенная светлым голова в перекрестье прицела, тот же легкий толчок в плечо – боевик, не издав ни звука, ткнулся носом в асфальт. Даже не понял, что с ним произошло, жил – и мгновенно умер.
Теперь сложнее…
Остальные стояли плотной группой – один из боевиков держал на плече какую-то трубу с откинутой у ее окончания решеткой и водил ею, пытаясь навестись на что-то в небе. Понятно, ПЗРК, хотят сбить самолет. Интересно, смогу сделать всех четверых без шума или нет – хотелось бы…
Первым упал назад, заливаясь кровью тот, что стоял на отшибе, водитель. Второй, от которого водителя отделяло шага два, что-то понял, начал поворачиваться – и тоже умер, голова аж раскололась, брызнула каким-то облаком в перекрестье прицела. Третьим умер тот, что стоял по другую сторону от ракетчика – на этого потребовалось две пули. После первой, попавшей в левую часть груди, он остался стоять, зачем-то склонил голову вниз, будто пытаясь рассмотреть появившуюся в груди дыру – и я добавил еще одну. После второй – террорист упал там, где стоял.