Оставался последний. Ракетчик. Времени на остальных я потратил много, он уже просек, что их обстреливает снайпер, и опустил ракетную установку с плеча. Он не пытался убежать или схватиться за оружие, он просто стоял и ждал свою пулю. Молча и спокойно.
И дождался…
На чердаке я высидел еще пять минут – выжидая, не вылезет ли кто из дома напротив – под пулю. Никого не было – видимо, дом пустой, боевики дальше.
Перед тем как спускаться прислушался – справа, в стороне моря едва слышно ухало и громыхало – возможно, началась высадка десанта. Или готовится высадка десанта, зачищается плацдарм. Как бы то ни было на до быть осторожнее – не хватало еще от своих пулю получить.
Спускаться мне было еще тяжелее, чем ротмистру. Винтовка длинная, тяжелая, прицел ночной громоздкий и в целом, если снайперскую винтовку ударить – может сбиться прицел. Да еще и лестница – узкая, неудобная, мало того – еще и с небольшими перилами, которые непонятно зачем на ней нужны. И снизу – на прикрытие серьезное рассчитывать не стоит. Спустился – нервничая и матерясь про себя, спустился – и как только ноги коснулись земли, сразу почувствовал себя лучше. Перекинул винтовку за спину, взял в руки автомат…
– За мной! Тихо!
Перебежал вперед, прикрылся машиной. Выключил прицел – батарейки жечь зря не стоит, расстояния если тут и будут, то не более ста метров, а на таком расстоянии я и навскидку попаду даже с таким перетяжеленным из-за подствольника, неразворотистого автомата. Прислушался – относительно тихо.
Новая перебежка. Грузовичок и трупы у него уже ближе. Спиной прижимаюсь к стоящему о дворе дорогому внедорожнику – и тут барабанные перепонки разрывает истерический вой сирены. Отскакиваю, разворачиваюсь в сторону звука, вскидываю оружие…
Твою мать…
Черт бы побрал эту гребаную машину, и так нервы на взводе, да еще и эта зараза завыла. Хочу достать пистолет и несколько раз выстрелить по моторному отсеку – может и заглохнет – но, подумав, решаю, что не надо. Если кто-то это слушает – то пусть лучше слушает вой сигнализации, а не хлопки пистолетных выстрелов. Сигналки сейчас кругом воют…
Двигаюсь дальше – и замечаю какое-то движение в окне. Реакция срабатывает мгновенно, миг – и я уже у ближайшей машины. Перекатываюсь через капот, занимаю позицию для стрельбы. Черное жерло подствольника, беременное сейчас серебристым цилиндром гранаты смотрит точно в окно…
– Вы кто?
Чего???
Голос меня поразил – а вопрос поразил еще больше. Более глупого вопроса сейчас задать невозможно. Но поскольку спросили на чистейшем, без акцента руссом языке, решаю ответить…
– Выбросить оружие из окна, выйти из здания! При неподчинении стреляю!
– Сначала сами покажитесь!
Там что, совсем идиот засел?
– При неподчинении стреляю на поражение! Выходите!
– Хорошо! Но оружие я не брошу!
Совсем идиот и впрямь…
– Круглов, давай со своими справа заходи! Коваль слева! Голощекин, прикрой!
Если честно первых двоих я выдумал – вон как темно, пойди, пойми – сколько нас на самом деле? Двое? Пятеро? Десять человек? Рота целая? Пусть враг задумается, пусть понервничает – это полезно, когда враг нервничает.
Лязгает замок на двери подъезда напротив – солидный там замок, звук работы его механизма досюда доносится. Обычно такие замки здесь на двери не ставят, арабы вообще, почему-то сохранностью своего имущества меньше заботятся, чем русские. Аллах дал – Аллах взял, вот как это называется. Хотя есть тут и купчины местные – любому русскому, первой гильдии фору дадут. Но это – исключение из правил.
Человек. Обычный человек, его плохо видно в темноте двора – но одет во что-то светлое – как мишень для стрельбы. Двигается медленно, в поднятой вверх руке что-то длинное, похожее на охотничье ружье.
– Кто вы?
Человек не делал попытки укрыться, вообще не делал никаких резких или подозрительных движений. Да и весь вид его говорил о том, что на боевика он ну никак не тянет. Скорее на потенциальную жертву – вот на нее он похож, что есть, то есть.
– Голощеков проверь его! Остальным держать окна под контролем!
Ротмистр выходит из-за машины, осторожно приближается к неизвестному. Автомат в руках, но держит он его неправильно – из такого положения, если вскидывать приклад к плечу – потеряешь лишнюю секунду. Секунда в условиях боя – вопрос жизни и смерти, без шуток.
– Вы из полиции?
Вопрос уже не мне, Голощекову.
– Да, из полиции. Ружье опустите.
Похоже, застигла кого-то беда – вот и решил переждать ее дома. А сейчас зачем то вышел – рискнуть решил.
– Подъезд проверь! Осторожнее.
Голощеков исчезает в подъезде. По-прежнему с автоматом, хотя я бы пистолет достал. С пистолетом в тесноте подъезда намного удобнее.
– Нормально, нет никого!
Решаюсь – все равно, вечно за машиной вечно сидеть не будешь. Выскакиваю, перебегаю тротуар, секунда, вторая – и я уже у стены дома.
– Вы кто?
– Козлов я.
– А где Габазов*?
– Хватит шутить! – мужик резко опускает руку с ружьем, добавляя мне в кровь адреналина.
– Э, э! Ротмистр, ружье у гражданина заберите!
Гражданин пытается сопротивляться – но через пять секунд ружье в руках у ротмистра. Подхожу ближе…
– Вышли то зачем?
– Я из окна увидел этих… Тут были они, но ушли. А потом падать начали – один, второй, третий. Я так только в кино видел. Вот и решил выйти, узнать что делается. Мне бы оружие какое…
Господи… Вот только оружия этому чувырле и не хватало. Лет тридцать, дорогой светлый летний костюм, загорелое лицо героя из рекламы. Знаете, такие в роли молодых отцов семейств хорошо идут.
– Оружие то зачем…
– Нам… мы тут уже не один час сидим. Нам бы из города выбраться.
– Много вас?
– Две семьи.
Понятно…
– Ротмистр, оружие и в самом деле соберите, зачем оно там валяется… А вы, Козлов, в подъезд отступите, на вас куртка ваша – как фонарь в ночи светится.
* прим автора: Козлов и Габазов – пара комиков на телевидении, ведут собственное шоу. Довольно популярные и известные персонажи…
Казань
вечер 01 июля 1992 года– Демонстрация не разрешена. Расходитесь по домам! Демонстрация не разрешена!
Унылый, гнусавый голос местного урядника, многократно усиленный мегафоном метался между стен, бился во все сокращающемся пространстве между тонкой стальной полоской щитов местной жандармерии и серым, бурлящим валом накатывающей на нее толпы. Голос этот был бессилен остановить разъяренную толпу, она подходила все ближе, неотвратимо и грозно как бурлящий селевой вал. Это было как два разноименных заряда в электрической лаборатории Казанского университета – неважно, где положительный и где отрицательный – результат их соприкосновения все равно один.
Вспышка…
Вспышка нового зла, которого и так на сегодня хватало этому древнему, почти с тысячелетней историей городу.
Майор от жандармерии Ковалев, в чьем командовании сейчас оказались части ДОН-4, выдвинувшиеся в город, сидел на самом взгорке, в штабном Егере. Голова кипела как передержанный на плите чайник, на язык просились ругательства. Только что майор Ковалев вышел на "Рубин"*, запрашивая указания. Там ничего ответить внятного не смогли, да и не относилась жандармерия к министерству обороны. "Звезда" до этого выразилась "более внятно" – не допустить массовых беспорядков в городе, оказывать содействие местным полицейским силам, изымать зачинщиков, изымать оружие, не поддаваться на провокации. В общем, сказали то, что и должны были сказать. А кой черт "не допускать массовых беспорядков в городе", если они уже допущены, вон своими ногами сюда идут, беспорядки! И что с этим делать? Там – пацаны одни, что – стрелять по ним?!
– Господин майор! Господин майор!
Ковалев очнулся от какого-то странного оцепенения, открыл дверь внедорожника. Рядом с ним стояли несколько солдат под руки держали гражданского. Гражданский был высоким, худым, даже можно сказать тощим. Молодым – сорока точно нет. Короткая бородка, спадающие с носа очи со стеклами без оправы…
– Что?
– Вот этот… Через ограждение рвался. Потом говорит – к командиру надо, к командиру… Ну мы и привели. Оружия у него нет, господин майор, мы проверили.
– Вы кто? – спросил майор у гражданского
– Пусть меня отпустят! Это неслыханно, сейчас не война!
– Кто вы? – спокойно и непоколебимо повторил майор
– Я Айрат Таджутдинов, имам-хатыб**… – имам назвал название какой-то мечети, про которую майор ничего не знал.
Майор сделал подчиненным знак отпустить священнослужителя.
– Какое у вас ко мне дело?
– Вы зря вошли в город. Зря… Мы должны это остановить. Сами.
– Сами? – майор скептически усмехнулся – ну так пойдите и остановите. Сами. А я посмотрю на это.
Имам гневно выдохнул, но ничего не сказал. Помолчали несколько секунд.
Майор сделал подчиненным знак отпустить священнослужителя.
– Какое у вас ко мне дело?
– Вы зря вошли в город. Зря… Мы должны это остановить. Сами.
– Сами? – майор скептически усмехнулся – ну так пойдите и остановите. Сами. А я посмотрю на это.
Имам гневно выдохнул, но ничего не сказал. Помолчали несколько секунд.
– Для этого я и здесь. Это… наши дети. Муфтият послал меня как раз для того, чтобы вразумить их. Не стреляйте в них, я должен с ними поговорить.
– Господь с вами, батюшка… – майор не знал, как правильно обращаться к имаму, поэтому обратился как к православному священнику – мы и не хотим в них стрелять. Но посмотрите, что делается! Их не вразумишь словами!
– Пойдемте! – имам вдруг схватил майора за рукав формы и с неожиданной для его телосложения силой потащил за собой, к линии заграждений – нельзя терять время! Пойдемте!
– Клинов! – крикнул майор!
Капитан от жандармерии Клинов моментально оказался рядом
– Всем повышенное внимание! Возможны провокации.
– Есть!
Через линию стальных щитов они прошли, когда толпа подошла уже метров на двадцать – имам и майор. За линией щитов имам отпустил майора, и направился навстречу толпе. Странное и страшное зрелище – людской вал, сцепленные руки, распяленные в гневном крике рты, длинные палки с насаженными на них заточками. И он – человек, которого эта толпа может смять, растоптать, разорвать в мгновение ока. Но он не боялся – совершенно, он спокойно шел вперед, навстречу разгневанным молодым людям. И майор шел за ним.
И толпа вдруг… – остановилась! Не сразу – те, кто шел впереди, узнали имама и остановились, но остальные его не видели и напирали. Передние сделали шаг. Потом еще шаг. Имам спокойно и бесстрашно ждал.
Имама-хатыба Таджутдинова знали. Хорошо знали. Кто-то боялся, кто-то боготворил. Вся Казань знала его по гневным проповедям – он обличал власть и носителей ее. За жадность. За коррупцию. За глупость. За многое. Доставалось даже генерал-губернатору. Имам был, несмотря на молодость, блестящим полемистом и проповедником, выпускником исламского университета в Медине, он постоянно выступал по местному телевидению, правоверные часто шли к нему за советом. Сейчас он спокойно стоял и ждал – единственная преграда между двумя разноименными полюсами, единственная преграда не дающая свершиться смертельному разряду.
Из толпы вышел один человек. Потом еще один. Майор напрягся, положил руку на рукоять пистолета – но тут с удивлением понял, что посланцы толпы… боятся! Да, они именно боятся, это было видно и в лицах, и в походке. Они не боятся щитов и резиновых пуль жандармерии, они не боятся стальных глыб БТР на взгорке, они боятся его. Единственного человека, посмевшего преградить им путь, человека, вставшего между ними и ненавистной им властью. Да, они его боятся.
– Это вы… – с удивлением проговорил один из вышедших, невысокий, но крепкий молодой человек лет двадцати, чьи густые брови срослись на переносице. Он был одним из толпы, одет так же как и все – но в одежде была вызывающая, бросающаяся в глаза деталь – не зеленая, а черная майка с начертанными белым изречениями из Корана. Исламские экстремисты предпочитали не зеленый – традиционный цвет ислама – а черный цвет, символизирующий смерть.
– Да это я – просто ответил имам – а кто ты и что ты здесь делаешь?
– Меня зовут Мурад, Айрат-хазрат. Я хочу справедливости и мы все ее хотим – гордо и даже напыщенно заканчивая эту речь, молодой человек внезапно смутился. Это было хорошо видно по его лицу, он вдруг понял, что говорить известному всем правоверным Казани имаму то же самое, что и писать на Интернет-форуме глупо. Но слово не воробей – и за сказанное надо было отвечать.
– Справедливость? – переспросил имам – и в чем же, по-твоему, справедливость?
– Мы хотим знать правду! Правду о том, что произошло! И мы идем, чтобы спросить с тех, кто это допустил.
– Правду? – имам скептически усмехнулся – по-моему ты уже ее знаешь – для себя. И твои друзья тоже. Тебе не нужна правда. Ты идешь не за правдой – ты идешь за расправой.
– Мы знаем, что произошло, Айрат-хазрат… – упрямо сказал пацан, но имам тут же его перебил
– Знаешь? Ты был там, где это произошло?
Пацан молчал – но молчание его было красноречивее слов.
– Или может, кто-то из вас был там и видел, что произошло? – имам внезапно возвысил голос – кто из вас видел, что произошло? Кто из вас может рассказать, что произошло?
Толпа глухо волновалась
– Никто из вас не может рассказать, что произошло! Никто из вас не был свидетелем! А ведь в Коране сказано про свидетелей! И про лжесвидетелей тоже! Кто из вас знает, что полагается лжесвидетелям по законам шариата!?
Все молчали…
– Вы ведете себя как женщины – выкрикнул имам – недаром пророк Мохаммед сказал, что свидетельство одного мужчины приравнивается к свидетельствам двух женщин! Вы не знаете, что произошло, но вы идете и говорите, что вы свидетели. Вы…
Майор бросился вперед, прыгнул, пытаясь сбить с ног и имама, и стоящего рядом пацана. Он увидел вспышку света – совсем недалеко, на одном из этажей гостиницы "Казань". Это конечно мог быть и репортер, желающий заснять "горячий кадр" – но шестым чувством майор понял, что это не репортер, что это снайпер. Понял – и прыгнул, прикрывая оказавшихся на линии огня. И успел. Почти успел…
Толпа глухо охнула, на мгновение подалась назад…
– Клинов – "Казань", средний этаж, снайпер! Вперед! – скороговоркой выкрикнул майор в закрепленную у плеча рацию – живьем! Живьем нужен!
В каждом батальоне Российской армии и жандармерии была сформирована так называемая ООГ – отдельная офицерская группа. Это подразделение, в которое входило от четырех, до двадцати человек, формировалось для решения таких вот, "ювелирных" задач, когда требовался не топор и не нож, но скальпель. Эти группы состоял из младших офицеров, и тренировались отдельно – это помимо обычных тренировок – добиваясь слаженности действий в группе. Задействование ООГ в критических ситуациях, подобных этой тщательно отрабатывалось.
– Барсов, Тищук, Парубов, за мной! – капитан Клинов не оглядываясь, бросился к самому краю линии щитов. Следом за ним рванулись еще три офицера…
Лицо имама было белым как мел, майор машинально приложил два пальца к сонной артерии, почувствовал едва заметный пульс. Все-таки жив…
– Док, ко мне! Здесь тяжелораненый!
Рядом поднимался на ноги Мурад…
– Бей! – истерично крикнул кто-то
– Стоять!!! Стоя-я-я-ть!!!! – майор выхватил из кобуры пистолет и, повернувшись лицом к толпе, выстрелил в воздух раз, потом еще раз и еще – охренели! Стоять!!!
Через линию щитов прорвался один из санитаров батальона, следом бежали еще двое солдат, раскладывая на ходу пластиковые носилки…
Клинов проскочил щитовую линию жандармерии, едва не сбив с ног одного из жандармов, бросился вперед. Толпа в основном занимала проезжую часть, тротуары тут были выше проезжей части, и народа на них было относительно немного. Увернулся от одного удара, резким тычком свалил на руки своих дружков второго. Получил и сам, но снаряжение смягчало удар – удержался на ногах. Все взаправду, все – как на полигоне, где одному нужно на время пробиться сквозь целую роту, уворачиваясь от ударов палками, с закрепленными на концах мешочками с песком. Все взаправду…
Выскочил, не сбавляя ходу, огляделся – улица тут делилась на две части и была небольшая площадь. Если смотреть на реку Казанку и принимать это за двенадцать часов, то гостиница "Казань" была на десять часов, позиции его роты – на шесть часов, а на семь и восемь часов – резко вверх уходили две улицы, разделенные большим, метров двенадцать высотой холмом – эти улицы как будто были выкопаны в теле холма. Прорываться надо было к гостинице – но толпа бурлила везде, и самым простым было – подняться на этот самый холм, там почти никого не было. Вот только снайпер – на холме как раз и станешь целью.
Что-то прошло совсем рядом, что-то очень быстрое – и капитан вдруг понял – пуля. Стоять на месте нельзя, надо двигаться. За спиной послышался болезненный выдох – в кого – то попали…
– Барсов, Тищук, Парубов – доклад! – проговорил капитан уже на бегу.
– За тобой, десять метров!
– За тобой, пять метров!
– За тобой, пять метров!
– Работает снайпер! Не останавливайтесь!
– Я "Воздух-два" – доклад одного из пилотов вертолета вклинился в радиообмен – наблюдаю позицию снайпера, жду приказаний
– Спугните его! – прохрипел капитан – только спугните, живьем его надо.
– Вас понял.
Над площадью, почти неслышный в гуле винтов рокотнул пулемет, потом еще раз.
– Я "Воздух-два", снайпер сворачивается.
– Наведите нас на него. Займите позицию над гостиницей!
– Вас понял!
– Стоять, сказал! – майор стоял один против толпы, потрясая пистолетом – имам ранен, а вы!!! Его в госпиталь надо!