Херувим (Том 2) - Полина Дашкова 5 стр.


— Да, именно так. Вы разыскали своего бывшего сокурсника, встретились, поговорили и убедились в собственной правоте. Михеев хронический алкоголик и маньяк. Он считает вас главным виновником всех своих бед. Он, находясь в состоянии белой горячки, прицепил взрывчатку к вашей машине. Но потом передумал вас сразу убивать, решил сначала помучить, для чего заблокировал ваши карточки, убил шофера Завьялова, а затем подбросил орудие убийства в квартиру Эвелины Дерябиной. Ну что вы на меня так смотрите, майор? — Райский рассмеялся, сверкая зубами. — Разумеется, мы все проверили самым тщательным образом. В квартире, в которой происходила ваша встреча с Михеевым, давно никто не живет, дом в аварийном состоянии, а телефонный номер, по которому вы связывались с его младшей сестрой Ириной, принадлежит похоронной конторе.

— Простите, не понял, — смущенно кашлянул Сергей.

— Вот и мы не поняли, — лицо Райского стало серьезным, — мы вас, Станислав Владимирович, совершенно не поняли. Дело в том, что Михеев Юрий Павлович благополучно скончался пять лет назад от открытой формы туберкулеза в архангельской больнице, а его младшая сестра Ирина, которая дала вам несуществующий адрес, отбыла вместе с родителями на постоянное место жительства в США четыре года назад. Мы только зря потратили силы и время на проверку.

Сергей вытащил свою новенькую «Зиппо», залил в нее бензин, несколько раз пощелкал. Зажигалка работала отлично, ее было приятно держать в руках.

— Зачем же я все это выдумал? Ведь не в моих интересах путать следствие, произнес он и закурил «Парламент-лайт», — неплохие сигареты, но все-таки слишком слабые для меня.

— Зато не такие вредные, — заметил Райский, — слушайте, а правда, зачем вы все это выдумали? Не знаете?

— Понятия не имею. Но все-таки я не сумасшедший. Куда-то я ведь звонил, ездил, с кем-то встречался? Или нет?

— Ну, наверное, вы встречались с тенью, как принц Гамлет. Вы вообще любитель приврать, за вами это с детства водится. Слушайте, майор, да что вы привязались к этой дурацкой истории? Нам с вами надо думать о Шамиле Исмаилове и только о нем. Давайте отделять зерна от плевел.

— Разумеется, Михаил Евгеньевич.

— Я рад, что мы с вами понимаем друг друга, — холодно кивнул Райский, — есть еще вопросы?

— Тень убитого короля видел не только принц. Были еще свидетели. И было убийство. Призрак не врал, — задумчиво пробормотал Сергей.

— Что, простите? — Райский оторвался от бумаг, в которые уткнулся минуту назад, давая понять, что разговор на сегодня окончен.

— Куда-то я все-таки ездил и с кем-то встречался, — сказал Сергей, вставая, — вы сами сказали, как важно мне знать самого себя.

— Сказал. Ну и что?

— Вы ведь извлекли из архива дело этого Михеева?

— Да, разумеется.

— И копию сняли?

Райский встал, вышел из-за стола, приблизился к Сергею и произнес, пристально глядя ему в переносицу:

— Зачем вам это нужно, майор? Перед вами поставлена весьма конкретная задача. Не стоит отвлекаться.

— Моя задача — только Исмаилов? Безопасность Станислава Герасимова меня не должна беспокоить? — еле слышно спросил Сергей.

— Это одно и то же, — так же тихо ответил Райский.

— А если все-таки нет?

Несколько секунд лицо Райского оставалось непроницаемым. Очки сверкали, губы были плотно сжаты. Полковник молчал и, вероятно, что-то решал про себя. Сергей не торопил его, принялся вертеть и разглядывать свою новенькую зажигалку. Наконец Райский вернулся за стол, расслабленно опустился в кресло, снял очки и растянул губы в спокойной дружеской улыбке.

— Ну вы и тип, майор. Не ожидал от вас такого упрямства. Охота вам копаться в уголовном деле пятнадцатилетней давности? Охота тянуть пустышку? Извольте, — он открыл ящик, извлек увесистую папку и шлепнул ее на стол перед Сергеем, — вот вам копия, в полном объеме. Читайте, наслаждайтесь, можете ее с кашей съесть. Но только не в ущерб нашей с вами основной задаче.

* * *

«Господи, что же со мной происходит? — думала Юлия Николаевна Тихорецкая, расчесывая мокрые волосы перед зеркалом. — Какое мне дело до этого человека? Почему я хитрю с собой, сочиняю разные предлоги, чтобы встретиться с ним еще раз? Спасибо, только сочиняю и ничего не предпринимаю. А ведь так хочется, еле сдерживаюсь, чтобы не позвонить Райскому. Вы знаете, Михаил Евгеньевич, меня беспокоит правая носогубная складка моего бывшего больного. Как я могу с ним связаться?» Юля скорчила перед зеркалом глупую романтическую рожу, получилось смешно, она попыталась рассмеяться, но вместо этого чуть не заплакала. Включила фен, короткие влажные волосы встали дыбом под струёй горячего воздуха.

В ее теперешней жизни все было разложено по полочкам и рассчитано по минутам. Ей просто некогда и не в кого было влюбляться. С каждым годом выбор уменьшался, медленно, но верно приближаясь к нулю. Мужчины ее возраста и старше были женаты. Таких отношений, вороватых и бессмысленных, она не хотела. Оставались холостяки, но эта порода отличалась странностями и делилась на три категории — самовлюбленные болваны, застенчивые меланхолики и сумрачные коллекционеры любовных побед с жалобными глазами и липкими лапами. Все одинаково скучно.

Иногда на Юлю накатывали острые приступы одиночества, она начинала чувствовать, как стремительно уходит время, как тяжело и холодно дышит в затылок старость. Она заставляла себя думать о работе, о своих больных, Шуре. Из зеркала смотрело молодое, красивое лицо. Все было хорошо, и вряд ли стоило что-либо менять.

— Мам, ты что с собой сделала? — Шура возникла в зеркале за спиной Юли и уставилась на нее так, словно увидела впервые в жизни.

Фен гудел. Юля не слышала, как она вошла.

— Шурище, ты уже вернулась? — спросила она, выключая фен и растерянно улыбаясь.

— Нет, мамочка, я еще в пути, — хмыкнула Шура, — мам, ну скажи честно, что с тобой происходит?

— Ничего. Почему ты спрашиваешь?

— Ты какая-то не такая. Совсем новая. Помолодела лет на десять и похорошела.

— Это тебе так кажется, мы просто с тобой стали редко видеться и ты от меня отвыкла.

— Да нет же, мамочка, я тебя наизусть знаю, ты очень сильно изменилась, — упрямо повторила Шура, — это все замечают. Не только я.

— Кто же, интересно?

— Вика. Она сказала, ты стала порхать, как птичка, и все время улыбаешься. К чему бы это, мамочка?

— Ой, прекрати, — поморщилась Юля, — Я сплю не больше пяти часов в сутки, я дико устала и выгляжу отвратительно. Смотри, какие у меня синяки под глазами, щеки ввалились. Чтобы не быть бледной, как смерть, я румянюсь. И вообще, отстань. Расскажи, что сегодня было в школе.

— В школе, между прочим, меня достали: почему я никому не рассказала, что моя мама оперирует великую Анжелу.

— Что, прости?

— О, проснулась наконец! Доброе утро! У нас в классе есть две девочки, фанатки Анжелы. Сегодня они привязались ко мне на большой перемене, умоляли, чтобы я передала тебе постеры с портретами их обожаемой певицы и чтобы ты попросила для них ее автограф. Я, конечно, картинки не взяла, но обещала с тобой поговорить. Мам, ну я не могла их послать. Тактичные намеки они не поняли, а на откровенность я не решилась, они все-таки мои одноклассницы, мне совершенно не хочется иметь врагов. Я и так отбивалась от них как могла. Ты представляешь, сколько вопросов они мне задавали! В гости напрашивались, чтобы с тобой встретиться.

— И какие же вопросы?

— Ну, например, правда ли, что Анжелу изуродовал из ревности ее любовник, чеченский террорист Шамиль Исмаилов? Правда ли, что он лично оплатил ее лечение? Они стали уверять меня, будто ты с ним встречалась и он дал тебе чемодан зеленого налика, чтобы ты оперировала Анжелу. Еще они просили, чтобы я узнала у тебя, какое станет у Анжелы лицо после операции. Точно такое, как было или другое. Ну что с них взять, с убогих?

— Так, погоди, — Юля зажмурилась и покрутила головой, чтобы немного прийти в себя, — давай-ка по порядку. Откуда они взяли весь этот бред: чеченского террориста, чемодан с зеленым наликом и прочее?

— Мам, ну ты что, вчера родилась? — Шура удивленно вскинула брови. — Из желтой прессы, конечно. Откуда еще? Они сидят в Интернете, выискивают все, что есть об их кумире. Можешь сама посмотреть, если так интересно. А я, между прочим, есть хочу.

— Да, конечно, сейчас я что-нибудь приготовлю.

— Мама, у нас пустой холодильник, — надменно простонала Шура, — ты забыла, Вика у нас больше не живет. Это при ней всегда было что покушать. А сейчас мы опять вернулись к своему первобытному состоянию. Может, сходим куда-нибудь, пообедаем? Заодно отпразднуем твое возвращение из командировки и мои пять баллов за городскую контрошку по английскому. Между прочим, это не просто оценка. Это покупка скетчерсов.

— Каких скетчерсов, Шура?

— Тех самых ботинок, ну я рассказывала тебе, они огромные и плоские, будто на них слон посидел.

— Ты же говорила, что они уже вышли моды.

— Мама, это гриндерсы вышли из моды, — презрительно сморщилась Шура, — а скетчерсы только вошли. Ты обещала, что, если я получу пять баллов за городскую контрошку, мы поедем покупать скетчерсы. Так что мы с тобой садимся в машину и отправляемся в «Рамстор». Там и пообедаем.

Меньше всего Юле хотелось оказаться сейчас в огромном торговом центре. Она терпеть не могла походы по магазинам, особенно по большим и многолюдным. Обычно через двадцати минут у нее начинала слегка кружиться голова, через сорок подкашивались колени. Но Шура была неумолима. Ботинки, на которых посидел слон, казались ей символом абсолютного счастья. Недавно таким же символом служила кожаная летная куртка. Купив ее, Шура пела от счастья около трех дней, потом затихла, убрала куртку в шкаф и вскоре мучительно захотела скетчерсы. Они ей даже снились иногда, как раньше снилась куртка, а еще раньше длинная узкая юбка с железной молнией и другие вещи, ныне забытые, запиханные в мертвую глубину шкафа либо сосланные на антресоли навечно.

«Возраст, возраст, будь он неладен», — повторяла про себя Юля, одеваясь и поглядывая искоса на дочь, которая, как стреноженная лошадка, нетерпеливо перебирала ногами и дула на свою длинную русую челку.

— Мам, почему тебя никто не охраняет? — спросила Шура, когда они подошли к машине.

— Зачем?

— А вдруг террористу не понравится, как ты оперируешь его знаменитую подружку? Ну мало ли, окажется, что ваши взгляды на женскую красоту не совпадают…

— Перестань.

— Я, конечно, перестану. Но, между прочим, вон тот черный «Ауди» никогда раньше в нашем дворе не стоял, а теперь торчит каждый день, причем не пустой, а с пассажирами. Спорим, он сейчас поедет за нами?

— Спорим, нет?! — раздраженно рявкнула Юля и завела машину, даже не взглянув туда, куда указывала дочь.

— Я не понимаю, почему ты злишься, — Шура дернула плечиком и надулась.

Несколько минут ехали молча. Юля включила музыку. Шура принялась машинально подпевать сестрам Берри, исполнила вместе с ними пару песен и вдруг замолчала на полуслове, застыла с открытым ртом, уставилась в зеркало, как загипнотизированная и прошептала:

— Мам, ты будешь смеяться, но этот «Ауди» правда едет за нами.

В зеркале Юля видела множество машин. Был час пик, по Бутырскому валу медленно двигался разноцветный поток. Возможно, в нем были «Ауди» черного цвета, и красного, и зеленого, и какого угодно.

— Конечно, я буду смеяться, Шурище. Неужели тебе мало сладкого предвкушения покупки клоунских башмаков и ты хочешь по дороге поиграть в детективный телесериал для полноты впечатлений? Или на тебя так сильно подействовала беседа с одноклассницами, фанатками Анжелы и ты поверила, что твоя скромная мама получила из рук чеченского террориста чемодан долларов?

— Мам, тот человек, длинный, худой, в очках, — тихо, задумчиво проговорила Шура, продолжая глядеть в зеркало, — он приходил к нам ночью, вы сидели на кухне, ты еще сказала, что это по работе, а потом уехала в командировку…

Позади громко загудели. Следовало прибавить скорость, пробка почти рассосалась, но Юля не успела заметить этого и продолжала ехать очень медленно.

— Ну, Шурище, что ты хотела спросить?

— Он был из ФСБ?

— Почему ты так решила?

— Мама, ответь, пожалуйста честно, без фокусов, да или нет.

— Нет, Шура. Нет. Успокойся. Чтобы ты не выдумывала всякой ерунды, я расскажу тебе то, о чем рассказывать не имею права никому даже самой себе. Этот человек обратился ко мне по рекомендации Петра Аркадьевича. Он секретарь одного важного правительственного чиновника. У чиновника есть жена, которой срочно потребовалась пластическая операция. В клинику, даже в нашу, она ложиться не хотела. За границу отправляться тоже не желала.

— Почему?

— Ну не знаю. Придурь у нее такая. Впрочем, она мне призналась, что боится надолго оставлять своего мужа без присмотра. Пришлось оперировать ее дома. Дом находится под Москвой, довольно далеко. Вот тебе моя командировка.

— Нормально! — Шура покачала головой и перестала наконец глядеть в зеркало. — Но для операции нужна куча всякого оборудования.

— Завезли, — криво усмехнулась Юля, — причем такое, какого нет даже в нашей клинике.

— А потом куда дели?

— Продали нам по дешевке. Петр Аркадьевич был очень доволен. Надеюсь, не надо объяснять, что в школе ты это ни с кем обсуждать не будешь?

— Мам, ну ты за кого меня принимаешь? Я что, глупая совсем, да? А этой чиновничьей жене сколько лет?

— Пятьдесят пять.

— И чего ты ей делала?

— Обычную подтяжку. Пластику век. Ничего особенного.

— Какой у них дом? Дети есть?

Оставшуюся часть пути Юля рассказывала о жизни чиновничьей четы, о сказочных интерьерах, о джакузи с золотыми кранами, о горничных в белых фартучках и мрачных громилах-охранниках, о теннисе и гольфе, о детях, внуках и двух красавицах афганских борзых, о железном характере дамы, которую она оперировала. К огромной стоянке перед торговым центром они подъехали в тот момент, когда Юля описывала прощальный ужин у камина с французским белым вином «Шато Ла Лувьер», с куропатками, подстреленными лично хозяином.

— Я видела, как чернокожий повар в белом крахмальном колпаке жарил их на вертеле, на открытом огне, — говорила Юля, отыскивая удобное место для парковки, — это был классический балет.

— Мам, а почему повар черный? — спросила Шура, когда они вышли из машины.

— Он родился в Марокко. Как ты знаешь эта страна долго была французской колонией. Он потомственный повар, обучался в Париже, у Максима. И зовут его Макс.

— А чиновница тоже ела куропаток?

— Для нее был приготовлен паштет из их крошечных нежнейших печенок. Она еще не могла жевать.

Как только они оказались внутри, Шура тут же поволокла ее за руку к магазину, где продавались клоунские ботинки, не спеша перемерила все модели, наконец выбрала, тут же надела и, возбужденная, совершенно счастливая, потребовала купить что-нибудь для мамы, потому что иначе будет несправедливо.

— Ну я не знаю, — заныла Юля, — мне так сложно что-то выбрать, мне сначала нравится, потом нет.

— Это беда твоего джинсового поколения, — серьезно заявила Шура и повела ее в какой-то дорогущий дамский бутик, — ты влезла в джинсы в двенадцать лет и до сих пор не можешь из них вылезти.

— Но я уже давно не ношу джинсы. Только дома и на отдыхе, — вяло возразила Юля, наблюдая, как ее дочь уверенно снимает с вешалки сразу несколько брюк и юбок.

— Правильно, мамочка, но для тебя все равно нет одежды удобней и любимей. Все прочее, не джинсовое, кажется тебе немного с чужого плеча, и это мешает тебе по-настоящему стильно одеваться. Так, давай-ка примерь вот это, а я попробую подобрать верх.

В примерочной Юле пришлось провести около сорока минут. Шура приносила очередную шмотку, критически оглядывала маму, требовала снять и надеть другую. Наконец были выбраны свободные брюки из легкой шерсти цвета какао с молоком, к ним идеально подошел шоколадный пуловер рыхлой вязки и предложенный продавщицей с большой скидкой шелковый шейный платок, сочетавший оба цвета.

— Ну видишь, как мы все классно купили? Ты бы одна ни за что не выбрала такие отличные штаны, ты бы даже не нашла их, — заявила Шура, когда они сели за столик маленького кафетерия на верхнем этаже комплекса.

— Да, конечно, ты умница, — кивнула Юля и закурила. Шура отправилась к стойке выбирать еду. Юля расслабленно откинулась на спинку стула и подумала, что все хорошо. Шура, конечно, поверила ее красочной болтовне про чиновничью чету. Жизнь возвращается в свою нормальную колею, больше не придется встречаться с полковником Райским, врать ребенку. Остается только забыть Сергея, забыть совсем и не воображать, как они встретятся просто так, без всякого формального повода, как она наденет эти новые брюки, новый пуловер, как красиво будет развеваться на ветру шелковый шейный платок, как нежно будет смотреть на нее человек без прошлого и будущего.

— Извините, у вас свободно? — мужской голос прозвучал так близко и так неожиданно, что Юля вздрогнула. Прямо над ней стоял юноша лет двадцати. В руке у него дымилась чашка кофе.

— Занято, — сказала Юля и огляделась. Вокруг было достаточно свободных столиков.

— Еще раз извините, вы Юлия Николаевна Тихорецкая?

— Да. В чем дело? — Юля более внимательно взглянула на мальчика. Он выглядел вполне обычно. Черные, коротко остриженные волосы, аккуратные усики, очки в тонкой оправе. Приятное умное лицо. Мешковатые брюки, потертая кожанка.

— Можно, я сяду? — спросил он и ярко, открыто улыбнулся.

Назад Дальше