Я посмотрел на него заискивающе:
— Что закончил?
— Прием пищи.
Я оглядел столик. Из «пищи» на нем присутствовали только графин с остатками коньяка, стопарик, пачка сигарет и пепельница.
А ведь он издевается!
— Нет, — ответил я.
— Тогда заканчивайте поскорее, и я вас провожу. Наташ, рассчитай клиента.
Белокурая кобыла неохотно направилась ко мне. В руках она уже держала маленькую папку с выписанным счетом.
«И что, все вот так закончится? — думал я. — Да я сегодня чудом остался цел, а вы мне тут мешаете радоваться жизни, поганцы! Где ваша жалобная книга!»
Я начал улыбаться, и, судя по выражению лица плечистого парня, он понял, что просто так я отсюда не уйду.
— Что, проблемы нужны, братишка? — поинтересовался он. — Так я тебе их мигом нарисую. Хочешь?
Я продолжал молча улыбаться. Чтобы усилить эффект, вынул новую сигарету и демонстративно ее закурил. На стол рядом с пепельницей легла синяя корочка со счетом.
— С вас четыреста пятьдесят рублей, — сказала официантка. — Чаевых не надо.
— А ты их и не дождешься, — буркнул я, выкидывая на стол пятисотрублевую купюру. — Гони сдачу, всю до копейки.
Она взяла деньги, дрожащими руками (скорее от возмущения, чем от страха) отсчитала сдачу и сразу ушла. Мы с детинушкой остались один на один. «В воздухе явственно ощущался острый запах приближающейся битвы», — написал бы автор, работающий в жанре фэнтези.
— Свободен, — сказал парень.
— Знаю, — ответил я, продолжая дымить сигаретой. — Свободен по Конституции Российской Федерации. Статья… не помню какая.
— Сколько тебе нужно времени, чтобы свалить?
— Свалить? Вали сам. Я хороший клиент, я пью дорогой коньяк, а твои девочки с недокусанным клитором мешают мне его пить…
Зря, наверно, я это сказал.
Парень тут же выбросил вперед руку и схватил меня за ворот рубашки. Я понял, что мне хана… и от этого еще больше раздухарился.
— Грабли убери, бля!!! Это новая рубашка от гучева и дольчева-габанова…
Вторая рука плечистого братана ухватила меня за ухо. Ох, какой это был захват! В последний раз меня так таскали лет двадцать пять назад, когда мы с одноклассником скакали по тонким жестяным крышам гаражей возле соседнего дома. Хозяин одной из «ракушек» не принял в расчет возраст нарушителей и масштабы раскаяния и оттянул мои уши так, что я смог бы играть Чебурашку в школьном спектакле без всякого грима и спецэффектов.
Ладно, гаражи в детстве, дело прошлое, но эта сволочь — сейчас ?! Перебор, братцы…
Я схватил свободной рукой графин и что было сил ухнул им по столу. По залу разлетелись осколки, а в моей руке осталась симпатичная «розочка». Этим нехитрым орудием я собирался порезать гада на мелкие кусочки.
— Коля!!! — завизжали официантки.
Но напавший на меня зверь уже сам увидел, чем ему это грозит. Он мигом отпустил меня и отпрыгнул на метр назад. Достать его мне теперь мешал стол.
— Так, успокоился! — гаркнул парень. — Опустил ручки и ушел. Договорились, нет?
Я все еще стоял в боевой позе и теребил свое ухо, проверяя его целостность. Продолжать драку или валить, пока они не вызвали ментов?
— Все! — сказал парень. — Положил стекло и ушел! Тебя никто не тронет.
Я медленно опустил руку.
— Вот молодец. Разбитый графин за счет заведения. Уходи.
Я бросил «розочку» на стол. Кажется, адреналин полностью изгнал алкоголь, и устраивать бойню мне уже не хотелось. Да и неужели же я всерьез собирался зарезать кого-то куском стекла? Господи, что со мной происходит?!
Я вытер вспотевшее лицо. Затем, ничего не говоря, схватил сумку и выскочил из бара.
Следующие пятнадцать часов пролетели передо мной безумным коллажем с периодическими черными провалами. Пожалуй, это был самый бурный денек за последние несколько лет.
Покинув негостеприимное заведение, я бросился к ближайшему ларьку и купил банку крепкого пива. Мне срочно нужно было выпить, чтобы вернуться в давешнее состояние и не копаться в своих запутанных внутренностях. Я высосал банку в два счета тут же возле ларька, прислонившись к дереву, затем сунул в окошко полтинник и вытребовал еще одну банку. Ее постигла участь первой. Возбуждение вскоре прошло, вернулись вожделенные пофигизм и чувство вседозволенности. Выкурив сигарету и добавив тем самым в голову еще немного дурмана, я отправился на поиски приключений.
Блин, где я только не был в тот вечер!..
Пойманный таксист отвез меня в городской сад имени Пушкина, где я с чистой совестью поссал в общественном туалете за 10 рублей. Затем уселся за столиком в летнем кафе и заказал себе огромный шашлык. Съесть его я не смог, осталась половина, которую тут же смел со стола дежуривший рядом бомжик. Обалдевший от такой наглости — хмырь даже не соизволил убедиться, что я действительно не собираюсь доедать мясо, — ваш покорный слуга грациозным ударом в челюсть отправил его в нокдаун. Бомжик свернулся калачиком под деревом, прикрыв голову руками, и оттуда наблюдал за мной, как побитый кот за хозяином.
Не обращая внимания на порицания отдыхающих мамаш с колясками, я потопал на площадку с аттракционами. Я не берусь утверждать однозначно, но похоже, там я расчехлил свою видеокамеру-убийцу и водил ею из стороны в сторону, с карусели на карусель, крича, что «всем скоро придет капут!».
Почему этого пьяного козла не повязали там же, в парке, для меня до сих пор остается загадкой.
Вечером, когда уже начинало смеркаться, я смутно припоминаю себя сидящим на скамейке возле ресторана «Астория». Рядом со мной сидел какой-то человек в длинной желтой рубашке и драных джинсах. Он назвался Игорем, «свободным художником», и попросил в связи с этим субсидировать его на предмет выпивки. «Не вопрос!» — кажется, крикнул я, и через какое-то время мы выпивали вместе. Под конец встречи, продолжавшейся не помню сколько, Игорь страстно пожимал мне руку и грозился написать портрет моей жены, а я в это время пытался заглянуть ему под полу рубашки, чтобы удостовериться, что его лобковые волосы надежно спрятаны под джинсами.
Затем я брел по широкой пешеходной улице, местному Арбату, мимо гуляющих молодых парочек и тренькающих на гитарах музыкантов-попрошаек. Горящие фонари расплывались в глазах, двоились-троились, голова плыла справа налево, как поплавок на реке, а я, словно терпеливый рыбак, поминутно вынимал удочку и закидывал этот поплавок обратно вверх по течению. Кажется, пару раз я не вписывался в поворот и падал рядом со скамейками. Кто-то ворчал: «Иди на х…, козел!», кто-то толкнул в спину, чтобы я не останавливался и топал дальше.
А в мыслях я был могущественным Князем Тьмы, обладающим самым совершенным средством для уничтожения насекомых. Я поглаживал сумку, которая то и дело слетала с моего плеча и норовила грохнуться наземь, и мысленно проговаривал проклятия. «Я всех их уничтожу, всех низвергну в ад — за годы унижений, тщетных попыток подняться вверх по социальной лестнице, за не любивших меня родителей, за не дававших мне однокашниц, за неудавшуюся семейную жизнь. Я вас всех отправлю к чертям, сучьи дети!..»
В общем, полный капец, Миш. Я делал то же, что и всегда, когда напивался, но теперь я был не один. Со мной была камера. И она как будто что-то делала со мной… Я не могу описать это чувство словами.
«Рано или поздно упираешься в высокий бетонный забор… Ты смотришь вправо, влево, поднимаешь голову вверх и понимаешь, что тебе дальше не пройти».
Косилов, мудила грешный, много ты понимаешь в заборах… что ты от меня утаил?
Реальность возвращалась ко мне медленно и мучительно больно, пощипывая за ляжки, давя неимоверным прессом на мочевой пузырь и упираясь в спину чем-то холодно-острым. Я пытался противостоять ей, цепляясь за свои сумеречные грезы, но проигрывал. Я дрожал от холода, сворачивался клубком, как тот бомжик, с риском для жизни укравший у меня остатки шашлыка, я закрывал лицо от яркого света, но в конце концов бросил свои попытки остаться Князем Тьмы и с протяжным стоном разлепил тяжелые веки.
Я лежал на уродливой короткой кушетке в каком-то общественном помещении, похожем на туалет провинциального железнодорожного вокзала. Кушеток было штук восемь — десять, и практически все они пустовали. Только в углу под белой простыней лежало нечто громко сопящее.
«Я в морге?! — кольнула непротрезвевшую голову мысль. — Эй, сейчас сюда моя жена должна позвонить! Скажите ей, что я замерз как собака!»
Опровержение поступило незамедлительно: «Это трезвяк! Трезвяк! А-аааа!!! Давненько я тут не ночевал!»
Все тут же стало на свои места. «Князя Тьмы» бережно приволокли в вытрезвитель, с любовью раздели и бросили на холодную ободранную кушетку досматривать «сны о чем-то большем». Добрые люди в серых пиджаках…
Несколько минут я ворочался на кушетке, пытался натянуть простыню до подбородка, но выяснялось, что в этом случае неприкрытыми остаются ноги. Гады, лучше бы оставили спать под деревом!
Мочевой пузырь готов был лопнуть. Я надеялся, что у меня хватит сил продержаться до того момента, когда сюда кто-нибудь соизволит заглянуть, но вскоре понял, что с природной застенчивостью налогоплательщика, попавшего в лапы ментов, придется завязывать. Иначе я просто сдохну.
Я скинул ноги на пол — ледяной, черт!!! — оглядел свое затекшее голое тело. Кажется, не били. Уже хорошо. Я поднялся и осторожно, боясь обоссаться на ходу, протопал к двери. Дверь, разумеется, была металлическая и наверняка очень толстая, но в верхней ее части было небольшое мутное окошко. В него я и начал стучать.
Стучал минуту с короткими перерывами. Потом сделал большую паузу, постоял, послушал, снова начал стучать. После второй серии сигналов SOS у меня началась тихая паника: терпеть уже не было никакой возможности, еще минута-две — и залью весь этот ваш храм трезвости по самые жалюзи! Я едва протянул руку, чтобы постучать еще раз для очистки совести, как по другую сторону двери раздались торопливые шаги.
«Тащи быстрее сюда свою жопу, скотина! — подумал я, хватаясь за трусы и сгибая ноги в коленях. — А-а-а-а!»
Дверь открылась, передо мной стоял немолодой коротко стриженный мужик в форме. Выражения его лица я спьяну не разобрал, но могу точно сказать, что настроен он был вполне миролюбиво.
— Проснулся? — поинтересовалось это вытрезвительское пугало, раскрывая дверь пошире. — Давай выходи.
Я вышел в фойе, огляделся.
— Где туалет?
— Вон там.
Пугало указало в угол, на деревянную дверь с окошком. «Зачем у них везде окошки?!» Я почти бегом бросился в указанном направлении и… не помню, как успел, но помню, что в течение нескольких следующих минут готов был простить миру все его прегрешения передо мной. Все-таки мочевой пузырь — это не просто резервуар для накопления непригодившейся жидкости, это орган, время от времени способный заменить и глаза, и уши, и сердце, и… Тьфу, кретин, до чего можно додуматься в трезвяке!
Ночной смотритель «медицинского учреждения» действительно выглядел беззлобным и даже вполне милым мужчиной — кажется, капитаном, насколько я сумел разглядеть своими прищуренными глазками. Он пригласил меня за стол, выложил документы.
— Значит, смотри, — сказал капитан, ткнув пальцем в бумажку, — это протокол. Вот тут описание вещей, которые были при тебе, вот здесь распишись, что претензий не имеешь.
Во мне все еще булькал «Князь Тьмы», поэтому я не мог не съязвить:
— А вы уверены, что я их не имею?
— Обратно хочешь? — Капитан дружелюбно улыбнулся.
— Нет.
— Ну тогда подписывай, подписывай. И сразу пойдешь домой.
«Действительно, очень хочется домой, — подумал я. — Интересно, как сильно они меня пощипали?»
Даже будучи не до конца трезвым, я понимал, что дружелюбность капитана скрывала его острейшее желание побыстрее отправить меня восвояси. Я не сомневался, что из моих восьми тысяч рублей, которые были при мне вчера, ничего не осталось. Ну, в лучшем случае сунули что-нибудь на проезд до дома. Вполне возможно, что уже нет мобильного телефона и…
А, черт! Камера!!!
— Пойдем, — сказал капитан, когда я закончил выводить свои автографы в протоколе.
Мы прошли к ряду железных шкафчиков, похожих на те, что стоят в детских садах, мент открыл один из них, показал мне содержимое.
— Вот твоя одежда, вещи, все, что было с собой. Телефон, сумка…
Я облегченно вздохнул: камера была на месте!
— Ты, конечно, большая умница! — сказал капитан, качая головой. — С такой дорогой вещью ходишь и напиваешься как свин. А если бы тебя ограбили? Сколько она стоит?
Я не ответил, молча закусил губу, чтобы не ляпнуть гадость. Отправляться обратно в ночлежку мне не хотелось.
Через пять минут я, одетый и собранный, уже стоял у выхода на улицу. Чертовски приятно было снова ощущать себя полноценным гражданином. Капитан ждал за спиной.
— Сколько времени? — обернулся я.
— Половина пятого.
Я пошарил по карманам. Сигарет не оказалось, как, собственно, и денег, чтобы их купить.
— Курить есть? — бросил я, не оборачиваясь.
Капитан молча протянул две сигаретки — кажется, какую-то болгарскую гадость. Одну из них я тут же сунул в зубы, но уходить не спешил. Настроение было — поганее некуда. Стыд за вчерашнее, горечь от потери машины и всей имевшейся наличности, возмущение от капитанского цинизма и мысли о том, что меня ожидало дома, — все это навалилось разом. В такие минуты очень хочется отмотать пленку своей жизни на несколько часов или даже дней назад.
Но фигушки! Наслаждайся послевкусием, раб божий Виктор!
— Вы вечерние новости вчера не слушали, не смотрели? — спросил я, обернувшись.
— Зачем тебе? — удивился капитан.
— Да так… Происшествий громких в городе никаких не было?
— Вроде нет. Зачем тебе?
— Да я типа журналист. Рука на пульсе и все такое…
— А-а.
Не прощаясь, я шагнул в рассветную дымку.
Я открыл дверь своими ключами, постоял в прихожей, послушал, понюхал запахи родного дома. Как хорошо дома, черт возьми, особенно после трезвяка! Вот если бы еще встретили тебя по-человечески. Но это уже из разряда научной фантастики. В лучшем случае стоит готовиться к молчаливому презрению, в худшем…
Ай, не хочу думать. В жопу ее, в жопу!
Я тихо разделся, прошел в кабинет и рухнул на диван.
Жить не хочется…
…Ты не устал, Михась? Смотри, можно прерваться, а то я могу долго языком трепать. Долго молчал, видишь ли, отвык уже от нормального человеческого общения, готов с кружками-тарелками разговаривать. Домашней скотиной не обзавелся, поболтать не с кем… да и неохота было, пока тебя не встретил…
Я тебе поражаюсь, столько времени уже сидишь, ежишься на ветру, слушаешь всю эту галиматью… Ладно, все, все, завязываю.
Дальше? А дальше практически финал. Ну, в том смысле, в котором я его понимаю. Самая жопа, извини за выражение… Блин, выпить бы сейчас хоть чуть-чуть…
Михаил
Среди своих студентов Михаил приметил одну способную девушку. Ее звали Лена. Училась она на третьем курсе, и училась довольно неплохо, особенно если учесть, что на ее балансе практически целиком висели периодически болеющая мама и малолетний брат. Пожалуй, ее сила и упорство Мишу и подкупили. Кроме того, он отметил и такой немаловажный факт: Лена была чертовски красива!
Хотел ли он ее? Ну, как бы помягче сказать… В общем, чего там, хотел безумно, конечно! Он давно так никого не хотел, как эту маленькую элегантную блондиночку с таким детским и одновременно твердым взглядом. Но Михаилу и в голову не приходило добиваться близости с ней с помощью пошлого преподавательского шантажа (в глубине души, гипотетически, возможно, он и допускал вариант, но, черт возьми, не все же фантазии воплощать в реальность!).
Увы, магистр психологии профессор Саакян не видел в воплощении фантазий ничего дурного.
…Дело было в горячую пору подготовки к вступительным экзаменам и итоговой курсовой сессии. Михаил застал девушку на третьем этаже после зачетов, когда коридор был пуст. Она сидела на подоконнике, подобрав под себя ноги, и плакала. Так на подоконниках в главном корпусе университета, громко хлюпая носом, еще никто не сидел, особенно в присутствии преподавателя. Поэтому Михаил не мог пройти мимо.
— Та-ак, Елена Хохлова прогуливает консультацию по социологии, — протянул он, подходя к окну. — Не ожидал я увидеть здесь вас в это время, да еще и в такой позе.
Она не отреагировала, просто молча смотрела в пол.
— Лена, опустите ножки и спрячьте нижнее белье под юбкой.
Упоминание о белье подействовало, и Лена мигом опустила ноги на пол. Михаил увидел ее лицо и подумал, что плакала она часов пять, не меньше.
— Теперь рассказывайте, что у нас случилось.
Лена отвернулась, поджала губы. Михаил сейчас наблюдал типичную женскую разводку: «Спроси меня еще раз, а я подумаю, стоит ли мне прекратить обижаться». Но молодой преподаватель истории не собирался на это покупаться.
— Как хотите, — бросил он и развернулся, чтобы уйти, — решайте свои проблемы сами.
Михаил был уверен, что это тоже сработает, и оказался прав — он едва успел сделать пару шагов.
— Он меня домогается, — заявила студентка.
Михаил обернулся:
— Кто?
В ответ пауза. Назвать имя в данной ситуации значило предъявить заочно серьезные обвинения. До сих пор на это из студентов никто не решался.
— Лена, мне повторить вопрос?
— Саакян.
Михаил огляделся, чтобы удостовериться в отсутствии лишних ушей. Потом мягко взял Лену за локоть.