— А вы кто?
— А я к нему по делу. Виктор, это вы?
Глубокомысленное молчание в ответ. Хозяин, очевидно, выбирал безопасный для себя вариант ответа.
— У меня нет никаких дел, — заключил мужчина, — а дела чужие меня тем более не интересуют. Обратитесь в ЖЭК.
Михаил снова приложил ладонь к двери. Без сомнений, хозяин собирался уходить, и никакие гости его не интересовали. Старая сволочь Саакян был прав: парень давно забил болт на все, что движется и разговаривает.
«Может, мне тоже плюнуть и уйти?» — подумал Михаил.
В конце концов, он им ничем не обязан, и еще вчера это «увлекательное кино» крутилось по телеканалу, который он не смотрел. С другой стороны…
«А с другой стороны, Миша, ты должен дожать Саакяна! Если ты бросишь это дело, то проиграешь, и всем твоим сегодняшним пафосным обвинениям — грош цена. Вам двоим никогда не сидеть на одной поляне. Сделай его!»
Михаил громко ударил в дверь.
— Виктор, хватит прятаться! Меня просила приехать Елена Хохлова. Ты ее помнишь?
Молчание в ответ. Впрочем, и удаляющихся шагов больше не было слышно. Хозяин остановился и слушает?
— Виктор, ты можешь не открывать, если боишься. — «А чего он боится?» — подумал Михаил. — Я сейчас уйду, а через час жду тебя в кафе на углу. Кафе «Чайка», знаешь такое?
— Да, — выдавил Виктор.
— Отлично. Приведи себя в порядок и приходи, пообщаемся. Поверь, это в твоих интересах.
Снова молчание.
— Виктор, мы договорились?
— Хорошо, — буркнул тот, — через час в «Чайке». Как я тебя узнаю?
— Меня?.. Ну, я высокий, в светло-коричневой ветровке, с зонтом…
— Хорошо. Я буду в сером костюме.
Михаил вздохнул с облегчением, посмотрел на часы. Ему хотелось бы верить, что Виктор Вавилов потратит этот час на то, чтобы предстать перед ним человеком, а не разлагающимся трупом, каким его описывал профессор Саакян.
* * *Вавилов вошел в полупустой зал «Чайки» через час пятнадцать. Он действительно был в приличном сером костюме, в белой рубашке, начищенных до блеска туфлях, гладко выбрит, надушен, причесан, элегантен — словом, человек с рекламы дорогих швейцарских часов. Тяжелую долю вдовца выдавало только обручальное кольцо на левой руке.
«Елки-палки, он ли это?» — засомневался Михаил.
— Да, это я, — словно прочитав его мысли, ответил Виктор, останавливаясь возле столика. — Я боялся, что мне не хватит часа, но вроде справился. Я вас слушаю.
Михаил еще несколько мгновений изучал его, забыв предложить присесть. Виктора его придирчивый осмотр нисколько не смутил.
— Я, пожалуй, сяду.
Вавилов с шумом отодвинул стул, сел, взял в руки меню, не задерживаясь, перелистал до страницы спиртных напитков.
— Что будем пить? — поинтересовался он, не отрывая глаз от увлекательного перечня.
— Я не пью, — бросил Михаил.
— Замечательно… Значит, мне снова надираться в одиночку. А ведь вы первый человек за несколько дней, который со мной заговорил.
— Сочувствую, но я на самом деле не хочу. Кстати, мы не знакомы. Меня зовут Михаил Поречников…
Часть вторая КНЯЗЬ ТЬМЫ
Они разговаривали почти до полуночи. Вернее, это был не разговор, а монолог Вавилова. Михаил едва не замерз на ночном ветру, но Виктор все же уговорил его сделать несколько глотков из пол-литровой бутылки коньяка, которую они прихватили в «Чайке». Сам Виктор тоже ограничился несколькими глотками — больше выпить Михаил не позволил.
Они сидели во дворе дома, где жил журналист. Михаил примостился на низенькой детской карусели, а его новый знакомый в чистом модном костюме сел на бортик грязной после дождя песочницы. Обоих искусали комары и замучили мотыльки, слетевшиеся на свет фонаря над детской площадкой. Время пролетело незаметно.
Виктор рассказал все — начиная с последних переговоров с кредитором Максом Червяковым и заканчивая письмом «с того света» от Сереги Косилова и видеокассетой, из которой следовало, что над Виктором давно нависла смертельная угроза.
Рассказ он завершил жуткой фразой: «У меня отсрочка».
— Последние несколько дней я практически не живу, — продолжил Виктор спустя некоторое время, размазывая мыском туфли мокрый песок, — я существую, как белковое тело, попивая всякую гадость. Вот эту, например. Жду удара. Если камера действительно работала, а у меня пока нет оснований сомневаться, то рано или поздно она меня достанет. Это, знаешь, как в голливудском ужастике «Пункт назначения»… Смотрел?
Михаил покачал головой.
— Там одни ребята чудом избежали гибели в разбившемся самолете. Они думали, что родились в рубашке и теперь у них долгая и счастливая жизнь, а на самом деле смерть ведь не обманешь. И она стала охотиться за ними поодиночке. Смерть — сука обидчивая.
Михаил хмыкнул, но ничего не сказал. Он не любил думать и говорить о смерти в подобном тоне (она действительно могла обидеться), но полагал, что Виктору в его положении это простительно.
— Сначала я думал, что мне угрожает какая-нибудь катастрофа или несчастный случай типа кирпича на голову, и ходил просто по стеночке. Боялся любого ветерка, любого скрипа в доме. К электропроводам вообще не лез, сидел чуть ли не в темноте по вечерам. А потом… — Виктор вздохнул, — потом пришла мысль, что прятаться нет никакого смысла, ведь меня может свалить какой-нибудь сраный сердечный приступ или инсульт, и против этого лома у меня приема точно нет. Я подумал, что Серега Косилов, может быть, действительно выбросился из окошка сам. У него от постоянного ожидания могла поехать крыша. Странно только, что так быстро, я считал его крепким парнем.
— Не думаю, что он выбросился, — сказал Михаил.
Виктор закапывал в песочнице очередной окурок, но, услышав последнюю фразу, застыл. Михаил не спешил продолжать свою мысль.
— Знаешь, — произнес Вавилов, — видел я вашего брата по телику. Там на самом деле много забавного, но чтобы вот так… Откуда ты знаешь?
— Я не знаю деталей, но пока не вижу никакого самоубийства в твоем окружении. Если у тебя есть какие-нибудь вещи, оставшиеся от Сергея, я скажу точнее, но пока вот так.
— Ты уверен? Погоди, а как же?..
Михаил остановил его движением руки.
— Виктор, могло случиться все, что угодно, и записка в его кармане была написана в расчете на самый худший вариант. Это же очевидно.
Виктор помолчал, попытался вспомнить текст. Возможно, Миша прав, в письме действительно не было добровольных прощаний и громких предсмертных заветов. Что же тогда произошло?
— Не бери в голову, — сказал Михаил, словно прочитав его мысли (о том, что он на самом деле их читает, Виктор как-то не подумал). — Это детали, на которые не стоит обращать внимания. Если Сергей попал в объектив своей собственной видеокамеры, то в его гибели нет ничего неожиданного.
— Слушай, Миш, а ты мне все-таки веришь или нет? Ты ведь так меня ничем и не обнадежил.
Михаил устало улыбнулся. Он не думал о том, правдива эта история или нет. Он ее почти увидел — не в деталях, конечно, но достаточно отчетливо, и теперь совсем другие мысли беспокоили его. Насколько велик масштаб того, с чем ему придется столкнуться? И неужели Саакян был прав?
Черт! Пожалуй, со сложностью и даже невыполнимостью миссии он мог бы смириться, но проигрывать старому козлу, который всю жизнь манипулировал людьми, чтобы заработать лишнюю цацку на грудь или тысчонку-две долларов в кошелек, очень не хотелось.
Виктор как будто тоже умел читать мысли, потому что, воспользовавшись паузой, спросил:
— Ты хоть что-нибудь видишь у меня впереди? Есть шансы?
Михаил внимательно посмотрел на него. Виктор ждал ответа. Маленькое, испуганное существо, всю жизнь считавшее себя человеком достойным, временами Бэтменом, временами Джокером, Хозяином судьбы, который отвечает за свои слова и поступки, — теперь это маленькое существо с надеждой смотрело ему в глаза, словно бездомный пес в ожидании подачки, и даже хороший костюм и запонки не скрашивали это жалкое впечатление. Михаил подумал, что те многочисленные художественные произведения, герои которых, узнав о своей скорой кончине, успевали сделать что-то доброе и полезное, очистив душу и принеся в мир чуточку любви, весьма далеки от реальности. На самом деле люди отчаянно цепляются за жизнь, выпуская когти, как кошки, кричат и не видят ничего, кроме своей надгробной плиты, и оттого приходят в еще больший ужас.
Впрочем, стоит ли их осуждать за это? Кто может осуждать?
«Только не ты, — сказал себе Михаил, — твой номер шестнадцатый».
— Дай руку, — сказал он.
Виктор покорно протянул свою клешню. Михаил недолго подержал ее, прислушался к своим ощущениям, потом отпустил.
— Ты еще жив, Виктор, и это главное. Пошли.
— Ты еще жив, Виктор, и это главное. Пошли.
— Куда?
— К тебе. Покажешь мне камеру и все остальное.
Михаил поднялся с карусели, отряхнул зад и направился к подъезду, даже не оборачиваясь. Он не сомневался, что несчастный журналист теперь не отойдет от него ни на шаг и подгонять его не потребуется. Кроме того, Михаил не хотел смотреть ему в глаза. Он скрыл от него правду: времени у парня практически не осталось, решающий удар мог быть нанесен в любой момент.
После выхода на экраны мультсериала «Приключения Лунтика» этих двух парней иногда за глаза стали называть «Бубсень и Вупсень». Они с не меньшим успехом могли бы именоваться Бивисом и Батхедом, Винтиком-Шпунтиком, Штепселем и Тарапунькой — словом, любым известным дуэтом, вызывающим ассоциации с сиамскими близнецами, потому что уже лет десять их всегда видели только вдвоем, — но «Бубсень и Вупсень» им подходили более всего. Зачатки интеллекта никак не умещались в их маленьких черепных коробках, проигрывая конкурентную борьбу мечтам о бабах, деньгах и «водочке под шашлычок», и во время традиционных гостевых визитов в отделение милиции местные менты не уставали поражаться этим двум творениям природы, которые сумели воплотить в себе все безумные фантазии голливудских сценаристов, работающих над молодежными комедиями.
Бубсеню — по паспорту Андрею Слизко — было двадцать четыре, Вупсень (он же Филипп Бастрыкин) недавно встретил свое двадцать второе лето. Оба когда-то с трудом учились в одной школе, сбегая и с уроков, и из дома от вечно пьяных родителей; оба рано начали пить-курить-сношаться, одновременно попали на учет в отдел по работе с несовершеннолетними, их поймали на железнодорожном вокзале при попытке изображать безотцовщину, сбежавшую из воюющего Туркменистана. (О том, что Туркмения, еще недавно читавшая по утрам молитвы своему солнцеподобному президенту, вряд ли развяжет какую-нибудь войну, парни, разумеется, не знали.)
Жизнь их до достижения призывного возраста протекала в целом вполне беззаботно, если не считать вечной нехватки наличности и постоянного поиска «нормальных дающих девчонок». Худо-бедно с подобными проблемами парни справлялись, не причиняя слишком большого вреда окружающей среде, и ничто не мешало этим рядовым гопникам после окончания школы поступить в какое-нибудь незатейливое профтехучилище, где готовят кадры для бесконечно поднимающейся с колен российской экономики, получить профессии сварщиков, каменщиков или электриков, потом, отслужив в армии, жениться на тех самых соседских «нормально дающих» и до скончания дней валяться на диване перед телевизором, вытирая жирные пальцы о футболку. Но увы, не сложилось — мечта о свободе живет в сердце каждого россиянина.
Черту, отделявшую их банальное трудноподростковое бытие от серьезных уголовных будней, Филя и Дюша переступили нечаянно. Соседский алкашик дядя Семен, разжившийся пенсией, попросил ребят сбегать за водочкой и закусочкой. В качестве награды за услугу дедуля пригласил ребят в свою пустую и холодную однокомнатную квартирку, чтобы, так сказать, «вместе выкушать» — за что и поплатился. «Выкушав», мальчики захотели добавки, однако с термином «переговоры» они знакомы не были, поскольку отлынивали от уроков, поэтому отмороженный коротыш Филька просто стукнул дедулю пару раз по голове большой чугунной пепельницей. Денег ребята в доме больше не нашли — вся пенсия ушла на «один раз покушать», — а дедуля, сука чертова, отчего-то скончался.
Пришлось подпалить квартирку.
Невероятно, но факт: Дюша и Филя, чей визит к сгоревшему до последнего зуба пенсионеру был зафиксирован местными бабушками, сумели спрятаться от всевидящего ока правосудия за мощным алиби и отделались легким испугом. Трагическую смерть алкаша районного значения соответствующие органы трактовали как «пагубное воздействие курения в пьяном виде», но для пацанов это не послужило уроком. Вкус крови калечит не только впечатлительных цирковых тигров.
Дальше была армия: строительный батальон, генеральские дачи, лопаты вместо автоматов, ночные избиения табуретками, массовая продажа казенного кирпича и арматуры, попытка изнасилования симпатичного новобранца — словом, всё, что вселяет в сердце гордость за честно и вовремя отданный Родине священный долг. И снова, к счастью для наших героев и к великому огорчению тех, кто давно мечтал видеть их за решеткой в зале суда, парни вернулись домой с чистыми биографиями.
Впрочем, уже через год после дембеля и Филя, и Дюша имели в активе с десяток краж и разбойных нападений, а неугомонный коротыш Филя-Вупсень походя прихватил-таки парочку удавшихся изнасилований (в конце концов, сколько ж можно ограничиваться «попытками»!). Сложился вполне успешный криминальный дуэт, известный всей округе.
Работали, разумеется, вместе: более-менее сообразительный и наблюдательный Дюша-Бубсень сканировал объект, прикидывал стоимость проекта, варианты отхода и заметания следов, а подвижный Филя первым шел на штурм крепости. Получалось легко, играючи, почти как в авантюрном американском кино. Частенько, правда, приходилось безобразничать: один из «клиентов» во время квартирного налета был дома, при этом он еще оказался упрямым козлом, которого Фильке пришлось валить и ногами, и руками, и вообще всем туловищем, как в боях без правил. В другой раз на улице одна впечатлительная дамочка отказалась расставаться с телефоном и сумочкой — тот же Филька не долго думая придавил дамочку к асфальту и, едва не трахнув там же на месте, аккуратно порезал ножиком горлышко. Словом, работенка порой выпадала нервная, но в убытке парни не оставались.
С местными ментами они не конфликтовали, с ворами не якшались, но долю заносили исправно и тем, и другим, а потому до лета 2007 года оба дегенерата относительно благополучно тусовались недалеко от родных осин.
В один из жарких июньских вечеров их обоих засекли в районе казино «Якорь», как раз в тот самый момент, когда пьяного бизнесмена Максима Червякова охрана ресторана грузила в украшенный желтыми шашечками «мерседес». Через несколько дней они же крутились в подъезде, в котором проживал предполагаемый самоубийца Сергей Косилов. Чтобы установить оба этих факта, капитану Баранову пришлось перерыть носом всю известную ему часть городского преступного мира, разругаться с женой и выбросить в мусорный контейнер пару оперативно истоптанных новых туфель по восемьсот рублей за штуку. Получив интересующие его данные, ознакомившись с биографией Бубсеня и Вупсеня и личными делами тех районных ментов, которые их прикрывали, Баранов решил запросить помощи по линии службы собственной безопасности городского УВД. Но…
Ему велели проработать операцию более вдумчиво, потому что: а) свободных людей в отделе нет, ибо все свободные брошены на экстремизм; б) железобетонных доказательств причастности двух гамадрилов к указанным преступлениям не представлено; в) «вообще, если хочешь медальку на левую титьку, выкручивайся сам. Жареным запахнет — пришлем авиацию и флот. Пишите письма».
И капитан Баранов решил «выкручиваться».
Михаил долго не решался войти в квартиру. Он стоял на лестничной площадке, глядя в проем распахнутой двери, словно в зев пещеры, потирал пальцами висок и кусал губы. Для полного выхода в астрал не хватало только чашки и ложки, чтобы Михаил мог вдоволь настучаться.
— Что-то похожее я видел по телику, — усмехнулся Виктор, стоявший у экстрасенса за спиной. — Что там такое?
Михаил промолчал.
— Видишь там монстров?
Тишина в ответ.
— Может, батюшку с кадилом позвать, а то…
— Бля, заткнись! — вежливо попросил Михаил.
Виктор перестал юродствовать.
Михаил стоял еще около минуты, вглядываясь в темноту прихожей. Ему показалось, что в квартире действительно что-то есть, но признаваться в этом вслух не хотелось. Он даже не обращал внимания на отвратительный запах, характерный для жилища свежеиспеченного вдовца, и не слышал гула холодильника — он пытался уловить и расшифровать совсем другие колебания.
Он приложил левую руку к виску, закрыл глаза и замер. В таком положении он находился около двух минут, и Виктор за это время понял, что не выдержит напряжения и в случае опасности побежит прочь. Михаил его пугал.
— Она еще дома, — ответил наконец экстрасенс.
— Кто?!
— Твоя жена.
Виктор подобрался. Желание шутить пропало окончательно, по спине побежал холодок.
— В смысле… она?..
— Я думаю, она нам не помешает. Давай войдем.
— Ты первый, — выдавил Виктор. — Выключатель слева от входа, подними руку и…
Михаил не слушал. Он и без него знал, где находится выключатель.
При свете тусклой лампочки оклеенная коричневыми обоями прихожая выглядела ужасно. Что он увидит дальше, Михаил уже примерно представлял: некогда яркая и ухоженная квартирка, в которой чувствовалось присутствие женщины, ныне превратилась в берлогу раненого дикого зверя. Всюду разбросанные вещи, беспризорные стаканы, набитые окурками пепельницы. Не хватало только обглоданных костей.